Южная система денежно-весовых единиц в конце X – первой половине XIII в.

Южная система денежно-весовых единиц в конце X – первой половине XIII в.

Устанавливая существование с середины X в. местной южной русской денежно-весовой системы, мы опирались на две катего23 См.: ТихомировМ. Н. Исследование о Русской Правде. С. 178–180.

рии нумизматических памятников – обрезанные монеты Стародединского клада 979 г. и киевские шестиугольные слитки. Эти памятники дают крайние даты существования южной системы: раннюю – дает Стародединский клад, позднюю – слитки. Последние в большом числе обнаружены в кладах первой половины XIII в., зарытие которых связывается с монгольским нашествием[252]. С джучидскими монетами, равно как и в вещевых кладах второй половины XIII и XIV вв., шестиугольные слитки не встречены[253].

Имея крайние даты существования системы, мы можем попытаться выяснить внутреннюю хронологию развития южной системы и найти в ней место для других нумизматических памятников, обращавшихся в то время внутри ареала распространения шестиугольных слитков. К их числу относятся древнейшие русские монеты собственной чеканки киевских князей, хорошо известные в литературе под наименованием сребреников и златников.

Большая часть известных к настоящему времени русских сребреников происходит из двух кладов, один из которых найден в Киеве, другой в Нежине. Киевский клад включал 120[254], Нежинский – свыше 200 монет[255]. Никаких других монет, кроме русских, в этих кладах, по-видимому, не содержалось. Предположить в сребрениках почему-либо не выпущенную в обращение продукцию чеканщика нельзя, т. к. большинство монет потерто, есть среди них перечеканенные и даже обрезанные[256]; не приходится сомневаться, что монеты перешли в сокровище из обращения. Следовательно, сама чистота состава обоих кладов может говорить о том, что сохраненные ими русские монеты находились в обращении уже в то время, когда хождение восточных монет на юге России прекратилось (западные монеты туда вообще не проникали).

В настоящее время наибольшим признанием пользуются две системы хронологической классификации древнейших монет русского чекана, исключающие друг друга: система И. И. Толстого, который распределил монеты между Владимиром Святославичем (988—1015 гг.), Святополком Окаянным (1015–1018 гг.) и Ярославом Мудрым (1019–1055 гг.), подразделив монеты на типы[257], и система А. В. Орешникова, считавшего, что чеканка монет древней Руси, начавшись во времена Ярослава Мудрого, достигла наивысшего расцвета при Владимире Мономахе (1078–1125 гг.)[258], когда и прекратилась.

Прежде чем перейти к более детальному разбору классификации сребреников следует упомянуть о некоторых точках зрения на этот предмет в советской научной литературе, в основном последних лет, излагавшихся в плане продолжения дискуссии, возникшей после опубликования труда И. И. Толстого, и в плане борьбы все тех же двух мнений. Остановиться на этом здесь тем более уместно и важно, что существующие и в настоящее время глубокие расхождения в этом вопросе свидетельствуют об известном кризисе, в котором находится проблема хронологической классификации киевских монет.

К изучению древнерусских сребреников в наше время обращался ряд исследователей, среди которых прежде всего нужно назвать Б. А. Романова и Б. А. Рыбакова. Первый придерживается мнения И. И. Толстого, развитого и подкрепленного работами Н. П. Бауера; оговорки, которыми сопровождается изложение взглядов И. И. Толстого, недостаточно основательно отнесшего так называемые сребреники «Ярослава I и II типов» (по Толстому) к чекану Ярослава Мудрого, вполне закономерны[259]. Б. А. Рыбаков принимает мнение А. В. Орешникова и стремится подкрепить его археологическим материалом ненумизматического характера[260].

Если работы Б. А. Романова и Б. А. Рыбакова, будучи построены на фактическом материале, обостряют проблему, способствуя ее успешному разрешению, то вряд ли можно назвать полезными совершенно неаргументированные мнения А. А. Ильина[261] и Ф. И. Михалевского[262], отнесших без всяких объяснений златник и сребреник Владимира I типа Владимиру Святославичу, а остальные типы сребреников Владимира – Владимиру Мономаху, а также Г. Б. Федорова, тоже без объяснений отмечающего, что русские монеты «чеканились с X по начало XII в.»[263]. Стремление эклектически соединить две исключающие друг друга концепции является не путем к решению трудной проблемы, а уклонением от этого пути.

Строя свою систему классификации, И. И. Толстой высказал убеждение, что к необходимости чеканить собственную монету киевских князей привело принятие христианства, и рассматривал сам факт появления русских монет как «удовлетворение стремления к внешним признакам этой (христианской. – В. Я.) культуры, ранее удовлетворения реальных потребностей»[264]. В соответствии с этой посылкой И. И. Толстой относил многочисленные серебряные и редкие золотые монеты с именем Владимира к чекану Владимира Святославича и, опираясь на чтение надписей, наличие перечеканок и стилистическую эволюцию монет, устанавливал последовательность типов. В подтверждение своей классификации И. И. Толстой привлекал материал немногочисленных кладов иноземных монет, включавших в свой состав и сребреники. Начав с того, что древнейшие русские монеты призваны были для удовлетворения «казовой» стороны, И. И. Толстой тут же оговаривается, что уже при Владимире I они стали удовлетворять и реальные потребности, возникновение которых И. И. Толстой связывал с необходимостью заменить ходячую монету – дирхем, имея в виду кризис серебра на Востоке, достигший наибольшей остроты к началу XI в.[265]

Исходным пунктом построений А. В. Орешникова было представление о «высшей точке процветания» Киевской Руси, которой последняя якобы достигла при Владимире Мономахе, что и поддерживало уверенность автора в том, что «монеты чеканены им (Мономахом. – В. Я.), но не св. Владимиром»[266]. Подобно И. И. Толстому, и А. В. Орешников привлекал факты перечеканок монет, которые вполне умещаются в его системе классификации, не противореча последовательности типов, устанавливаемой по изменениям княжеского знака. Тем не менее классификация А. В. Орешникова не свободна от противоречий и не устраняет многих темных мест и неясностей.

В работах А. В. Орешникова отразились его ошибочные представления о хронологии южнорусских монетных кладов. Два клада, состоявшие исключительно из русских сребреников, свидетельствуют о некоторой хронологической обособленности обращения русских монет. По мнению же А. В. Орешникова, именно эта обособленность и противоречила датировке кладов рубежом X–XI вв. Как уже говорилось выше, очень долго принято было считать, что ввоз дирхема на территорию южной Руси прекратился только в 1015 г. – тогда же, когда восточная монета перестала проникать в Европу вообще. Если это так, то монета, чеканенная Владимиром, не могла бы быть обнаруженной в кладах, не содержавших вовсе куфических монет. В действительности же в южных областях Руси обращение дирхема доживает лишь до 960-х гг., т. е. прекращается еще до введения христианства. Здесь, следовательно, каких-либо противоречий датировкам И. И. Толстого нет.

Согласно классификации А. В. Орешникова, расцвет древнерусской чеканки происходит по крайней мере через сто лет после прекращения ввоза серебра в южную Русь и является, таким образом, мало понятным, причем не может не вызывать возражения и мнение А. В. Орешникова о «высшей точке процветания» Киевского государства при Владимире Мономахе. Время Мономаха уже было временем феодальной раздробленности, а периодом высшего подъема державы Рюриковичей следует считать княжение Владимира Святославича.

Важнейшей заслугой А. В. Орешникова было то, что он применил к изучению русских монет теорию изменений княжеского знака; однако сама система древнейших княжеских знаков, предложенная А. В. Орешниковым, недостаточно последовательна, и основной принцип развития знаков, принятый им самим – от простого к сложному, – в ней выдержан лишь частично. Поэтому и классификация древнерусских монет, предложенная А. В. Орешниковым, встречает ряд возражений. Построенная А. В. Орешниковым генеалогическая схема знаков не подчиняется обязательному принципу изменения знака от отца к сыну и от старшего брата к младшему, неуклонно осуществлявшемуся до первой половины XIII в.[267]

Для классификации А. В. Орешникову послужило также определенное чтение фрагментарных надписей на монетах, толкование которых до сих пор, однако, остается спорным. В частности, отнесение монет с именем Петр, явившееся для А. В. Орешникова ключом для определения других монет, к чекану князя вышгородского Ярополка-Петра основано на очень редком факте упоминания в летописи христианского имени князя Ярополка[268]. Между тем христианские имена большинства русских князей XI в. нам неизвестны совершенно. Более правильным является отождествление Петра со Святополком, т. к. княжеские знаки на монетах последнего принципиально – по своей схеме – не отличаются от знаков на монетах Петра. Различия между ними носят чисто орнаментальный характер и выражены не более ярко, чем различия между вариантами знаков на монетах Владимира даже в пределах одного типа сребреников этого князя. Если, по аналогии с несколько более поздними знаками на русских княжеских печатях, делить знаки на обычные и парадные варианты – а такое упрощение диктуется существованием множества непринципиальных вариантов одного и того же знака, то на древнейших русских монетах можно различать только три княжеских знака: Владимира, Святополка и Ярослава. Последний помещен на так называемом «Ярославлем сребре» – новгородских монетах Ярослава Мудрого и непосредственно с нашей темой сейчас не связан.

При сравнении основных посылок в более выгодном свете представляется система И. И. Толстого, которая строится с учетом экономического фактора и не допускает слишком продолжительного хронологического разрыва между обращением дирхема и обращением сребреника.

Находка в Новгороде при раскопках 1953 г. уникальной свинцовой печати дохристианского времени с изображением княжеского знака, чрезвычайно близкого знаку Владимира, и несущей имя «Изяслав», близко связала хорошо датируемый сфрагистический памятник с нашими сребрениками. Печать принадлежала сыну Владимира Святославича – Изяславу (ум. в 1001 г.). Она всеми элементами своей композиции тесно связывается с монетным типом сребреников, а знак на ней является простейшим усложнением знака монет Владимира. Датировка этой печати и ближайшая генетическая связь ее знака со знаком на монетах Владимира позволяют относить и последние Владимиру Святославичу[269].

Не менее существенная находка была сделана Новгородской экспедицией в 1954 г. При раскопках на Неревском конце была обнаружена трапециевидная металлическая подвеска с изображением княжеского знака, во всех деталях совпадающего со знаками на монетах Владимира. Подобные подвески были известны и ранее[270], однако только среди беспаспортных находок. Новая же подвеска извлечена из непотревоженного культурного слоя конца X в.[271]

Те же даты дают совместные находки сребреников с хорошо датирующимися другими монетами. Если чистота кладов русских монет на юге вызвана отсутствием в обращении каких-либо других монет, то, проникая на север Руси и за ее пределы, сребреники неизбежно вступали во взаимодействие с различными монетами, обращавшимися на этих территориях. К кладам, характеризующим это взаимодействие, относятся Молодинский клад Псковской обл. 1010 г.[272], клад из Денисов под Переяславом, младшая точно датированная монета которого относится к 1009 г.[273], Поречьский клад б. Оршанского округа с младшими монетами 1010-х гг.[274], Ленчицкий клад из б. Калишской губ., относящийся по сопровождающему материалу к 1020–1025 гг.[275], наконец, клад из Шваана в Мекленбурге, который не содержал монет моложе 1025 г.[276] Клады эти датируются не только по их младшим монетам, но и по особенностям всего их состава. В частности, все клады русских находок сохраняют еще преобладание куфических монет, а это, как уже говорилось выше, признак первой половины XI в.

Не противоречат этой датировке и находки сребреников в курганных инвентарях. Четыре монеты Владимира были найдены в кургане близ имения Вотня в Старо-Быховском уезде на Днепре вместе с монетой Саманида Нуха II (976–997 гг.)[277]. Пробитый сребреник был найден в Липлявском могильнике вместе с денарием, современным Владимиру Святославичу[278], сребреник Владимира был также найден в одном из курганов близ с. Липино Курской обл. в 1948 г. вместе с обрезанными в кружок дирхемами X в.[279] Наконец, следует указать на еще не опубликованную находку 13 сребреников Владимира и Святополка вместе с двумя саманидскими дирхемами 960-х гг. (Абдул-Малик, 962 г. и Мансур, 969 г.) в курганах близ с. Митьковка Климовского р-на Брянской обл.[280]

Все изложенное позволяет признать принципиальную правильность классификации И. И. Толстого и датировать южнорусские сребреники временем Владимира Святославича и Святополка Окаянного. Некоторые наблюдения дают возможность еще более уточнить датировки отдельных типов сребреников и с более правильных позиций подойти к пониманию сущности реформы Владимира Святославича.

Сравнение состава двух больших кладов сребреников – Киевского и Нежинского – показывает, что они очень отличаются друг от друга по составу. В Киевском кладе были лишь сребреники Владимира I типа (по Толстому). В Нежинском кладе представлены все остальные типы киевских монет, но нет ни одного экземпляра сребреников I типа. Это различие отразилось и в научной терминологии древнейших русских монет («киевские» и «нежинские» сребреники). Поскольку взаимоисключаемость этих монет наблюдается на одной и той же территории, причиной ее может быть только хронологический разрыв в чеканке первого и остальных типов. Факты перечеканок устанавливают относительно большую древность сребреников первого типа[281]. Ко времени выпуска сребреников второй группы должен был пройти известный отрезок времени, чтобы сребреники первой группы успели выйти из обращения. Этот разрыв не мог быть очень продолжительным: единство княжеского знака на всех типах монет Владимира говорит о том, что они были выпущены во время одного княжения (978– 1015 гг.), а присутствие на всех монетах христианских эмблем еще более суживает хронологические рамки чеканки Владимира Святославича (988—1015 гг.). Если обилие вариантов II, III и IV типов сребреников Владимира позволяет растягивать время их чеканки на последние 15 лет его правления, то чеканку монет первого типа приходится относить только к годам, непосредственно следующим за введением христианства.

Таким образом, чеканка собственно русских монет, предпринятая Владимиром Святославичем, непосредственно следует за периодом обращения в южной Руси дирхема и может быть связана с результатами кризиса восточного серебра, проявившимися на юге во всей полноте уже к этому времени. Однако стремление поддержать количество монеты в обращении не опиралось на действительные возможности. Мы видим, что даже постоянный выпуск монеты не был налажен; продукция эпизодических выпусков очень быстро уходила из обращения отчасти в сокровище, а главным образом, вероятно, как сырье ювелирного ремесла. Такие эпизодические выпуски ни в коей мере не могли способствовать укреплению монетного обращения. Напротив, они даже могли приводить к усилению колебаний цен на серебро и к большему расшатыванию монетного обращения.

Новейшая оценка этой реформы X в. была дана Ф. И. Михалевским. Он считал, что сребреники были выпущены Владимиром в целях вытеснения иноземной монеты собственными денежными знаками, и рассматривал эту реформу как проявление экономической мощи Киевского государства[282]. Однако древнейшие русские монеты были выпущены уже в тот момент, когда дирхем на юге полностью исчез из обращения; конкурировать им было не с чем. Для экономической же характеристики любой денежной реформы важно не ее начало, а ее результат.

Рис. 52. Весовая диаграмма киевских сребреников. По 197 экз.

Умещаясь в хронологические рамки бытования южной денежно-весовой системы, киевские сребреники, по-видимому, должны иметь весовые нормы этой системы. Следует сказать, что метрологический анализ их весьма сложен. Монеты Киевского клада были извлечены из земли в виде слипшегося комка и подвергались действию кислот и грубой механической очистке. Большое число монет из обоих кладов оказалось фрагментированным[283].

Следует учитывать и специфические трудности становления совершенно нового для Руси производства и, в частности, подгонки (ковки) серебряных листов для вырезки кружков. Поэтому при выяснении весовой нормы сребреников нужно обращать наибольшее внимание на лучшие по сохранности монеты. Как видно из весовой диаграммы сребреников (рис. 52), их весовая норма заключена в пределах 2,9–3,3 г. Эта величина ровно вдвое превышает норму резан Стародединского клада (1,64 г X 2 = 3,28 г) и по своему положению в системе является куной.

Очень важен вопрос о времени появления еще одной группы памятников южной денежно-весовой системы – шестиугольных слитков. К настоящему времени зафиксировано уже свыше сотни кладов и отдельных находок таких слитков. В большинстве своем клады киевских слитков обнаружены без сопровождающего материала. Лишь в трех случаях они включали в свой состав византийские монеты: в киевском кладе 1889 г. из усадьбы Гребеновского было два солида 1081–1143 гг.[284], в кладе из Сахновки, обнаруженном в 1900 г., содержались также две золотые монеты 1143–1180 гг.[285], наконец, в Старо-Рязанском кладе, обнаруженном в 1908 г., при раскопках, шестиугольный слиток сопровождался 18 медными византийскими монетами 1081–1143 гг.[286]

Перечисленные находки и послужили основой для того, чтобы ограничивать время бытования шестиугольных слитков XII – первой половиной XIII в. Что касается находок слитков в вещевых кладах, последние обычно датировались самими слитками, а вещи точной даты не дают. На принятие этой поздней даты для начала обращения шестиугольных слитков повлиял и состав многочисленных кладов, не содержащих сопровождающего материала. Действительно, западные монеты обращались на Руси еще в начале XII в.; если с ними шестиугольные слитки не встречаются, это, казалось бы, и должно говорить об их появлении не ранее XII в. Принятием этой датировки разрыв во времени между концом обращения на юге монет и началом обращения слитков определяется в сотню лет.

Связь весовых норм монет и слитков могла бы казаться загадочной и трудно объяснимой. Однако при таком установлении даты обойдено чрезвычайно важное обстоятельство: шестиугольные слитки обращались лишь внутри очень небольшого ареала. В область основного их распространения западная монета вообще никогда не проникала. Даже в том случае, если бы эти слитки появились уже в конце первой четверти XI в., их клады не могли бы включать в свой состав какие-либо монеты. Поэтому само обилие кладов шестиугольных слитков, лишенных сопровождающего материала, дает основание сомневаться в правомерности принятого в современной литературе сужения их датировки. Эти сомнения в известной степени подтвердились в 1954 г., когда в Новгороде при раскопках на Неревском конце шестиугольный слиток был обнаружен впервые в непотревоженном слое культурных напластований второй половины XI в.[287]

Если разрыв во времени между обращением монеты и слитков в южных областях Руси и существовал, то он был менее значительным, нежели это принято считать.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.