Глава 6 Германия готовит и начинает большую европейскую войну

Глава 6

Германия готовит и начинает большую европейскую войну

Политическая подготовка большой европейской войны

Принципиальное решение о подготовке войны с Россией и Францией, по-видимому, было принято высшим германским руководством на военном совете, состоявшемся 8 декабря 1912 г. На этом совещании Вильгельм бушевал: срочно надо искать союзников, прозондировать на этот счет болгар, румын, албанцев и турок. Он не собирается и дальше покорно ждать соглашения с Британией, затягивая начало войны с Францией и Россией. Суть принятых на этом совете решений отражает заявление, сделанное фон Мольтке:

«Я считаю войну неизбежной, и чем быстрее она начнется, тем лучше… Однако следует через прессу подготовить публику, позаботиться о том, чтобы сделать популярной идею войны с Россией — в духе сказанного Его Величеством».

В результате немецкий Генштаб добился значительного увеличения военного бюджета Германии и усилил разработку планов военных операций на территориях сопредельных государств.

В это время произошел еще один важный эпизод, сыгравший не последнюю роль в разжигании мировой бойни. Речь идет об идейном противостоянии Вильгельма II и его наследника кронпринца Вильгельма Маленького, который стал символом надежд пангерманистов, алчущих новых земель на Востоке. Уже вскоре на волне шовинистического угара немецкого общества кронпринц добился радикального усиления антиславянского настроя кайзера.

Под влиянием своего наследника, а также немецкого генералитета Вильгельм II стал рассматривать войну с Россией как элемент германской культурной миссии в мире, как решающую битву в тысячелетней войне, которая началась, когда саксы одержали верх над славянскими племенем вендов на территории Бранденбурга, и продолжалась двумя веками позже вторжением рыцарей Тевтонского ордена в Прибалтику. Русские, по мнению кайзера, стали заносчивыми, что несет угрозу Германии, поэтому война с ними — это вопрос жизни и смерти для немцев.

Судя по всему, к концу 1913 г. в Берлине окончательно было принято решение, что по стратегическим соображениям более нельзя затягивать начало войны, поскольку считалось, что к 1917 г. Россия восстановит свой военный потенциал, утраченный после поражения в русско-японской войне. После чего добиться победы в войне с Антантой для Тройственного союза стало бы весьма проблематично. В этой связи в Берлине были приняты три важнейших решения. Во-первых, было необходимо получить у Турции мандат на контроль над черноморскими проливами; во-вторых, попытаться договориться с Бельгией о возможности пропуска немецких войск через бельгийскую территорию для начала войны с Францией; в-третьих, постараться достичь согласия Англии о ее нейтралитете в будущей войне.

Одним из важнейших итогов Балканских войн был окончательный переход Турции в немецкий лагерь. Не без помощи Берлина 23 января 1913 г. в Турции произошел государственный переворот, осуществленный младотурками, руководящий комитет которых поддерживал тесные контакты с германским послом в Стамбуле бароном Г. фон Вангенхаймом и германским военным атташе майором фон Штремпелем. Поэтому приход к власти младотурков создавал благодатную почву для серьезного укрепления германских позиций в Османской империи и для подготовки ее территории в качестве плацдарма в планируемой войне против России.

Используя свою близость с правительством младотурков в ноябре 1913 г. Берлин подписал соглашение об отправке в Турцию германской военной миссии во главе с генералом Отто Лиманом фон Сандерсом, состоявшую из первоклассных военных специалистов, которая должна была провести качественную реорганизацию турецкой армии. Немецкие офицеры были поставлены на ключевые должности в командовании войсками, генеральном штабе и военном министерстве. При этом сам Лиман фон Сандерс был назначен на должность командующего корпусом, расположенного на берегах черноморских проливов. При отправке миссии Вильгельм II патетически напутствовал генерала:

«Вскоре германские флаги взовьются над укреплениями на Босфоре».

Таким образом, Германия без особого труда взяла под полный контроль важнейшую транспортную артерию, связывающую причерноморские страны со Средиземным морем. Причем в соответствии с германо-турецкими соглашениями Берлин планировал возвести новые укрепления по всей линии обороны западнее Стамбула, установить артиллерийские орудия на Босфоре, а также заново вооружить всю полевую турецкую артиллерию.

Осознав чрезвычайную опасность шагов, предпринятых Германией в районе проливов, в Петербурге серьезно забеспокоились. В этой связи в докладной записке царю от 12 ноября 1913 г. министр иностранных дел России Сазонов писал:

«Проливы в руках сильного государства — это значит полное подчинение всего экономического развития юга России этому государству. Тот, кто завладеет проливами, получит в свои руки не только ключи морей Черного и Средиземного, он будет иметь ключи для поступательного движения в Малую Азию и для гегемонии на Балканах».

Через черноморские проливы шло более 80 % торговли зерна из России, а их закрытие во время итало-турецкой войны, а затем и в ходе Балканских войн нанесло колоссальный урон российской хлебной торговле и отразилось на всей экономической жизни страны. Если осложнения в положении Турции оборачиваются многомиллионными убытками для России, то теперь, когда Берлин в любой момент времени мог запереть Россию, как в Балтийском, так и в Черном морях, положение Российской империи стало как никогда критическим. В этой связи министр иностранных дел Сазонов писал царю в декабре 1913 г.:

«Отдать проливы сильному государству являлось бы синонимом подчинения экономического развития всей Южной России этой державе».

В создавшейся ситуации российское правительство обратилось к Франции и Англии с предложением предпринять в Стамбуле коллективный демарш против значительного усиления немецких позиций в Турции. Французское правительство реагировало на это положительно, но министр иностранных дел Великобритании Грей выступил против инициативы Сазонова, ссылаясь на то, что главная цель — удаление немцев из Стамбула, останется неосуществленной.

Довольно странное стремление Грея смягчить позицию трех держав в отношении германской военной миссии побудило Сазонова в телеграмме российскому послу в Лондоне графу А. К. Бенкендорфу от 12 декабря констатировать отсутствие прочного единства между союзниками, что «является органическим пороком Тройственного согласия», который всегда будет ставить их «в невыгодное положение в отношении крепкого блока Тройственного союза». А Николай II со своей стороны заявил британскому послу:

«Германия намеревается занять такую позицию в Константинополе, чтобы получить возможность целиком запереть Россию в Черном море. И если она попытается проводить подобную политику, мы будем сопротивляться изо всех сил, даже если единственным выходом будет война».

В связи с серьезностью положения 31 декабря 1913 г. состоялось Особое совещание высшего российского руководства под председательством В. Н. Коковцова, в котором участвовали военный министр В. А. Сухомлинов, морской министр И. К. Григорович, министр иностранных дел С. Д. Сазонов и начальник Генерального штаба Я. Г. Жилинский. Поскольку существовала реальная угроза установления полного контроля Берлина над черноморскими проливами, то Сазонов выступил за принятие принудительных мер в отношении Турции, таких как финансовый бойкот, разрыв дипломатических отношений и даже занятие некоторых пунктов на турецкой территории, однако все это он считал возможным осуществить лишь при поддержке Франции и Англии. Только в этом случае, по его мнению, можно было бы избежать войны с Германией.

Коковцов, настроенный против использования принудительных мер, поставил вопрос ребром: является ли для России желательной война с Германией? Вот как он описывает это в своих мемуарах:

«Ответ присутствующих был, разумеется, единогласно отрицательный, и мы быстро, без всяких оговорок пришли к единогласному же заключению о том, что возбуждать какой-либо вопрос, даже в форме простого обмена мнений с нашими союзниками в настоящее время не следует и нужно представить Государю наше заключение о том, что поднятый вопрос должен быть отложен решением и, во всяком случае, подлежит рассмотрению не отдельно от общего политического состояния, а в тесной связи с общим ходом событий в Европе.

К большому моему удивлению, Военное Министерство, в лице самого Сухомлинова, всегда задорного, когда дело касалось обсуждения вопросов, предложенных мною, — проявило на этот раз большую сдержанность, и мы разошлись в самом мирном настроении».

В итоге на введение санкций против Османской империи союзники так и не решились, а после весьма жесткой полемики между Берлином и Петербургом Вильгельмом было найдено паллиативное решение, которое иначе как издевательством над Россией назвать было трудно. 14 января кайзер присвоил Лиману фон Сандерсу чин генерала от кавалерии, что по условиям контракта автоматически вело к повышению его ранга в Османской империи. Султан произвел его в маршалы. Таким образом, от командного поста в столице Лиман фон Сандерс формально был отстранен и занял пост генерального инспектора всей турецкой армии. Фактически германская миссия продолжала играть в турецкой армии руководящую роль, все более становясь полноправной хозяйкой проливов.

Конфликт из-за германской военной миссии фон Сандерса был последним международным кризисом кануна Первой мировой войны. Он же оказался первым прямым русско-германским столкновением, причем столкновением, которое происходило в районе черноморских проливов, являвшихся объектом наибольшей геополитической и экономической заинтересованности России. Формальная уступка с германской стороны предотвратила немедленное наступление Первой мировой войны, но, по существу, не удовлетворила ни русских, ни французов.

16 февраля 1914 г. генерал фон Сандерс отправился в Берлин для представления отчета кайзеру, в котором изложил данные о состоянии работ, направленных на установление над проливами германского контроля. На основании услышанного Вильгельм II заявил:

«Или скоро германское знамя будет развеваться над укреплениями Босфора, или меня постигнет такая же печальная судьба, как и великого изгнанника на острове Святой Елены».

Уже в апреле немецкие специалисты составили план минирования проливов, артиллерия береговых укреплений была перевооружена современными немецкими орудиями, а в конце мая немецкий артиллерийский инструктор командовал всеми оборонительными сооружениями на Босфоре. Личный состав германской военной миссии в Стамбуле постоянно продолжал пополняться вплоть до начала Первой мировой войны.

Конфликт из-за установления немецкого контроля над проливами послужил началом резкого ухудшения германо-российских отношений. Об этом, в частности, говорит комментарий, написанный Вильгельмом II в феврале 1914 г. на донесении германского посла фон Пурталеса из Петербурга:

«Русско-прусские отношения умерли раз и навсегда! Мы стали врагами!»

В начале ноября 1913 г. состоялась встреча Вильгельма II с бельгийским королем Альбертом I, в ходе которой кайзер пытался склонить короля на свою сторону, заявив, что война с Францией неизбежна и успех Германии в этой войне, безусловно, обеспечен. Мольтке, со своей стороны, добавил, что война не только неизбежна, но и необходима.

Итак, точки над «i» Вильгельмом были расставлены. Тем не менее бельгийский король не проявил «должного» понимания вопроса и остался при своем мнении. Миссия кайзера была провалена. Выстрел оказался холостым. Комментируя этот разговор, французский посол в Берлине Ж. Камбон сообщал в Париж:

«Позволительно задать себе вопрос, в чем заключается сущность этой беседы. Император и его начальник генерального штаба могли иметь целью произвести впечатление на бельгийского короля и побудить его не оказывать сопротивления в случае конфликта между Германией и нами».

Естественно, что факт такого разговора был воспринят в Париже, Лондоне и Петербурге как верный признак приближающейся войны.

И, наконец, последним направлением немецкой дипломатии в предвоенные месяцы явилась попытка Берлина обеспечить английский нейтралитет в уже неизбежной на тот момент времени войне с Россией и Францией. Основой для улучшения отношений двух стран явилось соглашение между Лондоном и Берлином о разделе португальских колоний, а также согласование условий завершения строительства Багдадской железной дороги. В результате взаимных уступок в этих вопросах соответствующий договор о разделе португальских колоний 1898 г. был изменен в пользу Германии. Теперь ей должна была достаться уже вся Ангола, в то время как ранее отводилась только часть этой страны.

В мае 1913 г. состоялся визит короля Георга V в Германию, который рассматривался Берлином как манифестация англо-германского сближения. После этого в августе соглашение о португальских колониях было парафировано. С весны 1914 г. к переговорам о разделе португальских колоний присоединился еще и вопрос о дележе Бельгийского Конго. Так что торг между Берлином и Лондоном приобретал все большие размеры, явно свидетельствуя о попытке сторон мирного разрешения имевшихся между ними противоречий.

В свою очередь Германия обязалась без согласия Англии не продолжать строительство железной дороги к побережью залива за Басру, признала наличие у Великобритании интересов на Шатэль-Арабе. Кроме того, были созданы акционерные общества для обеспечения эксплуатации мосульской нефти и для организации судоходства по Шатэль-Арабе, в которых доля английского капитала равнялась 50 %. Другая половина акций нефтяной компании делилась поровну между немцами и голландцами. Но при тесных связях голландского нефтяного капитала с английским это соглашение означало, что большая часть мосульской нефти достанется Англии. Соответствующая англо-германская конвенция была парафирована 15 июня 1914 г.

В результате в Берлине сложилась полная уверенность, что основные англо-германские противоречия улажены и Великобритания останется нейтральной в войне между Германией и Австро-Венгрией с одной стороны и Россией и Францией, с другой.

Повод к войне получен, теперь его нельзя упустить

28 июня 1914 г. выстрелами из револьвера, произведенными членом организации «Молодая Босния» Гаврилой Принципом, в Сараево был убит наследник австрийского престола, эрцгерцог Франц-Фердинанд и его супруга, которые приехали, чтобы присутствовать на маневрах австро-венгерской армии. В ответ на убийство наследника Австрия предъявила Белграду заведомо неприемлемые условия ультиматума. Тем не менее сербы приняли почти все пункты требований Вены, оставив при этом наиболее спорный и явно оскорбительный с точки зрения государственного суверенитета пункт для обсуждения на международной конференции. Петербург поддержал позицию Сербии, а Лондон предложил свои посреднические услуги для разрешения назревающего кризиса.

Однако Вена отвергла все предложения, направленные на урегулирование взрывоопасной ситуации, и, объявив войну Сербии, начала военные действия. После этого Россия объявила мобилизацию своей армии. Берлин предъявил ей ультиматум с требованием в течение 24 часов прекратить мобилизацию, но этот ультиматум принят не был, и в результате 1 августа Германия объявила войну сначала России, а через два дня после этого Франции и Бельгии. В ответ на нарушение бельгийского нейтралитета 4 августа войну Германии объявила Англия. Так из, казалось бы, локального австро-сербского конфликта в течение нескольких дней внезапно разгорелась мировая война.

Начиная с августа 1914 г. и по сю пору историки всех стран ищут ответ на вопрос: кто же был истинным виновником 10 млн жертв Первой мировой войны. После поражения Германии на Парижской конференции 1919 г. победители продекларировали: главными виновниками мировой бойни была Германия и ее союзники. В этой связи в ст. 231 Версальского мирного договора говорилось:

«Союзные и объединившиеся правительства заявляют, а Германия признает, что Германия и ее союзники ответственны за причинение всех потерь и всех убытков, понесенных союзными и объединившимися правительствами и их гражданами вследствие войны, которая была им навязана нападением Германии и ее союзников».

Таково было право победителей, тут уж, как говорится, горе побежденным. Однако с такой оценкой немцы так и не согласились, упорно доказывая, что причиной войны якобы послужила великодержавная политика царского правительства, которое сознательно спровоцировало Германию, объявив в России мобилизацию, и тем самым просто приперло кайзера к стенке, не оставив ему иного выхода. Наиболее последовательно такую точку зрения проводил, например, генерал Г. фон Куль в историческом исследовании «Германский генеральный штаб»:

«Для 1914 г. остается один уязвимый пункт: объявление Германией войны России и Франции. Но оно имело лишь формальное значение, фактически же положение вещей нисколько не меняло. Никто не может серьезно обвинить Германию в возникновении мировой войны. Если это пытается сделать Антанта, то она фальшивит. Причиной войны была русская мобилизация, и потому вина лежит на России».

В нашей стране в течение семидесяти лет господствовала точка зрения, сформулированная еще Лениным, согласно которой виновником Первой мировой войны являлся империализм, а велась эта грабительская война исключительно из-за передела мира.

Впрочем, в исторической литературе есть и другие претенденты на роль главного виновника войны. При этом частенько ставится вопрос о провокационной роли Лондона во время начального этапа развития кризиса и о роли Парижа в разжигании шовинизма и реваншизма во Франции и финансировании русской военной программы.

В качестве первопричины войны рассматриваются панславянизм и связанные с ним имперские амбиции Петербурга. Широко распространена также версия, согласно которой никто из великих стран не желал возникновения большой европейской войны, а вспыхнула она совершенно случайно в результате недальновидности, политических ошибок и амбиций, которые в критических условиях определяли поступки и дела австрийского, немецкого и русского императоров.

Для того чтобы попытаться найти ответ на вопрос: «Были ли у Первой мировой войны виновники и правительство какой страны сделало эту войну неизбежной?», рассмотрим подробней действия ключевых действующих лиц в период от убийства эрцгерцога до объявления войны России.

Разумеется, с современных позиций терроризм и убийства, осуществленные по политическим мотивам, являются одним из опаснейших преступлений, направленных против высшего права человека, его права на жизнь. Однако в начале XX в. отношение общественности к терроризму было иным. Достаточно вспомнить, что в то время даже российские либералы категорически отказались осудить террор, направленный против царских чиновников, а «передовая» русская общественность ликовала при известии об убийстве очередного царского «сатрапа».

Тем не менее ни Николай II, ни его правительство не могло не осуждать факт цареубийства и поэтому присоединилось к требованиям жестоко наказать убийц и стоящих за ним террористических организаций. Однако при этом Петербург считал, что за это преступление должны были ответить его организаторы и исполнители, но не должны были быть наказаны все сербы.

Тем не менее в Вене партия войны в лице начальника генерального штаба генерала Конрада фон Гетцендорфа и министра иностранных дел Австро-Венгрии графа Берхтольда потребовали расправиться со всем непокорным народом. В этой связи уже 30 июня немецкий посол в Вене фон Чиршки докладывал в Берлин:

«Теперь я многократно слышу здесь даже со стороны весьма серьезных людей, что нужно раз и навсегда свести счеты с сербами…»

Здесь и далее комментарии кайзера Вильгельма, собственноручно написанные им на полях дипломатических депеш, выделены подчеркиванием. Именно эти комментарии, опубликованные Каутским вскоре после поражения Германии в Первой мировой войне в четырехтомном сборнике немецких документов, и являются исчерпывающим доказательством агрессивных намерений кайзера и его клики:

«Теперь или никогда! Вильгельм».

«…Я использую любой повод, чтобы сдержанно, но весьма настоятельно и серьезно предостеречь (австрийские власти. — Авт.) от необдуманных шагов».

«Кто его уполномочил на это? Какие глупости! Пусть Чиршки соблаговолит прекратить этот вздор! С сербами следует покончить, и именно сейчас, Вильгельм».

Тем не менее престарелый австрийский император решил обратиться за поддержкой в этом вопросе к своему берлинскому союзнику. В своем письме Вильгельму Франц Иосиф писал, что хотя в сараевском деле «будет невозможно доказать соучастие сербского правительства, тем не менее, по существу нельзя сомневаться, что политика сербского правительства направлена на объединение южного славянства и, следовательно, против владений габсбургского дома…

Нужно, чтобы Сербия, которая является ныне главным двигателем панславянской политики, была уничтожена, как политический фактор на Балканах».

5 июля Вильгельм II принял в Потсдамском дворце посла Австро-Венгрии графа Сегени и дал ему ясный ответ: «…не мешкать с этим выступлением». Вот как Сегени описывал точку зрения германского императора в этом вопросе:

«Позиция России будет во всяком случае враждебной, но он (кайзер. — Авт.) к этому уже давно подготовлен, и если даже дело дойдет до войны между Австро-Венгрией и Россией, то мы можем быть уверены в том, что Германия с обычной своей союзнической верностью будет стоять на нашей стороне».

Эту же позицию Берлина подтвердил во время встречи с Сегени и канцлер Бетман-Гольвег, заявивший, что в конфликте из-за Сербии Австрия «может с уверенностью рассчитывать на то, что Германия будет стоять за нею в качестве союзника и друга». Так Вильгельм II обеспечил победу военной партии в Вене и сделал решающий шаг к развязыванию мировой войны.

7 июля по получении ответа из Берлина в Вене состоялось заседание Совета министров, в протоколе которого было записано:

«Все присутствующие, за исключением королевского венгерского председателя Совета министров (графа Тиссы. — Авт.), придерживаются мнения, что чисто дипломатический успех, даже в том случае, если бы он закончился полнейшим унижением Сербии, не имел бы ценности. Поэтому нужно предъявить к Сербии настолько радикальные требования, чтобы можно было заранее предвидеть их отклонение, дабы приступить к радикальному же разрешению вопроса путем военного вмешательства».

Позиция графа Тиссы объяснялась тем, что в случае победы он опасался аннексии славянских областей и последующей замены австро-венгерского дуализма австро-венгерско-славянским триализмом и, следовательно, умаления роли Венгрии. Лишь с большим трудом к середине июля сторонникам войны удалось склонить венгерского премьера на свою сторону.

Тем временем 8 июля фон Чиршки в своем очередном послании в Берлин следующим образом описывает готовящуюся в Вене провокацию:

«Если бы сербы приняли все предъявленные им требования, для Берхтольда это был бы крайне неприятный исход. Он ломает себе голову над тем, какие еще можно было бы поставить Сербии требования, приемлемость которых была бы совершенно исключена».

Но Вильгельму этого было явно мало, он прямо призывает Вену к началу агрессии против Сербии:

«Очистить санджак! (санджак — территориально-административная единица в османской империи. — Авт.) Тогда свалка немедленно налицо. Вильгельм».

Из донесения фон Чиршки от 10.VII.1914 г.:

«Австрийский военный министр с завтрашнего дня уедет в отпуск; Конрад фон Гетцендорф тоже временно оставит Вену. Это делается умышленно — чтобы раньше времени не вызывать тревогу».

«Ребячество. Вильгельм».

Из донесения фон Чиршки от 12.VII.1914 г.:

«С передачей Сербии ультиматума здесь решили подождать, пока не уедет из Петербурга президент Пуанкаре».

Момент вручения ультиматума намеренно был выбран Веной таким образом, чтобы о нем в Петербурге могли узнать только после завершения визита в Россию французского президента Пуанкаре. Таким образом, Франция и Россия были лишены возможности оперативно скоординировать свои совместные действия, а для президента, премьера и министра иностранных дел Франции, находившихся в пути домой на броненосце «Франция», при существовавшей в то время технике связи, были весьма затруднены сношения как с Парижем, так и с Петербургом.

Но Вильгельм явно жаждал большой крови. Для него вся эта дипломатическая игра Вены лишь досадная помеха его агрессивным планам:

«Какая досада! Вильгельм».

Наконец 23 июля австрийский посланник в Белграде барон В. Гизль фон Гизлингер вручил сербскому правительству ультиматум. Указав при этом, что если через 48 часов ультиматум не будет принят целиком, то Австрия порвет дипломатические отношения с Белградом, что было равносильно угрозе объявления войны.

Как и было заранее задумано Веной, ультиматум состоял почти сплошь из пунктов, затрагивающих достоинство Сербии как суверенного государства и означавших неприкрытое вмешательство в ее внутренние дела. В ультиматуме были такие пункты, как запрещение в Сербии всех антиавстрийских организаций, осуждение всякой пропаганды, направленной против Австрии, увольнение из армии офицеров по спискам, представленным австро-венгерским правительством, наказание работников пограничной стражи, якобы способствовавших переходу границы организаторам убийства Франца Фердинанда. И в заключение содержалось требование о допуске представителей австро-венгерского командования и контингентов австрийской полиции в Сербию для участия в расследовании убийства австрийского престолонаследника.

На следующий день после вручения ультиматума германское посольство в Белграде телеграфировало в Берлин:

«Энергичный тон и резкие требования австрийского ультиматума вызвали явное смятение у правительства Сербии…»

Это сообщение вызвало бурю восторгов кайзера:

«Браво! Признаюсь, от венцев я подобного уже не ожидал. Вильгельм».

«…С сегодняшнего утра здесь идет заседание сербского совета министров под председательством престолонаследника».

Тут уж Вильгельма просто прорвало:

«Видимо, сам его величество уже соизволил из Белграда удрать. Вот какова оказывается на деле сербская дутая так называемая державность. И так обстоит дело со всеми славянскими государствами. Этой сволочи надо лишь покрепче наступать на мозоли! Вильгельм».

Здесь надо вспомнить, что еще задолго до убийства эрцгерцога Вена настаивала на необходимости разгрома, уничтожения или резкого ослабления сербского государства, что прекрасно было известно и в Берлине. Именно поэтому с благословения Вильгельма Белграду и был намеренно предъявлен такой австрийский ультиматум, который он ни при каких условиях не мог бы принять полностью, что документально зафиксировано в протоколе Совета министров Австро-Венгрии от 7 июля. Следовательно, убийство эрцгерцога было бессовестно использовано Веной лишь в качестве удобного предлога для расправы над своим политическим противником.

Этот факт был вынужден признать в своих мемуарах один из творцов германской военной мощи адмирал А. фон Тирпиц:

«Тогдашнее германское правительство несет долю вины за австро-сербский конфликт, поскольку оно предполагало (что оказалось ошибочным), будто именно наказание Сербии Австро-Венгрией ликвидирует угрозу раздела габсбургской монархии, а следовательно, и мировую войну, которая, по их мнению, неизбежно вытекала из существования этой угрозы…

Промах нашего имперского руководства заключается в уверенности, будто австро-сербское вооруженное столкновение могло быть локализовано. В своем доверии к миролюбию, к справедливости других стран, особенно Англии, оно считало возможным провести в целях оздоровления Австро-Венгрии основательную экзекуцию Сербии, не вызывая этим мировой войны. Все шаги нашего имперского руководства, которые истолковываются нашими врагами как разжигание войны, относятся к одной Сербии и вызваны желанием не допустить проявления Австро-Венгрией слабости по отношению к этому жадному до грабежа маленькому государству».

Тут бы Тирпицу вспомнить историю собственной страны, о том, как трудно происходило объединение Германии и сколько для этого объединения войн было развязано маленькой и жадной Пруссией, как вопреки желанию коренных жителей Лотарингия и Эльзас были аннексированы Берлином и вплоть до 1911 г. эти провинции не имели своих представительных органов власти, а управлялась штатгальтером — наместником кайзера.

Так почему же пережившая все это Германия отказывала в праве объединения в единое государство сербам, предки которых были порабощены Османской империей, но, несмотря на столетия чужеземного ига, сохранили свой язык, традиции и культуру. И теперь, когда сербы добились возрождения государственности, тем не менее значительная часть сербского населения все еще насильственно удерживалась в империи Габсбургов.

В целом же позиция Тирпица сводилась к тому, что Германия всего лишь стремилась сохранить территориальную целостность своего союзника — Австро-Венгрии, существованию которой угрожал воинственный сербский панславянизм, а мировую войну развязала Антанта.

Сербское правительство, получив австрийский ультиматум, сразу же обратилось к России с просьбой о помощи и одновременно, предвидя неминуемую войну, развернуло спешную работу по эвакуации Белграда, который тогда находился непосредственно на австро-сербской границе. 25 июля в 3 часа дня в Сербии был подписан приказ о всеобщей мобилизации.

Ответ сербского правительства премьер-министр Н. Пашич вручил австрийскому посланнику 25 июля в 17:50, за 10 минут до истечения установленного ультиматумом срока. Сербия в основном приняла условия ультиматума и только не соглашалась с тем, чтобы австрийская полиция получила право на территории Сербии беспрепятственного розыска, ареста и расследования деятельности сербских граждан, в отношении которых у Вены были подозрения об их причастности к сараевским событиям, ссылаясь на то, что это противоречило бы сербской конституции.

Если бы правительство Австрии действительно было заинтересовано только в наказании лиц, причастных к убийству Франца Фердинанда и недопущению организации террористических актов на территории Сербии, то ответ Белграда, безусловно, мог бы стать основой для разрешения этого конфликта.

Тем более что министр иностранных дел России Сазонов 26 июня заявил своему австрийскому коллеге графу С. Сапари, что он вполне понимает мотивы, заставившие Австрию предъявить ультиматум, и что, если она согласится пересмотреть некоторые из его пунктов, было бы нетрудно прийти к удовлетворительному решению конфликта. Одновременно министр иностранных дел Великобритании Грей обратился ко всем участникам конфликта созвать конференцию из четырех послов в Лондоне.

Тем не менее Вена и Берлин упорно игнорировали все предложения по мирному урегулированию австро-сербских отношений, и уже через двадцать минут после получения сербского ответа австрийское посольство в полном составе отправилось на вокзал, чтобы покинуть Белград. В полдень 28 июля в Белграде была получена телеграмма австрийского правительства с объявлением войны, а уже в ночь с 28 на 29 июля началась артиллерийская бомбардировка Белграда кораблями Дунайской флотилии и батареями крепости Землин, расположенной на другом берегу Дуная. Бомбардировка продолжалась целый день, несмотря на белые флаги, развевавшиеся над крышами многих городских домов.

Собственно говоря, для такой спешки с объявлением войны Белграду у австрийцев не было никаких военных оснований, поскольку их мобилизационные планы не позволяли атаковать Сербию ранее 12 августа, поэтому поспешность с объявлением войны была вызвана опасениями Берлина, что в противном случае Антанте удастся мирным путем уладить возникший конфликт.

Надо отдать должное объективности некоторых оценок адмирала Тирпица, который в своих мемуарах и в этом случае признает, что Австрия допустила большую ошибку, отклонив в основном принятый Белградом венский ультиматум, что, по-видимому, позволило бы сохранить мир:

«25 июля Сербия в основном приняла требования австрийского ультиматума и выразила готовность вести переговоры об остальных пунктах. Во всяком случае невозможно отрицать, что сербский ответ означал неожиданную уступку, и я не считаю, что австрийское правительство правильно оценило положение, признав этот ответ неприемлемым в качестве базы для дальнейших переговоров.

Бетман-Гольвег и Берхтольд не поняли, насколько существенен был уже достигнутый дипломатический успех. Поскольку честь Австрии была спасена, а сам Бетман-Гольвег стремился во что бы то ни стало предотвратить европейскую войну, опасность такой войны, вероятно, можно было бы устранить уже 25 июля, если бы Австрия удовлетворилась своим успехом. Можно было назначить Сербии короткий срок для проведения в жизнь сделанных ею уступок в качестве условия для переговоров об остальных требованиях».

Судя по всему немецкий адмирал был далек от политической кухни и просто не был в курсе тайных австро-германских планов по отношению к Белграду, именно поэтому он вполне искренне удивляется, почему же сербский ответ на предъявленный ей ультиматум был так необдуманно отклонен.

После известия об австрийском ультиматуме на заседании Совета министров России, проходившего 25 июля под председательством Николая II, было принято постановление:

«Пока не объявлять мобилизации, но принять все подготовительные меры для скорейшего ее осуществления в случае надобности».

Одновременно было решено ввести «Положение о подготовительном к войне периоде», что означало проведение довольно обширных предмобилизационных мероприятий, без формального объявления самой мобилизации. Интересно, что аналогичным образом поступил и Сталин, когда, осознав в мае 1941 г. угрозу уже скорой немецкой агрессии, — он решил не спешить с объявлением всеобщей мобилизации, а лишь ускорил предмобилизационные мероприятия, направленные на повышение боеготовности Красной Армии.

Указ же о всеобщей мобилизации в России был утвержден Николаем II только 29 июля, лишь после получения им информации о начале военных действий Австрии против Сербии.

Однако, даже признав санкционированную Берлином грубую дипломатическую ошибку Вены, адмирал Тирпиц продолжал настаивать на праве Австрии провести экзекуцию государства, вина которого, по крайней мере на тот момент времени, доказана не была:

«Вторую ошибку я усматриваю в недостаточно четком разграничении австро-сербского конфликта и мировой войны. Не только германский народ в целом один из самых миролюбивых на свете, но также и правительство Бетман-Гольвега не желали мировой войны и с этой стороны совершенно неповинны в ней…»

Ну, до глубинных проявлений «миролюбия» немецкого народа Тирпиц просто не дожил, иначе бы не решился такое написать.

«…Бетман не желал мировой войны и не предполагал ее возможности. Именно поэтому он думал вначале, что Австрия может позволить себе местную войну».

Интересный аргумент адмирала: оказывается, канцлер даже не предполагал, что из-за такого пустяка, как угроза оккупации какой-то там Сербии кто-либо из великих держав мог попытаться силой отстоять ее суверенитет. Впрочем, уже через пару страниц Тирпиц фактически опровергает эту весьма спорную интерпретацию событий:

«20 июля статс-секретарь фон Ягов заявил одному представителю Генмора, что Англия, вероятно, не примет участия в возможной войне между Тройственным и Двойственным союзами».

Следовательно, Берлин, еще до ответа Белграда на венский ультиматум, прекрасно понимал, что одним из вероятных итогов назревающего кризиса может явиться общеевропейская война с участием России и Франции. Впрочем, и далее с аргументацией вышеприведенного тезиса Тирпица дела обстоят неблестяще:

«Всякий, кто хотя бы поверхностно знаком с донесениями бельгийских посланников…»

Интересно, и как же могла реагировать Бельгия на обострение сербско-австрийского конфликта после того, как всего год тому назад Вильгельм сам заявил бельгийскому королю, что война между Германией и Францией неизбежна. Ведь наступление немецких войск на западе давно уже ожидалось именно через территорию Бельгии.

«…и многочисленными документами о подготовке России к войне, кто следил за общим ходом событий двух последних десятилетий, с удивлением спрашивает себя, как вообще могло возникнуть мнение, что Германия является виновницей войны».

Но если Берлину в тот момент времени действительно были известны бельгийские военные приготовления, а также многочисленные документы, свидетельствующие о подготовке Петербурга к войне, то, следовательно, вполне можно было ожидать и военного вмешательства русских армий в случае попытки Вены провести экзекуцию Сербии.

Ведь после того как Австрия отказалась принять сербский ответ на свой ультиматум и отозвала свое посольство из Белграда, разорвав с ним дипломатические отношения, Россия, а вслед за ней и Франция, и Бельгия начали предпринимать меры, которые должны были продемонстрировать Вене то, что Антанта не допустит военного разгрома своего балканского союзника.

Вот как эти шаги России и ее союзников генерал Куль описывает с позиции информации, имевшейся в немецком генштабе на 28 июня 1914 г.:

«26 июля. Франция и Англия: положение продолжает оставаться спокойным. В России все войска из лагерей переводятся в места расквартирования. Положение серьезное. (Фактически в этот день начался подготовительный к войне период.)

27 июля. Франция и Англия: возвращение войсковых частей и отпускных в места расквартирования. Усиленная охрана границ.

Россия: отход пограничной стражи в глубь страны; возвращение отпускных офицеров и т. п. (Фактически второй день подготовительного к войне периода.)

Германия: усиленная охрана железных дорог железнодорожными служащими в пограничных районах и около Берлина».

Итак, вплоть до 28 июля для Германии и Австрии все еще оставался открытым мирный вариант разрешения возникшего политического кризиса. Но в то же время Антанта достаточно ясно продемонстрировала, что в случае нападения Австрии на Сербию она готова и к силовому варианту развития событий. В этот же день генерал фон Мольтке подготовил для рейхсканцлера доклад, в котором утверждал, что Россия не допустит военного разгрома Сербии и именно поэтому готова объявить мобилизацию своей армии:

«Она (Россия. — Авт.) заявляет, что желание объявить мобилизацию вызвано намерением Австрии вторгнуться в Сербию, которое может привести к разгрому Сербии, на что Россия согласиться никак не может».

В этой связи генерал Куль пишет:

«Россия уверяет, что против Германии она не желает ничего предпринимать, но она прекрасно знает, что Германия не может остаться безучастной при столкновении своей союзницы с Россией. Германии также придется мобилизовать свою армию, и тогда Россия опять-таки сможет сказать всему миру: я не хотела войны, она вызвана Германией».

Однако логика такого рода заявления является обоюдоострой, и в ответ на приведенное выше замечание Куля резонно заметить, что и Петербург со своей стороны тоже не мог остаться безучастным при столкновении своей союзницы с Австрией. Поэтому России и пришлось объявить о мобилизации своей армии, а после этого Германия стала на весь мир кричать: я не хотела войны, эту войну вызвала мобилизация России.

Тем не менее положение России и Германии в конце июля 1914 г. вовсе не было симметричным, ведь Антанта предложила мирный вариант выхода из политического кризиса, при котором Австрия не теряла бы своего достоинства, а Сербия так или иначе была бы наказана. Однако Берлин и Вена отвергли этот компромисс и сознательно избрали путь, который с большой вероятностью вел страны Тройственного союза к войне с Сербией, Россией, Францией и Бельгией.

Следовательно, отвергая ответ Сербии на австрийский ультиматум и объявляя ей войну, и Вена, и Берлин, безусловно, понимая, что их действия могут вызвать большую европейскую войну с участием России, Франции и Бельгии, сознательно шли на это и имели вполне реальные шансы победить в такой войне.

Однако при этом Германия действительно ошибочно полагала, что Англия останется нейтральной и, следовательно, до мировой войны дело не дойдет. Если бы Лондон, как делал это уже неоднократно до этого, и на этот раз заявил, что не останется нейтральным в случае вовлечения в войну Франции, то в этих условиях Берлин, возможно, и не рискнул бы позволить Вене начать войну против Сербии.

Тем не менее поведение Великобритании на начальном этапе европейского кризиса действительно вызывает немало вопросов. Так, 9 июля состоялась встреча Грея с немецким послом в Лондоне К. Лихновским, которого Грей заверил, что сделает «все возможное, чтобы предотвратить войну между великими державами».

А 26 июля король Георг V имел беседу с братом кайзера принцем Генрихом Прусским. В своем отчете об этой встрече принц писал в Берлин:

«Отдавая себе совершенно ясный отчет в серьезности настоящего положения, король уверял меня, что он и его правительство ничего не упустят для того, чтобы локализовать войну между Сербией и Австрией… Он сказал дальше дословно следующее: "Мы приложим все усилия, чтобы не быть вовлеченными в войну и остаться нейтральными". Я убежден в том, что эти слова были сказаны всерьез, как и в том, что Англия сначала действительно останется нейтральной».

Естественно, что после таких заявлений и с учетом успешно ведущихся англо-германских переговоров по разрешению колониальных противоречий и совместному строительству Багдадской железной дороги, Вильгельм был практически убежден в том, что Великобритания сохранит в предстоящей войне нейтралитет. Это было бы настоящим триумфом всей его политики. Немцы наконец-то могли разобраться со своими извечными врагами, как на западе, так и на востоке. И сил у Германии и ее союзников для военной победы над коалицией, состоящей из России, Франции и Сербии, было вполне достаточно.

Германия объявляет войну России

Вскоре после того как в Берлине стало известно о начале мобилизации в России, 31 июля в первом часу пополудни Вильгельм II объявил в Германии состояние угрозы военной опасности, а русскому правительству в полночь был предъявлен ультиматум, где говорилось, что если в течение следующих двенадцати часов русская мобилизация не будет прекращена, то в Германии также будет объявлена мобилизация.

Вскоре после предъявления этого ультиматума Вильгельм направил Николаю следующую телеграмму:

«Я уверен, что возможно непосредственное соглашение между вашим правительством и Веной, которому старается способствовать мое правительство. Естественно, что военные приготовления России, представляющие угрозу для Австро-Венгрии, только ускорят катастрофу, которой мы оба стараемся избегнуть».

Впрочем, со стороны кайзера это было лишь дипломатической игрой и наглой ложью, поскольку еще 31 июля в 16:30, за несколько часов до объявления немецкого ультиматума России, Вильгельм телеграфировал Францу Иосифу о своем намерении начать войну не только против России, но и одновременно против Франции:

«Величайшее значение имеет то, чтобы Австро-Венгрия ввела в дело против России свои главные силы и не раздробила их одновременно наступлением против Сербии. Это тем более важно, что значительная часть моей армии будет связана Францией. В гигантской борьбе, в которую мы вступаем плечом к плечу, Сербия играет совершенно второстепенную роль и требует только самых необходимых оборонительных мероприятий».

Так что принципиальное решение о начале большой европейской войны было уже принято в Берлине еще тогда, когда Вильгельм посылал русскому императору свои очередные «миролюбивые» депеши. В результате 1 августа в Германии была объявлена общая мобилизация. После чего Николай еще раз телеграфировал Вильгельму, сделав последнюю попытку остановить надвигающуюся мировую бойню:

«Я понимаю, что вы были вынуждены мобилизоваться, но хотел бы получить от вас ту же гарантию, которую дал вам, а именно, что эта мера не означает войны, и что мы будем продолжать стремиться к благополучию наших двух стран и столь дорогому для нас общему миру».

Однако уже через несколько часов после этого немецкий посол в Петербурге Пурталес вручил министру иностранных дел России Сазонову ноту с объявлением войны. В своей ноте германское правительство ответственность за развязывание войны возлагало на Россию. Это был первый день мировой войны, войны, имевшей катастрофические последствия для всех трех ведущих европейских монархий.

Мог ли Николай II предотвратить мировую войну?

Естественно, что, направляя в Петербург ультиматум, с требованием в течение 12 часов прекратить мобилизацию русской армии, Вильгельм прекрасно понимал, что остановить в такой срок уже начатую мобилизацию было невозможно даже по чисто техническим причинам. Но, как видно из вышеприведенной телеграммы кайзера к австрийскому императору, Берлин уже принял решение развязать войну против России и Франции, и поэтому вовсе не был заинтересован в проявлении миролюбия со стороны Петербурга.

Что в этой ситуации мог сделать Николай II? Проще всего сказать, что он должен был отбросить бредни об общеславянском единении и, отказавшись от военной поддержки Сербии, отдать ее на растерзание Австро-Венгрии. Вероятно, это позволило бы ему отсрочить надвигающуюся на Россию катастрофу. Только не было никакой гарантии в том, что, значительно усилив свои военно-политические позиции на Балканах, Берлин вскоре не найдет нового повода для развязывания большой европейской войны.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.