«СЕПАРАТИСТЫ НЕ МЫ, А ВЫ»
«СЕПАРАТИСТЫ НЕ МЫ, А ВЫ»
Несколько странно сейчас слышать и заявления такого рода: «Четвертый областной съезд Советов… под давлением большевиков принял решение о создании ДКР»[363]. С одной стороны, все верно — съезд проголосовал за резолюцию, предложенную фракцией РСДРП(б). С другой, кто на кого давил — то? Сами большевики, проголосовавшие за нее, на себя? И кто, в таком случае, Скрыпник? На кого и по поводу чего давил он — большевик, представлявшийся «агентом ЦК»?
Еще один миф об этом решении связан с фразой, которая в устах украинских исследователей звучит как некое заклинание, как аксиома, не требующая никаких доказательств или пояснений, — о том, что IV съезд Донецко-Криворожского бассейна принял решение об «отделении от Украины». Теоретик украинского «национал — коммунизма» и практик украинизации Георгий Лапчинский, к примеру, объяснил «социальную природу сепаратистской теории харьковцев» идеологией «пришлых рабочих, которые лишь временно на заработки посещают украинские промышленные районы»[364] (любопытно слышать подобные утверждения от уроженца Петербурга, который называл себя «коренным великороссом по происхождению» и сам появился на Украине вынужденно — до революции он был сослан в Кременчуг).
А современные авторы утверждают: «Идея отделения Донкривбасса от Украины и подчинения его России было не просто исторически безосновательной, бесперспективной, но и во многом авантюрной»[365]. Можно долго спорить об оценках мотивов данного решения, но в корне неверен сам посыл! Дело в том, что IV съезд, провозглашая создание Донецко-Криворожской республики, не принимал решений об «отделении от Украины»! Для того чтобы принять такое решение, надо было бы для начала принять решение о вхождении в состав Украины, а таких решений (как бы ни уверял Порш Сталина в обратном) на момент проведения съезда не принималось. Артем в своей речи как раз и подчеркнул, что Донкривбасс ни от кого отделяться не намерен, оставаясь составной частью России!
Этот тезис — о принадлежности Донецко-Криворожской республики Российской Федерации — был неоспорим для ее создателей, чему есть масса подтверждений. И даже в период, когда перед лицом немецкой агрессии руководители ДКР вынуждены были декларировать для внешнего мира свою независимость и от Украины, и от России, в самом Харькове и Донбассе не снимали лозунгов о защите русской революции и все той же России. Поэтому создателям ДКР можно клеить различные ярлыки, но общепринятый в современной украинской историографии ярлык «сепаратистов» к ним клеится проблематичнее всего. Еще в декабре 1917 г., на областной конференции РСДРП(б) Артем заявил: «Сепаратистские стремления, развившиеся теперь в России, хранящие в себе хорошие зерна, все — таки вредны и опасны»[366].
Фактически во всех основополагающих документах о создании ДКР подчеркивается неразрывная связь с Россией. Эта тема проходит «красной нитью» через все воззвания и обращения различных органов ДКР. Так, в подписанной Артемом декларации о ближайшей деятельности созданного сразу после съезда Совнаркома республики в качестве основной определяется следующая задача: «Укрепление власти Рабоче — Крестьянского Правительства России. Активное участие в том социалистическом творчестве, к которому неизбежно ведет углубляющаяся революция. Проведение в жизнь постановлений, декретов и распоряжений Советов Народных Комиссаров Федеративной Социалистической Республики Советов в России»[367]. Довольно странная цель для сепаратистов, решивших жить абсолютно самостоятельно.
И в дальнейших своих воззваниях Совнарком ДКР неоднократно подчеркивал, что считает себя местным органом власти в России. Даже на бланках Совнаркома ДКР красовалась надпись «Российская Республика Советов Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов»[368] (см. цветн. вкладку). Или вот, к примеру, цитата из мартовского обращения правительства ДКР: «Пусть знает германский, русский и международный капитал, что социалистическая рабоче — крестьянская Россия не допустит над собой расправ и насилия, не потерпит назначения германских ставленников губернаторами и генерал — секретарей предательской Рады самодержцами в завоеванной России»[369]. Тем самым подчеркивалось стремление Центральной Рады вторгнуться не просто в пределы ДКР, а именно в пределы России.
В одном из первых обращений ЮОСНХ после IV съезда содержался призыв сотрудничать ко всем, «кто видит в созидательной работе Совета Народного Хозяйства единственный путь к возрождению России». К тому же призывали и региональные структуры партий и самой ДКР. К примеру, Краматорская организация РСДРП(б) в своем обращении к трудящимся района потребовала от рабочих «максимума энергии всех, кто заинтересован в процветании Российской Федеративной Рабоче — Крестьянской Республики». А скажем, митинг рабочих Мариуполя 16 марта 1918 г. призвал защищать «Российскую Советскую Республику» и завоевания «русской революции»[370].
Подчеркнуто российский патриотизм лозунгов в Донецко-Криворожской республике мог вполне потягаться с лозунгами регионов, официально боровшихся за «великую и неделимую Россию». К примеру, сетуя на то, что жизнь «поразила самую идею государственности», генерал Деникин вспоминал: «В Екатеринодаре в 1920 г. на Верховном круге трех казачьих войск, после горячего спора, из предложенной формулы присяги было изъято упоминание о России… Или распятую Россию любить не стоит?»[371] Уж где упоминания о России были постоянными, так это в документах Донецко-Криворожской республики.
Тема сохранения единства России, борьбы с сепаратизмом была одной из основных в выступлениях и статьях лидеров ДКР. К примеру, один из редакторов «Донецкого пролетария», член областного комитета ДКР Вадим Быстрянский (Ватин) опубликовал статью «Рабоче — крестьянская революция и единство России», в которой, в частности, написал: «Трудящиеся разноязычных и разноплеменных местностей России понимают, что только при условии самого тесного союза и полного единства действия всех пролетариев и беднейших крестьян России смогут они довести до победоносного конца свою титаническую работу против капитала. Центробежные сепарастические [так в тексте. — Авт.] стремления наших окраин (Рада, Каледин) были всецело делом рук их буржуазных кругов. То имущие классы Дона и Украины боялись революционной заразы, высоким барьером новых государственных границ думали они оградить себя от идей русской революции. Но их карта была бита — победы трудящихся на Дону, на Украине развеяли как дым всякие мечты о сепаратизме, о «самостийной Украине», о юго — восточном союзе. Рабочие и крестьяне Украины и Дона не думают об отделении. Наоборот, они стремятся к возможно более тесному единению с трудящимися России»[372].
Как видим, объяснить создание Донецко-Криворожской республики сепаратистскими намерениями отделить этот регион от Украины довольно сложно. Наоборот, фраза Артема «сепаратисты не мы, а вы» свидетельствует о том, что, создавая ДКР, он и его соратники стремились как раз побороть сепаратистские устремления, о чем они говорили открыто. Так, «Донецкий пролетарий» настаивал на «необходимости отстоять советскую власть от покушений гайдамацкого сброда и немецких держиморд… хотя бы ценой создания самостоятельных дифференцирующихся маленьких республик»[373].
Еще более откровенно писал официальный орган областного комитета ДКР «Известия Юга»: «В интересах всей Российской Федерации, в интересах социалистической революции — сохранение Донецкого бассейна для центральной России. Выделение бассейна в автономную единицу, между прочим, объяснялось и стремлением сохранить Донецкий и Криворожский районы именно за нашими центрами в предположении возможности укрепления власти Рады на Украине. Провозглашение Донецкой Республики автономным членом семьи Российской Федерации означало определенное нежелание пролетариата отделяться от России и входить в состав Украины. Поскольку Украина отделяется от России, — это ее дело. Мы за ней не идем»[374].
Ватин (Быстрянский) Вадим Александрович
Родился 1 (13) мая 1886 г. в Петербурге в семье инженера. Революционер, публицист, историк. Большевик с 1908 года.
Участник создания ДКР еще до революции прославился критикой сибирского «областничества» и идей автономии Сибири, а в советские годы стал чуть ли не главным цензором страны.
Учился на историческом факультете Петербургского университета, прослушал курс лекций в университете Цюриха. В 1909 г. приговорен к вечной ссылке в Сибирь, где находился 7 лет. Там активно изучал историю народов Сибири, прославился рядом фундаментальных исследований, которые до сих пор в Сибири считаются классическими.
В 1916 г. ему было разрешено поселиться в Киеве. После Февраля послан партией в Екатеринослав, где редактировал газету «Звезда». С переносом партийного центра в Харьков стал редактировать там «Донецкий пролетарий» и даже возглавил обком партии (при фактическом лидерстве Артема). Поскольку обладал слабым голосом, не мог быть оратором и старался держаться в тени более ярких личностей в ДКР. Еще до IV областного съезда стал редактировать петроградскую партийную прессу и в Харькове появлялся все реже.
С 1922 г. на преподавательской работе, автор множества трудов по теории марксизма — ленинизма. В 1936–1940 гг. — директор Ленинградского института истории партии. Будучи членом редколлегии «Правды» и Госиздата, был одним из главных партийных цензоров. Горький называл его «человеком из подполья Достоевского», а Корней Чуковский дал ему такое описание: «Сидит, молчит — обиженно и тяжело. А потом как заговорит, а у самого за ушами немыто и подошвы толстые, вот такие!»
В начале 1940 г. был переведен на работу в Москву, где и умер 13 декабря 1940 года.
Никаких иных мотивов, кроме как сохранить регион за Россией вне зависимости от того, кто побеждает в соседней с Донецко-Криворожским бассейном Украине — Рада, немцы или большевистская Цикука, — у организаторов ДКР не было. И они это постоянно подчеркивали своей деятельностью. Тезис «сепаратисты не мы, а вы» стал своеобразным рефреном в Донецкой республике.
Еще одна извечная тема критиков ДКР сводится к вопросу о ее легитимности. Довольно скользкая и неблагодарная тема при обсуждении событий революционных лет. Насколько легитимным было Временное правительство России? Или Учредительное собрание? После отречения Николая II в России происходит череда не предусмотренных законами Российской империи, а соответственно, не легитимных действий.
И тем не менее современные украинские историки любят называть ДКР «самопровозглашенной» и «нелегитимной». «Группка людей, избранных неизвестно кем, неизвестно по какой процедуре, опираясь на «стремления» несуществующих «народных масс», провозгласила на территории региона советскую республику», — утверждают современные украинские исследователи[375]. А ведь это притом, что процедура избрания делегатов на Донецко-Криворожский съезд Советов была гораздо более прозрачной, чем выборы Центральной Рады.
Поразительно, что те же авторы утверждают: «Поддержали большевистских лидеров левые эсеры и меньшевики региона, которые также стояли на позиции сохранения «единой и неделимой» России. При этом мнение значительной части местного населения учтено не было»[376]. Позвольте, но если большевиков региона в этом начинании поддерживали эсеры и меньшевики, то выходит, что все три основные партии Донецко-Криворожского бассейна, пользовавшиеся поддержкой не менее 75–80 % населения, судя по различным выборам, происходившим во второй половине 1917 г., были едины в подходе к сохранению региона в составе России и неподчинению его УНР. Куда меньшей поддержкой пользовалась у населения сама Центральная Рада.
В этой связи Дмитрий Корнилов писал: «Тот факт, что Центральную Раду никто и никогда не выбирал, сейчас очень тщательно затушевывают все историки — националисты. Тем не менее, юбилеи провозглашенной Радой Украинской Народной Республики (УНР) в наши дни чествуют на самом высоком уровне, а Донецкую республику очень любят чванливо именовать «самопровозглашенной». А ведь ее провозглашали делегаты, которых выбирали на всей ее территории. И легитимность ДКР куда выше, нежели законность Центральной Рады»[377].
Понимая зыбкость аргументов по поводу «уровней легитимности», современники ДКР из разных политических лагерей, большей частью ставили ей в вину отход от национально — территориального принципа устройства государства, поминая то самое «право наций на самоопределение». Мол, поскольку УНР строилась как национальное государство, а Донецко-Криворожская республика в свою основу заложила принцип хозяйственно — экономического единства региона, Украина имела право на существование, а ДКР — нет. Но вот что любопытно: и Украинская Народная Республика, и ленинская Россия, оценивая легитимность того или иного государственного образования на территории распадавшейся империи, явно использовали двойные стандарты.
Так, Центральной Раде, настаивавшей на нелегитимности ДКР, ничего не мешало признавать иные республики, в частности те, в основе которых не был заложен национальный принцип. 23 ноября 1917 г. Генеральный секретариат Центральной Рады официально обратился с воззванием «к правительствам юговосточного союза казаков, горцев и народов вольных степей, к правительству Кавказа, правительству Сибири, органу власти автономии Молдавии, органу власти автономного Крыма, органу власти автономной Башкирии и к остальным организованным областям»[378]. Некоторые из перечисленных административных образований не были созданы по национальному признаку. Если Рада признавала эфемерный казачий юго — восточный союз, то почему отказывала в этом более реальной Донецко-Криворожской республике?
В конечном итоге УНР вполне официально признала Донскую республику и активно вела с ней переговоры. То есть никакие рассуждения о национальном или ином принципе формирования Донского государства не брались в расчет. И, несмотря на официальные протесты советской России, считавшей Дон своей составной частью, эта республика принимала участие в Берлинской мирной конференции вместе с Германией и Украиной[379].
При этом сама большевистская Россия с удовольствием признавала и Донскую советскую республику, и Одесскую республику, и Крымскую республику (заметьте, не национальную крымско — татарскую, а просто Крымскую). В то же время она засыпала Германию нотами протеста за сношения той с «правительством Крыма», сформированным отнюдь не по национальному признаку. Все эти протесты в итоге привели к заключению добавочного договора к Брестскому миру между Россией и Германией, в котором отдельно оговаривается следующее обязательство немцев: «Германия никоим образом не будет вмешиваться в отношения между Русским государством и его отдельными областями, и, следовательно, она в особенности не будет ни вызывать, ни поддерживать образование самостоятельных государственных организмов в этих областях»[380].
Для самой России в те дни стоял сложный вопрос о том, какие области признавать, а какие — нет. Именно поэтому Смольный откровенно колебался и шарахался из стороны в сторону по поводу того, как относиться к формированию Донецко-Криворожской республики и иных подобных образований. Собственно, и сама дискуссия по поводу создания ДКР велась не только и, может быть, даже не столько исходя из региональной повестки дня, сколько в контексте обсуждения будущего государственного устройства всей России. Недаром Васильченко выразил надежду на то, что ДКР станет «образцом для других республик».
Как уже говорилось, именно в конце 1917–го — начале 1918 г. боролось несколько концепций построения будущего советского государства, определялось, быть ли ему федеративным или унитарным с автономиями, базироваться на национальном признаке построения республик или на хозяйственно — экономическом. Прошедший буквально за три недели до провозглашения ДКР III Всероссийский съезд Советов создал особую комиссию, которая разрабатывала проект будущей конституции России. И пример Донецко-Криворожской республики не раз обсуждался в ходе дискуссий о будущем обустройстве нового российского государства.
Это — то и волновало отцов украинской государственности, о чем открыто писал В. Винниченко: «Была принята тактика раздробления всей Украины, всей национально — этнографической территории ее на отдельные области, которые назывались «федеративными советскими республиками». Национальный принцип государственности для Украины отбрасывался целиком решительно и откровенно. Большевистская пресса даже этого
не скрывала и заявляла, что формирование этих отдельных федеративных республик базируется никоим образом не на национальных принципах, а на экономических… Таким образом идея украинской государственности этим разделом уничтожалась, стиралась совсем. Есть себе отдельные республики — Донецкая, Таврическая, Киевская, Северо — Западная — части «единой, неделимой», «федеративной» России»[381].
И в этой связи вновь стоит вернуться к сакраментальному вопросу: так кто же выступал в роли сепаратистов? Те, кто выступал за «единую, неделимую», или те, кто добивался отделения своей республики от единого Российского государства?
Данный текст является ознакомительным фрагментом.