Наша свобода от «свобод»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Наша свобода от «свобод»

В одной из своих книг я суммировал западные страхи, претензии к России, начиная с XVIII века: « Россия… сама по себе уже взрывала своим гигантским размером всякое представление, которое люди привыкли иметь о “европейской” державе, то есть о члене европейской системы государств».

И вот на начало XXI века Россия, в общем-то, и не такой уж исключительный, запредельный мировой гигант. Выросли за это время Китай, Индия, Соединённые Штаты. Ну и, конечно, мы сами постарались, в Беловежской Пуще-1991, в смысле приближения государства к «удобопредставимым» европейцами размерам. Большой шаг навстречу…

Что ж ещё остаётся из претензий? Оказывается – свобода. Именно понятие «страны свободного мира» стало самым актуальным и обсуждаемым политиками. Едва не 95 % всех претензий к России – это упрёки по пункту «демократических свобод». Что же сказать о нашей «свободности»?

Сигизмунд Герберштейн, немец XVI века, отметил у нас: «Люди все считают себя холопами, то есть рабами своего Государя».

Маркиз де Кюстин в 1843 году вопрошал: «Должен ли подобный народ иметь такое деспотическое правление или же столь жестокое правление создаёт такой негодный народ?» Сегодня, полтора века спустя сохраняется разделение России и Запада тоже по наборам… но уже не генов, а «ценностей». Как теперь нам выстраивать отношения с… или встраиваться в… в этот дивный, свободный мир? Здесь как бы мне не сбиться на примитивную и беспомощную «контрпропаганду», каковую я столько лет наблюдал во всех наших «Правдах…»?

Часто и добросовестный западный историк, политолог, пересматривая все детали нашей государственно-политической машины, сравнивает с деталями их аналогов и утверждает: в России нет свободы выбора!

И не отступая к деКюстиновским временам, можно признать: да, ни Верховный Совет СССР, ни даже нынешняя Госдума не эквивалентны парламентам Запада. И в партийных системах КПСС не была аналогом европейских политических партий. Да и нынешняя «Единая Россия» сейчас больше похожа не на британскую консервативную партию, не на германскую ХДС, а… признаем, на ту же родимую КПСС!

Но и это ещё не самое «страшное признание». Дело в том, что и народ наш в целом, объективно говоря, не так ценит эти самые свободные выборы , вообще с вободу выбора , как ценят их европейцы!

На западный взгляд это – рабство. Или, если без оскорблений: НЕ принадлежность русских к с вободному миру .

Нью-Йорк. 12 января 2010. INTERFAX.RU. Выпущен доклад международной правозащитной организацией «Фридом Хаус» «Свобода в мире 2010», по которому следует, что сегодня: Свободных государств – 89, частично свободных – 58, несвободных – 47, в числе последних – Россия. Критерии оценки: изменения в школьных программах, подавление свободы СМИ, отсутствие независимости судебно-правовых органов, нарушения в ходе выборов. Директор по исследованиям «Фридом Хаус» Арч Паддингтон констатировал: ухудшение ситуации со свободой в мире связано с тем, что небольшая группа крупных влиятельных самодостаточных в геостратегическом отношении стран, таких как Россия, Китай, Венесуэла, Иран, выступала как пример для подражания и защищала небольшие государства, где правят авторитарные режимы.

То есть 136 государств мира свободнее, чем Россия. По критериям «Фридом Хаус»… Был такой лозунг «За нашу и вашу свободу!» , – это поляки, подсмеиваясь над нашими начинёнными (всякой идеологической дрянью) «разночинцами», подбивали их швырять бомбы в губернаторов и царей. Узкоутилитарное применение авторами того лозунга давно изучено, однако остаётся повод задуматься и более широко. Да, наверное, всё же у нас и у них – разные Свободы.

«Ваша» и «наша» свободы разнятся, и связано это, по-моему, с тем самым исходным различием, заявленным в начале главы. Наш более авральный, более артельный порядок работы повлиял на нашу политику и философию.

Полторы тысячелетия отлаживаемый механизм Запада работает на достижение важнейшей цели: свободы, свободы выбора – главных ценностей европейца.

Россиянин тоже любит свободу выбора. НО… похоже есть одно различие: наша желанная свобода, кроме свободы выбора, включает ещё и свободу от выбора! И это вовсе не какой-то измышлённый мной парадокс. Это действительно наша, российская ценность – иметь свободу выбора, в том числе имея ещё одну свободу – свободу выбирать самому, или передоверить свою свободу выбора кому-то другому (царям, вождям).

Ведь западная политическая свобода требует постоянных усилий по её обеспечению, поддержанию этого самого «механизма поддержания свободы». Политическая машина требует постоянного внимания, работы, смазки. Причём такой работы, которая не может быть передоверена каким-нибудь наёмным менеджерам. Тут действительно требуется постоянная работа всего общества, для каковой работы требуется ещё и самоорганизация (ещё не легче!) , постоянная самодисциплина всего общества. Самоустранение общества от текущей политики и на Западе чревато потерей их свободы. Вот это постоянная политическая работа во имя свободы и ощущается у нас, в России, как нелёгкая, неприятная обязанность.

Помните у Ключевского: «непривычка к ровному, умеренному и размеренному, постоянному труду»? То есть этот авральный и артельный стиль работы даёт проекцию и на политические взгляды.

«Аврал»: 4 месяца (берём крайний российский случай) на все сельхозработы, спешная заготовка всего позволяющего выжить остальные 8 месяцев. Здесь не до экспериментов, не до новаций, потому даже и появление спасительного картофеля было встречено «картофельными бунтами».

«Артель»: объединение усилий всех селян на период «Аврала». Здесь не до учёта личных нюансов, какого-то особого уважения особенностей, индивидуальностей.

Но ни в коем случае не сочтите перебор этих объективных факторов как проект некой «объяснительной записки». Эти природные причины в многовековом итоге дали наш, особенный тип. Россию, а не ещё одну, допустим, Польшу или вторую Германию. Как сказал апостол: «Бог создал нас разными, чтобы мы нуждались друг в друге».

А что Геббельс или Павел Вечоркевич (давний мой заочный варшавский оппонент) поднаторели любую особенность трактовать как уродство – это издержки технологий преимущественно XX века…

Но… уж такие ли мы исключительные в этом своем выборе? Я довольно долго размышлял именно над этим моментом. Наша «свобода выбора, со свободой и от выбора» – что это? Найденный какой-то альтернативный путь политического развития, имеющий свои специфические достоинства, которые нам надо как-то пропагандировать или хотя бы защищать?

Вроде бы нет. В разговорах, жизненных коллизиях, в литературных произведениях, нигде я не замечал вокруг этой «свободы от свобод» никакого ореола гордости. Более того, эта особенность никогда никем и не формулировалась, потому сейчас и кажется неким моим парадоксом. Оставляя ощущение всё же не альтернативы, а скорее какого-то нюанса.

Важным, хотя и мимоходным свидетельством показалась мне одна из формулировок Фомы Аквинского. Да-да, того, чьи труды «стали теоретическим основанием для строительства западной политической машины». Автор книг «Сумма философии», «Сумма теологии», «Воспитание князя», самый, наверное, влиятельный философ Средневековья, называемый doctor universalis (даты жизни: 1225–1274), канонизирован.

И вот Фома Аквинский, составляя свой перечень молитв, вдруг сформулировал такую: «Благодарность Святому Духу за избавление от необходимости иметь политическое мнение».

Не поручусь за точность цитаты, может, мысль Фомы Аквинского и была здесь связана с какими-то отдельными, частными тогдашними политическими дебатами, но мне показалась потрясающе важной именно эта нюансировка: избавление НЕ от политических мнений (Фома Аквинский вовсе не анархист!), НО избавление именно … от необходимости иметь политические мнения!

Он может его иметь, но может и нет. И за эту дополнительную возможность он благодарит Святой Дух.

И ещё об одном слове – «члене» этой формулы Фомы Аквинского, которую я считаю действительно в числе самых важных изречений в истории: … избавление от необходимости иметь политическое мнение. Теперь я выделяю последнее слово формулы – «мнение». Оцените ещё и этот нюанс! Ведь имея мнение, можно действовать или нет. Можно как-то выражать это мнение, ухлопать миллион людей на его торжество, а можно и… в общем, «оставить его при себе». И Фома Аквинат, понимая первичность мнения, говорит об избавлении – НЕ от необходимых политических действий, а даже от корня всяких действий – от мнения вообще. Он словно отвечает тянущим его за рукава, зовущим его (кто на трибуну парламента, кто на митинг протеста): «У меня по этим пунктам вообще нет никакого мнения!» Единственное его действие – пожатие плеч.

Получается, наш Фома тоже ценит свободу от политической необходимости, и в специальной молитве благодарит за свободу передоверить свой выбор Богу (или Его помазаннику!). Он и сохраняет её, эту свободу, как оттенок, нюанс, как запасной клапан , запасной выход , как страховка от абсолютизма политической машины.

И российское отношение к этому явлению надо видеть сквозь давнее недоверие: 1) к политике, 2) к машинности (рутине, механической повторяемости, к «машинерии вообще»). Может, тут кто-то и решит, что автор, мол, выкопал откуда-то малоизвестную мысль Фомы Аквината, чтобы прикрыть русскую лень, рабство. Но, повторюсь: эта лень – проекция, функция тысячелетнего рабочего цикла. А свобода от свобод – такая же ценность, как свобода собраний, свобода слова.

Помните, на распутинской Матёре, ещё в счастливые, не Прощальные дни утвердился «каприз, игра, в которую, однако, включились с охотой все»: единственному на острове автомобилю …серьёзной работы не давали… запрягали по утру коней… а машина сиротливо плелась позади и казалась дряхлей и неуместней подвод. Тут тоже дело в нюансе: протест не против машины (матёринцы – вовсе не английские Луддиты, разбивавшие станки!), а против абсолютизации машины.

Абсолютные монархи, как мы убедились в XX веке, оказались легко свергаемы, но абсолютизм политической машины – это совсем другая статья. Сидящих за её тонированными стёклами даже и разглядеть не получается! У кого-то там пять газет и контрольные пакеты телеканалов, у кого-то – квитанции и «расписки в получении» за подписями «народных трибунов»… и вот уже избирательная масса тянется, как из тюбика, проголосовать за того, кто больше часов был «вывешен» на телеэкране.

Монарху-то требовалась только наша покорность , а политической машине как смазка, как необходимый элемент – ещё и наша тупость!

Подойдя с другой стороны, Оскар Уайльд оформил эту дилемму в стиле своих парадоксов: «У современной демократии есть только один опасный враг – добрый монарх».

И ещё о свободе как отсутствии. В разных европейских языках есть этот смысловой оттенок. О невозвращающем долги говорят: он слишком свободно понимает финансовую обязательность. Отсутствие моральных ограничений – либер тины, свободные отношения… Бесплатность, отсутствие платы – free…

Был ведь уже сформулирован ставший популярным лозунг «Человек – есть то, что он ест!». А лозунг «Человек – есть то, за что он голосует!», может, и не фиксировался на предвыборных билбордах (хотя, впрочем, и был уже: «Голосуй, а то проиграешь»), но он подразумевается всей политической системой Запада, которой нас обучают и по которой мы, по вышеприведённой оценке «Фридом Хаус», – отстающие, неуспевающие.

«Свобода ОТ выбора» – то, что я назвал запасным клапаном Фомы Аквинского; признаем: да, у нас и большинство агрегатов, узлов нашей российской машины запасные (второстепенные) в сравнении с тем «запасным клапаном» Фомы Аквината. Вот такой нюанс. Но отнюдь не предмет гордости.

Постоянное внимание, контроль, выявление конфликтов, формирование групп по политическим интересам, проверка отчётов политиков, всё это утомительные для нас вещи. Допустим, три партии говорят об одном факте совершенно разное, и сопоставление их справок, речей, чтение публикаций с результатами проверок, вплоть до финансовых… тут, не дойдя ещё и до половины перечня необходимых хлопот, россиянин начнёт зевать или рассеянно оглядываться… Помню, как в школе мы заучивали:

Лишь тот достоин жизни и свободы,

Кто каждый день идёт за них на бой!

Иоганн Вольфганг Гёте, «Фауст».

Даже припоминаю: был у нас утверждённый перечень великих фраз, которые рекомендовалось брать эпиграфами к сочинениям . (Может, из опасений, что какой-нибудь умник шарахнет что-нибудь из Шопенгауэра, а то и Ницше?) И в том списке (выверенные отечественные авторы, плюс Маркс и Энгельс) сия цитата Гёте возвышалась гордой скалой.

Наверное, я вместе со всеми зазубривал эти звучные строки и брал их эпиграфом к какому-нибудь сочинению типа «Как я провёл лето».

И только теперь… столько лет, генсеков, и уже президентов спустя, теперь-то я хорошо представляю настоящее, не выспренное, наше, российское отношение к той гётевской дилемме:

Лишь тот достоин свободы? – Кто… ну ещё ладно « на бой»… Но – «каждый день»… Каждый?!

И страдальчески заведя глаза: «Что, и так – каждый божий день»?!

Всё же надо это сказать: поверх всех инсинуаций… бжезинсинуаций последних десятилетий о «рабской России», по части того, что « на бой… за свободу» , – Россию грех не то что упрекать – грех даже сравнивать с вами… (Если, правда, это бой – настоящий, не НАТОвская бомбёжка Сербии, а, допустим, Наполеон или Гитлер на пороге.)

НО… Ох уж эта наша великолепная, само-свободная, но и… нетехнологичная свобода! И относительно каждодневности, равномерно-аккуратного поддержания политического механизма обеспечения свободы выбора – в этом русские точно уступят европейцам.

После подобного признания мне так и видится примерно следующий допрос.

– Это ведь, получается, у русских и европейцев противоречащие понимания свободы?

– Да!!! – ответим.

– А может, это ещё и антагонистическое противоречие? – продолжат у нас выпытывать Гегель и все гегельянцы, младогегельянцы, включая Карла Маркса, все коммунисты, все сторонники диалектики, развития и прогресса.

…И вот тут уже можно вместо ответа смело посылать этих, пытающихся «расставить точки “i”», на все знакомые буквы.

Ведь сегодня, как мы прекрасно уже видим, исторические противоречия не разрешаются, не снимаются по-Гегелевски, а просто… заслоняются другими противоречиями.

Просто вообще – забываются.

Две армии, советская и американская, полвека стояли, нацеленные друг на друга, стояли, переминаясь с ноги на ногу, ожидая приказа: разрешить, наконец, их противоречие, воспринимавшееся как Главное Противоречие Эпохи, как диалектический источник развития всего мира. И вот вылезли откуда-то сбоку какие-то эти… БинЛадены да Басаевы, и то самое Главное Противоречие почти испарилось… Просто стало как-то не до него.

А противоречие католицизм – православие? Девятьсот пятьдесят лет, от Анафем и Контр-Анафем, войн, Крестовых походов – к печатным и теле– и радиоспорам, диспутам. И все столетия соблюдалась строгая граница между «каноническими территориями» и царило твёрдое понимание, что прибыль одного – это убыль другого, вспомните кровавую историю униатства!.. И вот теперь, в наши дни, на обоих «строго соблюдаемых канонических территориях» пролезли, словно черви, всевозможные секты, расползающиеся по законам сетевого маркетинга. И я с огромнейшим сожалением и болью читаю статьи о жутком продвижении сектантства, например, в Бразилии, оплоте католичества.

Словно два профессора, готовившихся к историческому диспуту, оттачивавших контраргументы, представлявших реакцию зала, репетировавших жесты и наконец приехавших в назначенный Исторический День, увидели на дверях корявое объявление: «Диспут отменён по технич. причинам. В аудитории протравка тараканов».

– Позвольте, а как же ждавшая нас публика? И, кстати, где она?

– Эвона, публика! Да сегодня ж в полвосьмого по второй программе семнадцатая серия! Бягите, сердешные, может, ещё и поспеете.

Наше с Западом противоречие в понимании свободы и так-то хромало на обе смысловые ноги. Вспомните. Главными критериями, а по сути, приманками (!) были объявлены: экономическое соревнование, уровень производства, потребительские стандарты, достижения.

Я прекрасно помню, как 4 июля 1982 года президент США Рональд Рейган и 45 000 официальных гостей и полмиллиона туристов наблюдали посадку первого космического шаттла на базе ВВС Эдварс. Миллиардная телеаудитория и сама дата этой космической победы – всё было подогнано как раз к главному празднику – Дню независимости, Дню рождения США. И едва дождавшись этой благополучной посадки, президент Рейган объявил: «Мы сделали это, потому что мы были… (далее шла шикарная пауза, голливудских киноковбоев, наверное, тоже учили системе Станиславского)… потому что мы были… СВОБОДНЫМИ!» Намёк на СССР был кристально ясен. Весь мир (кроме, понятно, СССР) транслировал тогда эту рейгановскую фразу. А потом и наши перестроечные публицисты, производя свои прикидки уровня своей аудитории, помните, часто повторяли: «Да-да. Учтите, граждане. Без свободы – не бывает и колбасы!»

И вот уже вырос целый сонм стран без «западных свобод», но с «западными достижениями». (Приглядитесь хоть к Сингапуру, мировому экономическому лидеру, страшилками из абсолютно несвободной, 100 % регламентированной жизни которого пугают друг друга «в Интернетах».)

Да и ту жёсткую рейгановскую «философскую» привязку свободы к первому же удачно приземлившемуся шаттлу… Ну как её вывернуть на другой шаттл, взорвавшийся на второй минуте полёта? Или на следующий шаттл, сверзнувшийся огненной кометой? «Это потому, что мы – что?..» Но обнявшиеся господа Рейган и Альцгеймер уже не ответят на этот контрвопрос. Проехали.

А то, что сейчас на Международную космическую станцию американцы предпочитают летать на российских «Союзах», это как «обфилософить» ? Опять принять фатоватую рейгановскую позу и объявить: «Мы делаем это, потому что мы… СВОБОДНЫЕ!!! Но и осторожные тоже…».

В одной из своих книг я говорил о важнейшем измерении в эпоху Холодной войны – гонке потребления и её весьма своеобразных последствиях, вырастающих в полный рост только сейчас… Здесь же, не повторяясь, я позволю себе небольшой иронический экскурс к истокам гонки, прогресса вообще. Ведь за свободой , которую сейчас мы обсуждали, тянется, согласно Гегелю, прогресс . Выражаясь точнее, свобода и прогресс увязаны в одной гегелевской формуле. 

Данный текст является ознакомительным фрагментом.