26 октября 1993 года, вторник, утро Москва. Краснопресненская набережная Дом Советов
26 октября 1993 года, вторник, утро
Москва. Краснопресненская набережная
Дом Советов
Орлов уже привык ходить в Белый дом как на работу. Он приезжал туда около полдевятого, в «штабном» кабинете № 447 дожидался, пока соберется вся команда. Иногда возникали непредвиденные ситуации: кто-то не мог прибыть и вместо себя направлял замену. Этого человека, конечно, не было в списках. Поэтому постоянно требовалось участие Андрея в решении вопроса прохода в здание. После того как он написал записку Филатову, а тот доложил ее президенту, обстановка в Белом доме изменилась кардинальным образом.
По всему периметру стал возводиться высокий бетонный забор, была установлена охрана, которая контролировала любое перемещение через ограждение. Теперь уже каждый желающий не мог войти на охраняемую территорию без соответствующего пропуска, подписанного комендантом объекта милицейским генералом Баскаевым. Любая автомашина, въезжавшая на территорию или выезжавшая с нее, досматривалась самым тщательным образом. Служебная «Волга» Орлова не была исключением, и Андрею не раз приходилось стоять перед воротами, дожидаясь, когда подойдет очередь досмотра его автомашины.
Один раз на выезде из здания офицер милиции на КПП[26], несмотря на то, что Орлов показал ему удостоверение сотрудника министерства безопасности, потребовал открыть кожаную папку.
— А не слишком ли много ты хочешь?! — неожиданно резко, что было не типично для него, ответил Андрей, и буквально сунул под нос милиционеру свой «мандат», подписанный Филатовым и завизированный комендантом.
— Я не знаю никакого Филатова! У меня есть начальник, я и выполняю…
Орлов не дал ему договорить:
— А подпись Баскаева ты знаешь?
— Ну.
— Что «ну»?
— Так вот, смотри: это — подпись твоего начальника. Понятно? Запомни, может еще пригодиться!
Орлов и сам не знал, почему так раздраженно разговаривал с милиционером, который всего лишь выполнял приказ о строгом контроле, за который так ратовал сам Андрей. Наверное, сказывалась усталость последних дней, в течение которых опергруппа Орлова все основательнее проникала в тайны громадного здания на Краснопресненской набережной, обшаривая кабинет за кабинетом, коридор за коридором, холл за холлом. В сырости, грязи и холоде, иногда на пронизывающем ветру, поскольку на верхних этажах почти везде были выбиты стекла, а кое-где даже разрушены стены.
Когда вся опергруппа оказывалась в сборе, Орлов проводил совещание, на котором распределялись очередные участки осмотра помещений Белого дома, ставились задачи с учетом результатов предшествующего дня. Потом все расходились по своим маршрутам, поддерживая связь по радиостанциям. Андрей или отправлялся сам по одному из маршрутов, или оставался в кабинете для того, чтобы не потерять нити управления поисками. Электричества и связи в Белом доме все еще не было. Впрочем, кое-где работали дизель-генераторы, позволяющие освещать некоторые места, где проводились восстановительные работы.
Вот и в этот день все шло в штатном режиме, не предвещая никаких неожиданностей.
— «Четыре-сорок семь» вызывает «Владимира», — Орлов нажал тангенту рации, вызывая Владимира Ершова, старшего группы, работающей в цоколе 25-го подъезда, который выходил из правого крыла фасада здания Верховного Совета.
— «Владимир» слушает, — через треск помех услышал Орлов.
— Как там у вас. Что-то есть?
— Прошли часть цоколя от лифтового холла до кабинета 89. Все проверили. Пока ничего. Но тут уже вовсю трудятся иностранные рабочие…
— Понял. Докладывайте по мере движения.
— Хорошо.
Да, в Белом доме уже несколько дней наряду с российскими ремонтниками и военными строителями трудились сотни турецких рабочих, прибывших на основании государственного контракта с фирмой «Венка». Орлов знал, что это была довольно крупная турецкая строительная компания, которая начинала работать еще в СССР в годы перестройки. Именно специалисты и рабочие этой фирмы придали Петровскому пассажу тот фешенебельный вид, который он приобрел в начале девяностых. Почему было принято решение восстанавливать Белый дом с привлечением иностранных рабочих, Орлов не знал, хотя это обстоятельство вызывало у него острое неприятие. Запускать в здание, которое совсем недавно занимал высший орган власти страны, да притом разрушенное своими же танками, казалось не просто странным, а аморальным. Давать разбирать руины российской трагедии иностранцам, по мнению Орлова, было унизительным и постыдным.
Буквально в течение трех дней все этажи Белого дома заполнила гомонящая толпа турок, которые рассредоточились по коридорам, холлам, кабинетам громадного здания. Рано утром их откуда-то привозили на десятках автобусов, бригадиры распределяли их по участкам, затем разводили по этажам, а вечером точно так же увозили с территории. Одеты они были все в темные комбинезоны, на голове — каски, на многих— куртки с названием фирмы. Бригадиры заметно выделялись из общей массы не только покроем спецовки, но и нашивками над левым карманом куртки, содержащими фамилию, имя и номер бригады. Поначалу Орлова и членов его опергруппы поразила дисциплина и порядок, который они наблюдали среди турецких рабочих. «Вот ведь, Азия, а порядок почти немецкий!» — думал Орлов.
Мысли Андрея прервал очередной вызов по рации.
— Петрович, у нас ЧП.
— Это кто? — за помехами Орлов не узнал голос.
— Это «Юрий», мы работаем на пятом этаже, в зоне «В-1».
— Что за ЧП? — встревожился Орлов. Он узнал голос Спирина и понял, что случилось что-то чрезвычайное. Юра не был склонен к преувеличениям.
— Понимаешь, тут большой засыпной сейф пропал.
— То есть, как пропал?
— А так, вчера был, а сегодня нет. Ребята из прокуратуры говорят, что кто-то СПИЗ…Л.
— Подожди, Юра. Я иду к вам.
Через десять минут Орлов, преодолев длинный коридор, вытянувшийся через все левое крыло Белого дома, вышел в зону «В-1». На всем протяжении пути от «штабного кабинета» до места работы опергруппы ему встречались турецкие рабочие, которые носили тяжелые бумажные мешки, банки с краской, большие фанерные листы, доски… Часть рабочих усердно очищали стены, отчего вокруг стояли столбы известковой пыли. Правда, их усердие ограничивалось присутствием надзирающего за ними бригадира. Как только тот отходил куда-нибудь, турки тут же прекращали работу, присаживались на пол или штабеля досок, тихо переговаривались между собой, втихаря покуривали. Но как только появлялся бригадир или кто-нибудь из начальства, тут же вскакивали и продолжали прерванную работу.
ВОСПОМИНАНИЯ: «Я тогда очень удивлялся, что восстанавливать Белый дом пригласили турецких рабочих. Я знал, что турецкие строительные фирмы работают по всему миру. Но мне не казалось, что турки будут чем-то лучше, чем наши, занимаясь такой примитивной работой, которая требовалась в Белом доме — очистка помещений, восстановление стенных перегородок и навесных потолков, остекление оконных проемов… Что, у нас нет своих специалистов такого профиля? Но главное — я отдавал себе отчет в том, что с ними практически невозможно будет установить контакт в наших интересах. Рассчитывать придется исключительно на собственные силы… Более того, можно было ожидать даже в связи с этим каких-либо неожиданностей. Как показали дальнейшие события, эти опасения были небезосновательными». (Из воспоминаний А.П. Орлова.)
Спирина и его напарника, молодого сотрудника управления контрразведки, Орлов нашел рядом с бывшей приемной Председателя Верховного Совета. Оба были крайне возбуждены.
— Петрович, представляешь, эти… — он указал глазами на турецких рабочих, — сперли сейф из комнаты отдыха самого.
— С чего это ты решил, что они? — Орлов с явным недоверием отнесся к сказанному. — Да и как они могли? Тут же охрана!
— Вот представь себе, Петрович, никакой охраны здесь нет!
— Была же!
— Была, но, говорят, три дня назад сняли!
— Как сняли?
— Откуда я знаю?
— А почему ты решил, что сейф пропал? Может, его там и. не было?
— Нет, был. Ребята из прокуратуры были здесь и сказали, что видели его. Хотели сегодня досмотреть, даже «спеца» в конторе взяли. Ведь ключей-то не нашли! Пришли утром, а сейфа-то и нет!
— Пошли, посмотрим! — Андрей указал на дверь приемной.
В помещениях, которые Орлов с товарищами осматривал всего две недели назад, все было по-другому. Из мебели остались только рабочий стол помощника главы парламента и книжные шкафы. Но никаких бумаг, книг и газет, которые лежали ворохами на полках и на полу, уже не было. Как не было комнатных цветов в больших горшках и нелепого велоэргометра, дико смотревшегося на фоне всеобщего запустения. Окна были заколочены фанерой, отчего в кабинетах было сумрачно и пусто. Стены уже были все «отутюжены» турецкими рабочими, подготовлены для покрытия штукатуркой или какими-нибудь другими материалами.
— Вот здесь стоял сейф. В этой нише. — Юра указал на приоткрытые створки стенного шкафа. Ниша была достаточно глубокой и совершенно пустой. — Видишь, Петрович, следы даже остались, как тащили.
Действительно, на паркетном полу, от того места, где были отпечатки ножек сейфа, четко были видны глубокие вмятины и царапины.
— Тяжеленный, видно, был, массивный, — сказал Орлов, рассматривая следы.
— Да, прокурорские говорят, что старый. Наверное, еще из Совмина Союза.
— А почему ключей нет? Запасные должны быть.
— Нет, комендант сказал, что дубликатов у него никогда и не было. Наверное, только у владельца сейфа. А он сейчас в СИЗО[27].
— А с чего вы решили, что это турки умыкнули сейф?
— А кто еще? Как охрану сняли, сюда сразу турецких рабочих пригнали. Они, больше некому!
— Ну и где теперь искать?! — Не то спросил, не то безнадежно сказал Орлов. — А «прокуратура» не будет заниматься этим?
— Нет, они сказали, что это наше дело. Они расследуют события и выясняют вину. А искать… придется нам. Петрович, надо доложить руководству.
— Филатову? — В голосе Орлова послышалось сомнение.
— Зачем, Петрович? Нашему министру, Голушко.