220. Человек превращается в ресурс выживания рода. Истощение разнообразия. Духи первопосылок

220. Человек превращается в ресурс выживания рода. Истощение разнообразия. Духи первопосылок

— У нас есть узловой пункт. Мы все крутимся вокруг него, но недопроработали, хотя уже прощупали. Холодная война, ее неполное исчерпание и родовой надлом в людях. Что скрыто в глубине?

— А в чем родовой надлом?

— Человек впервые жил в смирительной рубахе планетарных масштабов, во имя высших проявлений того, что звалось прогрессом. Его как бы вернули в древность, в зону табуизирования, где он снова познал Запрет. Происходящий на этот раз не от ограниченности его первых шагов от обреченности вида к самосохранению. Нет, к этому люди пришли на высоком взлете духа, победителями в страшной Второй мировой войне.

— Но холодная война ушла — разве пришел мир? Кто победитель?

— Его нет. Человеку из этого состояния не вернуться к состоянию ДО, к прогрессу без смирительной рубахи. Он может вернуться только к первичным основаниям вида. Почему?

Человек — существо, живущее на Земле. Земля, по моему непросвещенному мнению, уникальное тело Вселенной. Сочетание благоприятных условий для жизни вообще и особо для жизни человека.

И здесь начинается перелом. Человек-добытчик использовал ресурсы Земли, заданные планетарной и космогонической эволюцией. Из обреченного он стал существом, использующим все, что есть на Земле. Теперь его главным ресурсом станут ресурсы, заключенные в самом человеке. Он переходит в этот модус вынужденно — отступая из эпохи истории, где наметилось уничтожение его вида и высших форм жизни на Земле.

— Разве можно к этому перейти, просто сбросив старую заданность?

— В это вовлечены все века. И я возвращаюсь к тому, что было до этого перелома: человек как добытчик, в формах, диктуемых климатом, ландшафтом, другими природными условиями. Здесь я ввожу понятие трех человеческих пространств.

Во-первых, человек в качестве добытчика не мог обеспечить существование всем существам, входящим в понятие этого вида.

Во-вторых, он не мог преодолеть барьер досрочной избирательной смерти.

В-третьих, он не мог дать полное удовлетворение индивидуальным возможностям в рамках вида.

С тройной ограниченностью добывающего эона человеческой жизнедеятельности связана и объединяет их распределительная функция. Она реализована в формах власти, тяготеющей к выходу за предел строго экономического воспроизводства. С целью сдвинуть сферу господства и окольно, за чужой счет восполнить недостающее.

В рамках этого есть нечто, прямо не связанное с воспроизводством вида и свободное от недостаточности, о которой я говорил. Способное преодолеть барьер досрочной смерти и, возможно, смерти вообще. Эта сфера человеческого существования бытует в том, что мы называем культурой. В культуре человек актуально универсален, актуально достаточен, проявляет себя как достойное бытия существо.

Эта действительность существует в нематериализованном виде и формирует по отношению к пространству геополитическому и пространству хозяйственному третье — человеческое пространство. Где возникла и производится идея человечества.

Идея человечества лишена обоснований в повседневном бытии людей. Она находится в сложных отношениях, оспоривания и обережения, с повседневностью. Но она тяготеет к реализации и в формах реализации пересекается с властью, образуя геополитические пространства.

Есть секущая плоскость, своя для непосредственной человеческой жизнедеятельности и культуры. Эта сфера — история. Она ареал прогрессирующей и никогда не доходящей до реализации идеи человечества. Историю вообще можно представить как осуществление неосуществимого проекта человечества.

Но начинается перелом, связанный с переносом центра тяжести на человеческие ресурсы. Запущенный с западного края геополитического пространства, он обладает гигантским унифицирующим действием, подминая различия в укладах человеческих цивилизаций. Преодолевая связанность их с первофакторами человеческой жизни и культуры. Глобализация, так ее называют, делает избыточной идею человечества и культуру как духовную повседневность людей. Но разнообразящаяся динамика культурных существований была краеугольным условием воспроизводства вида! Вид уже не воспроизводит себя так, как прежде. Технологически преодолев ряд барьеров, которые не мог взять прежде, он вместе с тем исключил нечто, без чего не стал бы человеческим видом.

На этом все заклинилось. Появляется избыточность культуры — когда предметом рефлексии и творчества стало осознание собственной избыточности культуры. В новом существовании, где ресурсом стал человек, как будто не нужны и геополитические пространства; избыточным стало пространство самого человека. Зато выросла опасность конца вида Homo вследствие нивелировки его высшими, «умными» технологиями прогресса. То есть вид Homo sapiens должен будет как-то спасать себя от успехов собственной деятельности, искать новую основу и фундамент для разнообразящейся динамики человеческого.

— Я не понимаю, мы с тобой что, уже по ту сторону истории? Второе пришествие состоялось?

— Говоря, что идея человечества не осуществилась, я не подвожу итога истории. Я говорю, что идея, манившая людей неосуществимостью, не дает достаточного мотива тому, чтобы люди вдохновлялись и действовали во имя ее.

Я не сказал, что идея человечества «выдохлась», и не верю, будто ее «дискредитировал коммунизм». Я отношу это к исходным трудностям воспроизводства вида человеческого. Несовпадающие условия делают человека витально раздвоенным существом: локальным и планетарным, тяготеющим к равенству и единению под стягом универсализма. К снятию делений на своих и чужих.

В чем фокусирующий момент? В том, что людьми не движет идея, двигавшая их своей неосуществимостью. Величайший проект, который то подымал своей невозможностью, то дискредитировал скверными воплощениями — побуждая начинаться сызнова. Для всего такого сейчас вроде бы нет импульса.

Вместе с тем перенос центра тяжести на ресурсы самого человека неявно создает новую унифицирующую тенденцию. Последняя не была включена в условия воспроизводства, и она смертельно опасна для человека как вида. Ибо условием существования вида является динамика разнообразия. Кажущийся выход из холодной войны вызвал на сцену убийство — Homo sapiens обращается к первопосылкам существования. И, возвращаясь, вызывает забытых духов этих первопосылок.

В России это представлено как нигде более. Потому что идея человечества была здесь разыграна на тесной временной сцене — всего двух столетий. Разыграна более чем понятием — умами, образами, судьбами! Что сейчас проявляется в банальных тупиках повседневности. В усталости человека от мелькания ничтожных фигур и кроваво-случайных обстоятельств.

Недостаточно представить Россию лишь пограничьем Европы и полигоном человечества, в ней намечается выход из всей коллизии. Выход — в воссоздании человеческого пространства, при уходе прежних его оснований в идее человечества. Вопрос, какую роль в этом сыграет то, что в недавнем прошлом именовали «культурой»? И что сегодня ею уже не является, и передвинуто в сферу повседневности.

— Культура массовеет, вульгаризируется — ты об этом?

— Идея человечества покидает нас, и культура вдруг осознает, что она избыточна! Первая перестает быть вдохновителем неосуществимого, зовущего на свершения вопреки утратам (здесь все революции и так далее), а вторая перестает сопротивляться воздействию истории на человека. Идет сражение за человека на том поприще, где он стал главным ресурсом. В нем самом заключен теперь единственный ресурс воспроизведения вида. Это смертельно опасно.

Есть же опережающие фигуры — воронежского Мандельштама или сугубо, казалось бы, ограниченного Италией Феллини. Но что значит ограниченность Италией у него? Что такое ограниченность Воронежем у Осипа? Это разговор о культуре, заново овладевающей повседневностью. Которая, признав приоритет повседневности, способна войти в нее, не теряя себя, — в этом весь вопрос для культуры. Причем без расчета на то, чтобы осуществиться «через века»!

Но с идеей человечества уходят понятия будущего и прошлого. Раз нет идеи, движущей человека неосуществимостью, нет и коллизии «будущее-прошлое». «Осуществимое будущее» не будущее — это экстраполяции. Они вне понятия будущего. Тем самым возник вакуум политики будущего.

Политика будущего возникает, когда мы говорим, что будущее — не настоящее. Оно должно быть выше, лучше; оно принесет человеку то, чего ему критически недостает. В силу этого человек рассматривал все предыдущее как пролог к себе, недовольному настоящим — которое превозмогал во имя лучшего, высшего будущего! Он выстраивал все свое существование как генезис, как родословную человечества. Без идеи человечества — откуда взяться будущему прошлого? На какой основе ему возникнуть?

— Ну хорошо. А если даже и нет такой задумки, а человек просто есть? Существует? День, когда ему удалось кое-что совершить, — хороший день, но бывает день, который ушел в песок. Человек — добытчик, человек — гедонист, да кто угодно, хоть ловкий бизнесмен.

— А если Кола Брюньон? Как тот краснодеревщик, о котором я тебе рассказывал, — находивший счастье в каждой изготовленной им вещи. Да он же молился Богу повседневности, она у него вся озарена светом! Ему не нужно было ничего, кроме моментов, когда он сам включался в историю или история вовлекала его в себя. Когда мой краснодеревщик пошел воевать и с Калининским фронтом вышел в тыл немцам к Витебску, не имея ни патрона в винтовке, он легко мог закончить войну для себя — но не закончил! В отличие от меня, который воевать не умел, краснодеревщик мой воевать умел, но не был движим антифашизмом. Он совсем не хотел воевать. Его призвала, завербовала, принудила даже — история.

— Чужая краснодеревщикам идея, замечу.

— Идея человечества — да она всем вообще кровно чужая! Она всегда идет извне вовнутрь и никогда не овладеет нутром человека полностью. Кроме тех, кто способен повести по этому пути всех или многих. Что ж это за вирус, который занесла древняя Иудея и который пошел-пошел после?

Вся сложная, дикая, кровавая и исполненная горних ангелов полета эта махина — вся она, я настаиваю — генетизирована и вошла в основной набор условий воспроизводства рода Homo sapiens. Но этот фокус кончается прямо сегодня. Что последует за ее упразднением? Какие повреждения в человеке? В чем откроется новый источник сопротивления унифицирующей экспансии человека — уже в роли главного ресурса воспроизводства вида Homo sapiens?

Или я вообще неправ, что не исключено? Я слишком озадачен судьбой России и идеей человечества.

— Если это и безумие, в любом случае оно логично. Но культура, с ее автономией, в твоей картине стала безработной, она не встраивается в общий ход.

— Меня не устраивает необязательность разговоров на культурные темы. Что такое культура? Мы возвращаемся к старой теме: если культура наше все, то зачем вообще это слово? Когда культуре пришлось предметом рефлексии сделать избыток себя самое, она присоединилась к коренной коллизии людей.

Культура конфликтна по отношению к человеку-добытчику, который — когда-то, где-то — превозмог обреченность вида. Воспоминание об обреченности и о том, что человек ее превозмог, дышит внутри культуры. Когда эта память утрачивается, перестав быть интимно-витальной для человека, то и культура становится избыточна.

— Миф глобализации именно в том, что «теперь человек сможет все».

— Это «все» базируется на его способности уничтожить себя и жизнь на Земле. По отношению к чему культура выступает в роли дуэлянта, бросает вызов, говоря: нет, брат, — не все! Она настаивает на том, что человек не должен уметь делать все. Только так откроется вход в Мир динамики разнообразного.

Идея человечества из проекта неосуществимого и двигавшего человека его неосуществимостью превратилась во что? Эта идея иссякла? Или она исчерпала свой ресурс неосуществимости, подобно Второму Пришествию? Нет, она дискредитирована осуществимостью — которая, перестав совпадать с утопией человечества, стала извращением его, оборотнем.

— Бердяев предупреждал об опасной простоте осуществления утопий в ХХ веке.

— Да, он вел к антиутопии, но после Сталина и этого мало. Что нужно исследовать? Я сказал, что человеку грозит утрата некоторых его решающих свойств. Но что это за свойства, которые, будучи непременными условиями воспроизводства вида, могут быть утрачены — тогда как физически вид продолжается? Что это за страшные моменты?

Несбывшееся человечество мнимо осуществилось глобализацией. Проект человечества сделался невозможным в его функции условия воспроизведения вида — зато в формах глобально осуществленного стал вероятным фактором самоуничтожения. Эта точка мне важна.

— Итак, история исчерпана, а породившее ее христианство живет?

— Классическое христианство удержалось тем, что успело отстраниться от прямого участия в истории, а коммунизм не успел. Ситуация холодной войны это для него вообще исключила. Произошел вторичный прорыв, принципиально несводимый к предпосылкам. Из сферы, где царила холодная война, в абсурднейшей перспективе панубийства человека и высших форм жизни вообще, идет прорыв к жизнедеятельности человека, где основным ресурсом будет уже не Земля, а сам человек.