Глава 3. О том, как генералы «подставили» авиацию и ПВО Западных округов
Глава 3. О том, как генералы «подставили» авиацию и ПВО Западных округов
(Козикин О.Ю. Сталин. Кто предал вождя накануне войны?)
В книге «Кто проспал начало войны?» в мемуарах маршала Баграмяна показывалось, что буквально за пару дней до начала войны в штаб Киевского ОБО пришло указание Генштаба на сокращение офицеров оперотдела штаба. И здесь стоит рассказать о «странных» сокращениях, происходящих в ВВС перед самым нападением Германии, которое было уже всем очевидным.
Есть записи бесед с летчиком-истребителем С.Ф. Долгушиным, начинавшим войну на границе, в ЗапОВО:
«Тимошенко, “друг летчиков”, решил: почему пехота свои винтовки драит, артиллеристы и танкисты свои орудия драят, а почему летчикам поблажка?! Танкист свою машину моет.
Почему моют за летчиков? У нас был механик по самолетам и двигателям, механик по вооружению, моторист – вот все. Теперь на звено (три самолета. – Авт.): механик по приборам и механик по специальному оборудованию и еще механик по вооружению на звено. Техник звена и техник самолета на каждый самолет. А тут оставляют на звено: оружейник (вместо четырех у нас остался один механик по вооружению на звено). Механик по самолетам – вместо четырех остался один. Мотористов – ни одного. Вот так! Обкорнали! Мы думали – что за идиотство? Мы отлетаем, все уставшие…» (Интервью: А. Драбкин. Лит. обработка: С. Анисимов. Сайт «Я помню»).
Некто Василий Бардов 14.01.2006 в 19:10 в Интернете на одном форуме выложил записи своих личных бесед с С.Ф. Долгушиным:
«Генерал-лейтенант С.Ф. Долгушин: Как и почему погибла авиация 11 сад под Гродно» (14.01.2006, 19:10). И Долгушин подробно рассказывает об этих «странных» сокращениях:
Долгушин: Впрочем, многое и до этого дня делалось будто “по заказу” (немцев. – В.Б.): начат ремонт базового аэродрома в г. Лида, не были подготовлены запасные площадки… было уменьшено число мотористов и оружейников до одного на звено. Мало того, что Тимошенко в декабре 1940 г. перевел нас на положение как солдат, так еще и сняли с самолета оружейника и моториста!
Бардов: А как было до этого?
Долгушин: А раньше было как, на 1 самолет (полагались. – В. Я): техник (это был офицер, как правило, техник-лейтенант. – В. Я); механик; моторист и оружейник. Итого на самолет: 6 человек, потому что 4 ствола.
А тут посчитали, что артиллерист свою пушку драит, пехота свою винтовку драит… а почему летчикам не драить?! (Осталось 2 человека обслуги на самолет – техник и механик – Авт.)
И отняли у нас! А потом – сразу в первые же месяцы войны все ввели! Сразу ввели: почувствовали, что идиотство натворили!»
Далее Долгушин рассказывает, как им пришлось таскать самолетные пушки утром 22 июня и почему…
«И летчики (22 июня. – В. Б.) таскали пушки.
А пушку вставить в крыло… Оно же не широкое! И вот туда пушку вставить – обдерешь все руки! А там центроплан прикрыт дюралью и люк, куда пушку совать, – он тоже дюралевый, и все на шпильках – все руки обдерешь! Состояние такое, понимаете…
Бардов: Все равно что голый остался?!
Долгушин: Конечно! Истребители без боекомплекта и без оружия!
Спать, конечно, никто не хотел, и мы не спали (просто) от удивления: какой му…ак выдумал все это дело?!
Представляете, мы не стеснялись в выражениях вечером…»
Именно Долгушин и рассказал, что перед самым нападением, днем в субботу 21 июня в их полку побывали командующий ЗапОВО Д.Г. Павлов и командующий ВВС ЗапОВО И.И. Копец. Им Долгушин лично докладывал данные разведывательного полета к границе, возле которой находился немецкий аэродром г. Сувалки, на котором вместо 30 (примерно) самолетов Ме-110 они с другим летчиком, проводя разведку, насчитали до 200 боевых самолетов различных типов.
Долгушин (газета «Господин народ в Северном округе столицы», спецвыпуск № 3, май 1999 г.):
«В субботу 21 июня 1941 года прилетел к нам командующий округом генерал армии Павлов, командующий ВВС округа генерал-лейтенант Копец, командир дивизии, командир полка. И нас с Макаровым послали на воздушную разведку…»
«Долгушин: Привезли нас в штаб полка – в это имение (в усадьбу Бобра-Велька. – В. Б.): аэродром, за ним – липы стоят, а за ними имение. Вот туда нас привезли, и мы доложили свежую (информацию. – В. Б.) о том, что там (в Сувалках. – В. Б.) творится.
Бардов: А докладывали кому?
Долгушин: Павлов, Копец, Ганичев, Николаев здесь.
Мы доложили все, как было. Причем у нас с Сережкой (Макаровым. – В. Б.) расхождение получилось всего в 2 СП. Мы насчитали около 200.
Бардов: Т. е. каждый в бинокль пересчитал самолеты?!
Долгушин: Да. Я насчитал около 200. И какие СА были: Ме-109, Ме-110, Ю-87, Ю-88 и Хейнкель-111».
После этого Копец в сопровождении командиров 11-й сад и 122-го иап лично слетал на границу на истребителе Долгушина и убедился в правдивости доклада летчиков: «И они тройкой СА взлетели: он, Ганичев и Николаев. Они примерно минут 35 в полете были – Августов-то был [от них] всего 60 км».
А после убытия Павлова и Копца к вечеру в 122-м иап и получили приказ:
«…В субботу 21 июня мы отлетали, к вечеру полеты закончились, и нам сообщают: “снять оружие и ящики с боеприпасами и хранить их отдельно”. Это же идиотство! Мы все были взволнованы…
Долгушин: Закончили мы полеты примерно в 18 часов. Часов в 19 нас разоружили – поступила команда “СНЯТЬ С САМОЛЕТОВ оружие и боеприпасы и разместить их в каптерках” – дощатых и фанерных сарайчиках за хвостом самолетов.
Мы все думаем: зачем же?! Мы же когда взлетали в готовности № 1 и когда догоняли (Ме-110. – В. Б.), у нас пушки и ПМ “стояли на одну перезарядку”: ПМ – просто дернул ручки – вот они стоят, и тут же кнопки [чтобы] воздухом перезаряжать пушки.
На одну перезарядку и после этого жми на гашетки и стреляй. А тут – сняли! Вечером поужинали. За ужином мы обменивались – все были до того возмущенные, злые: как это так – мы вылетали на перехват, имея все оружие на одну перезарядку, а тут – в такое тревожное и какое-то неприятное время у нас отняли оружие у истребителей!»
Долгушин: «Поужинали. Такое состояние было:
СНЯЛИ ОРУЖИЕ И БОЕПРИПАСЫ!
И мы спросили: “Почему сняли оружие?! Кто такой идиотский приказ отдал?!”
Даже к командиру полка Емельяненко обратился и говорит: “Нy почему?!” А командир полка разъяснил командирам эскадрилий: “Приказ командующего” (Белорусским военным округом Д.Г. Павлова. – В.Б.), а командиры эскадрилий – нам».
Оружие они сняли, а «в 2.30 раздается сигнал – тревога… И в момент налета немецкой авиации летчики вместо «сокращенных» оружейников занимались установкой пушек и пулеметов на истребители.
Но обратите внимание на время объявления тревоги – 2.30 22 июня. Видимо, командующий ВВС округа Копец все же сам обзванивал свои авиачасти, и скорее всего по команде Павлова…
Долгушин: «Самолеты И-16, которые мы в полку получали, все были новыми машинами с “62-ми” и “63-ми” моторами… “63-й” мотор – 1150 л. с, машина по 500 км/ч давала скорость! Своих БСов мы тогда еще не знали, но зато наша 4-я эскадрилья капитана Емельяненко, кроме 2-х пулеметов ШКАС, была вооружена еще и 2 пушками ШВАК».
Т.е. в этом 122-м иап одна эскадрилья из 4 была оснащена пушечными И-16.
Пушечных И-16 тип 27 и 28 к лету 1941 года выпустили около 350 штук. Этого хватило бы на вооружение не более пяти полков всех ВВС РККА. Однако эти мощные на то время пушечные И-16 не стали собирать в отдельные истребительные авиаполки, а распределили в приграничные смешанные авиадивизии, по одной эскадрилье в один полк с И-16. Что было вполне разумно.
«И вот в 2.30 – тревога! Нашей 2-й эскадрилье и 4-й эскадрилье через аэродром нужно бежать, а 1-я и 3-я стояли прямо около палаток. Мы прибежали, а те ящики уже убрали, начали таскать пушки. Техники тоже подключились, нужно быстро. А у нас ящики в самолетах, и мое звено подготовилось первым, все три самолета. Я пошел, доложил командиру эскадрильи, что звено готово. Он не стал спрашивать, как это нам так удалось раньше всех подготовиться… Только начался рассвет…»
Долгушин в истребителях своего звена пушки и пулеметы снял, но ящики с патронами, что более громоздкие, снимать не стал. Из-за этого его звено оказалось достаточно быстро готово к боевым действиям.
В субботу на аэродром 122-го иап пригнали для ознакомления Пе-2, которые стояли на вооружении в 16-м бомбардировочном полку этой же 11-й сад, чтобы летчики могли отличать их от Ме-110 и не посбивали сгоряча. Ведь внешне они очень похожи.
В субботу Пе-2 еще и полетал над аэродромом, поэтому когда утром 22 июня на аэродром выскочила пара двухкилевых самолетов, их не сразу опознали:
«С южной стороны к аэродрому подходят два самолета. В хвосте этого самолета раздается очередь, длинная очередь – и по стоянкам самолетов. Крестов-то не было, но тут все ясно: обстреляли, прошел “110-й”. По телефону мы узнали, что есть раненые, – значит, точно, прошел немец и обстрелял. Мы рассредоточили машины, и опять таскать пушки и боеприпасы. Первыми подготовились мы, затем 1-я эскадрилья, которая стояла около палаток. Они выбежали из палаток – и уже через 5-Ю метров их самолеты. Смотрим: идет шестерка самолетов – три идут и сзади еще три. Что это такое? Учения, что ли? Опять мы ничего не поймем. Решили, что это МиГ-3 с Белостока – там был полк на МиГ-3.
И тут они развернулись и начали нас бить. (Это были Me-109. – Авт.)». (Сайт «Я помню».)
Долгушин вылетел на разведку в сторону Гродно, на взлете его обстрелял одиночный Ме-110 (или Me-109), но не сбил. Во время уже своего полета Долгушин подбил легкий самолетик связи, разведки и корректировки типа «Физлер-Шторьх» (тот ушел с дымом на свою территорию), прибыл на свой аэродром и доложил, что немцы: «Границу перешли, идут к нам. Войска вот тут, танки вот тут». Наших-то войск не было: только одни пограничники, и все. Только мы начали заправляться, ко мне подошел командир эскадрильи и говорит: “Сергей, мы улетаем в Черляны, там, где 127-й полк нашей дивизии”».
То есть примерно в 5.00–5.30 122-й иап боевых действий не вел. И по команде, видимо, командира дивизии полковника П.И. Ганичева полк Долгушина перегнали на один аэродром с соседним 127-м иап – 122-й полк находился всего в 17 км от границы. Долгушин взлетал позже всех, и в это время на аэродром уже заходили немецкие самолеты: «Тут пришла восьмерка, садится фактически на аэродром. Я пошел на взлет, а они даже не обратили внимания на меня. Я взлетел – танки уже видны. Высоту повыше набрал, немного поднялся, выше к северу ушел от аэродрома – и видно, что танки идут к аэродрому Они уже километрах в 5–10, а над аэродромом висят восемь самолетов». (Примечание. Как выяснил исследователь Д. Киенко (см. его книги «Крылья над Гродно», «Крылья над Лидой» и «Крылья на Неманом». – Гродно, 2009, 2010 г.), который на документах и воспоминаниях других очевидцев достаточно детально изучил историю 11-й сад, на аэродром садились 8 Ме-109Е. Один из них был подбит и сел на «брюхо». Немцы его там и оставили, в книгах Киенко есть фото…)
Долгушин сел на аэродром соседей, а там продолжали работы по бетонированию полосы: «И начались работы: камнедробилки дробят, цемент закладывают…» (Примечание. Д. Киенко выяснил, что 122-й иап перелетел не в Черлены, а в г. Лесище, где был полевой аэродром и бетонную ВПП не строили. Рядом с Лесище находился аэродром в Скиделе (в 15 км), и там велось бетонирование ВПП, однако, кроме строителей, никого на этом аэродроме не было. Сам же Долгушин прошел над Лесищем, однако ему выложили знак «иди на Лиду», и как раз там велось бетонирование ВПП и там и погиб Ганичев…)
127-й иап имел на вооружении самолеты И-153, у которых были только пулеметы ШКАС. При этом топливо в самолеты заправить не могли, потому что достать бензин из закопанной в землю цистерны оказалось нечем – «забыли» приготовить насос. В итоге в результате нескольких налетов оба истребительных полка 11-й сад были уничтожены в течение дня и в основном на земле: «Одна за другой пошли шестерки, восьмерки Ме-110 – и оба полка разбомбили совершенно. А мы ничего сделать не можем! Исправных самолетов было очень много, но без горючего, без оружия… Никто не стал этим интересоваться… Просто поступила команда – уезжать…» (это было в г. Лида утром 23 июня. – Д. Киенко).
Обратите внимание на выделенные мной слова – по факту уничтожения 11-й сад никто тогда расследование проводить не стал… Видимо, потому, что в первые же налеты днем 22 июня был убит командир дивизии: «Ганичев и полковник Захаров, его заместитель, стоят на аэродроме, как идиоты, и руководят разравниванием. По ним ударили. Захарову в лоб попали, а Ганичеву в живот – он через два часа умер. И на аэродроме никого из начальства не осталось». (Примечание. Долгушин, по словам Киенко, спутал фамилию начштаба 11-й сад – это был подполковник Юзеев, который был ранен в ногу и остался жив… Не репрессирован.)
Командиру дивизии полковнику Ганичеву, похоже, «повезло» – погиб, и проводить расследование было просто не с кем. Его вины в том, что полки 11-й сад были так близко расположены у самой границы, нет.
Но скорее всего он по результату расследования также пошел бы под суд и был бы расстрелян с позором за такую организацию подготовки вверенных ему частей и аэродромов к войне. За уничтоженную в течение одного дня дивизию, состоящую из как минимум 140 истребителей с хорошо подготовленными летчиками. А также уничтоженного утром 22 июня и 16-го бомбардировочного полка этой дивизии, потерявшего около 3 °CБ.
«А.Д. [А. Драбкин]: – У вас был 122-й полк?
– Да.
АД.: – Пятиэскадрильный состав?
– Четыре эскадрильи, в каждой по 18 самолетов, пять звеньев. Командир, заместитель. А если комиссар летает, считали, что есть спарка…» (Итого 72 истребителя только в 122-м иап, в котором было 18 пушечных И-16. – Авт.) (Сайт «Я помню», беседовал А. Драбкин.)
В связи с историей разоружения этого полка возник один вопрос. Дело в том, что в 122-й иап «в среду или даже раньше, в понедельник, прибыла на Ли-2 комиссия с Москвы. Их задачей в основном была проверка состояния техники пилотирования летчиков дивизии и в том числе нашего полка. Возглавлял ее заместитель начальника оперативного управления, полковник» (Долгушин). Сопровождал московского полковника «заместитель Копца по строевой подготовке, генерал-майор».
Ли-2 комиссии так и остался до 22 июня на этом аэродроме и утром 22 июня сгорел. А сама комиссия вроде как вечером 21 июня все еще была на аэродроме 122-го иап.
В связи с этим некоторые историки ставят под сомнение «самовольность» приказа Павлова о снятии вооружений с истребителей. Мол, если бы приказ был лично от Павлова, то комиссия бы вмешалась и отменила его. А раз не вмешалась, то, значит, приказ был не от Павлова, а из… Москвы!
Но вообще-то комиссия, проверяющая пилотирование (хоть и московская), никоим образом не может отменить приказы командующего округом или командующего ВВС округа. Она может только указать о данном факте в акте проверки или максимум сообщить в Москву по телефону (если ей эту возможность еще и предоставят). По словам Долгушина, комиссия уехала 22 июня в Минск на машине (как выяснил Д. Киенко, «за ней посылали из 127-го иап пару У-2, чтобы вывезти, однако по пути один немцы сбили, а второй вернулся»).
Но еще раз повторяю: они никоим образом не могли повлиять на ситуацию.
Были ли факты разоружения других полков ЗапОВО? Были, и, по некоторым данным, такое было и в соседних округах. Найти информацию о подобном разоружении других полков достаточно трудно (хотя, если есть умысел, подобные приказы никогда не дадут именно во все авиачасти – сразу же наверняка всполошатся те же «особисты»).
Бардов: «Haйти-то конечно трудно, но тем не менее я нашел “идентичную информацию”: когда я опубликовал свое интервью с Долгушиным на одном из форумов, откликнулся потомок летчика того самого 16-го бомбардировочного полка его же дивизии, перебазировавшегося из г. Желудок на аэродром “Черлена”. Так вот сын этого летчика (живущий сейчас в Канаде) написал мне, что отец рассказывал ему, что в их полку также был получен приказ снять пулеметы с их бомбардировщиков. И в результате во время налета немецких штурмовиков на их аэродром немногие самолеты, взлетевшие в воздух, не имели возможности даже стрелять по немцам из своих курсовых пулеметов, и один из них даже пошел на лобовой таран. Вот это письмо: Георгий Сальников. Март, 27, 2005 6:39 рт. Заголовок сообщения: Хочу узнать дальнейшую судьбу 16-го Сбап.
“Всем участникам форума добрый день! Ветеранам авиаторам, всем, кто жив, низкий поклон. Погибшим и умершим – светлая память. Я, Сальников Георгий Георгиевич, сын Сальникова Георгия Ивановича, стрелка, радиста 16-го СБАП. Мой отец находился на лагерном аэродроме Черляны в момент штурмовки немцами в 4 утра 22 июня 1941 г. Где то в 1952–1953 году он мне, мальчишке, рассказал трагическую историю начала войны. Рассказал, как за сутки до начала войны с бомбардировщиков было снято пулеметно-пушечное вооружение, как проснулся от грохота и стрельбы. На его глазах взлетел его комэск Протасов, и как он шел на таран. Как понимаю, он служил в его эскадрилье.
Затем через час появились немецкие мотоциклисты, с которыми они вступили в бой, но вскоре появились немецкие бронетраспортеры с пехотой, и пришлось отступать. Где-то в 10–11 утра нашли брошенную полуторку, отец вытер мокрый трамблер и завел ее. На ней человек 20–25 из 16-го полка добрались до Лиды, при них было знамя полка и штабные документы. Их всех арестовали, но вскоре выпустили.
Потом отец летал под Воронежем (летали бомбить Констанцу), затем под Москвой…
С уважением, Георгий Сальников, Монреаль, Канада, 27 марта 2005 года. Мой адрес: salnicov@sympatico.ca”…»
(Примечание. Увы, данное письмо имеет серьезные ошибки. Как пишет Киенко, «никак не возможно объяснить мотоциклистов 22 июня в глубине 100 км при столь плотных порядках войск в районе Гродно-Скидель, это невозможно, это как диверсанты-парашютисты, которые всем везде мерещились. Бои за аэродром Черлена начались только 24-го и закончились 26 июня. Полк со знаменем в Лиду не шел, шли сразу на Бобруйск, через Белицу»… Впрочем, ветераны за столько лет, естественно, многое путают или забывают. Но тут важен сам факт разоружения самолетов этого 16-го сбап перед 22 июня…)
16-й скоростной бомбардировочный авиаполк был перед войной передан в 11-ю сад ЗапОВО и укомплектован самолетами СБ (7,62 мм ШКАСы, размещенные в носовой части машины и в кабинах стрелков, скорострельность до 2000 выстрелов в минуту) и Пе-2, имевшими более внушительное вооружение. У Пе-2 ранних серий было 247,62 мм ШКАС в носовой части и 2 – у штурмана и стрелка. А весной 1941-го на Пе-2 стали ставить один ШКАС и один 12,7 мм пулемет Березина в носовой части и один 12,7 мм в кабину штурмана для защиты задней полусферы. Стрелок-радист остался в хвосте со ШКАСом.
«С апреля – мая (с 13-й серии) 1941 г. люковый ШКАС заменили на крупнокалиберный турельный пулемет БТ конструкции Березина с боекомплектом 200 патронов. Правый ШКАС в носовой установке также был заменен на пулемет БК с боекомплектом 150 патронов, но одновременно уменьшился запас патронов левого ШКАСа до 450 шт. Секундный залп Пе-2, вооруженного только ШКАСами, составлял 1,152 кг, а с пулеметами Березина он почти удвоился и стал равным 2,208 кг». (Источники: «История конструкций самолетов в СССР, 1938–1950 гг.», К.Ю. Косминков, Д.В. Гринюк «Пикирующий бомбардировщик Пе-2»).
11-я сад располагалась в райцентре Лида Гродненской обл. в Западной Белоруссии. Кроме 122-го полка, где служил Долгушин, состояла также из:
127-го иап (его базировавшегося в г. Скидель), 16-го сбап, располагавшегося на 22 июня в с. Черлены (похоже, 122-й иап 22 июня частью отправляли в Лиду, частью – на аэродром 127-го иап и частью – к бомбардировщикам), и 190-го штурмового авиационного полка (шап), но он на 22 июня находился под Витебском, получал матчасть и только формировался. Как пишет Д. Киенко, 190-й шап «находился в г. Щучин, моем родном городе, в количестве 16 человек, а летный состав в Воронеже на обучении на Ил-2».
В 16-м сбап имелось 46 экипажей на 24 СБ, и также приняли на заводе 37 Пе-2 – итого 61 машина.
Однако к 22 июня Пе-2 не перегнали в полк. И этот полк был разгромлен в первые же часы войны, без боя.
Утром 22 июня на аэродром Черлены был совершен налет, отчего, по докладу политотдела 11-й сад: «Самолеты СБ полка горят. Подробности и потери неизвестны…» Из донесения командующего ВВС 3-й армии командующему ВВС фронта: «В 4.00 22.06.41 г. противник атаковал одновременно наши аэродромы. Выведен из строя целиком 16-й полк бомбардировщиков».
Правда, когда маршал авиации Н.С. Скрипко писал свои мемуары в советские времена, то он написал так про этот 16-й сбап:
«Когда к аэродрому, где и базировался 16-й скоростной бомбардировочный авиаполк, приблизились фашистские самолеты, командир эскадрильи капитан Л.С. Протасов немедленно взлетел на своем бомбардировщике и неожиданно для гитлеровцев врезался в головное звено истребителей Ме-110. Воспользовавшись замешательством, разбив их строй, капитан Протасов пулеметным огнем сбил один “мессер”. А расстреляв все патроны, героический экипаж таранил своей машиной второй самолет гитлеровца и погиб…» («По целям ближним и дальним», М: Воениздат, 1981 г., гл. «Война», с. 70.).
Н.С. Скрипко, с ноября 1940 г. командир 3-го дальнебомбардировочного авиационного корпуса в составе ВВС ЗапОВО, дислоцированного в Смоленске, полковник, утверждает, что «директива о приведении всех частей в боевую готовность стала известна командующему ВВС Западного особого военного округа в 00.30 минут 22 июня 1941 года». Но он не прав. Директива № 1 пришла в Минск только в 0.45, и узнать ее содержание Копец мог от Павлова только к 1.30, не ранее. Если только Копцу о ней не сообщил кто-то еще, до Павлова… например, командующий ВВС РККА из Москвы по поручению наркома Тимошенко, что вполне возможно, но, как показывал Павлов, Копец и от него получил команду «приводить войска в боевое состояние» примерно в 1.30. Скрипко пишет, что «директива наркома обороны, предупреждающая о возможном нападении фашистской Германии, обязывала Военно-воздушные силы быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников, предписывала рассредоточить всю авиацию по полевым аэродромам и тщательно замаскировать ее».
Однако даже если Копец и узнал о ее содержании к 1.30, он, похоже, не во все авиадивизии дозвонился и не все авиачасти по тревоге до нападения Германии поднял. Ибо Скрипко и пишет, что, только «узнав о нападении гитлеровцев, я объявил боевую тревогу авиадивизиям и частям корпуса». И произошло это потому, что Копец «сумел за это время передать приказ лишь 10-й смешанной авиадивизии, а остальные соединения не получили никаких распоряжений, поскольку еще с 23 часов 21 июня прекратилась телефонно-телеграфная связь»… Похоже, Копец успел дозвониться и в 11-ю сад Долгушина. Но – ох уж эти порезанные диверсантами провода… которые, по другим воспоминаниям, вышли из строя все же ближе к 2.00.
Генерал-майор авиации Г.Н. Захаров: «Уже давно рассвело, когда раздался звонок из штаба авиации округа. Это было, по памяти, между пятью и шестью часами утра. Звонил командующий ВВС округа: “Нac бомбят. С Черных и Ганичевым связи нет”.
Это было первое сообщение о начале войны, какое я услышал. Копец говорил ровным голосом, и мне показалось, что он говорит слишком медленно» (Я – истребитель. М., 1985 г., с. 112.).
Так узнал о начале войны командир 43-й смешанной авиадивизии, стоящей за Минском. Тот самый, что 18 июня вместе со своим штурманом на У-2 делал облет границы в полосе ЗапОВО. После чего и было принято решение приводить в повышенную боевую готовность все части запокругов, в том числе ВВС и ПВО.
Однако хотя в 11-ю сад около 2.30 22 июня и прошла команда «тревоги», но при этом, оказывается, для приграничных авиаполков был и некий запрет подниматься в воздух! Вот что приводит в своей книге «Июнь 1941. Разгром Западного фронта» (М., 2008 г.) Д. Егоров о начале войны в 122-м иап Долгушина:
«Н.А. Буньков, бывший рядовой радиовзвода роты связи 286-й авиабазы, вспоминал:
«Фашистские самолеты беспрерывно бомбили наш аэродром, наши самолеты, стоявшие, как солдаты в строю, ровными рядами по всему аэродрому (вот так был «выполнен» пункт приказа НКО о запрете линейного расположения матчасти. – Д.Е.). Летчики к 4:00 22 июня были уже в кабинах самолетов, готовы к бою. Но ни один самолет не взлетел навстречу врагу, а фашисты без помех в упор расстреливали, бомбили и поджигали все самолеты, ангары, все аэродромное хозяйство. Представьте себе наше горе, отчаяние, недоумение… На вопросы нам отвечали:
«Нет приказа на взлет и борьбу с врагом. Это провокация, местный инцидент». И так продолжалось до 6 часов утра! Но вот оставшиеся целыми самолеты в 6 утра вылетели навстречу врагу, в бой. И как дрались! Мы не напрасно гордились «своими» летчиками» [76, письмо]» (с. 118).
Смотрим еще раз, что рассказывал Долгушин:
«А у меня-то звено готово! Я тогда исполнял обязанности командира звена и доложил командиру эскадрильи капитану Емельяненко: “Звено готово!” Он вызвал командиров звеньев. Собрались, сидим. И вдруг видим, со стороны Белостока на высоте примерно 300 м идет звено нашим строем. Когда мы их увидели, до них было еще далеко. Мы знали, что в Белостоке один полк переучивается на “Миги”, и решили, что это “Миги” из Белостока. А когда они подлетели поближе, мы увидели, что это Me-109. И вдруг они развернулись и начали бить!..
Емельяненко (комполка. – Авт.) говорит: “Долгушин, взлетай!” Никакого официального задания мне не давали. Просто: “Взлетай!”…»
Долгушин улетел на разведку в сторону Гродно, а «полк начал подниматься (взлетать) где-то в 6.30–7.00. Первая эскадрилья начала взлетать первой, ведь она находилась рядом с палатками, и каптерки были близко, а нам надо было еще перебежать аэродром. Затем другие эскадрильи начали взлетать. Тут же налеты их [немцев] остановились.
Итоги налета Me-109 были незначительными.
Средств ПВО не было. На краю аэродрома была одна машина со счетверенными “Максимами”, но ее сразу расстреляли. Перед этим у нас была комиссия из Москвы на Ли-2, который стоял на аэродроме. Да немцы Ли-2 в первую очередь и сожгли. Комиссия на автомашине уехала в Минск, а в Минске сели на поезд и уехали в Москву…» (Источник: «Трагедия 11-й смешанной авиационной дивизии». Перевод с белорусского. Сайт infoCity.by. Информационно-рекламный портал г. Лида. Автор: А Каладяжная. Русский перевод на сайте http://2history.org.ua/11sad.htm 18.06.2011 г.).
Примерно так же не взлетали до 6 часов утра и бомбардировщики 16-го сбап этой же 11-й авиадивизии.
В исследовании М. Жирохова и А. Котлобовского «Иду на таран!» (М., 2011 г., с. 100) на основании документов собраны описания всех воздушных и наземных таранов советских летчиков во время Великой Отечественной войны, таран Алексея Сергеевича Протасова описан так:
«Вылетев в составе звена (три машины. – Авт.) на разведку с аэродрома “Черлены” (45 км юго-западнее г. Лида), уже над (своим) аэродромом советские летчики столкнулись с шестью девятками тяжелых истребителей Me-110, шедших на высоте 300 метров на штурмовку аэродрома. Протасов направил свой бомбардировщик на ведущего первой девятки и сам погиб при таране».
С ним погиб и его экипаж: штурман лейтенант А.К Ярулин и стрелок сержант Бесарабов (основание: боевое донесение 11-й сад от 13.07.1941 г. «вх. 006284»). Произошло это в 6.50 утра. После первого взлета в этом полку.
Тут надо понимать, что в донесении 11-й сад в июле 41-го никто не расписывал ненужные «подробности», как это делали потом Скрипко и прочие мемуаристы времен СССР и КПСС, – только сухая статистика, без лишнего пафоса. То есть Протасов пошел на таран скорее всего в неком порыве – немецкие самолеты уже над его аэродромом, и таран в его случае был чуть не единственным способом ошеломить врага. Возможно, это было и столкновение в воздухе, но думаю, что все же именно таран.
Имелись ли на СБ Протасова пулеметы? В данной ситуации не важно. Бой произошел уже около 6 часов утра, к этому времени пулеметы вполне могли и установить. Исследователь истории 11-й сад Д. Киенко в своих работах приводит фото уничтоженных на аэродроме СБ с уже подвешенными бомбами.
ШКАСы в носовой кабине штурмана в данном случае скорее всего просто не успели использовать – самолет Протасова влетел в строй немецких самолетов и врезался в один из них.
Но, например, таран мл. л-та Д.В. Кокорева (самый первый утра 22 июня) из 124-го иап 9-й сад ЗапОВО, по словам его сослуживца, генерал-майора (а тогда мл. л-та) А.А. Короля, произошел именно потому, что 20–21 июня также было снято вооружение с истребителей этого полка.
По поводу тарана Кокорева существует мифологема, мол, Кокорев расстрелял все патроны и только потом пошел на таран. Однако вот что рассказывал А.А. Король журналисту г. Запорожье Д. Шилину:
«Перед войной наш полк был перебазирован на аэродром Высоко-Мазовецк в Западной Белоруссии – это тридцать километров от границы. Там мы должны были переучиваться с самолета И-16 на МИГ-5.
На 21 или 22 июня командир полка назначил учения и приказал снять с самолетов вооружение. На учениях должен был присутствовать командующий Белорусским военным округом.
В субботу, 21-го, он не смог приехать, учений не было. А 22-го рано утром, в начале пятого, прозвучала боевая тревога. В воздух поднялись два или три наших звена. А минут через пятнадцать подходит “Мессершмит 110-й”. Думали, разведчик. А он дает пушечную очередь. Длинную такую! Поняли, что это война.
Я первый вылет сделал в шесть утра – на разведку границы. Вся она была в огне.
В этот день мы сбили два немецких самолета. Отличились младший лейтенант Кокорев и капитан Круглов, заместитель командира полка.
– Вы сказали, что перед учениями вооружение с самолетов было снято?
– Да. Но Круглов вылетал позже, ему успели пулемет поставить. А Дима Кокарев взлетел в 4.30 – безоружный. “Мecca 110-го” он сбил, применив таран.
Это был первый в истории Великой Отечественной войны воздушный таран» (25 июня 2007 17:33:54).
То же самое он рассказывал и в интервью «Рабочей газете» буквально в феврале 2012 года (№ 35. 23.02.2012, Григорий Петраков / НОВОСТИ ЖИЗНИ /http://rg.kiev.ua/page5/article23848. «Рабочая газета» – ежедневная всеукраинская газета. Свидетельство о регистрации KB № 10724, выданное ГКТР Украины 08.12.2005 г. Адрес: 03047, г. Киев, пр. Победы, 50).
Также уже лично автору данной книги Анатолий Авксентьевич Король по телефону рассказал 19 марта 2012 года, что зенитных средств на их аэродроме вообще не было. Как вывели их 124-й иап на тот аэродром в мае, так с того момента вообще никаких зениток не поставили. Полк получил МиГи, И-16 убрали с аэродрома, но из примерно 60 летчиков обучены были летать на МиГах процентов 70. Значит, часть новых истребителей стояли «пустые». При этом звено на И-16 находилось на дежурстве под Ломжей – дежурили на перехват немецких самолетов.
Обучались летать на новых машинах летчики сами, «по инструкции», прямо на аэродроме. «Спарок» МиГ для обучения не было. Ни о каком приведении в повышенную б/г летчикам не сообщали после 19 июня.
Но устроили странные «учения», да еще со снятием вооружения, что вызвало как минимум недоумение – что за учения такие?! Летчики никуда на выходные не выезжали – жили в лагере, в палатках и могли за 10 минут подняться в воздух. Но разбудили их по тревоге 22 июня, уже когда светать стало, после 4.00. И они вместе с техниками стали оружие ставить на свои МиГи. При этом никакого патрулирования или дежурства усиленного не было на те выходные. Как не было и рассредоточения и маскировки самолетов вечером 21 июня. А ведь полк стоял всего в 30 км от границы. Командир полка при этом был в отпуске, и командовал его заместитель капитан Круглов. В общем, к обеду от полка ничего не осталось. К вечеру 22 июня они приехали на машинах в Белосток, а утром 23 июня их отправили в тыл, в Минск..
Как видите, в этом 124-м иап 9-й сад оружие снимали под видом неких «учений», на которые якобы должен был 21 июня прибыть сам Павлов. И тревогу тут объявили аж «в начале пятого» утра 22 июня. Снимали ли вооружение в других иап 9-й сад? А.А. Король затруднился ответить. Но, похоже, павловы разоружали в первую очередь полки, стоящие ближе к границе.
(Примечание. В журнале «Военно-исторический архив» в 2010 году (№ 10) вышла статья журналиста Н. Качука о судьбе генерала Копца и ему подобных «невинных жертв сталинизма». И там он пишет:
«Когда я впервые в 2001 году узнал об этом из интервью с бывшим летчиком 122-го полка, Героем Советского Союза генерал-лейтенантом Долгушиным, то, честно говоря, не очень поверил сказанному. Но в записках Нины Павловны Копец меня буквально обжигают слова, сказанные ей летчиком-инспектором майором Ф. Олейниковым, давним другом и помощником ее мужа: “В самый канун войны из Москвы пришел приказ подготовить самолеты к какому-то парадному смотру, то есть снять временно вооружение, и поэтому в момент фашистского нападения они оказались разоруженными. Возможно, это одна из причин гибели Ивана”. Что за дьявольский сценарий разыгрывался в ВВС накануне войны, и кто им дирижировал из Москвы?..»
В 122-м иап Долгушина приказ на снятие вооружения не объяснялся мифическими учениями или «парадным смотром». А вот в 124-м иап Короля как раз именно этим и «объяснялось» то разоружение. И разоружали, кстати, именно отдельные, наиболее боеспособные истребительные полки, стоящие непосредственно у границы, а не все подряд, способные быстро подняться на перехват немецких самолетов… На данную статью указал автору исследователь Д. Егоров.)
Однако в том же 127-м иап 11-й сад тревогу объявили в 3.25, и в воздух несколько истребителей поднялись на перехват «нарушителей» почти сразу же, около 4.00. Однако и здесь они поднимались в воздух не по команде из Минска, а скорее действовали «по ситуации».
Как записано в хранящемся в ЦАМО “Дневнике работы 127-го иап”, боевая тревога была объявлена в 03:25. Было еще темно, но тревога никого не удивила, в последние недели это было частым явлением. Но то, что было дальше, совсем не походило на учебную тревогу.
Данилов рассказывал:
“Командир полка подполковник Гордиенко поставил мне задачу: в составе пятерки истребителей немедленно подняться в воздух и преградить путь у Гродно трем нарушившим границу «юнкерсам». При этом предупредил, чтобы мы огня по ним не открывали, а «эволюциями» своих машин в воздухе принудили нарушителей сесть на нашей территории. Я тут же приказал взлетать командирам звеньев Дерюгину и Петренко со своими напарниками Гариным и Шустровым вслед за мной”. Когда пятерка подлетала к Гродно, вся приграничная полоса на «той» стороне осветилась вспышками орудийных залпов. Иллюзии летчиков рассеялись: летевшие бомбардировщики “Юнкерс-88” были не нарушителями, а агрессорами. Один самолет врага политрук сбил лично, на оставшихся набросились его товарищи.
Командир полка был явно расстроен и недоволен самоуправными действиями своих подчиненных (ведь он еще не видел того, что происходило на границе). Но тут стали подходить командиры других подразделений полка. Доклад комэска старшего лейтенанта Дроздова о гибели в бою командира звена лейтенанта Ерошина вернул A.В. Гордиенко в состояние реальности. Последовал приказ: во главе семерки прикрывать Гродно тремя ярусами, сбивать все чужое, что попадется в небе» (Д. Егоров, указ. соч., с. 123).
А теперь смотрим политдонесение по 11-й сад о боях дивизии с 4 до 10.30 22.6.41 г. (телеграфная лента, наклеенная на бланке):
«Из г. Лиды… 22/6. 14/50. Минск.
Нач. УПП ЗапОВО дивкомиссару Лесеву
22.6.41 с 4.15 до 5.50 четыре бомбардировщика противника совершили налет на г. Лиду. Разбит поезд Белосток – Ленинград…
5.05 противник сделал налет на аэродром Новый Двор. Сгорело 2 самолета. Количество выбывших самолетов не установлено. 10 самолетов И-16 перебазированы в г. Лиду.
9.50 до… 37 самолетов Ю-88 совершили налет на аэродром Черлена. Самолеты СБ ярко горят.
Подробности и потери неизвестны.
127 иап, с 3.30 до 12.00 совершили 8 боевых вылетов в р-не Черлена – Гродно… Сбито два До-215. Потери – один ст. политрук.
6.20–11.00, 2 аэ (ав. эскадр.) 127 иап – 15 самолето-вылетов. 10.45 вели воздушный бой в районе Черлена – Гродно с 27–30 самолетами До-215. Сбитых нет…
05.20 до 10.50, 3 аэ 127 иап – 8 вылетов. До 10.30 воздушный бой с До-215 в р-не Черлены… [потерь] нет.
06.45 до 10.50, 4-я аэ 127 иап – 11 самолето-вылетов. 10.20 до 10.30 воздушный бой с группой… в районе Черлены. Сбит один До-215. Потерь нет».
(Приводится по статье «Трагедия 11-й смешанной авиационной дивизии».)
Но возвращаемся к сокращениям обслуги в ВВС.
Что значат эти сокращения технического персонала перед самой войной? Ни много ни мало – дополнительная гарантия возможного разгрома нашей авиации в момент нападения и в первые дни войны.
Сегодня достаточно точно известно, что СССР имел к началу войны около 16 000 только боевых самолетов (из почти 24,5 тысячи). Германия – «всего» 4800, без учета своих союзников. Перевес СССР составлял более чем в 2 раза.
М. Солонин пишет, что даже разовая потеря в 1200 самолетов в первый день войны не могла уничтожить всю авиацию западных округов.
В первый день – нет. А вот в течение нескольких дней – добили. Как? А в том числе и за счет отсутствия тех самых мотористов и оружейников в наших авиачастях. Дело в том, что именно хорошей организацией обслуживания и ремонта поврежденной техники во время боевых действий и отличалась немецкая военная машина. Что в авиации, что в танковых частях. Наши умники в НКО и ГШ сокращали перед войной технический и обслуживающий персонал в ВВС и особенно в западных округах, а немцы – нет.
Он у них был выше даже после того, как вернули оружейников (помните, кто, по воспоминанию летчиков были оружейниками в наших авиаполках, особенно истребительных, – женщины). И выходило, что даже во время войны, когда оружейников и мотористов вернули, рудели и хартманы делали по 10 вылетов в день, а наши летчики – вдвое, втрое меньше. И получалось, что кратное превосходство наших ВВС в численности нивелировалось количеством боевых вылетов немецких асов (хартманы и рудели действительно имели тысячи боевых вылетов, а наши покрышкины – сотни).
Конечно, во время войны женщин ставили оружейниками и из-за того, что мужчины нужны были на фронте, но в начале войны оружейников и мотористов при самолетах вообще не оказалось. Управлялись силами летчиков! Вот потому немцы и добили нашу приграничную авиацию в несколько дней, имея чуть не вдвое меньше самолетов, – они чаще могли подняться в воздух и в несколько заходов добивали наши аэродромы, пока наши летчики сами заправляли и обслуживали собственные самолеты! Плюс отсутствие подготовленных к войне запасных аэродромов, на которые авиация западных округов не могла перелететь с началом боевых действий.
Но самое важное, в первые сутки-двое были уничтожены именно истребители тех самых приграничных смешанных авиадивизий западных округов, в которых были и достаточно мощные бомбардировщики СБ.
Например, в ЗапОВО:
«На 1 июня в округе имеется следующее количество авиачастей, которые могут быть использованы по плану прикрытия госграницы:
а) истребительных авиаполков – 12;
б) бомбардировочных авиаполков – 12;
в) штурмовых авиаполков – 2;
г) разведывательных авиаполков – 2;
д) корпусных авиаэскадрилий – 9».
12 истребительных полков по примерно 70 истребителей – это около 840 истребителей. Из них в приграничных 9-й, 10-й и 11-й сад было 8 иап. Т. е. около 560 истребителей. При этом в той же 9-й сад, кроме комплекта старых И-16, на аэродромах стояло и свыше 200 новых, но не до конца освоенных МиГов. Всего в 9-й сад насчитывалось свыше 400 истребителей, которые были уничтожены в первые пару дней войны и в основном на земле.
А были еще интересные приказы от НКО для летчиков при Тимошенко. Вот что пишет маршал Скрипко:
«Пагубно отразилось на боевой подготовке выполнение требований приказа НКО № 303 от 4.11.40 г. “О переходе к производству полетов с колес в зимних условиях”. Лыжи сняли, а укатывать снег было нечем, тракторов не хватало (нужно было 252, а получили только 8). Летчики в течение зимы фактически не вылетали на боевое применение…»
Тимошенко решил, видимо, потренировать летчиков зимой в полетах в условиях, «приближенных к боевым», мол, пускай учатся летать зимой не на лыжах, а на колесах (ведь в войне вдруг лыж и не будет…). В итоге потерянные за зиму навыки полетов у летчиков уж точно не способствовали повышению общей боеготовности летного состава перед войной. И весной летали немного – пока просохнет земля после весенней распутицы… А когда начали летать, дай Бог в апреле, то и началась массовая аварийность. За которую рычаговых и смушкевичей потом привлекли к ответственности (их, похоже, сделали «крайними»?).
Смотрим, что вспоминали другие летчики соседних округов.
Летчик-истребитель Ф.Ф. Архипенко (начинал войну в 17-м иап 13-й смешанной авиадивизии Киевского ОВО) в своих мемуарах («Записки летчика-истребителя». М., 1999 г.) вспоминает: «В 1940 году вышел приказ № 0200 наркома обороны Тимошенко. Согласно этому приказу, командиры выслугой в рядах Красной Армии менее 4 лет обязаны были жить в общежитиях на казарменном положении…» На сайте «Я помню» также выложено его интервью Артему Драбкину. Нечто вроде комментария к своей книге:
«Тимошенко – тот еще придурок. Его звали “лучший друг авиации”: во-первых, заставлял прыгать с парашютом не только летчиков, но и технический состав якобы на случай войны, техники седыми становились; во-вторых, я еще успел младшим лейтенантом выпуститься, а за мной стали выпускать сержантами…»
В этом же интервью Архипенко сообщает интересные факты:
«…За 10–12 дней до войны нам приказали самолеты рассредоточить по границе аэродрома, а то они плоскость в плоскость стояли.
Мы вырыли капониры и щели. 22 июня все были в увольнении…»
Значит, 10–12 июня уже был приказ либо из Москвы о рассредоточении и маскировке авиации, либо это было на уровне командования КОВО. Однако, как известно, к 22 июня даже после директив ГШ от 19 и 20 июня авиация так и осталась стоять в «линейку» на стационарных и полевых аэродромах летнего базирования (не путать с оперативными и запасными полевыми площадками на случай войны, которые «не успели» подготовить в западных округах – кроме Одесского), хорошо известных немцам, под уничтожение.
А теперь вспомните немецкую хронику или фотографии первых дней войны советских аэродромов с рядами разбомбленных самолетов. Чаще всего видно скопление разбитых и сожженных истребителей устаревших моделей, которые должны были до войны перегнать в тыл и которыми были забиты приграничные аэродромы. Но тогда получается, что реально среди сотен разбитых истребителей чуть не третья часть (как минимум – такие самолеты были не в одном иап) были истребители без летчиков. Которые в принципе некому было куда-то перегонять ни 22 июня, ни позже.
Также Архипенко сообщает, что еще «за три-четыре месяца [до войны] немцы начали летать над нашей территорией. Утром и вечером. Но только за один день до войны пришла шифровка, разрешающая их сбивать» (запись и литературная обработка Артема Драбкина. Сайт «Я помню»).
А вот это интересно. Но такой приказ мог пойти в войска 20–21 июня, только если повышается боеготовность войск (или попутно кто-то пытался спровоцировать войну с нашей стороны, подставив СССР как агрессора?!).
18 июня летчик-истребитель Николай Белогуб (ЗапОВО), будучи в дежурном звене в тот день по аэродрому, сбил немецкий самолет, который воткнулся в землю чуть ли не на линии госграницы. Инцидент замять было невозможно, и 20 июня трибунал приговорил Н. Белогуба «к расстрелу за провокацию войны». Но дело заглохло скорее всего именно потому, что уже 20–21 июня была команда-разрешение сбивать нарушителей…
(Примечание. О Н. Белогубе и этой истории была статья в ВИЖ № 5 за 2002 год – И.А. Подольный «Девятнадцатый герой. Приговор к расстрелу за сбитый фашистский самолет Николаю Белогубу еще не отменен?», с. 36–37.
История жизни этого летчика, получившего впоследствии орден Суворова 3-й степени № 13, сама по себе интересна, но, к сожалению, не очень изучена и известна. Перед войной он отказался подписывать акты на списание старых самолетов в своем полку, пока не будут освоены новые, поступившие в июне истребители. Написал по этому поводу письмо Сталину (о, какие чудеса творились в ЗапОВО – лейтенанты понимали, что война близко и нельзя списывать боевые истребители, не освоив новые, а генералы этого «не понимали»!). И похоже, сбил он того немца вроде как по личной инициативе – находясь на дежурстве, не имея связи со штабом полка, он практически самовольно взлетел на перехват и задержание очередного немецкого самолета – нарушителя границы. Белогуб сначала практически посадил его на свой аэродром, а когда тот рванул в сторону границы, догнал его и сбил. После чего тот упал буквально в 100 метрах от границы, на виду у немцев… Скандал мог бы разразиться серьезный, и в принципе этот инцидент действительно мог стать и поводом для войны.
Затем Белогуб воевал летчиком-истребителем до осени 1941 года, когда был ранен, после госпиталя вернулся в полк начальником штаба, но летать уже не мог.
Перешел в танкисты (перед училищем летчиков учился на кафедре танкостроения Киевского политехнического института), воевал, командуя чуть не танковой бригадой.
Потерял кисти рук, после войны несколько лет преподавал в танковом училище. Затем был судьей в г. Донецке.
Ослеп и из-за страшных болей в позвоночнике, и чтобы не обременять семью, сам ушел из жизни.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.