Глава четырнадцатая. Второй крестовый поход

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава четырнадцатая. Второй крестовый поход

В течение определенного времени правители латинских королевств не уставали говорить всем, кто выказывал желание их слушать, что им нужна помощь, причем не только деньгами, но и воинами. Реакция на это была довольно вялой до 1144 года, когда сельджукский атабек Зенги захватил Эдессу. Эдесса была первым государством, основанным крестоносцами. Она всегда была христианским городом, и в описываемое время ее население состояло в основном из восточных христиан. Но защищать этот самый восточный город крестоносцев, удаленный от других латинских королевств, было очень трудно.

Известие о падении Эдессы подвигло французского короля Людовика VII, которому тогда было двадцать с небольшим лет, заявить о своем намерении отправиться в крестовый поход. Двумя годами раньше, повздорив с Тибо, графом Шампаньским, Людовик в юношеском азарте поджег церковь в городке Витри. Такой поступок и сам по себе достоин осуждения, но церковь к тому же была полна людей, искавших убежища, и около тысячи трехсот человек сгорели заживо.

Людовик чувствовал угрызения совести, и в конце концов «движимый состраданием, проливающий слезы король… вскоре решил совершить паломничество в Иерусалим»[84]. Разумеется, он не сразу воплотил в жизнь свое намерение. Но когда мусульмане захватили Эдессу и папа Евгений III издал буллу, призывающую Запад прийти на помощь латинским королевствам, французский король первым заявил о своем согласии, объявив об этом своим соратникам на Рождество 1145 года в городе Бурж.

Соратники выслушали его и вернулись к праздничным развлечениям. Людовик не обладал даром убеждения, он не смог уговорить своих друзей оставить уютные дома и отправиться в полное опасностей путешествие на Восток. Чтобы зажечь воинов энтузиазмом, нужен был кто-то другой.

Эту роль взял на себя папа Евгений, надумавший отправиться во Францию и проповедями призвать к крестовому походу, как это сделал его предшественник Урбан II в 1095 году. Однако в это время у папы начались проблемы в Риме, которые позже закончились его изгнанием и восстановлением власти сената. И тогда Евгений обратился к своему наставнику Бернару Клервоскому.

И вот на Пасху 1146 года Людовик и его двор собрались у церкви Марии Магдалины во французском городе Везлэ, чтобы послушать аббата Бернара, призывающего к крестовому походу. Папа Евгений прислал необходимые для данного случая письма, в которых обещал отпущение грехов всем воинам, которые последуют за своим королем, и защиту их семьям, остающимся дома.

Дар убеждения, которым славился Бернар Клервоский, сделал свое дело. Толпа у церкви была столь велика, что люди перевернули трибуну, на которой стояли король и аббат. Каким-то чудом никто не пострадал. Охвативший присутствующих энтузиазм был так велик, что даже королева, Алиенора Аквитанская, присоединилась к крестоносцам, а с ней жены многих знатных рыцарей и по меньшей мере одна незамужняя двоюродная сестра Людовика.

Пока шли приготовления к великому походу, Бернару стало известно об очередном проявлении освященной веками традиции крестоносцев — резне евреев в Рейнланде. Он поспешил в Германию, чтобы остановить кровопролитие. Заодно ему удалось убедить императора Священной Римской империи Конрада III возглавить свой собственный поход в Палестину. Конрад, которому в то время было за пятьдесят, первоначально не проявлял интереса к этому предприятию, тем более что он уже успел побывать в Иерусалиме. У императора хватало забот в своих владениях. Но Бернар проявил настойчивость, и она принесла плоды.

Эверара де Барра, магистра Ордена тамплиеров в Париже, убедили помочь в организации похода — связи храмовников и французских крестоносцев были достаточно крепки. К апрелю 1147 года, как раз перед выступлением короля и его армии, Эверар собрал 130 рыцарей Храма, «носивших белый плащ», которые должны были сопровождать короля и королеву. Это значит, что в то время в Париже находилось еще по крайней мере в три раза больше сержантов и слуг тамплиеров, которые вместе с упомянутыми рыцарями составляли самый большой отряд ордена за пределами латинских королевств. Зрелище, по-видимому, было впечатляющим.

Пожертвования, которые в этот период получали тамплиеры, были не так уж и велики, как можно подумать. Правда, в одной из грамот говорится, что Бернар де Байоль подарил ордену земельный надел в Англии, который сам получил от Генриха I, — и это был неплохой куш. Но, кроме этой, известны лишь две грамоты, имеющие отношение к пожертвованиям: настоятель собора Парижской Богоматери Варфоломей жертвует в пользу ордена шестьдесят су, а дама по имени Гента передает тамплиерам мельницу, но только после своей смерти. А прожила Гента долго…

Рожер Сицилийский предложил французам свои корабли, чтобы доставить их на Святую землю, но Людовик решил избрать сухопутный маршрут по примеру Первого крестового похода. Армия вышла из Парижа 11 июня 1147 года и несколькими днями позже прибыла в Мец, где состоялся общий смотр войск.

Тамплиеры и французская армия

Германские войска под предводительством Конрада опередили французских крестоносцев, что создало известные сложности для продвижения Людовика и его армии: им приходилось идти по землям, где явно не хватало продовольствия и фуража, а население не выказывало доброжелательности. Одо Дейльский, монах из Сен-Дени, который сопровождал Людовика, с возмущением писал, что менялы их обманывали, а местные жители не желали продавать товары по справедливой цене. «А потому паломники, не желая терпеть лишения среди изобилия, добывали себе необходимые съестные припасы грабежом и разбоем»[85].

Магистр Эверар де Барр при этом не присутствовал. Опережая армию, он отправился в Константинополь вместе с другими послами, чтобы облегчить продвижение крестоносцев, столь нуждавшихся в провианте.

Задача послов была не из легких. Одо обвинял греков в скаредности и вероломстве, но я думаю, что и читателям того времени было нетрудно представить, как поступили бы они сами, если бы к ним нагрянули толпы вооруженных «паломников», взбешенных тем, что не получили пищи и крова за цену, которую они сочли справедливой.

Однако Эверару удалось разрядить острую ситуацию, когда подошедшие к Константинополю французы подверглись нападениям греков. Император Мануил был достаточно предусмотрителен, чтобы не впустить крестоносцев в город, он позволил им расположиться лагерем у стен Константинополя и организовал для них торговлю продовольствием. Людовика, Алиенору и нескольких знатных рыцарей император принял во дворце, однако, когда крестоносное воинство отправилось дальше, он, надо полагать, вздохнул с облегчением.

Путь к Антиохии

Когда французы покинули Константинополь, тамплиеры образовали авангард и арьергард армии. Похоже, Эверар чувствовал уязвимость войска, которое сопровождал. Дело было не только в присутствии королевы Алиеноры и ее дам, хотя летописец позже порицал их за участие в походе. «Жены не могли обходиться без служанок, а потому в этом христианском войске, где надлежало царить целомудрию, постоянно толклись толпы женщин»[86].

В рядах французской армии было немало паломников, торговцев, членов семей, увязавшихся за воинами, и прочего люда. Все они, включая молодых и беспутных рыцарей, не имели понятия о дисциплине. Многие страдали от болезней, холода и дождей — приближалась зима.

Самое тяжелое поражение в начальной стадии похода крестоносцы потерпели в январе 1147 года у Кадмской горы. Головной отряд французов перевалил через гору и принялся устраивать лагерь на противоположном склоне. В это время большая часть армии еще находилась на марше — она двигалась медленно из-за вьючных животных и множества тех самых невооруженных людей. Когда крестоносцы взбирались по узкому гребню, который с одной стороны круто обрывался вниз, на них напали. Вот как описывает это Одо Дейльский:

«В этом месте люди теснились, продвигаясь вперед, затем сгрудились в плотную толпу и остановились. Не заботясь о лошадях, они пытались удержаться на месте, вместо того чтобы продолжать подъем. Вьючные лошади срывались с крутых утесов, увлекая в бездну тех, с кем поневоле сталкивались… Стрелы мусульман и греков не давали упавшим подняться, толпы врагов торжествовали… Они набросились на нас без страха, поскольку им больше не угрожал наш передовой отряд (он был на другой стороне горы), а арьергарда они не видели. Они кололи и рубили, и беззащитные люди сотнями падали, как овцы под ножом мясника»[87].

Можно себе представить весь ужас того, что происходило на склоне в тусклом свете январского дня. Тропа размокла от дождя и стала скользкой, люди сталкивались и срывались в бездну, воздух оглашали крики несчастных и ржание гибнущих лошадей. Прибавьте к этому разящие вражеские стрелы. Одо отправили к королю — сообщить о происходящем. Людовик со своими воинами бросился на помощь, но путь им преградил неприятель. Король потерял лошадь и едва спасся. Это был печальный день для французов.

Считается, что виновником несчастья был Жоффруа де Ранком, командовавший авангардом и нарушивший приказ не переваливать через гору, а защищать основную часть движущейся армии. Жоффруа входил в свиту королевы, а потому Алиеноре досталось тоже. Некоторые утверждали, что она-то и велела Жоффруа не дожидаться других, а двигаться вперед, чтобы королева и ее дамы могли с удобствами устроиться на ночлег. Мы вряд ли когда-нибудь узнаем, как все было на самом деле. По-видимому, каждый делал то, что считал в данный момент разумным, не отдавая себе отчета в возможных последствиях.

Так или иначе, но тамплиеры и Эверар де Барр оказались единственными, кто не заслуживал упрека. «Тамплиеры и магистр ордена Эверар де Барр, рыцарь, почитаемый за благочестие и явивший пример для всей армии… защищали людей с достойной восхищения храбростью»[88]. На самом деле в это время Эверар был лишь магистром ордена в Париже, а Великим магистром на Святой земле по-прежнему оставался Робер де Краон. Однако для Одо воплощением власти в ордене был именно Эверар.

На следующий день было решено, что дальше армию поведут храмовники, а потому все, включая короля, должны были им повиноваться. Решение оказалось действенным, и 20 января 1148 года французы достигли Адалин. Чтобы выжить, крестоносцы пустили на мясо множество лошадей. Однако тамплиеры предпочли голодать, но сохранить жизнь своим боевым коням и только благодаря этому смогли устоять против очередной атаки мусульман. Тем самым они вселили в неприятеля уверенность, что крестоносное воинство сильнее, чем оно было на самом деле.

После этих событий Людовик решил продолжить путь к Антиохии по морю.

Антиохийская интерлюдия

Пребывание Людовика и Алиеноры в Антиохии не имеет прямого отношения к тамплиерам, но оно оказалось важным эпизодом крестового похода и косвенным путем повлияло на будущее Франции. В Антиохию их пригласил Раймунд, дядя Алиеноры, который за десять лет до этого приехал сюда из Пуатье, чтобы жениться на Констанции, наследнице антиохийского престола, в то время девятилетней девочке[89]. Констанция, кстати, приходилась Людовику троюродной сестрой.

К нашему разочарованию, Одо Дейльский не сообщает никаких сведений о дальнейших событиях — его записи обрываются до прибытия крестоносцев в Антиохию. Но вот что пишет Иоанн Солсберийский[90], находившийся в то время в Риме: «Король заподозрил принца (Раймунда) в чересчур близких отношениях с королевой, ему не понравились их слишком частые беседы»[91]. Вскоре Людовик решил, что уже достаточно погостил у Раймунда, и приготовился следовать дальше, в Иерусалим. Однако Алиеноре тяготы пути порядком надоели, и она заявила мужу, что будет дожидаться его возвращения в Антиохии. Людовик, известный своим буйным нравом, заставил королеву ехать вместе с ним.

Хотя доказательств того, что королева изменила Людовику, не существует, эта история стала частью легенды об Алиеноре Аквитанской, а количество мифов об этой женщине не уступает количеству мифов и легенд о тамплиерах. Лично я не верю в ее измену. Алиенора, разумеется, могла флиртовать со своим дядей, но ей вряд ли удалось пойти дальше. Почти все время она находилась в окружении слуг и сопровождавших ее дам. Кроме того, этот эпизод не упоминался при ее разводе с Людовиком, который последовал спустя три года. В свою очередь, Раймунд наверняка хорошо помнил, что он правит Антиохией только благодаря своей жене, и вряд ли хотел рисковать своим положением. Впрочем, гормоны нередко заглушают голос здравого смысла, а значит, такая любовная связь была возможна, хотя доказательств ее не существует. При этом отсутствие доказательств не является помехой слухам и сплетням — секс служит хорошей приправой для любой истории. Это нашло подтверждение и в истории суда над тамплиерами.

Полагая, что теперь все складывается благополучно, Эверар де Барр оставил короля и его войско и отправился в Акру, чтобы собрать деньги для Людовика. Король не рассчитывал потерять столько воинов, лошадей, оружия и иного имущества и ощущал немалую нужду в наличных деньгах. Ему пришлось написать домой настоятелю Сен-Дени Сюже, облаченному полномочиями регента на время отсутствия короля и королевы. Послания Людовика напоминают жалобы студента, который только-только узнал цены на книги и пиво. «Я и представить себе не мог, сколько мне придется потратить за такой короткий срок», — писал король[92].

У тамплиеров Людовик взял в долг тридцать тысяч су, что составляло около половины его годового дохода, и этим его долги не ограничивались. Для обеспечения похода был введен специальный налог, но за прошедшее с тех пор время предводителям крестоносцев стало ясно, что войны никогда не считаются с бюджетом, особенно в тех случаях, когда армия терпит поражение. Так король Франции впервые заключил финансовое соглашение с Орденом тамплиеров, и это стало началом долгих взаимоотношений, приведших в конце концов к фатальному исходу.

Катастрофа в Дамаске

Пока Людовик переживал неприятности в Антиохии, император Конрад оправлялся от болезни в Константинополе, а Альфонс Иордан, граф Тулузский, рожденный на Святой земле, приплыл со своим войском в Акру.

Излечившись от недуга, Конрад прибыл в Иерусалим раньше других крестоносцев и остановился «в покоях тамплиеров, там, где некогда был возведен царский дворец, он же Храм Соломона»[93]. Поиграв какое-то время в туриста, Конрад отправился в Акру, где попытался уговорить своих рыцарей, досыта наевшихся Палестиной, побыть здесь еще немного и напасть на Дамаск. «Ибо он условился с королем этой страны (Балдвином III), и патриархом, и рыцарями Храма взять Дамаск»[94].

О том, что произошло в дальнейшем, мы знаем как из христианских летописей, так и от Ибн аль-Каланиси, который в это время был в Дамаске. Обе стороны утверждают, что между Иерусалимом и Дамаском существовал договор о перемирии. Захвативший Эдессу Нур ад-Дин, преемник Зенги, был суннитом и подчинялся халифу Багдада, в то время как большинство жителей Дамаска были шиитами и сторонниками египетских халифов из династии Фатимидов. Население Дамаска боялось Нур ад-Дина не меньше, чем крестоносцев. Поэтому не совсем понятно, зачем Людовику и Конраду понадобилось захватывать город.

Поход на Дамаск начался в погожий день в конце мая 1148 года. Впереди двигался со своими воинами Балдвин III, который знал дорогу, за ним следовал Людовик с французами, замыкали колонну Конрад и его рыцари. На много миль к западу и северу от городских стен Дамаска простирались фруктовые сады. По ним и решили идти крестоносцы, чтобы взять город в осаду. Вильгельм Тирский, который во время этих событий проходил курс наук во Франции, пишет, что они выбрали такой маршрут, «чтобы воины не испытывали нужды в воде и фруктах»[95].

Однако устроить пикник крестоносцам не удалось. Сначала на них напали крестьяне, которые ухаживали за плодовыми деревьями, а затем и отряды всадников из города. Несмотря на эти атаки, они вышли к реке и разбили лагерь, а уже на следующий день сошлись в жаркой битве с мусульманами. Исход ее поначалу предсказать было трудно, но, похоже, удача сопутствовала жителям Дамаска.

Летописцы расходятся в описаниях. По словам Ибн аль-Каланиси, христиане укрылись в своем лагере и оставались там весь день или около того: попытки крестоносцев выйти за лагерные укрепления защитники Дамаска пресекали, обрушивая на них град камней и стрел. Затем, получив известие, что Нур ад-Дин движется на выручку городу, христиане двинулись восвояси.

Вильгельм дает более сложное объяснение исходу осады. Он утверждает, что жители Дамаска подкупили «некоторых знатных рыцарей», чтобы те убедили своих предводителей переместить армию к другой стороне крепостной стены, где деревья не мешали коннице, да и стены казались пониже. Короли и император согласились на этот маневр. Однако на пустынной равнине не оказалось воды и еды, а когда воины попытались вернуться на прежнее место, выяснилось, что дороги к садам надежно перекрыты. Под угрозой голода крестоносцы были вынуждены вернуться в Иерусалим.

Обе версии заканчивались одинаково: крестоносцам не удалось взять Дамаск. По моему мнению, описание этих событий мусульманской стороной ближе к истине. Услышав о войсках, идущих на помощь защитникам города, Балдвин, Людовик и Конрад поняли, что для победы у них не хватит сил. История с подкупом больше похожа на попытку оправдаться. К тому же я не нашла свидетельств, что некие рыцари, якобы давшие королям заведомо дурной совет, подверглись после этого наказанию.

Кто-то в армии — Вильгельм не называет имен — в поисках виновников неудачи обвинил в поражении тамплиеров. Иоанн Солсберийский пишет: «Кто-то возлагал вину на тамплиеров, другие — на тех, кто захотел поскорее вернуться домой, король, однако, неизменно ограждал братьев Ордена Храма от обвинений»[96].

В 1147 году, за год до поражения французского короля и германского императора под Дамаском, английские и фламандские крестоносцы высадились на Пиренейском полуострове и захватили Лиссабон. Храмовники сражались вместе с королем Альфонсо, удостоились почестей и получили все церковное имущество города Сантарем. Немецкие армии успешно двигались на восток, неся крест и меч в земли язычников. Таким образом, два эпизода Второго крестового похода завершились для крестоносцев благополучно, и границы христианского мира были расширены. Однако в памяти людей осталась именно неудача двух великих правителей Европы, которые вернулись со Святой земли, не достигнув поставленной цели.

Поскольку поход закончился печальным провалом, нужно было найти виновного. По мнению Одо Дейльского, королей предали греки. Другие хронисты, в частности Вильгельм Ньюбургский[97], писавшие через много лет после этих событий, полагали, что крестоносцы были слишком обременены грехами, чтобы Господь даровал им победу. Генрих Хантингтонский[98], который также не был очевидцем похода, согласен с этой точкой зрения. Крестоносцы, по его мнению, «погрязли в блуде и прелюбодеяниях… а также повинны в грабежах и иных злодействах»[99].

Однако желание найти виновных на стороне, не покидало неудачливых крестоносцев. Конрад был убежден, что причиной беды была измена. Среди возможных предателей он упоминал тамплиеров, а также Балдвина III и правителей Сирии.

В людской памяти ярче всего запечатлелись как раз тамплиеры. Упреки в их адрес не утихали, несмотря на все их заслуги и успешные действия в Испании. Я думаю, в какой-то степени в этом повинна чересчур активная пропаганда ордена самими тамплиерами и Бернаром Клервоским. Их называли рыцарями Христа, безупречными и непобедимыми. Им надлежало преодолевать любые преграды, в том числе хаос и неурядицы в армии, пришедшей из Европы, и междоусобицы среди правителей латинских королевств.

У героев одна беда — нельзя взять отпуск.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.