Часть II Император Павел I

Часть II

Император Павел I

Кончина Екатерины II

Из воспоминаний графа Федора Васильевича Ростопгина:

…она [Екатерина II] с лишком полчаса не выходила из гардероба, и камердинер Тюльпин, вообразив, что она пошла гулять в Эрмитаж, сказал о сем Зотову, но этот, посмотрев в шкаф, где лежали шубы и муфты императрицы (кои она всегда сама вынимала и надевала, не призывая никого из служащих), и видя, что все было в шкафу, пришел в беспокойство и, пообождав еще несколько, минут, решился идти в гардероб, что и исполнил. Отворив дверь, он нашел императрицу лежащею на полу, но не целым телом, потому что место было узко и дверь затворена, а от этого она не могла упасть наземь. Приподняв ей голову, он нашел глаза закрытыми, цвет лица багровым, и была хрипота в горле. Он призвал к себе на помощь камердинеров, но они долго не могли поднять тела по причине тягости и оттого, что одна нога подвернулась. Наконец, употребив еще несколько человек из комнатных, они с великим трудом перенесли императрицу в спальную комнату, но, будучи не в состоянии поднять тело на кровать, положили на полу, на сафьянном матрасе. Тотчас послали за докторами. […]

К великому князю-наследнику от князя Зубова [Платона Александровича] и от прочих знаменитых особ послан был с извещением граф Николай Александрович Зубов; а первый, кто предложил и нашел сие нужным, был граф Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский.

В тот самый день наследник кушал на гатчинской мельнице, в 5 верстах от дворца его. Перед обедом, когда собрались дежурные и прочие особы, общество гатчинское составлявшие, великий князь и великая княгиня рассказывали… случившееся с ними тою ночью. Наследник чувствовал во сне, что некая невидимая и сверхъестественная сила возносила его к небу. Он часто от этого просыпался, потом засыпал и опять был разбужаем повторением того же самого сновидения; наконец, приметив, что великая княгиня не почивала, сообщил ей о своем сновидении и узнал, к взаимному их удивлению, что и она то же самое видела во сне и тем же самым несколько раз была разбужена. […]

…Петербург не знал еще о приближающейся кончине императрицы Екатерины. Быв в английском магазине, я возвращался пешком домой и уже прошел было Эрмитаж, но, вспомнив, что в следующий день я должен был ехать в Гатчино, вздумал зайти проститься с Анною Степановною Протасовой. Вошед в ее комнату, я увидел девицу Полетику и одну из моих своячениц в слезах: они сказали мне о болезни императрицы и были встревожены первым известием об опасности. […]

…пришел… великий князь Александр Павлович. Он был в слезах, и черты лица его представляли великое душевное волнение. Обняв меня несколько раз, он спросил, знаю ли я о происшедшем с императрицею… Он подтвердил мне, что надежды ко спасению не было никакой, и убедительно просил ехать к наследнику для скорейшего извещения, прибавив, что хотя граф Николай Зубов и поехал в Гатчину, но я лучше от его имени могу рассказать о сем несчастном происшествии. […]

…наследник [Павел Петрович, направлявшийся в Петербург] вышел из кареты. Я привлек его внимание на красоту ночи. Она была самая тихая и светлая; холода было не более 3°; луна то показывалась из-за облаков, то опять за оные скрывалась. Стихии, как бы в ожидании важной перемены в свете, пребывали в молчании, и царствовала глубокая тишина. Говоря о погоде, я увидел, что наследник устремил взгляд свой на луну, и, при полном ее сиянии, мог я заметить, что глаза его наполнялись слезами и даже текли слезы по лицу… Я не мог воздержаться от повелительного движения и, забыв расстояние между ним и мною, схватив его за руку, сказал:

— Ah, Monseigneur, quel moment pour Vous![35]

На это он отвечал, пожав крепко мою руку:

— Attendez, mon cher, attendez. J’ai v?cu quarante deux ans Dieu m’a soutenu; peut-?tre, donnera-t-il la force et la raison pour supporter l’?tat, au quel il me destine. Esperons tout de Sa bont?[36].

Вслед за сим он тотчас сел в карету и в 8 с половиною часов вечера въехал в С.-Петербург, в котором еще весьма мало людей знали о происшедшем. […]

Наследник, зашед на минуту в свою комнату в Зимнем дворце, пошел на половину императрицы. Проходя сквозь комнаты, наполненные людьми, ожидающими восшествия его на престол, он оказывал всем вид ласковый и учтивый. Прием, ему сделанный, был уже в лице государя, а не наследника. Поговорив несколько с медиками и расспросив о всех подробностях происшедшего, он пошел с супругою в угольный кабинет и туда призывал тех, с коими хотел разговаривать или коим что-либо приказывал. […]

Между тем все ежеминутно ожидали конца жизни императрицы, и дворец более и более наполнялся людьми всякого звания. […]

С трех часов пополудни слабость пульса у императрицы стала гораздо приметнее, раза три или четыре думали доктора, что последует конец, но крепость сложения и множество сил, борясь со смертью, удерживали и отдаляли последний удар.

Тело лежало в том же положении, на сафьянном матрасе, неподвижно, с закрытыми глазами. Сильное хрипение в горле слышно было и в другой комнате, вся кровь поднималась в голову, и цвет лица был иногда багровый, а иногда походил на самый живой румянец. У тела находились попеременно придворные лекари и, стоя на коленях, отирали ежеминутно материю, текшую изо рта, сперва желтого, а под конец черноватого цвета. […]

Помещу здесь одно из моих примечаний: войдя в комнату, называемую дежурной, я нашел князя Зубова сидящего в углу; толпа придворных удалялась от него, как от зараженного, и он, терзаемый жаждою и жаром, не мог выпросить себе стакана воды. […]

В 9 часов пополудни Роджерсон, войдя в кабинет, в коем сидели наследник и супруга его, объявил, что императрица кончается. Тотчас приказано было войти в спальную комнату великим князьям, княгиням и княжнам… Сия минута до сих пор и до конца жизни моей пребудет в моей памяти незабвенною. По правую сторону тела императрицы стояли наследник, супруга его и их дети; у головы призванные в комнату Плещеев и я; по левую сторону доктора лекари и вся услуга Екатерины. Дыхание ее сделалось трудно и редко; кровь то бросалась в голову и переменяла совсем черты лица, то, опускаясь вниз, возвращала ему естественный вид. Молчание всех присутствующих, взгляды всех, устремленные на единый важный предмет, отдаление на сию минуту от всего земного, слабый свет в комнате — все сие обнимало ужасом, возвещало скорое пришествие смерти. Ударила первая четверть одиннадцатого часа. Великая Екатерина вздохнула в последний раз и, наряду с прочими, предстала пред судом Всевышнего.

Казалось, что смерть, пресекши жизнь сей великой государыни и нанеся своим ударом конец и великим делам ее, оставила тело в объятиях сладкого сна. Приятность и величество возвратились опять в черты лица ее и представили еще царицу, которая славою своего царствования наполнила всю вселенную. Сын ее и наследник, наклоня голову пред телом, вышел, заливаясь слезами, в другую комнату, спальная комната в мгновение ока наполнилась воплем женщин, служивших Екатерине.

Из «Записок» Николая Александровича Саблукова:

В четверг, 6 ноября 1796 года, я прибыл по обыкновению к Загряжским. К семи часам вечера на столе было приготовлено лото, и я предложил себя, чтобы первому вынимать номера. Г-жа Загряжская отвечала более холодным тоном, чем обыкновенно: «Хорошо», — и я начал игру. Играющие, однако, думали, по-видимому, о чем-то другом, так что я даже слегка пожурил их за то, что они не отмечают номеров.

Между тем г-жа Загряжская вдруг отозвала меня в сторону и сказала:

— Vous ?tes un singulier homme, Sabloukoff!

— En quoi done, madame? — возразил я.

— Vous ne savez done rien?

— Mais qu’y a-t-il ? savoir?

— Comment done, l’Imperatrice a eu un coup d’apoplexie et on la croit morte…[37]

Я чуть не свалился с ног и так побледнел, что г-жа Загряжская очень встревожилась за меня. Как только я пришел в себя, побежал с лестницы, бросился в мой экипаж и отправился в дом моего отца. Оказалось, что он уже уехал в Сенат, куда его вызвали. Катастрофа действительно совершилась, сомнений быть не могло. Екатерина скончалась. […]

По дороге мне попадались люди разного звания, которые шли пешком или ехали в санях и каретах и все куда-то спешили. Некоторые из них останавливали на улице своих знакомых и со слезами на глазах высказывали свое горе по поводу случившегося. Можно было думать, что у каждого русского умерла нежно любимая мать. […]

…около полуночи [в Зимний дворец] прибыл великий князь. В течение ночи был составлен манифест, в котором оповещалось для всеобщего сведения о кончине императрицы Екатерины и о вступлении на престол императора Павла I. Акт этот был также прочитан в Сенате, и была принесена обычная присяга. […]

Никогда не забуду я этого дня и ночи, проведенных мной в карауле во дворце. Что эта была за суета, что за беготня вверх и вниз, взад и вперед! Какие странные костюмы! Какие противоречивые слухи!

Императорское семейство то входило в комнату, в которой лежало тело покойной императрицы, то выходило из оной. Одни плакали и рыдали о понесенной потере, другие самонадежно улыбались в ожидании получить хорошие места. Я должен, однако же, признаться, что число последних было невелико.

Из «Записок» Александра Александровича Башилова:

В 1796 году, помню, что в ноябре, чуть ли не 6-го числа, в 3 часа, стали поговаривать, что императрица Екатерина нездорова и что с ней сделался удар. Вы можете посудить о смятении всех и каждого. Кто из видов сожалел, кто из боязни, а кто из любви; к сему последнему обстоятельству мы, невинные твари, были причастны. […] Государь Павел Петрович прибыл около 9-го часа; а в 9 часов и 55 минут уже дух Екатерины парил на небесах. Какая ужасная картина! Какая суматоха, и какие поделались у всех лица; у иного длинное в аршин, у иного сплюснутое в вершок, и перемена правления была такая загадка, после того что после царствования женщины стал царствовать государь хотя мудрый, но строгий.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.