VI. В тылу

VI. В тылу

Союзники защищены. Германия — главное поле битвы шпионажа. Французский шпионский сброд. Германские дезертиры, как шпионы. Рабочие из нейтральных стран. Школы шпионажа. Военнопленные, как шпионы. Саботаж. Опросные листы разведывательного управления. Наука на службе у шпионажа. Наблюдение за почтой и телеграфом. Подделка паспортов. Внутреннее судоходство. Приговоры по делам о шпионаже. Интернационалисты на службе разведки. Аристократия, крупные торговцы, финансисты. Политические партии. Нейтральные посольства. Консульства и военные атташе. Пресса. Транспорты продовольствия и подарков. Политические покушения.

Об особой неприятельской разведке на родине речь может идти, собственно говоря, только в отношении Германии. Разведка германского Генерального штаба во Франции и в России исчерпывалась театрами военных действий, в которые превратились эти страны. Поскольку она могла работать дальше в глубине страны, работа ее протекала в условиях, описанных уже по отношению к театру военных действий. Англия и Америка были, можно сказать, совершенно защищены морем от проникновения к ним разведки. По той же причине обе страны могли свести к минимуму выход заграницу всяких сведений. Тем больше шума поднимали они из-за тех немногих шпионов, которым удалось туда проникнуть, и которые были, в большинстве случаев, обнаружены. Количество их не может быть даже приблизительно сравнено с количеством пойманных в Германии шпионов, о котором будет сообщено в дальнейшем.

Это объясняется тем, что условия развития обширного шпионажа и всех прочих областей разведки в Германии были совершенно иными. Окруженная врагами со всех сторон, она соприкасалась на больших протяжениях с нейтральными соседями. Закрывать границы с ними было еще менее возможно, чем закрыть границу в тылу действовавшей западной армии. К тому же Германия была принуждена в собственных интересах поддерживать сообщение с заграницей. Неприятель не ставил ей в этом отношении никаких препятствий, дабы не закрыть путь и своим собственным агентам. Отрезывание Германии от нейтральных стран производилось лишь на голландском, датском и норвежском побережьях и на границе между Францией и Швейцарией. Знаменательно, что в Германии не был схвачен, в качестве шпиона, ни один гражданин какого либо нейтрально э государства, лежащего вне этого кольца воюющих держав. Каждый, проезжавший с запада через Англию или через Францию, подвергался самому тщательному наблюдению. Правда, агенты вербовались и в Бразилии, и в Аргентине, и в Испании и вообще по всему земному шару и среди всех [187] национальностей. Следует допустить поэтому, что и они принимали участие в разведывании Германии, но из них ни один не был схвачен.

Тем полнее использовалось население Швейцарии, скандинавских государств, Голландии и Люксембурга. Богатый выбор агентов низшего сорта доставляла темная шайка, сборным пунктом которой стали во время войны пограничные, нейтральные государства.

Много связей навязывалось и со швейцарами крупных гостиниц и кельнерами, занимавшими в Германии места призванных на военную службу немецких служащих. То же относилось и к персоналу маленьких театров, набиравшемуся во время войны из заграницы. Этим путем попадали в Германию в качестве шпионов женщины-танцовщицы и т. п. элементы.

Неприятель имел своих уполномоченных также и в высших кругах общества. Он вербовал их среди находившихся в Германии нейтральных студентов, а для экономической разведки -среди многочисленных деловых контрагентов Германии в пограничных, нейтральных странах. Стали известными многочисленные случаи, когда Антанта, в особенности Англия, заставляла принимать участие в разведке, находившихся в зависимости от нее нейтральных коммерсантов, так как вербовать подходящих шпионов для экономических вопросов было уже труднее. Осветить общее экономическое положение было, правда, легко, но для выяснения положения отдельных отраслей военной промышленности и сельского хозяйства уже нужны были сведущие люди, сообщения которых имели бы действительную Ценность. В качестве русских разведчиков неоднократно выступали румынские евреи — до тех пор, пока они могли еще, в первую половину войны, свободно передвигаться по Германии. Поводы к их поездкам были особенно многочисленны в первую половину 1916 года, когда Германией был разрешен вывоз в Румынию медикаментов и машин в обмен за выдачу уже оплаченного Германией румынского хлеба. Кроме того, вражеской разведкой были основаны торговые предприятия, на имя нейтральных иностранцев, особенно шведов и датчан, [188] специально для того, чтобы иметь возможность посылать в Германию коммивояжеров для шпионажа.

Но и военная разведка нуждалась в сведущих органах. Через Германию с одного фронта на другой проходили транспорты. Посылая шпионов внутрь Германии, с определенно формулированными военными вопросами, неприятель дополнял через их посредство собранные в нейтральных странах сведения, по большей части случайные и полученные с театров военных действий, когда события находились уже в стадии последней подготовки. Для выполнения этих заданий неприятель находил много агентов среди германских дезертиров в нейтральных странах. Во время войны легче было дезертировать в Голландию, нежели в Швейцарию, так как граница первой с Германией была длиннее, и охранять ее было труднее. Большая часть дезертировала туда еще и потому, что Голландия была расположена в тылу германской действующей армии. Так как в Голландии главную роль играла, работавшая против Германии английская разведка, то именно ей поставляли немецкие дезертиры большую часть агентов. В Швейцарии они попадали, напротив, в сети французского шпионажа. Известен стал случай, когда в 1917 году лишь один эльзасский вербовщик доставил французской разведке для шпионажа против Германии свыше пятидесяти германских дезертиров. Лишенные средств к существованию, оторванные внутренне от своего борющегося народа, дезертиры эти легко поддавались искушению. В качестве немецких солдат они были сведущими людьми и имели знакомых в германских войсках. Все необходимые, превосходно подделанные, документы они получали от неприятельской разведки. Лишь сравнительно немногие дезертиры направлялись в Данию. Здесь вербовал германских дезертиров для французской разведки враждебный Германии южно-ютландский союз.

Проживавшие в Швейцарии многочисленные русские эмигранты и высланные, очевидно, из вражды к царскому правительству, оказывали лишь незначительную поддержку разведке, но приняли в ней живое участие после падения России, когда ее разведка превратилась в социалистическую пропаганду, [189] направленную против Германии.

Обильным шпионским источником являлся существовавший в Швейцарии немецкий рабочий центр, особенно по отношению к разведыванию германского военного хозяйства.

Надежность французских агентов оставалась, без сомнения, недостаточно проверенной. Причину этого следует искать в высокой премии, которую получали вербовщики за каждого агента, следствием легковерного отбора было и недостаточное инструктирование. Организованная в Дижоне шпионская школа для агентов, которые должны были посылаться через Швейцарию в Германию, имела возможность подготовить лишь сравнительно немногих из них.

В англо-французских шпионских школах в Лондоне подготовка была поставлена лучше, так как английская разведка придавала очень большое значение основательному предварительному обучению шпионов, направляемых специально по флотской части. Судя по доставленному германской разведкой плану обучения в этой школе, агенты в пяти курсах знакомились со всеми деталями шпионажа, как в материальном, так и в личном отношении.

Можно было подумать, что указанные источники покрывали всю потребность в шпионах для Германии. Но вербовка производилась даже среди находившихся в Германии военнопленных. При этом действовали вполне планомерно. В лагеря военнопленных направляли специальных, подробно инструктированных посланцев, или же инструктирование брали на себя пленные, добровольно сдававшиеся в плен или, наконец, в лагере вербовали доверенного человека с помощью писем подобного рода.

«Дорогой товарищ! Прибыв сюда, я имел случай говорить с одним французом, на которого возложено поручение собрать возможно больше сведений (Вы понимаете меня). Он просил меня найти корреспондента для этого лагеря. Я подумал о Вас. Я знаю, что Вы имеете несколько верных и умных товарищей, которые сочтут для себя за счастье и за долг помогать в этой работе, если [190] Вы примете на себя руководство ею в Вашем лагере.

Сообщайте о положении в войсках и о населении и вообще мельчайшие, даже второстепенные данные, которые могут дать интересные указания.

Я не буду никогда писать Вам под своим именем (в случае нужды Вы сможете, быть может, получить право на лишнее письмо, если я Вас спрошу в своих письмах об упущенном). Вы будете, в общем, писать симпатическими чернилами. Для моих сообщений в этом нет нужды, так как они будут спрятаны в коробках с консервами. Может, однако, случиться, что мне придется написать Вам тайком словечко в письме, которое мне удастся, по непредвиденным обстоятельствам, послать Вам в пакете. В этом случае углы письма или карточки будут слегка надрезаны. Никому не сообщайте рецепта.

Каждая почтовая посылка будет содержать ящик. Корреспонденция будет, однако, помещаться только в запаянных коробках. К каждой коробке будет приложен пакет для изготовления химических чернил. Что касается проявителя, то мы пришлем Вам его немного, на случай, если он Вам понадобится, но нужда в нем будет встречаться редко, так как способ с пакетами гораздо безопаснее и требует почти столько же времени. Все письма сжигайте после предварительного извлечения из них необходимых указаний.

В последний момент мне поручили сказать Вам, что если Вы серьезно и деятельно займетесь этим, о Вас не забудут».

Можно допустить, что в каждом лагере для военнопленных находился один или несколько доверенных людей разведки. Они расспрашивали вновь поступавших пленных обо всем, что те видали в германских войсках и в Германии с момента, как были взяты в плен. Обмениваемые больные, пленные участвовали в доставке собранных сведений заграницу. Так как на этом пути сведения часто шли слишком медленно, то предпочтение отдавалось почтовой пересылке шифрованных я написанных симпатическими чернилами донесений. Приходилось поэтому тщательно наблюдать за всей почтой военнопленных и обрабатывать ее химическими средствами. [191]

Опасными элементами в этой группе были военнопленные офицеры.

Лагеря военнопленных служили французской разведке исходными пунктами для саботажа. О целях его и приемах работы можно лучше всего узнать из текста поручений. Для начала — поручение общего характера:

«Найти несколько верных, молчаливых и осторожных друзей, сообщить нам их имена и дать им знать, чтобы они обозначили свои письма буквами а, b, с, дабы их можно было затем узнать и выбрать.

Вы будете получать все пакеты и письма. Работайте втихомолку, руководите, распределяйте работу между друзьями. Речь идет о собирании сведений и об их пересылке, о бегстве, об указании саботирующих и о разрушениях. Пользуйтесь попеременно адресами, которые я Вам даю, ищите друга, который был бы занят цензурой писем. Если Вы желаете иметь цензурную печать лагеря, я Вам пришлю ее.

Вы должны крепко держать в руках Ваш лагерь. Для уничтожения Германии, быть может, вы все будете нужны. Вся организация должна рассматриваться как служебное дело, которое поручается лично Вам и доказавшим свою надежность французам. Вы должны всегда иметь возможность отрицать сношения с нами.

Предпринимайте разрушения на вокзалах, в военных лагерях, в государственных зданиях, на конюшнях, на военных заводах. Подыскивайте для этого только решительных и очень осторожных людей. Сообщите мне тайным письмом районы, где Вы можете работать, ангары для воздушных кораблей, военные заводы и т. д. Я пришлю Вам все необходимое. Не прикасайтесь никогда к предметам, находящимся в пакете с продовольствием, не прочтя предварительно приложенного указания. Обращение с ними опасно.

Для бегства требуйте все необходимое, карты, компасы. Беглец должен мне сообщить свой маршрут и место, в котором он желает перейти границу. Никогда не говорите об этом, даже в нейтральных странах. После удачного побега соответствующие [192] лица будут использованы внутри Франции и ни в коем случае не на северном фронте.

Укажите мне тех, кто забыл свои долг: они должны быть наказаны, в то время как храбрые будут вознаграждены.

Инструкции должны рассматриваться, как военные приказы».

После того, как подобным образом было положено начало организации групп для саботажа, они получали более подробные указания следующего рода:

«Каждый человек, идущий на полевые работы, должен обязательно получить из уст в уста нижеследующие указания и выполнять эти приказы, памятуя о том, что он француз и что он помогает, таким образом, грядущей победе.

Выясните людей, укажите им, как они должны ухаживать в имениях за скотом. Сыпать, например, песок в машины, устраивать короткое замыкание электрической проводки и т. п. Как вызывать крушение военных поездов.

Там, где возможно достать серную кислоту, поливайте ею картошку, чтобы помешать ее произрастанию. Все эти манипуляции могут быть проделаны так, чтобы немцы ничего не заметили. Плохой урожай стоит проигранного сражения. Вы работаете для отечества.

Ведите пропаганду среди рабочих на крестьянских дворах и учите их выкалывать ножами и деревяшками очки и ростки посевного картофеля; в свертках шоколада, печений или бисквитов Вы получите маленькие аппараты для этого.

Ответьте немедленно, если Вам может понадобиться материал для поджогов и пастилки для заражения скота. Если Вы ответите утвердительно, в следующие пакеты будут вложены в специальных сосудах пастилки или другие средства. Читайте инструкции о них.

Вы можете получить также и маленькие поджигательные аппараты, которые, будучи положены на место, вызывают пожар лишь через 3–5 часов. Кладите их на большие дворы, в вагон железной дороги, в готовые к отправлению поезда. На дворах дайте сначала скоту пастилки, а затем подложите огонь. [193] Животных поместят тогда в другом месте, при чем они заразят и другой хлев.

Взвешивайте и выбирайте осмотрительно. Дела Ваши будут вознаграждены по заслугам. После каждого разрушения сообщайте мне письмом или открыткой, дабы я мог это занести в наградной список.

Пишите обо всем, что Вам нужно: я пришлю тогда большее количество материалов. Вы должны, в конце концов, довести до того, чтобы во всех округах сгорели дворы и погиб в пламени скот. Испробуйте все. Это должно постигнуть неприятеля и постигнет его, как бич, ударяющий по немецкому народу. Привлекайте к этому, если возможно, и верных друзей. Вы будете тогда великолепно работать для победы и для отечества».

Находившиеся в Германии французские военнопленные оказывались, таким образом, и в плену не свободными от своего воинского долга. При этом с опасностью, грозившей отдельным пленным, и с тем, как отразятся эти действия на положении пленных вообще, считались так же мало, как и при организации шпионажа местными жителями на театре военных действий. В ряде случаев саботажа удалось, однако, установить, что им занимались агенты, присланные из нейтральных стран, из Швейцарии, Швеции и Дании. Были предупреждены исходившие из Копенгагена покушения на разрушения канала императора Вильгельма, мостов, железных дорог и промышленных предприятий.

Трудно сказать, сколько взрывов, пожаров, несчастных случаев, разрушений на заводах и вредных явлений в области народного питания в действительности зависело от саботажа, так как в случаях, где покушения были успешными, следы виновников почти всегда стирались самим разрушением.

Разведка и подготовка саботажа и донесения о достигнутых успехах были постоянной составной частью французской разведывательной деятельности. Цели ее явствуют, впрочем, лучше всего из опросного листа 1916 года:

«Ценность доставленных сведений определяется, в особенности, точностью их указаний и их источниками. [194] Необходимо беспрестанно настаивать на этих пунктах. Сведения относятся к политике, хозяйству, финансам и войскам.

Под политическими сведениями следует понимать различия во мнениях партий, социалистическое движение, взгляды рейхстага и канцлера и политика последнего, планы, которые у него имеются, и которые он мог бы провести в жизнь. Общее настроение, забастовки, восстания. Отношения между союзниками: немцами, австрийцами, турками, болгарами. Пропаганда в неприятельских и нейтральных странах; мероприятия германского правительства в отношении последних. Опыт показал, что в Берлине в соответствующих кругах много болтают и что часто выбалтываются новости, которые должны были бы сохраняться втайне. Существует, следовательно, возможность там кое-что узнать. Под хозяйственными сведениями следует разуметь все общие данные, охватывающие эту область. Всегда представляют интерес сообщения о рудниках, о государственных и частных заводах, о недостатке сырья, о заработной плате, о контрабандном ввозе в Германию провианта через нейтральные страны, Швецию, Голландию, Швейцарию.

Финансовые сведения охватывают займы, балансы крупных банков, государственный золотой запас и т. п.

Под военными сведениями следует понимать: расход и состояние войсковых частей, настроение в армии, вопрос о том, играли ли при смене в верховном командовании главную роль политические или стратегические соображения. Отношения между политическим миром и гражданскими элементами, с одной стороны, и командованием — с другой. Людские потери, материальные затраты на суше и на воде, большие переброски войск с одного фронта на другой.

Сведения должны содержать детали, которыми они отличались бы от обыкновенных рассказов, которые можно всегда легко услышать от возвращающихся из Германии путешественников. Один единственный из перечисленных пунктов, тщательно обработанный, имеет большую ценность, нежели длинный доклад, содержащий лишь обычные [195] рассуждения».

Из этого вопросного листа явствует, что военные сведения упоминались лишь на последнем месте. По мере того, как неприятель все больше возлагал свои надежды на внутренний распад Германии, сведения эти отступали все больше на задний план. Это вполне ясно из присланного одному французскому агенту в сентябре 1917 года вопросного листа:

1. Настроение в западном промышленном районе и в городах: Кёльн, Берлин, Лейпциг и Мюнхен. В частности, слышно ли что-нибудь о тайной революционной пропаганде, были ли уже арестованные или преданные суду за нее.

2. Верно ли, что в Познани был обнаружен большой польский заговор и что было арестовано много знатных поляков, в том числе — два депутата.

3. Какие войсковые части находятся в настоящее время в Тондерне, Гузуме, Гадерслебене, Зондербурге, Шлезвиге, Киле, Рендсбурге и Неймюнстере. Каково имя настоящего временного командующего IX армейским корпусом. Верно ли, что и во Фленсбург назначен новый командующий. Следует попытаться завязать знакомство с матросами».

Из этого вопросного листа вытекает, что неприятель знал о революционных течениях в Германии и что уже тогда он уделял особенное внимание их центрам.

Американские вопросные листы были почти исключительно политического содержания и заключали в себе вопросы вроде следующих:

«Рассчитывают ли немцы победить в войне?

Думаете ли Вы, что в Германии вспыхнет революция?

Любят ли немцы своего императора?».

Английские вопросные листы занимались преимущественно германским военным флотом и хозяйственными вопросами. Кроме того, в вопросах, вроде нижеследующего, они обнаруживали, что Англия является инициатором воздушных налетов на германские города:

«Точные детали о воздушной обороне в Рейнской области, результаты вреда, причиненного организованными Антантой [196] воздушными налетами на различные города. Число убитых при этом».

Вопросные листы английского и французского хозяйственного шпионажа, ввиду их крупных размеров, не могут быть переданы. Они содержали самые подробные указания и вопросы по всем отраслям военной промышленности.

Борьба между разведкой и контрразведкой привела за долгие годы войны к явлениям, которые в мирное время предусмотреть было невозможно. Германия, которой разведка угрожала больше всего, была принуждена вести и в области контрразведки самую ожесточенную борьбу, по крайней мере постольку, поскольку хватало сил у Генерального штаба. В его руках было сосредоточено и наблюдение за почтой и телеграфом, и выдача, и проверка паспортов в паспортном бюро.

При обнаружении путей, применявшихся противником для преодоления поставленных препятствий, Генеральному штабу стало очень быстро не хватать тех средств, которыми располагала полиция. При отделении III-b оказалась необходимой организация научного отделения, и наряду с ним возникло отделение для обеспечения и постоянного испытания и обеспечения надежности применявшихся систем шифровки. Ученые химики, физики и математики поступили на службу военному делу.

Прежде всего, оказалось недостаточно существующих средств для испытания почты в отношении тайных писем. Обыкновенные, известные уже в мирное время симпатические чернила легко обнаруживались с помощью общеупотребительного способа с парами йода. Они обладали тем недостатком, что жидкость разрушала поверхность бумаги. Эти разрушенные места легко становились видимыми при проявлении, так как на них оседали частицы йода и окрашивали написанное в коричневатый цвет. Эти обыкновенные чернила употреблялись, однако, в течение всей войны лишь частными лицами. В особенности, переписка между военнопленными и их близкими содержала много написанных этими чернилами сведений, относительно которых отправители полагали, что [197] цензура их собственной страны их не пропустит. Всю исходящую и входящую почту приходилось, поэтому, обрабатывать химически в почтовых контрольных пунктах. Однако вскоре после начала войны организованная разведка прибегла к химическим чернилам, на которые обычный способ проявления не действовал. Меньше всего были усовершенствованы химические чернила, употреблявшиеся русской разведкой. Упорнее же всего изыскивала до самого конца войны все новые способы французская разведка. Простейшее средство, состоявшее в полном перерыве почтового сообщения, могло применяться лишь в периоды сильнейших военных кризисов, так как другие соображения побуждали Германию поддерживать сообщение с заграницей. Положение врага было более выгодным. Ему надо было следить только за почтовым сообщением в Германию и из нее, сообщение же с остальным миром вредить ему не могло. В научной борьбе между химическими чернилами и проявителями победу одержали последние. Невозможно было изобрести такие чернила, проявление которых было бы невозможно.

Всю почту приходилось, однако, читать. Части писем, которые должны были быть скрыты от врага, покрывались в цензуре особым веществом, относительно которого предполагалось, что устранить его невозможно, не повредив при этом, во всяком случае, написанного. Разведка страны назначения была, наоборот, заинтересована в том, чтобы узнать, что желала скрыть от нее цензура. Наука искала поэтому средств для растворения покрывающего вещества без повреждения написанного, и, с другой стороны, искала веществ, которых не удалось бы растворить. В этом соревновании победила разведка: ни одно покрывающее вещество не оказалось, безусловно, надежным.

Разведка проявляла также постоянно изобретательность в изыскании средства для пересылки сведений: под почтовыми марками, между склеенными открытками, в оболочке пакетов. Коллекция контрразведки содержала образцы сказочной изобретательности и упорной работы.

В телеграфном сообщении было повсюду запрещено [198] применение условных сокращений. Тем не менее, внешне безобидные телеграммы также могли содержать в условных выражениях важные сообщения. Приходилось поэтому наблюдать и за ними и в особенности проверять их отправителей.

Совершенно новым явлением был в мировой войне беспроволочный телеграф, дававший возможность каждому воюющему перехватывать телеграммы противника. Поэтому в беспроволочном сообщении давались почти исключительно шифрованные телеграммы. Наподобие того, как на почте играла важную роль химик, так здесь вступал в круг сотрудников разведки математик, который должен был их расшифровать. Русские были в своих системах шифра самыми беспечными и самыми неповоротливыми, и это часто причиняло их военным интересам тягчайший вред. Зато у остальных враждебных держав организация и осторожное обращение с шифрами были выдающимися. Системы и ключи менялись через кратчайшие промежутки времени. Было ясно, что неприятельская разведка самым тщательным образом занимается германским способом шифрования, и что достигнутые при этом успехи побуждают ее к осторожности у себя. И, тем не менее, судя по успехам германской науки во время войны, можно считать установленным, что ни одна шифровальная система не может долго оставаться неразгаданной. Частая перестановка букв повышает трудность расшифровки, но не исключает ее, если только налицо имеется некоторое количество телеграмм, одинаково шифрованных. Шпионаж охотился, поэтому, за шифрованными телеграммами повсюду, не только в неприятельской стране и в воздухе, но и в нейтральных странах.

Они добывались за большие деньги. Шведские судьи приговорили в 1918 году двух английских агентов к продолжительному тюремному заключению за то, что они отобрали у одного телеграфного рассыльного адресованные германскому посланнику телеграммы и передали их представителю английской разведки. Подобные же приговоры за кражу политических телеграмм для разведки выяснились и в Голландии и, особенно, в Швейцарии. Следствием того, что в [199] Германии разведка была ограничена Генеральным штабом, было то, что использование военного опыта было, к сожалению, применено лишь для его собственного шифрования. Ему не удалось, к сожалению, побудить ведомство иностранных дел подвергнуть испытанию употребляемые им способы шифрования, и приноровить их к современному состоянию науки. Этим объясняется то обстоятельство, что секретные политические телеграммы могли неоднократно становиться известными противнику. Достижения в области шифра, использованные только военной организацией, оказались для Германии потерянными одновременно с расформированием Генерального штаба. Поэтому страны-победительницы обладают громадным перевесом в этой области.

Чем больше ограничивали пересылку сведений по почте и телеграфу, тем большее значение принуждена была придавать разведка тому, чтобы границы оставались открытыми для пассажирского сообщения. На границах был установлен строгий личный и паспортный контроль, шпионаж натыкался на новые препятствия, агентов приходилось снабжать, прежде всего, достаточными документами. На почве паспортной системы разгорелась ожесточенная борьба между разведкой и контрразведкой. Подлоги, преследовавшиеся в мирное время, как уголовные преступления, развивались теперь при поддержке государства и при сотрудничестве первоклассных научных сил до высшего совершенства. Были обнаружены документы, не отличавшиеся от настоящих ни сортом бумаги, ни подписями, ни печатью и бывшие все же поддельными во всех отношениях. Германские паспорта было легче всего подделать. Они были изготовлены из сравнительно обыкновенной бумаги и сброшюрованы в форме книжки, так что из них легко можно было вынуть отдельные страницы и заменить их другими, а употреблявшиеся, по большей части, резиновые печати было легко подделать. Паспорта других стран были лучше защищены от злоупотреблений и подлогов, благодаря одному тому, что состояли по большей части из одного листа или же были сложены по системе Лепорелло, так что невозможно было так просто [200] удалить одну часть и заменить другой. По сорту бумаги и внешним украшениям они отчасти являлись произведениями искусства и были снабжены, по большей части, чеканными печатями. Все это, однако, не мешало появлению подложных, нейтральных паспортов, где все, начиная с бумаги, было изготовлено самой разведкой. Поразительной была подделка подписей. Моих профессиональных познаний недостаточно для подробного описания этих очень интересных махинаций. Я могу только констатировать, что обыкновенный контроль паспортов ни от чего в настоящее время не гарантирует и что посланный государственной властью агент будет, наверное, в первую очередь снабжен всеми необходимыми и, по внешности, неподдельными документами. Шпионы снабжались, однако, и настоящими паспортами, предназначавшимися первоначально для других лиц. Начиная уже с 1905 года, во Франции были изданы циркуляры о том, чтобы отнимать у германских дезертиров их личные документы в целях использования их агентами разведки. Во время войны для этой цели стали прибегать к краже германских паспортов. Фотография и подпись владельца паспорта должны были приводиться в соответствие с фотографией и подписью агента. Наука придумали для контрразведки клей, который не давал возможности отклеивать фотографию. В ответ на это разведка изобрела способ, с помощью которого изображение на карточке уничтожалось, однажды уже употребленная фотографическая бумага превращалась снова в светочувствительную, и новое изображение отпечатывалось на месте старого — все это проделывалось, не отклеивая карточки.

В целях борьбы с подделкой паспортов, наука обратила свои взоры на выработку бумаги. Были изобретены сорта бумаги, на которых становилась невозможной никакая подчистка или перемена.

Следует, наконец, упомянуть и об использовании разведкой мельчайшей фотографии. Добились того, что напечатанное на листе пишущей машинки помещалось на карточке величиной в один квадратный миллиметр. Агенты [201] могли, таким образом, получать инструкции, обнаружить которые было почти невозможно, и которые они читали с помощью лупы. Размер шпионажа против Германии привел к тому, что к концу войны при каждом военном округе были созданы химические бюро, руководившие, по своей специальности, всеми учреждениями, наблюдавшими за почтовым, телеграфным и пограничным сообщением.

Все эти мероприятия, возможно было, однако, осуществлять лишь у главнейших проходов через сухопутную границу и у мест высадки по побережью Северного и Балтийского морей. Большие же участки границы приходилось оставлять без надзора, в виду все более ограниченного числа служащих. Все же и здесь делалось все возможное. Но чем больше здесь делалось, тем более ухищренными становились и приемы перехода границы шпионами, и средства сокрытия сведений. И здесь случалось обнаруживать самые неправдоподобные вещи. Недостаточно было ограничивать свое внимание границами. Так, например, судоходство по Рейну открывало шпионам пути для проникновения в Германию. Оно оставалось открытым для нейтральных шкиперов и во время войны. Наличная речная полиция довольствовалась наблюдением за исполнением полицейских предписаний. Вследствие этого, пришлось организовать находившееся под военным руководством наблюдение за рекой с моторных лодок, экипаж которых состоял из сведущих людей. Это наблюдение за рекой оказалось особенно необходимым, когда Верховная Ставка находилась в Крейцнахе и, тем самым, в сфере действия всей работавшей в самой Германии неприятельской разведки.

Оказалось также необходимым организовать военную контрразведку вдоль границы со Швейцарией, проходящей по середине Баденского озера. Ее выполняли моторные лодки, вооруженные и снабженные прожекторами. Им пришлось выдержать не один бой с решительными органами неприятельской разведки, пытавшимися проникнуть через озера в Германию. Не был допущен также ввоз в южную Германию пропагандистского материала, ставившего себе целью [202] восстановление юга против севера. Ввиду этих обстоятельств, жалобы голландского и швейцарского правительств на ограничения свободы нейтрального судоходства приходилось оставлять без внимания.

Очень важно было, что промышленная область на северо-западе Германии плотно примыкала к голландской границе. Лишь с трудом, да и то не вполне, удавалось защитить ее от проникновения из Голландии революционной пропаганды неприятельской разведки.

Все затронутые мною выше обстоятельства представляли чрезвычайную опасность для германского военного командования. Военное командование неприятеля было защищено от этих опасностей, как географическим положением своих стран, так и тем, что германской пропаганды не существовало. Правда, в начале войны, в Германии, ввиду отсутствия государственной пропаганды, за нее взялись многие частные лица и созданные для этой цели пропагандистские союзы. Лишенные государственной поддержки и руководства, и не имея возможности своими силами собрать необходимые для этого средства, они были, однако, принуждены ликвидировать одно предприятие за другим. Правда, некоторое время под руководством депутата Эрцбергера существовала и официальная, стыдливо замалчивавшаяся пропаганда. Но произведения их выявляли свое германское происхождение как грамматическими ошибками на своих заглавных листах, так и другими признаками, так что они с самого начала распознавались заграницей и, вследствие этого, успеха не имели. Целые кипы их должны еще и теперь лежать в подвалах германских представительств заграницей.

Хотя число схваченных шпионов составляет лишь небольшую часть действительно работавших, хотя, с другой стороны, схваченные и осужденные шпионы представляют незначительные и менее опасные элементы, в то время, как крупные шпионы и предатели умели избегать сетей полиций, работавшей лишь в области военной контрразведки, хотя, наконец, количество схваченных шпионов не является [203] доказательством хорошей постановки контрразведки, которая доказывается лишь успешным сохранением в тайне государственных интересов, — я все же, ввиду интереса, представляемого их национальным составом, хочу привести здесь цифры о количестве лиц, осужденных в Германии за время войны за преступления против законов о военной и государственной измене. Среди них было:

— 225 немцев, в том числе 67 эльзас-лотарингцев,

— 46 французов,

— 31 голландец,

— 25 швейцарцев,

— 22 русских,

— 20 бельгийцев,

— 13 люксембуржцев,

— 5 датчан,

— 4 австрийца,

— по 3 англичанина, итальянца, шведа,

— 1 перуанец.

Преступление было совершенно 175 раз в пользу Франции, 59 — Англии, 55 — России, 21 — Бельгии, 2 — Италии и 14 раз в пользу нескольких из них совместно.

В 33 случаях преступники были осуждены за саботаж, при чем во всех этих случаях, кроме одного, подстрекательницей была Франция.

Осужденные немцы поддерживали преимущественно Англию, эльзас-лотарингцы — исключительно Францию. Голландцы пали почти все жертвами английской разведки, швейцарцы и люксембуржцы — французской, шведы — французской и русской.

О том, в каких размерах преследовались цели разведки под прикрытием германской форменной одежды, можно судить по тому, что за первые три года войны в Берлине были задержаны 1785 человек за незаконное ношение формы, в том числе 384 самозваных офицера.

По официально опубликованным в 1919 году данным, в английской контрразведке, работавшей исключительно против [204] Германии, было занято 6000 человек. Германская разведка, которой приходилось вести борьбу со шпионами всех неприятельских держав, насчитывала к концу войны на штатных должностях 1139 человек. Если бы контрразведка находилась в руках правительства и энергично использовалась им, то и следы хозяйственной и политической разведки могли бы быть обнаружены, и она была бы обезврежена, по крайней мере, в значительной своей части. Этому утверждению противоречит как будто тот факт, что во Франции вся контрразведка в 1917 году была объединена с военной разведкой. Однако, причина этого заключалась главным образом в том, что они убедились, что во Франции приходится опасаться только военной германской разведки, но не активной политической, т. е. не пропаганды и не саботажа.

Большую пользу принесло неприятелю то обстоятельство, что часть его союзников стала открытыми врагами Германии лишь во время войны. До тех пор они могли, в качестве нейтральных лиц, свободно передвигаться по Германии. Особенно много сведений о развитии политического положения доставляли неприятелю американцы, находившиеся в Германии до вступления Америки в войну.

Постоянную опасность во время войны представляют всякого рода интернациональные связи. Они имелись во всех кругах общества, но были тем опаснее, чем выше и влиятельнее были эти круги.

Почтовый контроль давал повод к постоянному наблюдению даже за некоторыми представителями высшего дворянства. Будучи во многих случаях связаны браком и свойством с другими странами, обладая наследственными владениями заграницей, члены его привыкли к тому, чтобы проводить часть года в заграничных, прелестных в это время, местах. Разговоры и переписка с родственниками велись, по большей части, на темы политики. Наступившая война порвала нити и воздвигла препятствия, о которых некоторые из них не отдавали себе должного отчета. То, что могло быть сказано в мирное время, легко вступало во время войны в противоречие [205] с интересами отечества. Многие как будто бы не сознавали, что разговоры в нейтральных странах и обмен письмами могут во время войны граничить с государственной изменой. Особенно важно было то обстоятельство, что тайны часто выбалтывались перед лицами, близко стоявшими к неприятельским правительствам.

Совершенно также обстояло дело и с международными отношениями крупных торговцев. Неприятель мог получать этим путем сведения, знакомившие его с крупными решающими вопросами и освобождавшие его от труда по получению сведений через посредство небольших одиночных предприятий. Этим же путем возможно было добиться влияния в хозяйственных и политических вопросах, т. е. вести пропаганду и политику высокого стиля.

Биржи также являлись опасным разведывательным центром и сборищем многочисленных неприятельских агентов, собиравших там сведения и ведших пропаганду.

Весьма сомнительными следовало считать совершенно бесконтрольные сношения между интернациональными политическими партиями. Невозможно было избегнуть того, чтобы на конференциях в нейтральных странах не велось разговоров о делах, которым придавала значение неприятельская разведка и на которые влияла ее пропаганда. Это было особенно опасно для Германии, так как ее международные партии принимали свою между народность всерьез, между тем как представители неприятельских стран деятельно поддерживали национальные цели своего военного командования, а партии нейтральных стран представляли интересы сверхнациональные и, во всяком случае, не немецкие. Поэтому германское верховное командование по мере возможности боролось с участием представителей интернациональных партий в заграничных конференциях.

В связи с этим должны рассматриваться и нейтральные представительства в воюющих странах. Аккредитованные в Германии военные атташе нейтральных государств пользовались, правда, совершенно заслуженно, полным доверием верховного [206] командования. Тем не менее, с этим учреждением связана опасность, что посредством него в нейтральные страны доходят компетентные суждения, которые там не всегда должным образом сохраняются в тайне. Разведке в нейтральных странах было не трудно добывать из этого источника ценнейшие сведения. То же самое можно сказать об использовании экономической и политической разведкой докладов своим правительствам нейтральных посольств и консульств. Нежелательны были, поэтому, оживленные сношения руководящих политических и хозяйственных кругов и выдающихся представителей германской печати с нейтральными посольствами. Иное дело, если они, как это имело место у неприятеля, использовали свои сношения для пропаганды военных целей своего правительства. Очень нежелательным было и то обстоятельство, что разведывательный источник нейтральных посольств черпал свои данные лишь из Берлина, а остальная Германия, и ее настроения оставались для него закрытыми. Во время одного из более продолжительных перерывов в военных операциях нейтральным военным атташе была дана возможность проехаться по Германии и ознакомиться с военными мероприятиями в стране. С этим было связано ознакомление их с центрами германской культуры и науки, с социальным обеспечением, с высоким уровнем мирного хозяйства Германии и многим другим. Они были весьма удовлетворены этим ознакомлением, их уважение и симпатии к Германии стали еще больше. Инициативу к подобному же ознакомлению политических нейтральных представителей пришлось взять на себя также Генеральному штабу.

Неприятельская разведка интересовалась постоянно политическими происшествиями в Германии и, в особенности, в германском рейхстаге. Скрыть их от нее было невозможно. Когда происходили события, которые должны были вновь оживить уверенность неприятеля в своей победе, мне было рекомендовано закрыть границы для почты и газет. Подобная мера явилась бы, однако, лишь бесцельным отягощением населения, так как все происходившее в рейхстаге протекало на глазах у сидящих в дипломатической ложе нейтральных представителей, [207] шифрованные отчеты которых на следующий же день расходились по телеграфу по всему миру и находили оттуда дорогу к неприятелю.

Правда, печать, во всех воюющих странах, находилась под цензурой. Тем не менее, за главнейшими германскими газетами велось планомерное наблюдение в Лондоне и в Париже, за провинциальными и специальными — разведкой в Голландии и Швейцарии и агентами в самой Германии, причем крупнейшими газетами интересовались ввиду их политического и хозяйственного содержания, а маленькими, на которые цензура обращала меньше внимания, интересовались потому, что из них можно было при тщательном просмотре добыть довольно много полезных военных сведений. Шедшие в нейтральные страны крупные газеты в своем рекламном отделе являлись передатчиками многих сведений на условном языке.

Крупные безобразия творились при пересылке транспортов с подарками. Они служили для многих немцев и нейтральных иностранцев поводом к удовлетворению своего любопытства на театре военных действий.

На основании всего вышеизложенного можно сказать, что при ожесточенности современной войны поле битвы не ограничивается одним лишь районом операций. Под угрозой смерти находится не только солдат на фронте, но и вождь в глубоком тылу, и государственный деятель на родине и даже в нейтральных странах, если только этого требуют интересы одной из воюющих сторон, и если эта сторона воодушевлена безграничной энергией, направленной к завоеванию победы. Показательно, что мировая война началась с политического убийства австрийского престолонаследника. Эта сторона современного ведения войны также была возложена на разведку, которая разведывала пути и возможности устранения политически вредных лиц, вербовала орудия его выполнения и пускала их в ход в желательный момент. Ясно, что здесь связь с официальными учреждениями сохранялась в сугубой тайне. Германская разведка не располагает никакими положительными данными в этой области, она может судить лишь на основании [208] поступавших сообщений и предостережений. Судя по ним, германский император находился в постоянной опасности. Его охрана была поручена верховной ставкой особой полиции, но меры безопасности приходилось принимать очень осторожно, так как император запрещал их, как только их замечал. Подобным же образом обстояло дело с генерал-фельдмаршалом фон Гинденбургом, который переносил охрану со свойственным ему снисходительным юмором. Генерал фон Людендорф был защищен лучше всего тем, что никогда не находил времени для прогулок или отпуска и, благодаря этому, всегда находился под военной охраной. Генерал-фельдмаршал фон Эйнгорн пал жертвой неприятельских убийц в Киеве, где охрана была сильно затруднена. На Балканах, в классической стране политических убийств, находился под постоянной угрозой болгарский царь Фердинанд. Предостережения относительно него получала и германская разведка. Самой германской разведке свои услуги по устранению руководящих лиц у неприятеля предлагали органы, энергии которых можно было верить, и которые пытались правдоподобно указать пути к осуществлению своей цели. Предложения исходили, по большей части, из русских и турецких кругов и были направлены против великого князя Николая Николаевича и Венизелоса. Особенно памятен мне один случай, когда военнопленный русский офицер, убежденный в том, что война между Германией и Россией навлечет несчастие на его отечество и винивший в этом великого князя Николая Николаевича, предложил проникнуть к нему в одежде монаха и убить его. С германской стороны не соглашались на эти и подобные им предложения, хотя нельзя отрицать известного основания за неоднократно проводившимся принципом, что рисковать жизнью должен не только солдат в окопе, но и вождь, и что устранение его может часто принести больше пользы, нежели принесение в жертву многих тысяч солдат.

Про эти явления, было необходимо упомянуть хотя бы вкратце, дабы иметь полное представление об объеме деятельности современной разведки и в тылу воюющих сторон. [209]

Данный текст является ознакомительным фрагментом.