ОТРАВЛЕННЫЕ ПИРОЖНЫЕ

ОТРАВЛЕННЫЕ ПИРОЖНЫЕ

Итак, Цыси вновь стала регентшей — на этот раз уже не при сыне, а при племяннике. Но перед ней оставалось еще одно препятствие, которое давным-давно мешало ей: вдовствующая императрица Цыань, главная жена покойного Сяньфэна. Не исключена возможность, что Цыси хотела убить ее еще в конце 60-х годов, поэтому она и послала Ань Дэхая на юг, для связи с могущественными наместниками, но тогда ничего не получилось. Более того, Цыань участвовала в казни Ань Дэхая, затем выбрала невесту императору Тунчжи (в то время как кандидатура, предложенная самой Цыси, была фактически отвергнута), причем невестой этой оказалась строптивая Алутэ. Цыань, видимо, знала о любовной связи Цыси с Ли Ляньином и даже обвинила ее в непристойном возвышении этого «евнуха». Вероятно, она была осведомлена и об аналогичной роли Жун Лу и постаралась убрать его от сорегентши. Все это год от года усиливало неприязнь Цыси к Цыань, хотя та вела себя на редкость гуманно для китайского двора.

Главная же причина неприязни упоминалась выше: тайный указ, оставленный Сяньфэном жене и дающий ей право казнить Цыси, если она узурпирует власть. Сюй Сяотянь считает, что Цыси почти с самого начала знала об этом указе — иначе она злодействовала бы еще смелее. По-другому изображает ту же ситуацию Чжоу Тяньбэй: Цыси узнает об опасном указе от Ань Дэхая и несколько раз меняется в лице — то от страха, то от гнева, то от радости. Она рада тому, что указ хранится не у князя Гуна, а у Цыань, которая отдаст ей все, что угодно.

В той же пьесе Цыси открыто похваляется своим влиянием на сорегентшу и уподобляет ее царю обезьян Сунь Укуну, который в китайском романе XVI века «Путешествие на Запад» никак не мог спрыгнуть с ладони будды. Не умея оценить мягкость Цыань, некоторые авторы называют ее глупой и неспособной управлять. В действительности же она была просто добра. Кроме того, если учесть консерватизм Цыси, то вполне возможно, что многие европеизированные нововведения, предпринятые в Китае 60–70-х годов прошлого века, осуществлены Цыань, а не ее сорегентшей.

С апреля 1880 года, во время болезни Цыси, Цыань почти целый год была единственной регентшей. Но в начале следующего года она вдруг умерла — настолько неожиданно, что читатели императорского указа, изданного по этому поводу, решили, что в указ вкралась ошибка и что умерла больная Цыси, а вовсе не благополучно здравствовавшая Цыань.

Тут уже ни один автор не пытается отрицать вину Цыси. Правда, Юй Жунлин не говорит о противоестественной гибели Цыань, но до этого показывает известные разногласия между регентшами, которых для Цыси было вполне достаточно. К ним следует добавить злосчастный указ Сяньфэна. Цыань не воспользовалась этим указом и погибла из-за своей доброты.

Как писатели, так и историки рассказывают, что однажды Цыань серьезно заболела. Выздоровев, она увидела, что рука Цыси забинтована. «С вами что-нибудь случилось?» — обеспокоенно спросила Цыань. Тогда Цыси как ни в чем не бывало ответила, будто она вылечила ее куском собственной плоти. Цыань была так восхищена и растрогана, что подарила сорегентше опасный указ.

По другим данным, во время упомянутой болезни самой Цыси все думали, что у нее поднялось кровяное давление, однако врач, который ее осматривал, позднее признался, что это была, несомненно, послеродовая горячка. Цыань тоже проведала о похождениях Цыси, попыталась урезонить ее, затем показала ей предсмертный указ Сяньфэна и демонстративно сожгла его на свече, как уже ненужный. В душе Цыси смешались стыд и ярость, но она притворилась раскаивающейся.

Вскоре после этого Цыань неожиданно оказалась в покоях сорегентши и увидела там нечто ужасное: то ли незаконного ребенка, то ли мужские сапоги, то ли молодого актера. И хотя Цыань снова проявила благородство, Цыси решила убрать ее. Когда Цыань беспечно стояла в своем саду и любовалась золотыми рыбками, к ней вошел евнух с расписной лаковой коробкой и, преклонив колени, сказал, что императрица Западного дворца (так называли Цыси в отличие от Цыань — императрицы главного, Восточного дворца) посылает ей в подарок вкусные молочные пирожные, которые она не смеет есть одна. Благодарная Цыань проглотила кусочек, сразу изменилась в лице и послала за придворным врачом, но он уже не успел ничего сделать.

Эти пирожные особенно красочно описывает Сюй Сяотянь: одни из них были в форме журавлей, которые благодаря своим длинным шеям и ногам олицетворяют у китайцев долголетие; другие — в форме оленей, символизирующих преуспеяние, поскольку оба слова, «олень» и «преуспеяние», звучат по-китайски одинаково (лу); остальные — в форме восьми даосских бессмертных. Заметим, как трогательно здесь выражена забота о долголетии отравляемой! Потом Цыси «удивляется» внезапной смерти Цыань и горько плачет. Нельзя отказать в изобретательности и Коллису, который рисует, как Цыси нарочно задержала завтрак Цыань, напоив ее повара, а затем послала ей пирожные. Уже заподозрив, что она отравлена, Цыань бросает одно пирожное своей болонке, но умная собачка отворачивается.

Цыси, которая до этого несколько месяцев числилась больной и не ходила на аудиенции, созвала Государственный совет и, придя на него совершенно здоровой, даже порозовевшей, объявила, что Цыань скончалась. Тело покойной никому осмотреть не дали, родственников на похороны не пустили, траур продолжался меньше месяца, причем траурной одежды не носили ни Цыси, ни сановники. Пожалуй, еще никогда в Китае так не хоронили императрицу, тем более вдовствующую, обычно окруженную особым почетом!

И все же, как и после гибели многих других жертв Цыси, нашлись люди, которые пробовали вывести правительницу на чистую воду. Например, брат императрицы Цыань стоял у ворот дворца и громко кричал, требуя справедливого расследования гибели сестры. Цыси и ее министры часто проходили через эти ворота, но не осмеливались заставить его замолчать, потому что «взывание к справедливости у ворот» было традицией, освященной конфуцианством. Однако ответа князю тоже никто не дал. В конце концов он сошел с ума.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.