Глава VIII Уфимское совещание

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава

VIII Уфимское совещание

В то время как поезд Вологодского отправлялся на Восток, происходило открытие долгожданного Государственного Совещания.

8 сентября около 6 часов вечера в присутствии около ста делегатов председатель Авксентьев произнёс следующую речь:

«Граждане, члены Совещания, объявляю Государственное Совещание открытым. Мы не все в сборе — представитель Сибирского Правительства мне сообщил о запоздании на день-два, но просил не откладывать открытия. Душой члены Сибирского Правительства здесь, переживают те же чувства, чаяния, как и все. Мы сошлись здесь с единой целью собрать из разрозненных обломков Великую единую могучую Россию, свободную не только извне. Во имя этого мы должны найти здесь общий язык, дать клятву не уехать раньше создания единой государственности при едином правительстве».

Дальше Авксентьев указал на готовность союзников оказать помощь России и выразил тёплое чувство благодарности чехословакам.

После этого последовали приветствия Совещанию, из которых наибольшего внимания заслуживает выступление председателя Комитета Учредительного Собрания Вольского. «Для нас, членов Комитета Учредительного Собрания, — сказал он, — ясно одно: есть только один путь, которым государство может превратить народ в государственную силу, — это путь народовластия; других путей нет, иначе будет не Российская государственность, а Российское рабство, ибо Российского фронта, о котором мечтают патриоты, не будет, будет фронт одной части, большей, против другой, меньшей, части России».

В каком же виде должно было установиться народовластие на время борьбы за освобождение большей части России, кто и как должен был выражать волю народа? Этот основной вопрос подлежал разрешению в Уфе, и прибывшие туда делегаты принесли с собой столько мнений, сколько было представлено организаций и групп.

Две силы преобладали на Совещании. Одна, действовавшая в пользу Комитета членов Учредительного Собрания, подавляла на Совещании численностью, другая, делегация Сибирского Правительства, представленная небольшим числом делегатов, подавляла своим реальным значением.

Совет старейшин

Пёстрый состав Совещания отразился на составе его совета старейшин. В него вошли президиум Совещания и представители: Архангельский — от Ком. Учр. Собр., Минор — от Съезда членов Учредительного Собрания; Зензинов — от центрального комитета эсеров; Фомин — от центрального комитета партии «Единство»; Кибрик — от центрального комитета социал-демократов; Кроль — от центрального комитета партии народной свободы; Ахтямов — от съезда городов и земств Сибири, Урала, Поволжья; Чембулов — от центрального комитета энесов (нар. социалистов. — Ред.), Болдырев — от Союза Возрождения; Маслов — временно от Сибирского Правительства; Михеев — от Уральского; Дутов — от Оренбургского войскового правительства; Шуваев — от Енисейского; Шендриков — от семиреченского казачества; Терегулов — от тюрко-татарского правления; Чокаев — от туркестанского правительства; Войтов — от областного правительства Северного Урала; Адгамов — от башкирского правительства; Пежемский — от иркутского казачества; Досмухамедов — от Алаш-Орды.

Декларации правительств и партий

От имени Комитета членов Учредительного Собрания Вольский подробно изложил, почему изуродованное событиями Российское Учредительное Собрание всё-таки существует и обладает верховной властью.

Доводы его были заранее известны: как бы ни был ограничен по составу первоначальный съезд членов Учредительного Собрания, всё же он имеет законодательные полномочия.

Безответственная власть существовать не может, поэтому Российское Правительство должно быть ответственным сначала перед съездом, потом перед Учредительным Собранием.

Ту же мысль развивала зачитанная Зензиновым декларация партии социалистов-революционеров. Партия не стремится к партийной диктатуре и не желает захватывать политического управления страной. Но тем не менее, признавая недостатки существующего Учредительного Собрания, полагает, что Всероссийское Правительство должно сложить свои полномочия по открытии работ Учредительного Собрания первого созыва, а до открытия их должно быть ответственно перед постоянно пополняющимся съездом членов Учредительного Собрания.

Вполне солидарно с социалистами-революционерами выступал представитель мусульман (тюрко-татар, Баш Курдистана, Туркестана и Алаш-Орды) Букейханов. Верховная власть принадлежит Учредительному Собранию. До его открытия законодательная власть должна принадлежать съезду членов Учредительного Собрания совместно с правительственной коллегией. Министры ответственны перед съездом членов Учредительного Собрания.

В этом же духе высказались и социал-демократы (Майский). Они тоже признали сдвиг общественных настроений, ввиду которого представляется необходимым возможно скорее созвать новое Учредительное Собрание, но до созыва его требовали подчинения Всероссийского Правительства съезду членов первого Учредительного Собрания.

Таким образом, все эти четыре декларации не хотели признать, что революция так же снесла первое Учредительное Собрание, как снесла она монархию, и, сознавая необходимость создания не партийной власти, а коалиционной, требовали подчинения её партийному учреждению.

Недостаточно ясно высказался по этому вопросу Союз Возрождения, от имени которого говорил генерал Болдырев.

Требуя твёрдой власти во имя военных успехов, он декларировал постулат ответственности перед Всероссийским Учредительным Собранием в законном составе. Какой именно состав считал Союз Возрождения законным, не было высказано, но, судя по общему тону декларации, Союз склонялся в сторону поддержки существующего Учредительного Собрания.

Иным духом проникнуты были декларации прочих партий и групп.

Социал-демократы группы «Единство» (плехановец Фомин) высказались в пользу организации власти на коалиционных началах и параллельного образования представительного органа из делегатов Комитета членов Учредительного Собрания, политических партий, Союза Возрождения, национальных групп, казачеств, торгово-промышленного съезда и съезда профессиональных союзов.

Это наиболее умеренное предложение не встретило поддержки, вероятно, ввиду искусственности построения представительства и не включения в него самого главного элемента — крестьянства.

Большим успехом пользовалась идея ответственности Всероссийского Правительства перед избирающим его Государственным Совещанием.

Эта мысль поддерживалась партией народных социалистов (Чембулов), предлагавших периодический созыв Государственного Совещания, и правительствами семи казачеств (генерал Хорошхин), высказывавшимися за созыв Государственного Совещания для обсуждения вопросов общегосударственного значения, связанных с самим существованием государства (как, например, вопросов войны и мира), но считавшими, что мнение Государственного Совещания не должно быть обязательным для верховной власти.

В таком же духе высказался и председатель Эстонского Правительства, который, между прочим, в своей декларации наметил в качестве основных задач Всероссийского Правительства добиться расторжения Брестского договора и установить начала федеративного устройства Российского Государства.

Представитель Уральского Временного Правительства не указал, как оно предполагало бы организовать орган контроля за верховной властью, но признал необходимость существования такого органа.

Одиноко прозвучал на Совещании голос партии народной свободы. Её представитель Кроль принципиально высказался в пользу диктатуры. Наилучшей формой власти была бы в настоящее время единоличная верховная власть, но, к великому несчастью, революция выдвинула титанов разрушения и анархии, но при этом не явилось ни одного человека, которому вся страна могла бы доверить полноту верховной власти. Приходится мириться с менее совершенной формою директории.

Пикантное противоречие

12 сентября прибыли в Уфу запоздавшие делегаты Сибирского Правительства. Их инструкции уже были приведены. «Директория должна быть безответственна и бесконтрольна до созыва нового Учредительного Собрания» — вот их главная мысль. Полными единомышленниками Сибирского Правительства оказались казаки и партия народной свободы. Близко к нему стояли все умеренные социалистические партии: народные социалисты, «Единство» и Уральское Правительство.

Кто же первый положил бревно на пути политического успеха сибирской делегации? Тоже сибирские делегаты, приехавшие приветствовать Совещание от имени Думы.

Читатель помнит томские переговоры об условиях допустимости думской делегации в Уфу, об обещании только приветствовать и о резолюции думского большинства, не пожелавшего допустить никаких изменений для примирения с мнением влиятельного меньшинства.

Всероссийское Правительство ответственно перед съездом членов Учредительного Собрания. Оно получает власть только на время — до открытия работ Учредительного Собрания первого созыва. Вот основные идеи думской декларации. Сравним это «приветствие» с декларацией Комитета членов Учредительного Собрания и мы увидим полную их тождественность. Неудивительно! Источник происхождения был общий — центральный комитет партии социалистов-революционеров.

Пикантное противоречие в заявлении Сибирской Областной Думы и Сибирского Правительства не преминуло, конечно, обратить внимание некоторых кругов, жаждавших скандала, с целью нанесения политического удара сибирской власти. Но президиум Совещания, в который вошёл и член Сибирского Правительства Серебренников, не допустил обмена мнений по поводу этого «противоречия». Настроение Авксентьева, Брешковской и других их единомышленников из умеренных эсеров было вовсе не боевое, а, наоборот, искренне примирительное.

Миссия Вологодского на Восток

После того как произошло соединение с Востоком, Сибирская Областная Дума могла сделать попытку привлечь в Омск всех сосредоточившихся во Владивостоке сибирских министров, создать неизбежный конфликт и внутренними осложнениями подорвать престиж политической силы, репутация которой уже укрепилась за Омском. С другой стороны, Сибирское Правительство рассчитывало на признание его Дальневосточного окраиною, на ликвидацию там как группы Дербера, так и правительства Хорвата и на укрепление своего влияния, которое помогло бы преодолеть чрезмерные притязания «живого трупа» — Учредительного Собрания первого созыва.

Таким образом, первой задачей Вологодского было скорейшее разрешение вопроса о власти на Востоке.

Другая задача заключалась в выяснении тех видов помощи, на которые могло рассчитывать Правительство со стороны союзников.

Секретные инструкции в Уфу

Ожидая благоприятного результата поездки на Восток, куда был послан уже раньше для рекогносцировки специальный гонец Загибалов,

Вологодский дал указания делегатам в Уфу не особенно торопиться с организацией власти.

Это решение было принято и независимо от тактических соображений. Сибирское Правительство располагало редким историческим опытом по части практического изучения недостатков «директориального» устройства власти. Ведь Сибирское Правительство, по существу, было всё-таки директорией, а не советом министров, как оно себя называло. И вот двухмесячный опыт показал, как важно для устойчивости власти обладать точной юридической регламентацией взаимоотношений членов директории между собой, условий их выхода и замены, соотношения их с министрами, порядка законодательства и т.д. Всё это и было рекомендовано сибирским делегатам тщательно разработать, добившись с этой целью перерыва работ общего собрания.

Остановка в Иркутске

Поезд Вологодского прибыл в Иркутск. Было ещё раннее утро. Но исполнительный губернатор, тогда ещё именовавшийся комиссаром, Яковлев не запоздал. В пиджаке, одетом на косоворотку, он представлял из себя совершенно новый тип администратора. Но он выгодно отличался от енисейского губернатора, который при той же неблагодарной наружности не отличался и умственными качествами, производя впечатление большой узости и неподвижности мысли. Яковлев всюду поспевал и умел поддерживать своё влияние, которого быстро лишился Озерных. Кстати замечу, что в Новониколаевске нас тоже встретил комиссар из «новых», Пославский, любимец демократии, умный и смелый человек. Новые люди появлялись — за них надо было хвататься обеими руками.

В Уфе начались работы Государственного Совещания, в Томске возобновились заседания Областной Думы. Ехавшей на Восток делегации необходимо было не отставать от событий, и Вологодский остановился в Иркутске для информации. Полученные сведения подтверждали опасения. Выяснилось, что думская делегация в Уфе ведёт антиправительственную линию и что в Томске выявилось желание послать делегацию от Думы и на Восток. Очевидно, тоже для «приветствия», как в Уфу.

Оставалось много времени для осмотра города. Потанин писал, что это город негоциантов, тогда как Омск — царство прасолов и мещан. Действительно, Иркутску есть чем похвастаться. Красавица Ангара — не чета грязному Иртышу; не сравниться с нею и кокетливой Томи. Ангара — река величественная и мощная. Она несёт из Байкала хрустально-чистую воду, и несёт её с такой силою, что даже роскошный, но спокойный Енисей у Красноярска не производит такого впечатления, как Ангара.

Иркутск — культурный город. Хорошие мостовые, электрическое освещение, комфортабельные гостиницы, рестораны свидетельствуют о благоустройстве, о людях, привыкших к удобствам жизни.

И действительно, здесь центр горной промышленности и крупной торговли. Отсюда шло культурное завоевание русскими Восточной Сибири и монгольских рынков. Здесь сосредоточивались ссыльные, жили декабристы и поляки. Отсюда правил Сперанский.

Иркутск имеет длинную историю. Гражданская война в Сибири внесла в неё ещё несколько страниц.

Многострадальный город пережил убийственный огонь во время декабрьского разгрома Иркутска в 1917 г. большевиками, и в нём же разыгрались последние акты борьбы против власти адмирала Колчака.

Что поразило меня в Иркутске — это его не русский дух. На каждом шагу здесь чувствуешь что-то чужое. Даже русские здесь другие, в них сквозит Восток, в них чувствуется новая азиатская порода. И, сознаюсь, даже Томск мне показался более родным и уютным; Иркутск же, несмотря на его элегантную внешность, несмотря даже на некоторые его уголки, напоминающие Кремль и пробуждающие сентиментальную тоску по Москве, — всё же только понравился, но не расположил к себе.

Вечером, когда я давал интервью для местных газет, Председателя Совета министров посетили прибывшие из Владивостока Новоселов и Кудрявцев. Оба они входили в состав избранного Сибирской Областной Думой Правительства, оба могли «претендовать». Вологодский беседовал с ними очень недолго. Разговор был, по-видимому, довольно сухой, и как мне передавал затем Председатель, он вынес впечатление, что у них, в особенности у Новоселова, не было никакого намерения стремиться к власти. Они ехали в Областную Думу как её члены.

Чехи-герои

Осенью, когда сибирские леса, начиная от Красноярска, сверкают яркими красками, как будто наглядным свидетельством их разнообразных богатств, увлечённый путешественник, как обвороженный герой в сказке, теряет способность восторгаться. Он только глядит во все глаза и не верит, что это всё Сибирь, эта неведомая даже для русских страна богатств и красоты.

Но, подъезжая к Байкалу, в тот момент, когда открывается исток Ангары, а за тёмно-синей гладью озера покажутся величественные горы, покрытые шапками снегов, — восторг изумления невольно вырвется из груди.

Но не одни красоты волновали ехавших на Восток в поезде Вологодского.

Все ехавшие переживали какое-то особое чувство радостной бодрости. Окружающее ещё недавно было в руках большевиков. Сибирь так быстро, так легко сбросила с себя ярмо коммунистического засилья, что даже в скептиках, веривших больше в мирное изживание большевизма, зарождалась светлая надежда ускорить освобождение родной страны.

Поезд мчался по южному берегу Байкала. Железнодорожный путь огибает озеро, и о его изгибах было легко догадаться, так как на большом протяжении были видны мчавшиеся навстречу один за другим поезда. То были эшелоны чехословацких войск.

На вагонах развевались бело-красные флаги молодой республики. Теплушки были украшены зелёными ветками, гербами и плакатами. Лица ехавших были мужественны и энергичны. Победители, только что пробившиеся на Восток, мчались обратно на Запад.

Не с одним только чувством благодарности глядел я на проезжающих — они внушали чувство искреннего восхищения. Это были герои.

Решение Масарика и союзников

Секрет возвращения чехов на Запад заключался в решении, принятом в Париже. Война с Германией ещё не была окончена. Предоставить тоннаж для перевозки 40 тысяч чехов во Францию представлялось затруднительным. Казалось более целесообразным вернуть всех чехов к Волге и создать для Германии угрозу восстановления восточного фронта. Президент Масарик, тогда ещё председатель чехословацкого Национального Комитета в Париже, прислал приветствие чехословацкому войску и благословлял его на дальнейшую борьбу. Вывезти всё войско не представлялось возможным, значительная часть его, согласно ранее уже полученным инструкциям, находилась в районе Волги и Урала, рассчитывая пробиться к Архангельску. Поэтому политический расчёт диктовал возвращение всех чехов к Волге для использования их военной силы против германских прислужников, большевиков и восстановления преданной союзникам России.

Чехи требуют всероссийской власти

Неудивительно, что, приняв на себя тяжёлую задачу борьбы на чужбине за далёкие и малопонятные цели, чехи стали проявлять склонность к активному участию в политической жизни страны, куда их забросила судьба. На съезде представителей всех частей был избран местный (сибирский) чехословацкий Национальный Совет, во главе которого встал Богдан Павлу. Резиденцией Совета был избран Екатеринбург.

Наибольший интерес Совет проявил к организации всероссийской власти. «Настоящее политическое положение, — объявил чехословацкий Совет, — властно требует немедленного создания центрального всероссийского правительства». С этим лозунгом выступил Павлу на Уфимском Совещании, где чехословацкий Совет присутствовал in corpore (в полном составе. — Ред.), свидетельствуя свой живой интерес к задачам совещания.

Состав чехословацкого Совета был левый. Симпатии его были на стороне социалистических партий, которые не только благодаря плохому знанию русских бытовых отношений, но и по личным увлечениям чешские деятели принимали за истинно народные.

Всякому должен быть понятен живой интерес чехов к объединению власти на освобождённой от большевиков территории. Они не могли быть равнодушными к раздорам областных правительств и бесхозяйственности военного дела, но будущее показало, как опасно было вовлекать во внутреннюю политическую борьбу иноземные, не связанные с русской жизнью силы.

Встреча с Семёновым

В вагон вошёл молодой плотный казак-офицер с красивым, но простоватым лицом. Это был Семёнов. Он проявил необычную для казака скромность, временами, казалось, даже волновался. У всех осталось впечатление, что это простодушный и незлобный солдат. В июле в Омске побывал Дутов, атаман оренбургских казаков. Он и по внешности уступал Семёнову, и характером не располагал к себе. Он производил впечатление человека хитрого и политического, видимо, лавировал между Самарским «Комучем» и Сибирским Правительством, скептически относясь и к тому, и к другому, но стараясь заполучить от каждой стороны побольше. Семёнов казался неспособным на такую игру. Не являлся ли он сам игрушкой в чьих-либо руках?

Японцы

Начиная с Читы, повсюду встречались японские солдаты и офицеры. Главу Сибирского Правительства никто из японских военных властей не выражал желания видеть. Японцы делали своё дело настойчиво, без шума и, казалось, с полным безразличием к русской власти.

На станции Оловянной, где большевики, отступая, взорвали мост через реку Онон и где пришлось остановиться, пока приведён был в порядок понтон, мы прочли интересное объявление японского генерала:

«Объявляю всем и местному населению, включая и военных, что японская армия не собирается делить или присваивать себе русских земель и отнюдь не будет вмешиваться в русскую внутреннюю политику, а ставит целью своего выступления лишь исполнение веления многогуманного и милосердного нашего Императора. Видя страдания России, наш Император послал свою армию в этот район для восстановления порядка и спокойствия. Следовательно, и задачи японской армии состоят в том, чтобы избавить Россию от омута страданий и оков рабства, причинённых нашествием германо-австрийских пленных и красноармейцами, и этим самым оказать русскому народу решительную поддержку. Можно сказать, что японская армия является истинной спасительницей для русского народа, но если кто-либо будет оказывать сопротивление нашей армии или препятствовать исполнению святого назначения её, то она примет строжайшие меры и будет преследовать без разбора национальности, чем устранит все препятствия к исполнению задач нашей армии. Желая русскому народу истинного счастья, советую мирно жить и трудиться для своего и общего блага и не волноваться под влиянием вредных идей, которые доведут вас до полной гибели. Начальник седьмой японской дивизии генерал-лейтенант Кихфудзии».

Дальневосточная неразбериха

Положение, которое мы застали во Владивостоке, было на редкость сложное, но, как выяснилось впоследствии, не самое сложное из тех, которые приходилось видеть в Сибири за время гражданской войны.

Ещё в Харбине наш поезд осадили корреспонденты и политические деятели. Как Сибирское Правительство относится к Временному Правителю генералу Хорвату? Каково отношение его к «Правительству автономной Сибири»? Одно ли это правительство с омским или это совсем другое правительство?

Все эти вопросы вызывались чрезвычайной запутанностью политического положения на Дальнем Востоке. Группа Дербера не без некоторого основания утверждала, что она является тем самым Сибирским Правительством, от имени которого действует в Омске Вологодский, и что соединение Восточной и Западной Сибири означает, что произойдёт соединение временно разрозненных частей Правительства. Признать это en toute lettre (франц. В буквальном смысле. — Ред.) было невозможно. Группа Дербера вооружила против себя всю дальневосточную буржуазию. Судя по ней, составляли мнение о Сибирском Правительстве вообще. Я уже указывал, что лучшие из избранников Областной Думы случайно оказались в Сибири, на Дальнем же Востоке были наименее авторитетные и в то же время наиболее одиозные фигуры. Кроме того, сама группа Дербера разложилась. Пребывание Дербера на посту премьера признано было неудобным. Его заменил Лавров, кооптированный в состав правительства из земцев. Устругов вовсе вышел из Сибирского Правительства и перешёл в «Деловой Кабинет» ген. Хорвата.

Чтобы вывести П.В. Вологодского из затруднительного положения, на эти рискованные вопросы отвечал я, так что гнев дерберовской группы на меня первым делом и обрушился. Я высказался в том смысле, что длительное разделение одного и того же правительства на две группы, действовавшие независимо одна от другой и не имевшие между собой связи, сделало каждую из них самостоятельным правительством. Одно не может отвечать за другое.

Хотя такое заявление и не очень понравилось во Владивостоке, но придраться к нему было трудно.

Представители Дальневосточного Комитета, прис. поверен. Александров и некоторые другие, познакомившись с политической программой Правительства, отнеслись к ней одобрительно, но добивались узнать, каковы намерения делегации по отношению к генералу Хорвату. Последний, объявив себя Временным Правителем в Гродекове, близ китайской границы, переехал затем во Владивосток, но его правительство («Деловой Кабинет», во главе которого стоял бывший член Государственной Думы Востротин) признавалось далеко не всем краем, тогда как Правительство автономной Сибири (Лавров-Дербер) благодаря связи с земствами получало приветствия и заявления о поддержке и признании со всех концов Дальнего Востока. Но игнорировать генерала Хорвата, несомненно, крупного деятеля, и третировать его выступление в качестве правителя, как авантюру, было бы большой политической ошибкой ввиду явной необходимости воспользоваться его положением и влиянием на Дальнем Востоке. Поэтому членам Комитета дан был неопределённый, но искренний ответ: «К генералу Хорвату отнесутся так, как он этого заслуживает». Sapienti sat (лат. Умному достаточно. — Ред.).

Однако помимо двух конкурирующих правительств — демократического (Лаврова) и буржуазного (Хорвата) — во Владивостоке оказалось ещё несколько независимых центров. Владивостокское чиновничество образовало свою коллегию, во главе которой встал профессор Восточного института Мендрин. Коллегия эта ввиду отсутствия общепризнанной власти давала от себя руководящие указания почти всему чиновничеству Владивостока. Помимо того, во Владивостоке работал и распоряжался, как фактический хозяин положения, междусоюзный военный совет, единственный обладатель реальной силы.

Делегации Сибирского Правительства предстояло распутать эти сложные взаимоотношения. Между тем на Западе благодаря Сибирской Областной Думе создавалась обстановка крайне неблагоприятная для престижа власти.

Областная Дума «поддерживает» Правительство

Сибирская Дума, как и следовало ожидать, едва возобновились её заседания, не замедлила избрать делегацию на Дальний Восток. Одна делегация уже «работала» в Уфе, дискредитируя Сибирское Правительство, теперь другая должна была нанести ему удар на Дальнем Востоке, продемонстрировав перед лицом иностранцев срам российской междоусобицы. Ещё в Иркутске, узнав о намерении избрать такую делегацию, Вологодский телеграфировал в Омск инструкцию не допустить посылки делегации на Дальний Восток, а в Томск — просьбу Якушеву принять меры к задержанию делегации самой Думой. Но Якушев ответил, что делегация уже выехала и задержать её нельзя, но что Правительство может быть уверенным в её тактичности. Доверием власти лицемерный Якушев уже перестал пользоваться, и делегация по распоряжению из Омска была задержана в Иркутске командующим войсками Эллерц-Усовым и возвращена обратно. Любопытно отметить, что помимо открытой делегации на Дальний Восток был тайно командирован туда тов. председателя Думы проф. Никонов. Он выехал раньше Вологодского. В иркутских газетах мы прочли объявление, что на имя Никонова получен перевод, о чём ему даётся знать через газеты ввиду неизвестности его нахождения. Следов Никонова нигде не было видно, и, как оказалось впоследствии, он либо не доехал до места назначения, либо его таинственная командировка ограничивалась районом Забайкалья.

Не успела Дума поднести Правительству один сюрприз в виде делегации на Дальний Восток, как она уже изобрела второй. Фракция социал-демократов внесла 18 сентября вопрос о необходимости выявить отношение Думы к Временному Сибирскому Правительству в связи с его выступлением на Уфимском Совещании. Фракция социалистов-революционеров поддержала срочность вопроса.

Всё время, начиная с 10 сентября, когда возобновились заседания Думы, в президиуме её замечалась большая ажитация. Патушинский сообщил Якушеву о своей отставке, приехал Шатилов с докладом по начальству. Приехал с Востока Новоселов.

Якушев вёл оживлённые переговоры по прямому проводу с Уфой и Иркутском. О переговорах этих знал только совет старейшин, куда не приглашали неблагонадёжных лиц. Но одно такое лицо случайно попало и раскрыло все планы. Затевалось серьёзное покушение на власть. Якушев через посредство иркутского комиссара Яковлева запрашивал, где находятся Краковецкий, Дербер, которых поджидали с Востока. Из показаний некоторых членов Думы выяснилось, что Яковлев, со своей стороны, сообщил просьбу Патушинского дать ему указания, что делать, и, кроме того, жаловался на военные власти, незаконно, по его мнению, задержавшие думскую делегацию на Востоке.

Якушев же настаивал на возвращении Патушинского к власти, а затем предложил Новоселову объявить себя министром и готовился искусственно создать в Омске послушный Думе кворум, чтобы изменить направление политики Сибирского Правительства.

Это был настоящий заговор!

План начал выполняться и сейчас же по частям проваливаться. Делегация Думы, назначением которой было предупредить Дербера не сдавать власти, а держаться до последнего, принуждена была повернуть вспять из Иркутска. Патушинский, приславший телеграмму, что он по настоянию Думы берёт отставку обратно, получил ответ Вологодского, что председатель Совета министров не может признать возвращения Патушинского к власти, так как он сложил с себя полномочия односторонним актом, не требующим чьего-либо утверждения, и после этого уже не может считаться министром.

Вопрос об отношении к Сибирскому Правительству, внесённый в Думу 18 сентября, обсуждался в закрытом заседании. В этом заседании говорилось о «беззакониях» Административного Совета, о необходимости изменить состав делегации Сибирского Правительства в Уфе, о недопустимости того, что Правительство, получив от Думы (!) мандат на посылку делегации в Уфу, проводит свою политику, а не политику, вытекающую из резолюции Думы, и не признает съезда членов Учредительного Собрания источником всероссийской власти. «Вредную деятельность Административного Совета надо парализовать», — говорилось в Думе.

В тот же день вечером Якушев, Шатилов и Новоселов выехали в Омск. Там уже был Крутовский, который обыкновенно заменял Вологодского как председателя и который при свидании в Красноярске выразил согласие вернуться в Омск. Таким образом, кворум набирался. Административный Совет после прибытия членов правительства подлежал освобождению от политических полномочий, и хозяином положения стало бы думское большинство.

Крутовский по прибытии в Омск пытался созвать Совет министров, считая, что он, Шатилов и Михайлов втроём могут составить коллегию, решения которой, даже принятые двумя против одного, будут считаться законными. Крутовский потребовал: 1) изменения Положения об Административном Совете; 2) изменения состава делегации в Уфе и 3) включения в состав Совета министров Новоселова.

Михайлов отказался принимать участие в обсуждении подобных вопросов, и заседание Совета министров, за отсутствием кворума, не могло состояться. Патушинский своим несвоевременным уходом из состава Правительства «подвёл» Думу, бардом которой он решил быть с самого начала своей министерской карьеры. Он сорвал кворум. Тогда оставался один выход — включить Новоселова в Совет министров революционным порядком.

Как раз в это время Дульцинея Патушинского — Областная Дума — получила от Яковлева известие о задержании её делегации в Иркутске. Губернский комиссар уведомил, что он считает задержание делегации незакономерным.

Тогда было созвано экстренное заседание Думы, вопреки всякому наказу, без повесток («свои» люди созывали друг друга по телефону), и был предъявлен Правительству вопрос о «незакономерных» действиях его агентов.

— Страна должна знать всю правду, — заявил член Думы Гольдберг.

— Пусть же она знает всю правду, — ответил ему один и, кажется, единственный присутствовавший на этом импровизированном заседании член Думы — не социалист Соболев. — Пусть она знает и ту правду, которую скрывает от неё представитель «трудового крестьянства» Гольдберг.

И вслед за тем Соболев рассказал Думе в открытом заседании о том, во что превратился совет старейшин, как эта заговорщицкая организация через посредство президиума ведёт переговоры с губернаторами, вмешивается в управление, выписывает новую партию министров.

Страна узнала правду про социалистический парламент. Ему нужны были не мир и порядок, а партийная гегемония. Привыкшие к приёмам подполья члены Думы исподтишка, прячась от собственных товарищей, подтасовывали политические карты вместе со своим почтенным председателем Якушевым.

Это заседание Думы окончательно решило её судьбу. Вологодский дал знать в Омск, что он находит своевременным прервать работы Думы.

Ход работ в Уфе

Делегаты Сибирского Правительства, как и следовало ожидать, заняли в Уфе место лидеров правой. Казаки окружали сибирских делегатов, как пышная свита. Предметом раздоров служил вопрос о черновском Учредительном Собрании. Во избежание излишних словопрений немедленно после оглашения деклараций общее собрание образовало согласительную комиссию в составе президиума и представителей всех организаций, приславших делегатов на Совещание, по одному от каждой. Это была очень многочисленная комиссия, и позиции её крайних сторон казались непримиримыми. Но умеренные социалисты и особенно действовавшая за кулисами «бабушка» Брешко-Брешковская вносили примирительный дух и способствовали сговору.

Между деятелями типа Авксентьева, Брешко-Брешковской, с одной стороны, и Черновым, с другой — дистанция огромного размера. Смешивать их в одно, как это делают лица, ненавидящие социалистов вообще, — большая ошибка. Люди первого типа нужны России, ими должно строиться её будущее. Опыт, которого им не хватает, скоро научит их умеренности, но они внесут в обновлённую Россию тот новый дух власти, которого жаждет революционизировавшаяся страна. Насколько безнадёжна позиция эсеров-максималистов во главе с Черновым, которых должны поглотить большевики, гораздо определённее и смелее выражающие свои конечные стремления, настолько же велико право на будущее умеренных социалистических элементов.

Я остаюсь при убеждении, которым руководствовался и в период создания Директории, что черновское Учредительное Собрание следовало стереть с лица земли, но я считаю ошибкой, что не была поддержана здоровая мысль умеренных групп о создании особого представительного органа для содействия Директории в решении основных вопросов политической жизни.

Компромисс направился в другую сторону. Дела на фронте ухудшались. Уфа, сравнительно недалеко отстоявшая от района военных действий, болезненно переживала падение Казани, Симбирска, нажим на Самару. Чехи за кулисами угрожали оставить фронт, если сговора противников не последует. Казаки стали колебаться. Земли уральских и оренбургских казаков опять попадали под удар большевиков. Учредиловцы пользовались этим положением. Компромисс состоялся. Было решено признать Учредительное Собрание, если к 1 января 1919 г. соберётся кворум его и сложит перед ним власть. Это решение было лицемерно. Те, кто предлагал такой выход, надеялись, что фактически Учредительное Собрание не соберётся. В то же время оставлялся в качестве постоянно действующего органа съезд членов Учредительного Собрания во главе с Черновым, который уже появился на горизонте и начал действовать.

Приведу телеграмму, посланную из Уфы 19 сентября.

«18 сентября заседание открывается в 7 часов вечера при переполненном зале. Председатель оглашает приветственные телеграммы, поступившие на имя Совещания. Заслушивается и принимается без прений доклад мандатной комиссии. На очереди доклад комиссии по организации всероссийской власти, от имени которой выступает Кругликов. После краткого обзора работ комиссии он излагает принятые ею положения, которые сводятся к следующему: Государственное Совещание устанавливает как непременное обязательство Временного Всероссийского Правительства: 1) содействовать съезду членов Учредительного Собрания в скорейшем созыве Собрания; 2) неуклонно руководствоваться в своей работе верховными правами Учредительного Собрания; 3) представить Учредительному Собранию по возобновлении его работ отчёт о своей деятельности по освобождению России от советской власти и восстановлению её единства. Принято непризнание Брестского и других договоров, заключенных большевистской властью, продолжение войны с Германией совместно с союзниками. В области военной — воссоздание русской армии, полное невмешательство военных властей в гражданское управление, восстановление крепкой воинской дисциплины, устранение армии от политики. В области гражданской — устроение освобождающейся России на началах признания за областями широкой автономии, обусловленной географическими, экономическими и этнографическими признаками; признание за культурными меньшинствами, не занимающими отдельной территории, прав на культурное самоопределение; восстановление городских и земских самоуправлений, установление гражданских свобод, принятие мер к охране порядка и безопасности. В области народнохозяйственной — борьба с хозяйственной разрухой, содействие развитию производительных сил страны, государственное регулирование торговли и промышленности, принятие мер к повышению производительности труда, развитие рабочего законодательства, признание полной свободы коалиции, отказ от хлебной монополии и твердых цен, с сохранением нормировки распределения продуктов и государственных заготовок, при участии частно-торгового аппарата, борьба с обесценением бумажных денег, восстановление налогового аппарата, усиление прямого и косвенного обложения. В области земельных отношений — оставление земли до Учредительного Собрания в руках фактических обладателей, принятие мер к расширению трудового землепользования применительно к бытовым и экономическим особенностям отдельных местностей.

Доклад комиссии принимается без прений. Закрывая заседание, председатель обращается к участникам Совещания со следующими словами: «Пять дней прошло с тех пор, как мы избрали нашу комиссию по вопросу о создании власти, но эти пять дней как членам Государственного Совещания, так, в особенности, стране и армии показались месяцами. Мы достигли соглашения в кардинальных пунктах; ещё небольшое напряжение сил, ещё один-два дня — и Совещание назовёт не только принципы основания и программу, на которых будет строиться государственная власть, но и тех, которые будут поставлены во главе нарождающейся единой сильной России» (шумные продолжительные аплодисменты).

В кулуарах царит большое оживление. Собравшаяся публика долго не расходится и, образовав группы, обсуждает подробности прочитанной декларации. В большинстве случаев — удовлетворение достигнутым примирением разногласий, надежда на близкое окончание процесса создания долгожданной всероссийской власти».

Оставалось определить взаимоотношения всероссийской власти и областных правительств и избрать Директорию. Вопрос о лицах грозил стать предметом новой горячей борьбы. Делегации Сибирского Правительства в Уфе были даны твёрдые указания не допускать эсеровского засилья в Директории, но события в Омске, разыгравшиеся благодаря злосчастной авантюре Областной Думы, заставили пойти на компромисс.

Вологодский во Владивостоке

Поезд Вологодского прибыл во Владивосток 20 сентября вечером. Председателя Совета министров встретили торжественно. Ещё в Никольск-Уссурийске заменивший Дербера Лавров приветствовал Вологодского от имени владивостокской группы Правительства и заявил, что с прибытием Вологодского Владивосток признает только власть возглавляемого им Омского Правительства. Делегат рабочих просил защитить от гнёта буржуазной власти Хорвата.

Встречали Вологодского во Владивостоке при большом стечении народа представители Сибирского Правительства, членов Сибирской Думы от Дальнего Востока, представители земства и города. На вокзале были Краковецкий, Медведев, Агарев. Последние два произнесли приветственные речи. Немедленно по прибытии Вологодский посетил здание, где помещалось правительство Лаврова, и там был встречен Дербером, Моравским и прочими членами подлежавшего ликвидации «Правительства автономной Сибири». Представителей правительства генерала Хорвата на вокзале не было.

История и цели выступления генерала Хорвата нам были уже известны.

Узнали мы кое-что и о прошлом генерала.

Он родился в 1859 г., получил образование в Инженерной академии и принимал видное участие в постройке Закаспийской железной дороги.

С 1903 г. он занимал должность управляющего Китайской Восточной железной дорогой. На этой ответственной должности он заявил себя таким умелым и культурным администратором, проявил столько гуманности и заботливости о служащих, что Временное Правительство после Февральской революции предоставило ему права комиссара в полосе отчуждения дороги.

После того как выступления Корнилова, Каледина, Дутова и других показали, что борьба с большевизмом, подкрепляемым немцами, внутри России без помощи союзников невозможна, генерал Хорват решил, что борьба эта может увенчаться успехом только в том случае, если будет начата на Дальнем Востоке, при подготовке средств к ней в свободной от большевиков полосе отчуждения Китайской Восточной дороги и при условии получения достаточной помощи со стороны союзных держав.

В апреле 1918 г. Дмитрий Леонидович отправился в Пекин для совещания с нашим посланником в Китае кн. Кудашевым и с известным финансистом Путиловым.

Союзные представители в Китае, ознакомившись с идеей Дмитрия Леонидовича, высказали ему полное сочувствие и готовность оказать самую действенную поддержку.

Генерал Хорват смотрел на войну с большевиками как на продолжение войны с Германией. Он видел, что главные силы большевиков составлены из немецких пленных, и только потому счёл возможным обратиться к помощи союзников.

Когда настал час действовать решительно, он, не видя кругом никого, кто мог бы организовать государственную власть, зная, что представляют из себя Дербер и приморское земство, и считая себя единственным законным преемником власти Российского Правительства на Дальнем Востоке, — покинул свой почётный и покойный пост в Маньчжурии и принёс себя в жертву долгу. 9 июля 1918 г., остановившись со своим отрядом у станции Гродеково в Никольск-Уссурийском уезде Приморской области, он объявил себя Временным Правителем.

Не честолюбие, а только чувство долга толкнуло генерала Хорвата на этот шаг, и это так хорошо понималось всеми, не принадлежавшими к левым революционным партиям, что интервьюировавший меня в Харбине редактор «Новостей жизни» Клиорин с совершенной искренностью и по собственной инициативе настойчиво рекомендовал мне, как члену делегации Вологодского, помнить, что генерал Хорват нужен и незаменим на Дальнем Востоке.

Но мы знали хорошо и то, как ревниво относились дерберовцы ко всему, что касалось генерала Хорвата, и нам было ясно, что для скорейшей ликвидации «дубликата» нужно было сделать вид, что мы, Сибирское Правительство, генерала Хорвата не признаём. Поэтому, несмотря на особую декларацию о готовности войти в переговоры со всеми правительствами, мы решили на время заняться одним только кабинетом Дербера, как бы игнорируя Временного Правителя.

Как выяснилось, ко времени приезда Вологодского кабинет Дербера совершенно переродился. Многие из «избранников Думы» ушли, были кооптированы лица, ничего общего с Сибирской Областной Думой не имевшие, и даже во главе стал кооптированный член правительства Лавров.

Нужно было спешить. Со дня на день во Владивосток должны были прийти сведения о конфликте Правительства и Думы. К счастью, материальное положение дерберовской группы было настолько плачевно, что она сама спешила с ликвидацией, и уже на другой день было решено, что все находившиеся во Владивостоке министры подадут в отставку. По существу против ликвидации никто из них не спорил. Вопрос шёл лишь о том, в какую форму должны быть облечены заявления об отставке, чтобы подчёркнуто было слияние власти, преемство и единство правительства. Это был вопрос политического самолюбия; форма скоро была найдена.

Переговоры закончились вовремя. Не успели владивостокские министры подать в отставку, как пришло известие о конфликте Омска с Областной Думой и предупреждение Дерберу не сдаваться. Но было уже поздно.

— Мы наделали чёрт знает что: сдали власть как раз когда столкнулись Дума и правительство Вологодского.

— Откуда эти сведения?

Этот разговор Дербера с Лавровым случайно донёсся до меня во время приёмки дел. Из него достаточно хорошо видно, как глубоко партийны были все поступки людей типа Дербера. Впрочем, это вполне понятно: происходила определённая борьба крайних и умеренных демократических течений.

Министр почт и телеграфов, он же министр путей и продовольствия Моравский отказался сдавать дела, и вскоре из Иркутска было сообщено, что за подписью Моравского рассылается шифрованная телеграмма почтово-телеграфным служащим с призывом не повиноваться Сибирскому Правительству.

Краткий обзор деятельности Правительства автономной Сибири

При сдаче дел так называемого Правительства автономной Сибири выяснилось, что после свержения 29 июня советской власти Временное Правительство, объявив о принятии им всей полноты высшей правительственной власти, в то же время, ввиду отсутствия у Правительства технического аппарата, необходимого для фактического осуществления всей полноты функций высшей правительственной власти, признало целесообразным временно, впредь до создания такого технического аппарата, предоставить управление всеми, за исключением дипломатических переговоров, делами Земской Управе и владивостокскому городскому самоуправлению. Отсюда и возникла тенденция владивостокского земства к правительственной власти, которая привела его в январе 1920 года к созданию приморского правительства.