§ 2. Этнонациональное и многонациональное в российской нации

§ 2. Этнонациональное и многонациональное в российской нации

Конституционное положение «Мы, многонациональный народ Российской Федерации» со всех сторон подвергается сомнению, хотя отражает, казалось бы, генетический код нашей государственной, гражданской общности. Одни считают, что надо было писать «мы, русские и другие народы», другие пишут, что «многонациональный народ – абстракция» и т. д. Это все говорит лишь о том, что процесс этот – неустоявшийся, имеет тенденции к достаточной противоречивости диалектики становления. Усложняют возможности достижения устойчивости процессов и понятий и не очень благополучный ход трансформационных процессов в России.

Кроме того, известно, что много вопросов становятся спорными не из-за того, что они находятся в спорном состоянии, а из-за непонимания или различного понимания объективных реалий разными людьми, разницы интерпретации и понимания ими тех или иных вещей и явлений, сути и перспектив развития. В Конституции Российской Федерации зафиксировано положение о том, что «многонациональный народ Российской Федерации» является главным источником власти. Следовательно, власть и реализующая ее политическая система нашего государства есть результат волеизъявления «многонационального народа Российской Федерации». Одновременно это означает, что формой существования этнонационального многообразия в нашей стране является многонациональный народ, который состоит из сути этнонационального многообразия и гражданского единства в общем государстве. Отсюда и формула основы этнонациональной политики государства. Россия, преодолев многие ошибки и трагедии, развалы и единство, подошла к этой демократической формуле единства многообразия, где этнонациональное и гражданское, государственное (как общенациональное), взаимодействуя, взаимодополняя и взаимообогащая друг друга, составляют общность – российскую нацию.

Конституция Российской Федерации, Президент страны говорят о «многонациональном народе России», о «многонациональном государстве», о «многонациональной России», о «единстве нации». Во всех этих понятиях четко фиксируется единство многонациональности, которое имеет базовое значение как для понимания сути этнонационального, так и индивидуального, гражданского. Многонациональный народ Российской Федерации – это политическое единство граждан и этнонаций в «нации-государстве». Российская Федерация есть «нация-государство» как политически оформленная воля многонациональной общности граждан. Этот феномен отражает суть реально существующей многонациональности, исторических традиций общности и единства этой многонациональности, а также граждан Российской Федерации. Некоторые предлагают вместо «многонациональный народ» применять термин «многонародная нация» (В.А. Тишков), что не очень по-русски, ибо народ в России – понятие шире своего этнического, этнонационального содержания. Кроме того, от названия мало что зависит. Не обязательно все подгонять под какие-то трафареты. Есть Россия как общее государство наших народов и граждан, но есть еще Якутия, Бурятия, Чувашия, Дагестан, Татарстан, Башкортостан – исторические территории расселения народов, как и территории расселения русского народа, – Ярославская, Саратовская, Орловская, Смоленская, Ростовская области, Краснодарский, Красноярский, Ставропольский края со своими субкультурными особенностями, Ханты-Мансийский, Ямало-Ненецкий и другие автономные округа и т. д. и многие другие самобытные земли и народы со своей спецификой, составляющие единое государство. Как справедливо пишет В. А. Тишков, «смутный язык приводит к смутной политике»[377], поэтому дело ученых не вносить смуту не только в понятия и категории, но и, прежде всего, в суть явлений и процессов, помогая если не найти истину, то хотя бы приблизиться к ней, не замыкаясь на терминологии и на формальных признаках. Некоторых же больше беспокоит «чистота» терминов, категорий и понятий, чем истина отражения реальных процессов и явлений. Одно государство, один народ для многих из нас идеал. Важно из этого исходить, но познавая и признавая существование различных государственных образований и самобытных народов в составе Российской Федерации. Для меня тоже идеал – единое государство, единый многонациональный народ при свободном и всестороннем развитии народов и земель российских, солидарность и единство граждан Российской Федерации. И это все не моя выдумка, как интерпретируют некоторые расисты из группы Авдеева, а конституционные положения.

Кроме того, в России важно отмечать тот факт, что большинство наших народов в нашей стране не пришли откуда-то, как в Америке, а являются действительно коренными, живущими вместе столетиями на своей земле. Это – не мигранты – и термин «национальные меньшинства» тоже для нас подходит достаточно относительно.

Российские народы в преобладающем большинстве вошли в состав России не с дорожными чемоданами, а со своими землями, родниками, полями, реками, т. е. этнонациями. Это надо учитывать и не путать опять-таки с Америкой. Поэтому неоправданно применение к «истинно отечественным» народам терминологии «диаспор». Они в реальности есть «живые этносы», этнонации, составляющие в своей государственной общности многонациональный народ, единую для всех нацию-государство – Российскую Федерацию. Соответствующим должно быть и отношение к этим народам, к их роли и месту в Российской Федерации. Если татарин в Башкортостане чувствует себя хуже, чем в Башкортостане башкир, а башкир также в Казани, а дагестанцы в Москве чувствуют себя хуже, чем в Дагестане, а русский в Дагестане чувствует себя хуже, чем в Краснодаре, и т. д. – значит, мы еще не нация, не народ, мы – население. Об этом говорил Президент России В.В. Путин на Всемирном конгрессе татар в Казани (2003 г.). Этнонациональная политика – это позиция, меры, деятельность государства, чтобы население стало народом, а многонациональный народ – нацией. Государство обязано создавать условия для равноправного и равнодостойного обустройства страны с учетом прав и свобод всех национальностей и каждого человека – гражданина, независимо от этнонациональной принадлежности. Быть единым государством, способным формировать единую волю, реализовать волеизъявление как всего народа, так и каждой составной части страны – это политически важная задача создания российской нации. Вот почему важно закреплять конституционный принцип федерализма в многонациональной России. Российскому государству жизненно необходимо быть демократическим федеративным государством, способным функционировать на базе учета и проявления всего многообразия интересов многонационального российского общества. Совершенно правильно в связи с этим пишут специалисты о том, что, «для России проблема федерализма является на сегодня главной, основополагающей из всех, с которыми столкнулась она на пороге XXI века. Все другие являются по отношению к проблемам федерализма частными. Судьба федерализма – это сегодня судьба России и государственного существования, и, в конечном итоге, судьба миллионов людей»[378]. Это исходит из основополагающей роли для судеб Отечества проблемы обустройства народов и земель в едином российском государстве, и ее можно успешно решить только через укрепление федеративной модели государственного устройства Российской Федерации. Соответственно основные принципы федеративного устройства направлены, по сути, на гармонизацию в том числе и этнотерриториальных, региональных, местных и общегосударственных параметров развития государства, регионов, народов и граждан. Федерализм содержит внутренние механизмы как учета самобытных интересов каждой составной части страны, так и сохранения целостности всего единого государства. Пути унитаризма и сепаратизма являются крайними в наших условиях и потому не годятся для России. За последние десятилетия мы увлекались то самостоятельностью до конфедерализма, а теперь перед нами навис унитаризм с жестким укреплением вертикали государственной власти, упуская при этом необходимость самостоятельности и самобытности многообразия. Наше государство уже дважды в XX в. было разрушено чрезмерным единством и жестким унитаризмом. За этим последует сепаратизм, который может привести к очередному разрыхлению российской государственности. Как показывает российский опыт, с сепаратизмом мы еще как бы справляемся, а унитаризм – это хроническая болезнь нашего государства и чиновничества. Этот «инстинкт разрушения единства», как и попытки его чрезмерного укрепления ура-патриотическим лозунгами бесперспективны. Укрепление вертикали власти за счет централизации полномочий, как известно, приводит к потере самостоятельности местных сообществ. Параллельно и над обществом зависает опасность власти авторитарной как атрибут унитарной формы государственности. Те, кто из благих намерений укрепляет вертикаль власти, должны все же понимать, что Российское государство неоднократно разрушали, прежде всего, из центра, не оставляя шансов для его защиты на местах, в регионах. Именно республики, края, области, округа удержали единство РСФСР после развала СССР. А многонациональность России – это исторический процесс внутренних связей и взаимосвязей, сотрудничества (действий и взаимодействий), переплетения корней, многоцветия самобытности и гармонии общности. Наконец, многонациональность – это возможность объединения ресурсов и усилий для решения общих задач обороны, безопасности, науки, культуры, образования, духовного и экономического развития в целом.

Чрезмерно много незаслуженных обвинений направлено политиками и исследователями в адрес этнонационального фактора (в адрес народов страны) за развал Советского Союза и последующие процессы в России, за конфликты и трагедии, хотя на деле народы чаще лишь жертвы факторов совершенно другой социально-экономической и политической природы. При этом в условиях кризисов и смут, развала и конфликтов этнонациональный фактор – еще и способ самосохранения общности людей. Этнонациональный фактор в системе общественных отношений никогда не выступает полностью в самостоятельном качестве. Он вмонтирован в ткань общества, государства, как и государство, общество не могут функционировать вне этнонационального. Но исходной точкой и конечным проявлением диалектики их соотношения является человек, гражданин Российской Федерации.

Совершенно не корректен часто применяемый у нас термин «этнический федерализм» с его автоматическим переносом на автономии и республики, будто русская нация – не этнос, а Ярославская, Саратовская, Самарская, Рязанская и другие области менее этничны по своей природе, духу, культуре и традициям. Подходы, где одни – только этнические группы, другие – малочисленные этносы-нации, а только избранные – нация-государство, в общероссийском и в региональном понимании деструктивны. Федеральная власть в своем определяющем большинстве не способна пока понять эту деструктивность и тоже ведет политику не на преодоление кризисных явлений в этнонациональной, многонациональной среде, а на преодоление этничности, свержение этнонаций, «роспуск» республик и т. д.

Развитие Федерации предполагает укрепление всего комплекса конституционно-правовых, финансово-экономических, организационно-управленческих, культурно-философских, политико-идеологических механизмов, а также единства этнонационального потенциала общности и единства. Этнонациональное – один из объектов федеративной демократии, более того, один из базовых индикаторов исторического единства и жизнеспособности государства. Сотрудничество и солидарность народов в нашей стране – важнейшее условие ее единства. Но самодовлеющим в многонациональном государстве этнонациональный фактор не может быть, ибо социально-политические функции государства охватывают широкий перечень проблем. Отсюда опять-таки ошибочность, однобокость применения термина «этнический федерализм», искусственно навязывая гипертрофированное значение этнонационального фактора, его противопоставление всем другим базовым социально-экономическим и политико-правовым фактором функционирования единого государства. Обустройство народов и культур, представляющих интересы граждан страны, – важнейшая функция государства.

Кроме того, у нас до сих пор продолжается путаница, когда в системе федеративных отношений субъекты Федерации воспринимаются лишь как административно-территориальные образования, с которыми можно делать все, что хочешь, путем применения мер «чистого» администрирования, не понимая, что наша Федерация состоит из государственных образований. Следовательно, у субъектов Федерации есть целый ряд полномочий по защите своей самостоятельности и самобытности. Основные проблемы в Федерации в целом могут быть решены только с учетом мнения и интересов всех субъектов Федерации. Государство у нас единое, но власть разделена как по горизонтали, так и по вертикали. Разделение властей – один из важных моментов федеративной демократии. Кроме того, «субъекты Федерации всегда обладают государственной автономией»[379]. В любом случае «субъектами Федерации могут быть и бывают как государства, так и государственные (государственноподобные) образования, из чего исходит теория государственного строительства». Да и само слово «штат» означает государство. У нас же зачастую сплошная путаница в истолковании статуса республик как государственных образований, а краев, областей и автономий – как административно-территориальных образований. Это явный пережиток советского периода.

Достаточно много времени мы потратили, чтобы опровергнуть конституционное положение о том, что республика не государство. По новой Конституции не только республики, но и все субъекты Федерации являются государственными образованиями, и они равноправны по всем параметрам своего статуса. Субъекты Федерации как государственные образования имеют целый ряд атрибутов государственности: свой парламент, правительство, государственный язык, герб, флаг, гимн и т. д. Поэтому форма существования Федерации – это разумное соотношение интересов и потребностей региональных государственных образований и всего союзного государства. Федерализм – это как бы «двойное государство», но разных уровней по своим полномочиям, согласившихся друг с другом по компетенциям, гармонично сочетая многообразие с единством. Суверенитетом как независимое государство обладает только Федерация в целом. Вместе с тем исключительные полномочия субъектов федерации могут составить их суверенитет, и этнонация должна иметь право на суверенитет каких-то своих прав: истории, культуры, традиций, саморазвития, представительства и участия в государственных и общественных делах.

«Ограниченный суверенитет» или «остаточный суверенитет» субъектов Федерации, можно сказать, неотъемлемый атрибут самой Федерации в смысле разграничения суверенных (исключительных) полномочий, но при этом подчеркивая, что всякий суверенитет реализуется только внутри самого союзного федеративного государства в рамках его государственного суверенитета, ибо источник и носитель этого суверенитета – не разделимый в этом плане многонациональный народ Российской Федерации. Он, а не государство, един и неделим прежде всего, а государство неделимо по его волеизъявлению. Полномочия же государства по осуществлению суверенитета могут быть разделены как по вертикали, так и по горизонтали. Исходя из такого понимания и выстраивалась Федерация в 1992 г. (Федеративный договор) после развала Советского Союза, где в результате господства тоталитарного режима победил жесткий унитаризм. Федеративный договор сыграл основополагающую роль в разделении властей и полномочий по вертикали, в собирании уже развалившегося государства. Государство таким образом выстраивалось, исходя из принципов классического федерализма в новых исторических условиях. Но до конца не разрешенными остались вопросы, механизмы реализации этих полномочий на практике. Ясно, что если бы не было Федеративного договора и не смогли бы договориться, в том числе и по вопросам обустройства народов в новой Российской Федерации, то не было бы Российской Федерации как целостного государства. А столкновение двух крайних тенденций – национал-шовинизма и национал-сепаратизма – создали бы минимум десять – двадцать Чечней внутри страны. Федеративный договор стал воплощением общенациональной воли на единство, на единое государство, сохраняя самостоятельность по целому ряду направлений организации государственной жизни на местах с учетом самобытных потребностей и волеизъявления народа данного субъекта Федерации, от имени которого и принималась Конституция и уставы субъектов Федерации. Говорить, что народы не играют никакой роли в формировании единого федеративного государства, по меньшей мере неразумно. Федеративный договор стал важной политико-правовой формой согласования, в том числе и интересов этнонациональных общин внутри самой Федерации как составных частей всего многонационального народа страны, Российского государства, сохраняя тем самым простор для самостоятельности и самоуправленческих возможностей самобытного развития всех субъектов (народов и территорий) внутри самой Федерации. В этом только смысле, в смысле учета и реализации самобытных этнонациональных интересов народов, реализации права народов на самоопределение, можно говорить об этнонациональном факторе. «Федеративный договор стал своего рода фактором саморегуляции нового федеративного государства»[380]. Но не этнонациональность определяет классическую суть федеративного государства, а разграничение полномочий между уровнями властей – федеральными органами власти и органами власти субъектов Федерации. Федерализм – это способ проявления и собирания многообразия в единство.

Определенный государственный, политико-правовой статус имеют внутри Федерации малочисленные народы и национальные меньшинства. Об этом сказано в Конституции Российской Федерации.

Понятия «коренные народы», «коренные малочисленные народы» и «национальные меньшинства» используются, начиная еще со времен Лиги Наций. «Конвенция о борьбе с дикриминационностью образования», «Конвенция о национальных меньшинствах», «Конвенция о предупреждениях преступлений геноцида и наказаний за него» используют понятия «национальные, этнические, расовые и межрелигиозные группы», «национальные меньшинства», а «Конвенция ликвидации расовой дискриминации» применяет выражение «расовая или этническая группа». Трудно дать однозначные определения этих понятий. Для каждой страны существует определенная специфика. Итальянский профессор Ф. Капопорти, в частности, пишет, что «меньшинством является группа, численно меньшая, чем остальное население того или иного государства, или занимающая доминирующее положение, члены которой имеют этнически религиозные или языковые особенности, отличающие их от остального населения, и которые пусть даже инпринципно обладают чувством солидарности в деле сохранения своей культуры, традиций, религии и языка». Или другое определение: «Группа граждан того или иного государства, составляющая численное меньшинство, не занимающая доминирующего положения в этом государстве, но которое в то же время обладает этническими языковыми и религиозными особенностями. Отличающая от большинства населения, но, в то же время, объединяющаяся политически с большинством населения»[381]. В этих определениях отличий больших нет. В численном плане ясно, что меньшинство – это и есть меньшинство на территории государства в целом или в отдельных регионах данного государства. Статусное понимание меньшинства означает, что оно не занимает лидирующего положения в государстве, в регионах, но это изначально дискриминационное понимание проблемы равноправия, прежде всего, граждан различных национальностей. Но и в едином федеративном государстве, где в одинаковой степени защищаются права национальных меньшинств и малочисленных народов, права и свободы человека сохраняют «доминирующие» этнонациональные общности. Этнонациональное меньшинство как общность фиксируется, если оно осознает свою общность и сохраняет свой язык, культуру, традиции и иные самобытные права. Кроме того, этнонациональное меньшинство в реализации этих самобытных прав имеет возможность на требование от государственной власти создания дополнительных юридических и иных гарантий для полноправной этнонациональной жизнедеятельности в обществе, государстве наравне с другими, в том числе и «доминирующей» этнонацией. Дополнительные гарантии – это не льготы в нашем понимании, а компенсационные меры, направленные на преодоление фактического неравенства, которое складывается в жизни людей и их общностей в силу их численности по сравнению с другими общностями. В таких странах, как Латвия, Эстония, Кувейт, Туркмения и других, независимо даже от численности, всякие иные национальности и их общины, в отличие от «государствообразующей доминирующей» этнонации, поставлены в зависимое, второсортное положение. Такое положение дел противоречит принципам демократии, прав и свобод человека. В сущности, по сравнению с численным меньшинством не важнее статусное положение этого меньшинства.

Есть государства и регионы, где нет необходимости создания дополнительных компенсационных механизмов и специальной защиты для выравнивания условий жизнедеятельности. Это обеспечено на практике. Деление же на «доминирующее» или «недоминирующее» этнонациональное меньшинство уже предполагает дискриминацию. Дискриминация и есть, когда одна группа, общность объединяет свои усилия, присваивая себе власть и ресурсы, следовательно, дискриминируя другую часть, а государство не создает условия для полноправной и равноправной деятельности всех этнонациональных общин и граждан, независимо от этнонациональной принадлежности[382]. Есть и те, кто считает неправомерным применение термина «этническое меньшинство», «национальное меньшинство», «языковое меньшинство» и т. д., а надо, мол, говорить о правах лиц, принадлежащих к национальным, этническим, языковым и иным меньшинствам. В принципе, может быть, это, и правильно, но это опять-таки попытка отказывать людям обозначать и защищать свои коллективные, общностные права, поэтому большинство международных правовых документов говорит не о лицах, а о меньшинствах. В Совете Европы или в ОБСЕ неоднократно обсуждались проблемы национальных меньшинств, но фактически трудно было достичь единого понимания даже самого понятия «национальное меньшинство». Говоря о национальных меньшинствах, ясно, что, прежде всего, речь идет о закреплении гражданских прав человека с их языковыми, культурными, религиозными и иными особенностями. В Конвенции обеспечения прав лиц, принадлежащих к национальным меньшинствам государств – участников Содружества Независимых Государств; 1994 г. отмечается, что «под лицами, принадлежащими к национальным меньшинствам, понимаются лица, постоянно проживающие на территории данной страны, имеющие ее гражданство, которые по своему этническому происхождению, языковым и культурным традициям отличаются от основного населения данной договаривающейся страны»[383]. Здесь уже критерием «национального меньшинства» становится не численность и не статус, а «отличие от основного населения». Деление граждан страны на «основное население» и «сопутствующее» тоже дискриминационно, особенно когда «меньшинство» является «коренным».

Международный суд придерживается критерия: «принадлежность лиц к национальному меньшинству является предметом его личного выбора и никакие неблагоприятные последствия не могут помешать ему в осуществлении такого выбора» (Протокол Копенгагенского совещания государств-членов ОБСЕ, т. е. и здесь коллективные права подтверждаются. Статья 26 Конституции Российской Федерации гласит, что «каждый имеет право определять и указывать свою национальную принадлежность и никто не может принуждать к какому-либо указанию своей национальной принадлежности». Каждый имеет право на этническую самоидентификацию на личностном уровне. Если же не понимать, что эта самоидентификация есть право коллективное, то данное положение Конституции может стать основой, побудителем ассимиляции национальностей как общностей. Индивид без общности не может себя идентифицировать. Право на идентификацию есть право на познание и защиту коллективных прав. Может быть несколько уровней этого меньшинства. Так, в Дагестане, например, разные «коренные малочисленные народы»: гунзибцы, бежтинцы, чамалинцы и другие – это одна форма меньшинства внутри как бы аварской этнонациональной общности. Следующее, это когда сами аварцы являются «коренным малочисленным народом» в Российской Федерации, хотя их численность более 800 тыс. человек.

Нация как этническая общность настолько сложна по содержанию и многообразна по конкретному проявлению, что найти общее формальное определение, не искажая ее сущности, не оставляя в стороне многие сущностные характеристики и черты, невозможно[384], тем более, что у нас определение этнонаций, генезис их развития, статус в обществе, права исторически толковались разнообразно. Наши народы, оставаясь этнонациями, становятся в своей общности в едином государстве российской нацией, уже в большей степени как политическая общность. Нация имеет этнический, а потом и государственно-политический смысл как гражданская общность. Народная испанская Конституция (ст. 2) провозглашает «нерушимость единства испанской нации, являющейся единой для всех испанцев». Но все остальные этнонации сохраняют свою общность, проявляют себя, свою самобытность на региональном уровне. Это отзвуки традиций как раз-таки Французской революции, которая диктовала всем ассимиляцию, кроме доминирующей этнонации, а всем остальным, в лучшем случае, предлагая статус национальных меньшинств. Всеобщая декларация прав человека тоже связывает человека как гражданина с его гражданской общностью, т. е. с нацией-государством. Нельзя забывать, что Всеобщая декларация прав человека – важный международный правовой документ – принималась в условиях защиты интересов господствовавших тогда наций-государств, их представлений и точек зрения. Это трактовка коллективных прав одной этнонации, которые становятся политической нацией, объединяя различные народы за счет унификации жизни и хозяйственной интеграции, господством одной культуры и одного языка. Школы, театры, клубы, лавки – меньшинствам, а Парламент, Правительство, Банк, Армия и прочее – для господствующей этнонации, которая обрела государственный статус. Одна этнонация использует весь государственный механизм для обеспечения своего доминирующего положения, объявляя для всех остальных равноправие в частных проявлениях этнокультуры. При формировании единого государства реализуется идея политической демократии в форме диктата доминирующей нации-этноса. В индивидуальном плане выручают гражданские права гражданина данного государства с равноправными отношениями на индивидуальном уровне. Коллективные же права фиксируются только за доминирующей нацией. Но при этом каждый гражданин вступает в эти отношения, прежде всего, как субъект воспроизводства культуры, атрибутики, традиций и языка доминирующей нации. Нация-государство таким образом становится, прежде всего, собственностью доминирующего этноса-нации. В условиях демократии механизмы образования нации-государства существенно меняются в сторону возрастания в этом процессе роли и других этнонаций.

В мире редки нации-государства, где нации-этносы в одинаковой степени являются ее субъектами, собственниками. Это, наверное, Ливан, Швейцария, Бельгия. Для большинства, в том числе и федеративных государств, государственно-политический статус одного доминирующего этноса-нации при этнокультурном статусе остальных этнонациональных общностей, объединенных в разных своих статусах в разных государствах. Федеративная демократия предоставляет возможность обустройства в составе единого государства различных этнонациональных общностей, расселенных на территории единого государства как граждан единого государства, сплачивая таким образом различные этнонации в нацию-государство, в российскую нацию, в составе которой соблюдается хотя бы формально равноправие представителей всех национальностей и этнонациональных общностей, независимо от их численности в стране.

Процесс диалектики этнонационального и многонационального, этнонационального и социально-политического весьма сложный. В современной Российской Федерации многие политики и ученые не допускают тот непреложный исторический факт, что Россия – это не только федерация безымянных субъектов, а конкретных территорий и самобытных народов, этнонаций, которые столетиями в различных вариантах обустраиваются в Российском государстве, вокруг и вместе с русской нацией. Лишая Россию и российскую государственность этнонациональных корней, некоторые под корень подрубают самобытность многообразия, исторически сформированную жизнеспособность, солидарность и общность – суть, прежде всего, самой русской этнонации. Отрицание этнонациональности русского народа, его свержение есть свержение и отрицание нашей многонациональной общности. Это уже отрицание не только исторических корней, но и будущности российской многонациональной общности. Петр I, по признанию его современников, превращал русских во французов, норвежцев, англичан, забыв сделать их русскими. Под лозунгами европейской цивилизации в русской этничности видели лишь патриархальность и отсталость. Это была линия разрушения корневых начал России, которая оказала пагубное влияние на этнонациональное самосознание русских. Кроме того, постоянное стремление политических режимов к русификации нерусских народов, что, с другой стороны, обостряет этничность, этнонациональность. Таким образом, в Российском государстве так и не удалось создать полноценные механизмы этнонационального развития русского и других народов и формирования на этой основе российской нации. Пора делать этот стратегический выбор в государственной политике и в общественной жизни.

Мыслители России разных эпох указывали, что «подавление этнических чувств порождает их исключительное проявление» – сказано очень точно. Кроме того, чрезмерное возобладание «государственного» над «этнонациональным» во многом разрушало, прежде всего, природу, дух, самобытность русской и других этнонаций России. «Ибо, – как писал в начале XX в. П. Струве, – инородцев нельзя ни физически истребить, ни упразднить, как таковых, т. е. нельзя сделать «русскими», а можно лишь вмонтировать в единое «российское»…. и в нем упокоить». Вмонтировать, обустроить, интегрировать, сохраняя их самобытность и перспективы, «и успокоить», но многие политические режимы оказались на это не способными.

Именно русские исследователи всегда говорили, что национальность – это не форма носа или овал лица, цвет кожи или разрез глаз, а «состояние души» (П. Струве), «миропонимание» (В. Белинский). Искажение этничности как базового начала этнонаций приводит к искажению природы этнонациональности вообще, в том числе в обществе, в государстве. Исторические попытки «обрусевать» инородцев зачастую приводят к потере традиционной этнонациональности самими русскими как элемента «духовных притяжений» общности (П. Струве). Таковы и последствия политики «обрусевания», которые, с одной стороны, приводят к потере этничности, этнонациональности, а с другой – возбуждают политизацию этничности, этнонациональности, где этнонациональное ищет выход из государственного, протестует против него, довлеет над ним. В подобных парадоксах, быть может, и трагедия России в Чечне и Чечни в России.

Отсюда ослабление этнокультурных, этнонациональных корней многонациональной России, самобытности многообразия российского народа, торможение и закономерного процесса формирования многонациональной общности людей – российской нации. Общая судьба, историческое духовное притяжение, знание культуры и языка, общность многих жизненных ориентаций наших народов и граждан исторически формируют российскую общность народов, людей, общую государственность как нацию-государство, субэтническую (межнациональную) гражданскую общность – российскую нацию. При этом, формируя государственную этнонациональную политику, важен учет всей сложности развития процесса формирования как этнонаций, так и нации-государства, российской нации. Эти процессы в России всегда проходили крайне сложно и противоречиво. Эволюционная суть этнонационального и многонационального развития неоднократно прерывалась и подвергалась грубым деформациям. Ситуация в результате была такова, что к началу XX в. у нас не сложились в классическом плане ни нации-этносы как самостоятельные субъекты происходивших в стране процессов, так и нация-государство, которая всех бы объединяла, сплачивала. Отсюда и чрезмерная взбудораженность, социально-психологическая ранимость этнонационального самосознания, острота восприятия, постановки социально-экономических, культурных и политических проблем их развития и сотворчества, потому что этнонации так и «не успокоились», ибо нация-государство их не обустроила. Противоречивое сочетание в советской национальной политике, декларируемая политическая самостоятельность доминирующих этнонаций в республиках с сепаратистскими настроениями и продолжавшиеся старые тенденции «русификации» создали базу для неоправданных ожиданий и претензий, что и привело к этнополитическим конфликтам по всему периметру бывшего СССР. Жертвами необдуманной этнонациональной политики народы становились неоднократно.

Народы, граждане, государства нашей страны после развала Советского Союза вновь и вновь оказываются в состоянии поиска своей идентичности как в этнонациональном, так и в гражданском смысле. Но так как они были искажены, им приходится проходить через трагедии конфликтов. При этом ясно одно, что страна, ее народы, многонациональный народ России не должны вечно уподобляться «витязю на распутье». Нужна четкая определенность ориентаций и действий в этнонационально-самобытном и в многонациональном общероссийском развитии. Концепция государственной национальной политики, утвержденная Президентом Российской Федерации 16 июня 1996 г., попыталась дать эту определенность. Но ныне вновь есть попытки все это пересмотреть под лозунгами «укрепления вертикали власти», «обновления концепции». Ведь действующая Концепция подтверждает: во-первых, самобытное развитие каждого народа и многонациональность государства, страны; во-вторых, конституционно закрепляет государствообразующую роль многонационального народа Российской Федерации и историческую роль в этом, прежде всего, русского народа; определяет такие основополагающие принципы государственной национальной политики, как свободное и равноправное развитие всех народов страны, независимо от их численности; равенство прав и свобод человека-гражданина, независимо от его национальной принадлежности, языка и культуры; запрещение любых форм ограничения прав и свобод граждан, их дискриминации по национальному признаку, как и действия, направленные на разжигание межнациональной розни. Кроме того, подход Концепции четкий: примордиалистские подходы объективного возникновения и развития этничности, ее переход в этнонацию, а также конструктивистские подходы творческого восприятия и воспроизводства окружающей реальности взаимодополнены, а не противопоставлены. Главное во всем этом – признание реальностей и перспектив этнонаций, их самобытности, защиты прав и свобод национальности как на уровне общностей, так и на уровне индивидов, а также их гражданское единство как россиян, закладывая таким образом новое, не ограниченное социально-классовыми и идеологическими рамками этнонациональное и многонациональное развитие на основе стандартов плюралистической демократии. Только демократические нормы, облеченные в конкретные правовые механизмы, могут определить перспективы обустройства этнонациональностей в многонациональности, в российской нации.

Но в политической, властной элите страны, да и в российском обществе в этнонациональной политике пока чаще господствует сложившаяся система патриархально-феодальных, изживших себя имперских и советских представлений вперемешку с идеями национально-освободительной войны, порой диаметрально противоположными и потому не дающими успокоиться этнонациональной сфере: мировоззрения и подходы. С одной стороны, можно услышать, что этнонациональность есть, якобы, самодовлеющее социально-культурное качество народа, личности под лозунгами «нация – превыше всего». И такой однобокий подход ведет на практике к этнонациональной замкнутости и национализму, самовосхвалению и самоуничтожению этнонации (Вл. Соловьев). С другой стороны, этнонации и этнонациональные вопросы рассматриваются как мифы, как чьи-то выдумки, «умственные конструкции» ученых, а следовательно, возникновение любых проблем и противоречий в развитии этнонаций и этнонациональных отношений объясняется как чей-то злой умысел, но исходя изначально из тезиса «нация – ничто», «этнос – миф» и т. д. Следовательно, эти крайности открыты в нынешних условиях, хотят жить своей жизнью, не считаясь с другими подходами, а политика обслуживает эти крайности вместо разумной, созидательной линии собирания народов и сплочения российской нации. Федеральная власть фактически прекратила работу по проведению какой-либо этнонациональной политики, внятной и принятой на уровне государства и общества. И так будет до очередного взрыва и трагедий.

Более того, видимо, это такая модель политических действий, по которой заниматься этнонациональными проблемами все начинают после конфликтов и кровопролития, а потом тратят десятилетия на преодоление последствий этих трагедий вместо упреждающей созидательной, собирательной деятельности в этой сфере.

По представлениям сторонников крайностей, сумма этнонациональностей автоматически формирует многонациональную общность страны, а нация-государство есть только согражданство безнациональных существ-индивидов, не понимания при этом, что индивидуальное и коллективное, общностное – два уровня социокультурного становления, самоутверждения и самоорганизации людей. Следовательно, в сфере этнонациональных отношений этнонациональность и многонациональность – тоже важнейшие формы социальности и духовности людей с исторически формирующейся самобытностью, общностью и индивидуальностью своего становления в системе общественных отношений (в этнонациональном и общегосударственном измерениях).

Этнонациональная специфика народов и культур пронизывает все стороны жизнедеятельности людей и их общностей даже в современных условиях. Кто думает, что этнонациональное – это отжившее, устаревшее и от него можно отмахнуться, глубоко заблуждаются. Это феномен исторический. Не будем далеко заглядывать в прошлое, но нация-этнос и нация-государство есть реалии XXI в., но главное условие их единства – гражданская общность людей. Вопрос об их существовании, а значит, и о необходимости их сосуществования бесспорен. Они взаимодействуют сегодня в одной общности. Влияние этнонационального будет не только на сознание, обычаи, традиции отдельных людей, но и целых общностей, действуя специфическим образом на политику, этику, взаимоотношения людей, на характер общественного, государственного и мирового устройства. При этом следует исходить из того, что этнонациональность и многонациональность, как и гражданственность, в России еще находятся в эволюционном состоянии своего становления в единой социальной и духовно-политической общности, но основываясь логически на исторически сложившихся формах общностей людей, самобытности их культур и традиций, совместного образа жизни, психологии, характера и т. д. Самое главное то, что это многообразие есть потенциал богатства нашей страны, потенциал ее единства и перспективного развития, если умело распорядиться. Более того, этнонациональное, как отдельное, самобытное явление в России, дополняется исторически не менее богатой сущностью целой страны, регионов, многонационального народа Российской Федерации. В своей гармонии, а не в противопоставлении они и составляют целостность России, социально-политическую общность, согражданство россиян, которые олицетворяют не унификацию, а единство многообразия. Но эта формула пока что до конца не понятная и, следовательно, нередко даже чуждая для российской власти и маргинальной, узконационалистически мыслящей части элиты и части масс. И потому становление современной России в своем этнонациональном и многонациональном измерениях происходит весьма сложно в крайних попытках «этнонационального суверенитета» и отделения от России и русских до попыток полного растворения всех и вся под лозунгами «Россия – для русских». Это все порождает целый ряд новых и вполне реальных, а не надуманных проблем обустройства как наций-этносов, так и нации-государства в целом, которые и являются предметом государственной этнонациональной политики. Попытки их решить в России новыми призывами, заклинаниями или запретами, вместо научно обоснованной и последовательной этнонациональной политики, ни к чему хорошему не приводили и не приведут. «Убегание» от этнонационального, пренебрежение его реалиями приводят к отрыву этнонационального от социально-политической и духовной составляющих российской многонациональности, российского народа. Более того, при наших подходах сам этнонациональный фактор отрывается от базисной своей социально-политической обусловленности, свойственной для нашей страны, нашего народа, и начинает ей противостоять. И взрыв этнонационального вместо эволюционного развития есть момент разрыхления и разрушения многонациональной социально-политической и духовной целостности общества, народа, страны. Этнонациональное начало таким образом – это не миф, а суть нашей социальности, духовности и даже государственности. Отрицание этой сущности есть отрицание перспектив многонационального народа, страны, перспектив формирования и функционирования российской нации, ибо в этом случае этнонациональное автоматически превращается в фактор этнополитический, этнонационалистический, а значит, и взрывоопасный. При искажении своей роли и места в обществе, государстве этнонациональное обретает негативные формы социально-политического самоутверждения, а для его перевода потом в постконфликтное, эволюционное русло нужны будут десятилетия. Насилие, несправедливость, репрессии даже в социально-политической сфере, далекой от этнонациональной, фиксируются чаще в этнонациональном сознании людей как акты, направленные именно против их национальности, а этот феномен используется недобросовестными политиками в целях этнополитической мобилизации масс.

Этнонациональный дух и этнонациональная память – это мощные факторы как созидательной энергии народов и государства, так и разрушительной. Многое зависит от их направленности. Вот почему нужна профилактико-просветительская этнонациональная политика.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.