Жизнь рабочих

Жизнь рабочих

Об уровне жизни рабочих можно судить не только по известной статистике [97], включающей данные фабричных комиссий царской России, но и по данным анкетирования многих тысяч рабочих, которое проводилось в 1913–1914 гг. обществами экономистов на сотнях предприятий.

Одно подобное анкетирование, скажем, проводилось Обществом экономистов при Киевском коммерческом институте, директором которого был известный в те годы экономист профессор Митрофан Викторович Довнар-Запольский (1867–1934). Результаты были опубликованы в «Известиях» этого института и затем отдельной брошюрой. Довнар-Запольский считал, что невозможно объективно представлять экономическую ситуацию без досконального изучения реальной жизни. Анкета Общества экономистов и результаты анкетирования стали заметным эпизодом на Всероссийской выставке 1913 года, а ее материалы и выводы сразу стали применяться на институтских занятиях, их тщательно изучали будущие экономисты. В исследовании опрашивались 5630 работников на 502 предприятиях ремесленной промышленности Киева в 1913 году. Подобные анкетирования рабочих разных сфер производства проводились в то время и в других городах.

Эти социологические (и вполне репрезентативные по нынешним критериям) исследования давали более полную и объективную картину, чем статистика царских (государственных) фабричных комиссий. И как это ни удивительно, показывали более высокий уровень жизни. Это можно понять, если учесть, что фабричные комиссии ежегодно инспектировали не все, а наиболее проблемные заводы и фабрики, где было больше жалоб от рабочих, а анкетирования проводились как на проблемных, так и на благополучных предприятиях (по репрезентативным выборкам).

Анализ этих данных приводит к следующим выводам:

1. Около 30 % от общего числа рабочих составляли высококвалифицированные добросовестные работники со стажем — их годовой доход был более шестисот рублей (примерно столько же получал за год младший офицер в российской армии, а русское офицерство было элитой страны). Они жили весьма благополучно и не испытывали практически никаких проблем. Это те, кого иногда называли «рабочая аристократия». Интересно, что их было далеко не так мало, как мы себе представляли, почти треть от общего числа.

2. 17 % рабочих получали минимальный доход, 100–120 рублей в год. К ним относились подростки, только начинающие свой жизненный путь, часть наиболее молодых и не самых опытных работниц текстильной промышленности (и конфетных или кондитерских фабрик), а также асоциальная часть рабочих — бессемейные одиночки-неудачники (или имеющие проблемы со здоровьем, которое не позволяло им работать в полную силу), или пропойцы, которые действительно жили на «дне»: снимали угол, иногда у самого работодателя, или в складчину с такими же неудачниками. Однако из анкетирования следует, что и беднейшим рабочим зарплаты хватало на все первоочередные нужды (питание, одежда и прочее). При этом ежемесячно у них оставались на руках свободные деньги (не менее 5 % от зарплаты) — вероятно, они их просто пропивали. При этом даже если человек пил как сапожник (и действительно, согласно анкетам, именно сапожники пили тогда больше всех), он не мог пропить более 9 % этой низкой зарплаты.

3. Около 53 % рабочих не входили ни в число «рабочей аристократии» (30 %), ни в 17 % беднейших. Каков же усредненный портрет такого рабочего? Он таков:

Это глава семьи, работающий в семье один (60–70 % в этой категории) и обеспечивающий семью. При этом на питание семьи (а семьи были большими) в среднем тратилось менее половины заработка (до 49 %). В Европе и США в то время на питание тратили на 20–30 % больше (!). Да, русский рабочий потреблял гораздо меньше мяса, но это, пожалуй, единственный крупный минус, который относится к питанию. Впрочем, для приехавших в город из деревни вряд ли это было сложно, поскольку в русской деревне потребление говяжьего мяса («убоины») традиционно было низким. Кстати, не из-за голодухи, а по причине особенностей деревенского труда в нашем климате.

От 20 до 40 % рабочих (в основном семейных) снимали (арендовали) отдельные квартиры, а остальные — комнаты в коммунальном жилье. Средняя оплата за аренду жилья составляла 19 % от семейного бюджета. Немало рабочих имели недвижимую собственность: небольшие земельные наделы или личные одноэтажные домики. В Московской губернии — 31 % рабочих, на Урале — 32 %, на Украине — 20 %. 40 % горнорабочих Урала имели собственные земельные участки. В особенно хорошем положении находились уральские рабочие, особенно правительственных заводов — Ижевского и Воткинского. Напомню, что в Гражданскую войну рабочие этих заводов выступили против большевиков с оружием в руках и воевали затем в армии Колчака.

Оставили личные воспоминания о жизни рабочих до 1917 года и известные советские деятели.

По воспоминаниям советского премьера Алексея Николаевича Косыгина (он родился в 1904 году), его отец был квалифицированным петербургским рабочим. Семья из шести человек (четверо детей) жила в трехкомнатной отдельной квартире, работал только отец — и без проблем содержал семью.

Никита Сергеевич Хрущев во время визита в США, на ленче в его честь, устроенном 19 сентября 1959 года киностудией «XX век-Фокс», вспоминал:

Я женился в 1914 году, двадцати лет от роду. Поскольку у меня была хорошая профессия — слесарь — я смог сразу же снять квартиру. В ней были гостиная, кухня, спальня, столовая. Прошли годы после революции и мне больно думать, что я, рабочий, жил при капитализме гораздо лучше, чем живут рабочие при советской власти. Вот мы свергли монархию, буржуазию, мы завоевали нашу свободу, а люди живут хуже, чем прежде. Как слесарь в Донбассе до революции я зарабатывал 40–45 рублей в месяц. Черный хлеб стоил 2 копейки фунт (410 граммов), а белый — 5 копеек. Сало шло по 22 копейки за фунт, яйцо — копейка за штуку. Хорошие сапоги стоили 6, от силы 7 рублей. А после революции заработки понизились, и даже очень, цены же — сильно поднялись…

Он говорил это в 1959 году!

Замечу, что первоисточник этой цитаты мне найти не удалось (вероятно, это было опубликовано в одной из американских газет в дни визита Хрущева в США), но немного ниже приведу сходное высказывание из его опубликованной в 1997 году книги «Воспоминания» [117].

Но, может быть, молодой Никита Хрущев принадлежал к высококвалифицированной рабочей аристократии, и его уровень жизни резко отличался от большинства рабочих?

Отнюдь: к 1917 году Хрущеву было только двадцать два года, и получить такую квалификацию он просто не успел.

В 1909 году рабочие, требуя прибавить зарплату, говорили «только плохой слесарь получает 50 рублей в месяц — а хороший слесарь получает 80–90 рублей». Хрущев получал 40–45 рублей. Следовательно, он получал не как хороший, а как «плохой слесарь» — вернее начинающий, молодой.

Этими разъяснениями о «плохом и хорошем слесаре» предваряется еще одно, более лукавое высказывание Никиты Сергеевича. Более лукавое, т. к. будучи на пенсии в СССР он не мог писать все прямо. В книге «Воспоминания» Хрущев писал:

…иной раз брали грех на душу и говорили, что в старое время, дескать, жилось хуже. Грех потому, что хотя и не все, но высококвалифицированные рабочие в том районе Донбасса, где я трудился, до революции жили лучше, даже значительно лучше. Например, в 1913 году я лично был обеспечен материально лучше, чем в 1932 году, когда работал вторым секретарем Московского комитета партии. Могут сказать, что зато другие рабочие жили хуже. Наверное, хуже. Ведь не все жили одинаково… [117, с. 191, 247].

Продолжим анализ статистических данных 1913–1914 гг.

Расходы на одежду для одиноких рабочих составляли в среднем 15 %, для семейных — около 13 % (напомню, что семейные рабочие это, как правило, рабочие с высокой квалификацией и немалым стажем работы, и зарабатывали они заметно больше одиноких). Итак, 49 % на питание, 19 % на жилье, 13–15 % на одежду. Ежемесячно в среднестатистической рабочей семье оставалось около 17–19 % свободных денег. Эти деньги тратились как на развлечения (в то время в крупных городах открывалось немало народных домов, предшественников дворцов культуры в СССР, где выступали знаменитые артисты и работали различные общества), так и на религиозные нужды, а для некоторых категорий рабочих — на «товарищескую солидарность» (взносы в страховые кассы или в пользу зарождавшихся профсоюзов).

Важно отметить (это указано в анкетах самих рабочих), что расходы на здоровье и образование детей занимали в семейном бюджете весьма скромное место (из остававшихся свободных денег) — потому, что власти учитывали эти нужды и создали систему предельно дешевого начального образования и бесплатной медицины для бедных. В той же области очень продуктивно проявляли себя и благотворительные общества.

Вот некоторые сведения о положении рабочих Петербурга в начале 1910-х гг.

Средняя зарплата в промышленности составляла 450 рублей в год. В столице хорошей зарплатой для рабочего считалась сумма в 700 рублей в год. Для сравнения: в Германии средняя зарплата рабочего в пересчете на рубли составляла 707 рублей. Слесари-сборщики на крупных заводах получали по 850–900 рублей в год (70–75 рублей в месяц). Сотни путиловских рабочих зарабатывали по 1200 рублей. Наиболее высокой в мире была зарплата американского рабочего — 1300 рублей. Однако покупательная способность средних зарплат российских рабочих была такой, как у европейских рабочих, и лишь немного ниже, чем у американских [111, с. 122–123; 85, т. 1, с. 34–35], — с учетом более низких цен на продукты питания (а также и на другие товары первой необходимости и на аренду жилья).

Имелись у рабочих и различные льготы.

Так, осенью 1913 года городская дума Петербурга обсуждала петиции рабочих и служащих, сведенные в 18 пунктов «Об улучшении материального положения…». Были приняты следующие решения:

• все работники системы городских железных дорог получат пособия на обучение и содержание детей;

• ведомственная амбулаторная медпомощь работникам и членам их семей бесплатная; всем заболевшим бесплатно выдаются лекарства, имеющиеся в амбулатории, сложные рецепты в городских аптеках идут с 25 %-ной скидкой, а при предъявлении «особого удостоверения» бесплатно; больничный лист выдается ведомственным врачом сразу на весь срок лечения;

• полный оклад во время болезни (до 45 дней в году) выплачивается всем работникам по решению ведомственного медперсонала; амбулаторный прием проходил по месту работы 4 раза в неделю;

• ежегодный отпуск шел из расчета 2 недели за 1 год службы, но максимально 28 дней.

Стоит упомянуть, что очень приличные зарплаты получали учителя с первого года работы (не менее 900 рублей). Не говоря уже об инженерах и врачах. Начинающая учительница начальных классов каждый год могла путешествовать, например, по Германии вторым классом поезда — путевка на 24 дня стоила 66 рублей. В столице уже были турагенства, торговавшие сравнительно недорогими групповыми турами по Европе. Особенно популярны были поездки в Италию. При этом власти обеспечивали для таких групповых туров различные финансовые льготы [79].

Ну а каково было положение рабочих накануне Февральской революции 1917 года, на третьем году Первой мировой войны?

Царская Россия, январь-февраль 1917 года

Хотя цены во время Первой мировой войны в России, как и во всех воюющих странах, быстро росли (в России к концу 1916 года — по разным источникам в три-четыре раза по сравнению с довоенным временем) [59], в среднем несколько опережая рост доходов населения [101], но известно также, что в начале 1917 года на оборонных заводах столицы (а также на всех металлообрабатывающих заводах страны) рост зарплат компенсировал военную инфляцию и обеспечивал нормальный бюджет семьи: «квалифицированный столичный рабочий на оборонном заводе получал редко меньше пяти рублей в день, чернорабочий — трех, в то время как фунт черного хлеба стоил 5 коп., говядины — 40 коп., сливочного масла — 50 коп., и все эти продукты были в продаже» [47, с. 371].

При этом в царской России во время Первой мировой войны не вводилась карточная система на продукты (кроме как на сахар). Известно, что 10 октября 1916 года в Особом совещании по продовольственному вопросу был выдвинут проект введения карточной системы, но он не был принят [77, глава 5, раздел 5.4.1]. Хотя к этому времени в некоторых городах уже существовали свои карточки, но продажа продуктов по ним осуществлялась в небольших размерах и была лишь дополнением к свободному рынку [50, с. 177, 203]. В то же время во всех других воюющих странах карточная система на продукты питания была гораздо более широкой и жесткой (особенно тяжелое положение с продуктами и предметами первой необходимости было в Германии) [122, глава 11, раздел 11.2]. Подробная хронология введения карточной системы распределения продуктов в России во время Первой мировой войны описана в 1923 году С. Г. Струмилиным (в то время заведующий отделом статистики Наркомтруда и ВЦПС и профессор МГУ):

В Москве начали распределять по карточкам сахар — с 16 августа 1916 года, но лишь с момента революции, с марта 1917 года начались выдачи хлеба по карточной системе. С июня 1917 года карточки распространились на крупы, в июле — на мясо, в августе — на коровье масло, в сентябре — для яиц, в октябре — на растительные масла, в ноябре и декабре 1917 года — на кондитерские изделия и на чай. Аналогичную картину наблюдаем мы в Петрограде и в других городах. До мая 1917 года твердые цены на все эти продукты были всего на 20 % ниже рыночных [112, с. 19–20].

Необходимо все же отметить, что данные по военной инфляции (по росту цен и зарплат в 1914–1917 гг.) в разных источниках сильно (в 1,5–2 раза!) разнятся. Сильно разнятся в разных источниках и данные по абсолютным величинам средних зарплат по России в целом или на отдельных заводах к февралю/марту 1917 года — от 112 руб. в месяц в среднем по России и 163,3 руб. в месяц в металлообрабатывающей промышленности [60] до 160–400 рублей в месяц (в зависимости от разряда рабочих, например, на Обуховском заводе — однако точно известен прожиточный минимум, рассчитанный в феврале 1917 года на Обуховском заводе в Петрограде (оборонный завод Морского ведомства) [13]:

В феврале 1917 года по распоряжению Морского ведомства среди рабочих было проведено анкетирование о минимальном бюджете рабочей семьи. Анализ этих анкет определил среднюю стоимость содержания семейства из трех человек в 169 руб. (в месяц), из которых 29 руб. шли на жилье, 42 руб. — на одежду и обувь, остальные 98 руб. — на питание. Жилье в рамках минимальных потребностей рабочего состояло из одной жилой комнаты и кухни, причем оплата за квартиру включала стоимость освещения и отопления. Одежда и обувь состояли из сапог — 20 руб. пара (из расчета по одной паре в год на человека), галош — 6 руб. (одна пара в год на человека), комплект носильного платья — 60 руб. (полтора комплекта в год), верхнее платье — 120 руб. за комплект (по одному на три года). Минимальный месячный бюджет на питание состоял из расходов на молоко — полторы бутыли в день по 35 коп. за бутылку; 2,1 кг сливочного масла по 6,5 руб. за килограмм; 2,1 кг других жиров по 3,2 руб. за килограмм; мясо или рыба (чередовались через день) — 100 г мяса (20 коп. на каждого члена семьи), 200 г рыбы (20 коп.); ежедневно на всех примерно 1 кг ржаного хлеба (17 коп.), около 600 г пшеничного хлеба (30 коп.), 820 г картофеля (20 коп.), около 60 г капусты кислой (30 коп.); около 600 г крупы разной (22 коп.); полтора яйца, около 3,7 кг сахара (2 рубля 70 коп.) [13, Книга 9, с. 58–59].

Большинство рабочих Обуховского завода жили гораздо выше прожиточного минимума. Заметим также, что нормы товаров первой необходимости для расчета «минимальной потребительской корзины» в январе-феврале 1917 года закладывались гораздо более высокие, чем в современной России. При этом на Обуховском заводе низшая месячная зарплата (последний разряд) была 160 руб., все остальные рабочие получали от 225 до 400 руб. в месяц. По тем же источникам, средние месячные зарплаты с начала войны по февраль 1917 года выросли: на Обуховском заводе более чем в 4 раза (месячная зарплата в середине 1914 года была около 71 руб.), т. е. полностью компенсировали рост цен. Однако в среднем по России зарплаты рабочих с начала войны выросли 2,5–3 раза (т. е. не полностью компенсировали рост цен).

Расскажем здесь еще немного об уровне жизни рабочих на Обуховском заводе, по данным «Архива истории труда в России» [13, Книга 9, с. 58–69].

Рабочий день с 1902 года был 9 часов, а по субботам и в предпраздничные дни — 6,5 часов. При этом нерабочих дней было в году более ста десяти (до Первой мировой). Пенсии и пособия по несчастным случаям на заводе ввели с 1906 года. Сверх всех страховых выплат оплачивалось лечение, если рабочий по каким-то причинам лечился не в госпиталях Морского ведомства (там для рабочих Обуховского завода лечение было бесплатным), а в других больницах, платных. В 1909 году при заводе был открыт роддом и приют для матерей с детьми (аналог яслей и детсадов). При заводе была школа на 500 детей. Далее, завод строил для рабочих жилье еще с XIX века, а в 1905 году, например, построил пять жилых домов (с отдельными квартирами) — правда, это жилье считалось служебным, и после увольнения с завода там можно было оставаться не более шести месяцев.

Кстати, на Обуховском заводе работал слесарь В. А. Шелгунов, на чьей квартире в 1894–1895 гг. собирался марксистский кружок рабочих Невской заставы, руководил которым молодой юрист В. И. Ульянов (Ленин). Семья Шелгунова жила в отдельной квартире в двухэтажном доме, построенном заводом в 1894 году для своих рабочих. Это был один из типовых домов завода, и в 1894 году там были только отдельные квартиры. Шелгунову в 1894 году было двадцать семь лет — так что завод обеспечивал жильем и молодых, малосемейных рабочих.

Известно также, что налоги, которые платили рабочие (и вообще люди наемного труда) в России при Николае II (вплоть до его отречения в марте 1917 года), были самыми низкими среди всех развитых стран, как по абсолютной величине, так и (в меньшей степени) в процентах от заработной платы: «Прямые налоги на 1 жителя в России составляли 3 руб. 11 коп., а косвенные — 5 руб. 98 коп. Во Франции они составляли соответственно (в пересчете) 12,25 и 10 рублей; В Германии — 12,97 и 9,64 рубля; в Англии — 26,75 и 15,86 рубля» [63; 79, с. 14; 90]. В царской России подоходного налога не было. В фискальном плане его с лихвой заменяли акцизы на водку, которые давали в 1913 году около 27 % доходов государственного бюджета (хотя потребление алкоголя в России и до сухого закона 1914 года было очень низким — по разным данным от 1 л (в пересчете на чистый спирт) до 3,4 л алкоголя в год — ниже чем в Европе). Но в 1914 году из-за начала мировой войны был введен сухой закон и этот источник пополнения казны иссяк. Закон о подоходном налоге разрабатывался в России около 50 лет (в других странах тоже очень долго, но был введен раньше) и был принят только в 1916 году с отсрочкой платежей до 1917 года, но в 1917 началась другая эпоха…

Социальное страхование рабочих в России [20, 56] после 1912 (и до 1917) года было не хуже, чем в Европе и США [18, 75].

Сравнение с Европой и США

Как мы упомянули ранее, сравнивая средние зарплаты российских рабочих до 1917 года со средними зарплатами европейских и американских рабочих, академик С. Г. Струмилин показал, что «заработки российских рабочих были одними из самых высоких в мире, занимая второе место после заработков американских рабочих. <…> Реальный уровень оплаты труда в промышленности России был достаточно высок и опережал уровень оплаты труда в Англии, Германии, Франции» [111]. Теперь скажем об этом подробнее, по книге С. Г. Струмилина («Очерки экономической истории России»):

Средний годовой заработок в обрабатывающей промышленности США по цензу 1914 года достигал 573 долл. в год, 11,02 долл. в неделю, или 1, 84 долл. в день. В перерасчете на русскую валюту по паритету дневной заработок американского рабочего составлял 3 руб. 61 коп. золотом. В России, по массовым данным 1913 года, годовой заработок рабочих деньгами и натурой равнялся за 257,4 рабочих дня 300 руб., т. е. не превышал 1 руб. 16 коп. в день, не достигая, таким образом, и трети (32,2 %) американской нормы. Отсюда и делались обычно поспешные выводы о резком отставании уровня жизни рабочих России от американских стандартов. Но с учетом сравнительной дороговизны жизни в этих странах выводы получаются другие. При сравнении цен на важнейшие пищевые продукты в России и США оказывается, что в США продукты стоят в три раза дороже, чем в России. Опираясь на эти сравнения, можно сделать вывод, что уровень реальной оплаты труда в промышленности России следует оценить не ниже 85 % американского [111, с. 122–123]

Однако, добавляет Струмилин, это без учета более низкой квартирной платы, меньшей тяжести налогового обложения в России и без учета безработицы, гораздо меньшей в России.

О. А. Платонов в своей книге [85] дополняет это сравнение:

Известно также, что высокий уровень заработной платы русских рабочих сочетался с большим, чем в других странах, количеством выходных и праздничных дней. У промышленных рабочих число выходных и праздников составляло 100–110, а у крестьян достигало даже 140 дней в год. Перед самой революцией продолжительность рабочего года в России составляла в промышленности в среднем около 250-и, а в сельском хозяйстве — около 230 дней. Для сравнения скажем, что в Европе эти цифры были совсем иными — около 300 рабочих дней в год, а в Англии — даже 310 дней [85, с. 34–35].

Да, в феврале 1917 года рабочие Обуховского завода бастовали вместе с путиловцами — это при средней месячной заплате около 300 рублей (почти в три раза больше чем в среднем по России), и при сравнимом с самыми развитыми странами социальном страховании. Требовали пересмотра системы оплаты, повышения зарплаты еще на 25 %, восьмичасового рабочего дня, и, под влиянием агитаторов, выдвигали и политические лозунги — но заметим, что народы всех воюющих стран устали от войны, и с начала 1917 года и во всех других воюющих странах резко возросло число забастовок, как против тягот войны, так и против продолжения самой войны.

Известно публичное заявление Ленина в январе 1917 года в Швейцарии, что он не рассчитывает дожить до революции, но что ее увидит молодежь [60, т. 30, с. 328].

Сравнение уровня жизни рабочих в России в 1913 году и в СССР

Академик РАЕН В. П. Полеванов, исследуя покупательную способность средних зарплат трудящихся в царской России (в 1913 году) и в СССР, пришел к выводу, что уровень 1913 года после провала в Гражданскую войну достиг максимума в конце НЭПа (в 1927 году), но затем неуклонно снижался, и в 1940 году покупательная способность средней зарплаты в СССР была уже в 1,5 раза ниже, чем в 1913, достигнув в 1947 году абсолютного минимума (в 2,5 раза ниже, чем в 1913). Уровень 1913 года был вновь достигнут только в 1950-е гг. [87, с. 102–103]. Сравнивая калорийность питания рабочего до 1917 года и в СССР, американская исследовательница Элизабет Брейнер пришла к выводу, что уровень питания в калориях до революции 1917 года был вновь достигнут в СССР только в конце 50-х — начале 60-х гг [61]. Тогда же (к концу 1950-х гг., при Н. С. Хрущеве), был проведен и пенсионный закон (сталинские пенсии для большинства людей были нищенскими) и началось массовое жилищное строительство — а до начала 1960-х гг. и жилищные условия советских рабочих были гораздо хуже, чем рабочих в царской России до 1917 года [62].

История и современность

Если сравнить нормы минимального потребления рабочего царского казенного завода начала 1917 года, о которых написано выше, с нормами правительства РФ 2010 года, то мы увидим, что по многим позициям (как по продуктам, так и по одежде) нормы 2010 года значительно (некоторые более чем в два раза) меньше, чем в январе 1917 года, на третьем году тяжелой Первой мировой войны! При этом пересчет стоимости минимальной корзины 1917 года на современные цены показывает, что ее стоимость примерно в полтора раза больше, чем стоимость минимальной корзины для работающего в 2010 году — т. е. расчетная потребительская корзина рабочего в январе-феврале 1917 года (на третьем году тяжелой войны!) была примерно в два раза «весомее» и стоила в полтора раза больше, чем в РФ в 2010 году!

С другой стороны, следует пояснить, чем нормальная современная европейская потребительская корзина отличается от современной российской. В РФ в основу расчета положен фактически уровень физиологического выживания, а в развитых странах — минимальный уровень жизни.

Скажем только, что если в российскую потребительскую корзину для бедных входит теперь (в 2000-х годах) 29 наименований продуктов и товаров, то в аналогичную французскую — более 500, в германскую — более 700 продуктов, товаров и услуг. Например, французский минимум для определения малоимущих на 2004 год определялся цифрой в 650 евро! Добавим к этому цифры минимально установленной заработной платы, которая рассчитывается в РФ в том числе на основе потребительской корзины: Россия — около 5000 рублей в месяц, т. е. около 120 евро (в 2009 году), Франция — 1254,28 евро с налогами, 980 евро — чистая (2004 год). При этом во Франции официально насчитывается 6 % бедняков, а в России в эту категорию по разным официальным подсчетам попадают от 12 % до 19 % населения (в 2010 — 14 %).

Средняя пенсия в РФ на конец 2009 года составляла только 23–24 % средней зарплаты. В. В. Путин в 2009 году поставил перед ответственными ведомствами задачу довести этот показатель в РФ до 40 % к… 2020 году! В апреле 2011 года он же обещал сделать это в 2012 году — но что-то с трудом верится Ведь зарплаты бюджетников (и пенсии) повышаются не более, чем на официальный уровень инфляции, в то время как рост цен на товары первой необходимости (которые и составляют основу жизни большинства людей в РФ) превышает официальный уровень инфляции в несколько раз.

А что в современной Европе? В среднем по Евросоюзу этот показатель, называемый коэффициентом замещения, находится на уровне 65 %. Во Франции он равен 50 %, в Швеции и Германии — 65 %. Итальянские и испанские пенсионеры получают 90 % своей прежней зарплаты! При этом средняя российская зарплата в долларовом эквиваленте составляет сейчас (в 2011 году) 600–700 долларов. А в Европе — 1500–2000 долларов.

Сколько же россиян живет в 2011 году за европейским порогом бедности? Похоже, не менее 80 %…

Вот и сравните это с уровнем жизни народа в 1913 году, и в январе-феврале 1917 года — на третьем году Первой мировой войны!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.