Глава 11. «Одержавший победу не победитель, пока победы не признает побежденный»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 11. «Одержавший победу не победитель, пока победы не признает побежденный»

Страшная молва о Каннском побоище стремительно «прилетела» в Рим не с копьями и дротиками конных удальцов Махарбала! На «счастье» Рима, ее принесли потрепанные и изможденные легионеры-беглецы: все полегли на поле боя вместе с обоими консулами – защищать римлян теперь некому!

Гибель Римского государства показалась его жителям столь неизбежной, что некоторые граждане уже собирались бежать из Италии, которая вот-вот окажется в руках Одноглазого Пунийца. Ужас, охвативший горожан, был несравним с тем, что случилось после вестей о Тразименской трагедии! Вопли плачущих женщин заглушали голоса сенаторов, спешно собравшихся по зову преторов Публия Фурия Фила и Марка Помпония в стенах сената, чтобы рассмотреть один-единственный вопрос: «что делать?!» Квинт Фабий на правах бывшего диктатора попытался навести порядок. Он срочно направил конных гонцов по Аппиевой и Латинской дорогам разузнать, насколько правдивы невероятные слухи, наполнившие ужасом сердца римлян. Новость, которую они ему принесли, – «Больше нет никакой армии!!!» – заставила похолодеть и такого закаленного старика, каким, безусловно, был Квинт Фабий Кунктатор. И все же он сумел собрать всю волю в кулак и перво-наперво успокоить собравшихся сенаторов: «Вздор! Все не могли погибнуть!! Хоть кто-то должен был спастись!!!» Первым его действием было обуздать растущую панику среди римлян (особенно римлянок!) и восстановить порядок в городе. Поскольку почти в каждой семье кто-то из родных или близких находился в рядах исчезнувшей армии, то приказ Фабия был отрезвляюще суров: «Не пускать замужних женщин на улицы – пусть остаются в своих домах и не сеют панику. Сохранять на улицах тишину. Арестовывать всех распространителей слухов. Каждый гражданин Рима должен ждать у себя дома касающейся его информации». На пиршества и игры был наложен запрет. Никому не было разрешено отлучаться из города – за его границей проходил последний рубеж обороны, и у всех ворот появились стражники. С целью предотвратить бегство охваченных страхом семей Фабий запретил оглашать списки потерь. Когда они все же стали известны, женскому отчаянию не было предела. Почти все женщины облачились в траур, оплакивая павших отцов, мужей, братьев, и упрекали тех, кто этого не делал. Все считали, что, истребив огромную римскую армию, враг поспешит осадить город: ведь только это и оставалось сделать для завершения войны.

И вот уже от дома к дому, от двери к двери понесся зловещий шепот: «Hannibal ad portas!!!» (Ганнибал у ворот… Рима!)

Кстати, как всегда это бывает – пророчества и знамения вспоминаются только в дни неудач и трагедий – в Риме все вспомнили о древнем этрусском предании, гласящем: «Римляне! Избегайте реки у Канн; пусть иноземцы не принудят вас там вступить в бой!» Так или иначе, но враг понудил Рим к сражению именно у… Канн, и катастрофа случилась! Впрочем, это всего лишь предание, достоверность которого определяется политической конъюнктурой момента. Так было, так есть, и так будет во все времена…

Незамедлительно был послан к Дельфийскому оракулу Квинт Фабий Пиктор с вопросом, что делать дальше и какие жертвы приносить богам. Две римские жрицы Весты (весталки Опимия и Флорония, кажется, так их звали?!), уличенные в нарушении обета целомудрия и прелюбодеянии (Флорония даже умудрилась забеременеть), были объявлены причиной страшной катастрофы под Каннами, посланной за это прегрешение на римлян разгневанными богами.

Дававшие обет сохранять девственность еще в 6—10-летнем возрасте, эти девы из знатных семей занимали в римском обществе совершенно особое положение. В течение 30 лет они должны были исполнять жреческие обязанности в храме Весты. Они поддерживали в нем вечный огонь и выпекали специальные хлебцы для религиозных празднеств и церемоний. В этом храме хранился особо почитаемый культовый предмет – большой возбужденный фаллос. Поскольку весталка соблюдала строгий обет целомудрия, то она пользовалась исключительными почестями и привилегиями, в том числе ее личность была неприкосновенной (тот, кто обижал их, осуждался на смерть) или если навстречу ей вели на казнь преступника, ему даровали жизнь. Весталки не были изолированы от римского общества и даже принимали участие в вечеринках. По истечении службы в храме весталки могли выйти замуж, хотя пользовались этим правом немногие. Но и спрос с них был столь же чрезвычайный. Так, если они теряли обязательную для них девственность, их зарывали живыми в землю.

Поскольку Флорония успела покончить с собой, то по обычаю зарыли живой в землю у Коллинских ворот только Опимию. Любовник одной из жриц-прелюбодеек был публично насмерть забит… солеными розгами. Этим человеческим жертвоприношением дело не ограничилось, и живыми в землю оказались закопаны галльские мужчина и женщина, грек и гречанка.

Между прочим, предсказания в ту эпоху играли огромную роль, и ответ Дельфийского оракула одних – римлян – должен был морально поддержать, других – пунов и их предводителя – озадачить, а третьих – италийских союзников Рима – предостеречь от немедленного перехода на сторону победоносного карфагенского полководца. Вердикт именно из Дельф, а не из римских святынь должен был показать всем (в первую очередь наемникам Одноглазого Пунийца!), что в Каннах война отнюдь не закончилась и авторитетнейший греческий оракул не сомневается в победе римского оружия над чужеземным агрессором…

Покончив с умиротворением богов и преодолев первый порыв отчаяния, римляне со своим обычным упорством снова изготовились к борьбе. Тем более, что было получено письмо от Гая Теренция Варрона, извещавшее не только о гибели Эмилия Павла, но и о сборе под его началом остатков разгромленной армии под Канузием, и самое главное – Ганнибал все еще под Каннами и, судя по всему, идти на Рим… не готов!!!

Эта новость была сродни «бальзаму на израненную душу» горожан Рима.

«Танцевать начали от печки»: как и после трагедии на берегах Тразименского озера, в римском сенате пришли к выводу, что Рим снова нуждается в диктатуре. На этот раз выбрали не столь харизматическую личность, каким, несомненно, был Квинт Фабий Кунктатор, а более ординарную фигуру – Марка Юния Пера, бывшего консула 230 г. до н. э. и цензора 225 г. до н. э. Начальником конницы оказался Тиберий Семпроний Грах, в прошлом – эдил.

И только потом занялись восстановлением своей уже не раз поверженной «военной машины»!

В считаные недели было вооружено 4 новых легиона и тысяча кавалеристов, набранных из граждан всех возрастов, включая 17-летних (и даже младше!) подростков и тех, кто все же сумел спастись после Канн. А последних, судя по всему, было не так уж и мало! Вспомним хотя бы отряды Варрона и Публия Корнелия Сципиона Младшего?! В армию вступили даже 8 тысяч рабов, специально выкупленных для этого, и 6 тысяч осужденных – от уголовников до должников. Им были обещаны свобода и прощение. Дело дошло до того, что 3-й Морской легион пришлось перебросить на защиту Латинской дороги. Если в открытом поле эта 25-тысячная армия, конечно, не могла соперничать с карфагенской, то за стенами города была в состоянии защищаться долго и упорно.

Но как гласит древняя пословица: «Пришла беда – отворяй ворота!», и вскоре Рим постигло новое страшное несчастье. Уже в конце того же 216 г. до н. э. в Галлии погибли, отправленные туда ранее, два легиона консула Луция Постумия Альбина, с приданными им союзниками – всего ок. 25 тыс. человек. В чаще Литанского леса их ждала классическая засада галльского племени бойев. В одной из теснин были подпилены деревья по обеим сторонам просеки таким образом, что при первом же толчке они мгновенно падали (кому интересно, как это могло быть – смотрите высокохудожественные и отменно «экипированные» голливудские блокбастеры «Центурион» или «Орел девятого легиона»). Поскольку внезапно рухнувшие лесные вековые великаны стали могилой для большинства пехотинцев и всадников, то особого сопротивления римляне так врагу и не оказали; те, кто уцелел в лесной давке, оказались перерезаны блокировавшими дорогу бойями. Если верить источникам, то не спасся почти никто (?): якобы смогло прорваться не более 10… человек!

Новость о Литанском побоище заставила содрогнуться римлян в очередной раз! Сначала стояла гробовая тишина, затем город снова взорвался несмолкаемыми горестными воплями римлянок: кто-то лишился – отца, кто-то – мужа, кто-то – жениха, а кто-то – сына либо брата. Правда, потом сенат опять сумел взять ситуацию под контроль и не допустил превращения всеобщего уныния во всеобщую панику. С учетом Каннского разгрома потери римлян в живой силе приобретали характер катастрофы!

Рим, как государство, а римляне, как народ, проходили суровую проверку на прочность!

Тем временем, окрыленный грандиозной победой Ганнибал почивал на лаврах и надеялся на переговоры о мире. Он ждал посольства из Рима. Когда же оно не прибыло, он сам отправил к римлянам посла – одного из своих приближенных – ловкого дипломата Карталона. Последний должен был объявить римскому сенату, что победоносный Ганнибал вовсе не собирается вести с римлянами истребительную войну. Он сражается всего лишь за власть в… Западном Средиземноморье. Вместе с ним в Рим были отправлены 10 пленных легионеров, с поручением передать сенату предлагаемые победоносным карфагенянином конкретные условия выкупа всех римских солдат: 500 денариев – за всадника и 300 – за пехотинца. Они поклялись, что при любом исходе вернутся в карфагенский лагерь. Карталон получил особое задание – если он поймет, что Рим готов идти на уступки, выдвинуть терпимые условия мирного договора, например, такие же, на каких закончилась Первая Пуническая война, но только теперь потери понес бы Рим.

Между прочим, Ганнибал, будучи большим поклонником военного наследия эпирского царя-полководца Пирра, не мог не знать, чем закончилась его подобная попытка «замириться» с Римом. Вспомним еще раз, что Пирр отправил своего начальника конницы и ловкого переговорщика фессалийца Кинея в Рим. Его целью было «вытрясти» из римского сената мир на следующих условиях: в обмен на освобождение пленных римских солдат, Рим заключает с эпирским царем мир, но главное – отказывается от всех завоеваний на территории Италии за несколько последних десятилетий, которые теперь объединятся «под рукой» южноиталийского города Тарента, т. е. будут подвластны Пирру. Во время сенатского заседания, когда мнение «отцов» Рима колебалось, а затем и вовсе стало склоняться в пользу мира, внезапно в курии появился на носилках девяностолетний слепой и беспомощный Аппий Клавдий. Он, как известно, произнес в сенате великолепную речь против мира с царем Пирром. Подчеркнем, что именно в ней впервые была высказана мысль, ставшая правилом римской политики: не мириться с врагом после поражения и тем более на своей земле. Кинею было заявлено: пока Пирр будет оставаться в Италии, римляне не собираются вести каких-либо мирных переговоров. Если же Пирр покинет Италию и удалится к себе на родину, то они выслушают любые его предложения о мире. Но до тех пор, пока Пирр будет на итальянской земле и даже одержит тысячу побед над Римом, война будет продолжаться до последнего римского солдата. Ганнибал не мог не знать о провале миссии Кинея и все же надеялся на удачу?

Однако посланца Ганнибала, к его великому изумлению, не только не пустили в Рим (диктатор М.Ю. Пера выслал ликтора ему навстречу), но и приказали до наступления темноты покинуть окрестную с ним территорию. Военнопленных заклеймили позором как сдавшихся врагу живыми и… отказались выкупить, обрекая на рабство и смерть. Воинам, не полегшим смертью храбрых на поле боя во славу Отечества, отечество предпочло выкупленных рабов и бывших преступников, еще ничем не доказавших, насколько они почитают… Рим! (Рассказывали, что лишь один из десятка посланных в Рим за выкупом пленных легионеров нарушил клятву и не вернулся назад к Ганнибалу, но сами же римляне его поймали и под охраной отправили в карфагенский лагерь.)

«Передавали», что Одноглазый Пуниец от такого поворота событий с его мирными инициативами якобы пришел в дикую ярость и приказал запрудить телами военнопленных римлян реку Вергелл и по этому «мосту» переправил свою армию, а самых знатных заставил сражаться на потеху своей солдатне – отцов с сыновьями и братьев с братьями. Где здесь вымысел, а где правда – сегодня судить трудно.

Впрочем, шла война, а «на войне – как на войне»!

Кстати, дебаты о судьбе пленников проходили в атмосфере всеобщей истерии. Десять вернувшихся из плена легионеров осуждались за поведение, не подобающее для римских воинов. Поскольку в городской казне не было денег на их выкуп, то защита предлагала внести их семьям обвиняемых. В той ситуации, когда в армию вынуждены были брать даже преступников, тысячи опытных воинов-пленников могли принести Риму неоценимую пользу. Совсем недавно Рим выкупал своих пленников у эпирского царя Пирра. Сами военнопленные просили дать им возможность с оружием в руках своей кровью искупить их вину перед Отечеством. Немало сенаторов, у которых самих родственники были в плену у Ганнибала, были готовы проголосовать за помилование. Но выступление некого Тита Манилия Торквата, пожилого уже и авторитетного из-за своей «старинной суровости», положило конец как дебатам, так и надеждам военнопленных на… выкуп. В резких словах он обвинил их в предательстве военной присяги и в память о десятках тысяч погибших на поле брани с оружием в руках Торкват потребовал от сената проявить твердость, сохранить древний римский дух и не выкупать своих струсивших солдат из плена у пунов. На том и порешили, и это, несмотря на то, что у немалого числа сенаторов среди пленных был кто-то из родственников! Был в этом суровом решении и свой особый смысл: во-первых, не дать Одноглазому Пунийцу возможности пополнить свою войсковую казну, с которой у него, по слухам, были проблемы; во-вторых, поднять дисциплину в римской армии, не прибегая к жестокому правилу децимации – казни каждого 10-го в строю; и, наконец, показать всем италийским союзникам Рима свое нежелание вести переговоры с Ганнибалом, поскольку римляне уверены в победоносном для себя исходе столь неудачно складывавшейся войны! Впрочем, есть и другие версии с «выкупом пленных», возможно, более эффектные, холодящие кровь, но не столь показательные с точки зрения «отцовско-дедовской доблести» Древнего Рима. В то же время никто строго не спросил с Варрона за катастрофу под Каннами. Он сумел ловко отделаться тем, что был направлен командовать двумя «штрафными» римскими легионами, сформированными из спасшихся (скорее бежавших!) из-под Канн солдат, расквартированными в гарнизонах Сицилии. (Прощение получили только офицеры, да и то потому, что из-за их недостатка в них была острая необходимость.) Как принято говорить в таких случаях: «Закон, что дышло – как повернул, так и вышло»…

Рука мира, протянутая Ганнибалом, была гордо оттолкнута римлянами. Симптом зловещий: означавший, что Рим, руководствуясь древним правилом «одержавший победу не победитель, пока победы не признает побежденный», отказался считать войну проигранной. По всему выходило, что карфагенянину еще предстоит не раз сходиться в смертельной схватке с римскими легионами?!

И будет ли все так же благосклонна к нему «Капризная Девка» по имени «Фортуна», проще говоря, Госпожа Удача?

Между прочим, заключи Рим мир с Ганнибалом, он своими же руками лишал бы себя добытого в кровопролитных войнах многовекового господства в Италии. Переход власти на Апеннинском полуострове в руки Карфагена означал бы превращение Рима в город, подвластный его главному врагу. После Канн война для Рима из войны за власть над Западным Средиземноморьем стала войной за свободу и независимость. А это уже совсем иная война – война за Отечество, Священная война!..

Война продолжалась. Ганнибал плохо рассчитал: вместо мирных переговоров (а после Канн он хотел только одного – мира!) ему предстояло вновь готовиться к войне, а вот к этому он-то и не был готов. Он, видимо, просто не мог представить, как можно продолжать войну после гибели целой армии?!

После Канн для восстановления сил Рим нуждался прежде всего во времени, и он его получил в избытке.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.