6

6

1993 год и конкретно столкновение Ельцина и Верховного Совета были победой либералов-западников над группой патриотов в правящей элите. И здесь для «третьей России» понятия «друг/ враг», «правый/виноватый» расставлены однозначно: либералы-реформаторы и американские кураторы были на стороне Ельцина, осуществившего противозаконный государственный переворот и расстрелявшего свой народ, а патриоты — на стороне Верховного Совета. Павшие защитники Белого дома — герои, а Ельцин, до этого разваливший СССР, — кровавый преступник. Однако в 1993 году Ельцин начал отчаянно тормозить те же либеральные, строго деструктивные реформы, которые поддержал вначале и на волне которых пришел к власти. Так он жестко воспротивился отделению Чечни. При этом наиболее последовательные либералы не только поддерживали этот курс, но и оказывали Дудаеву информационную, политическую, финансовую и даже военную поддержку (передача оружия сепаратистам в Чечне).

Первая Чеченская кампания при всем ее ужасе, ненужных жертвах и противоречиях была чрезвычайно важна: с этого момента шествие либералов-западников было приостановлено, в обществе стали отчетливо проявляться первые патриотические мотивы. Сквозь «первую Россию» смутно забрезжила «вторая Россия», чье время пришло, однако, намного позже.

В 1998 году дефолт и бомбежка США Белграда, а также патриотическая линия премьера Примакова обозначили конец 90-х. Но по-настоящему эта отвратительная русофобская эпоха разложения и вырождения завершилась вместе с приходом к власти Путина.

Путин остановил распад страны, Вторая Чеченская кампания восстановила ее территориальную целостность. С точки зрения патриотов, это был радикальный шаг вперед. Именно отсюда начинается широкая поддержка Путина патриотическим лагерем и широкими слоями населения.

Параллельно здесь же складывается и либеральная оппозиция — как радикальная (Березовский, Гусинский, несколько позднее Ходорковский и т. д.), атакующая Путина со стороны, так и умеренная, действующая изнутри путинской системы.

Мало-помалу умеренные либералы перемещались в стан радикальных (как Касьянов, Илларионов и т. д.). Но так как «вторая Россия» допускала либерализм и даже отдавала ему приоритет в целом ряде направлений (в частности, в финансовой политике, в макроэкономике и т. д.), то поле деятельности для либералов сохранялось и внутри путинской модели.

С точки зрения патриотов (Русская партия), «вторая Россия» была намного лучше, чем «первая», но намного хуже, чем та, которой она должна была бы стать по их представлениям.

«Вторая Россия» была основана на определенном консенсусе либералов и патриотов: максималисты, слишком радикально настаивающие на своем, оказывались вне системы, а в центре либеральные и патриотические тенденции более или менее уживались (не без проблем).

С одной стороны, «вторая Россия» не устраивала ни «первую Россию» (1990-е), ни «третью» (представленную лишь проектом), а с другой — у обоих антагонистических лагерей все же были определенные социальные ниши. При этом ситуация не менялась ни в ту ни в другую сторону. Это и было зафиксировано в тезисе о «суверенной демократии». Патриотам предназначался суверенитет, либералам — демократия. Никто не был счастлив в этом компромиссе, но все же это было терпимо.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.