Глава 2 Покушения на Гитлера и их последствия. Эскалация преследований гестапо

Глава 2

Покушения на Гитлера и их последствия. Эскалация преследований гестапо

С самого начала Второй мировой войны далеко не все высшее командование вермахта поддерживало бредовые планы Гитлера. Многие генералы считали, что страна еще недостаточно подготовлена к тому, чтобы вступить в открытую борьбу с европейскими государствами. Понимая, что Гитлера не переубедишь и он все равно затеет эту жуткую авантюру, которая, по их мнению, должна была закончиться окончательным поражением Германии, генералы вермахта вступили в заговор. Они решили, что самым лучшим выходом из положения будет физическая ликвидация Гитлера с переходом всей власти в руки военных.

Маленькую, но весьма влиятельную группу заговорщиков возглавил генерал абвера Ханс Остер. Его поддержали генерал Бек и адмирал Канарис. Остер был генералом весьма решительным, с хорошим знанием психологии человека. Он уже давно критически относился к Гитлеру и национал-социалистам, и эту неприязнь пытался привить своим друзьям. В начале 1938 года представители группы заговорщиков выезжали в Париж и в Лондон, где пытались найти поддержку своим планам. В начале марта 1938 года Карл Герделер прибыл в Париж, чтобы побудить французское правительство занять непримиримую позицию в чехословацком вопросе. Спустя месяц он еще раз предпринял подобную поездку, но, как и в прошлый раз, получил весьма неопределенный ответ. Подобным образом прошел его визит и в Лондон. Роберт Ванситарт, руководитель дипломатических советников при британском Министерстве иностранных дел, откровенно заявил своим германским визитерам, что если они осуществят мятеж и устранят Гитлера, то это будет считаться предательством своей родины.

Мюнхенское соглашение о расчленении Чехословакии, подписанное в ночь с 29 на 30 сентября 1938 года Н.Чемберленом, Э.Даладье, А.Гитлером и Б.Муссолини, окончательно выбило почву под ногами заговорщиков. Мятеж против Гитлера не состоялся.

Надо сказать, что не только военные, но и некоторые гражданские лица были настолько ослеплены ненавистью к Гитлеру, что в одиночку предпринимали попытки покушения на фюрера. Вообще-то Гитлер был отличной мишенью. Он любил ездить в открытой машине и не боялся за свою судьбу. Ему была свойственна вера в провидение и в то, что он этим провидением ведом. Короче, он считал, что временно вообще бессмертен.

Осенью 1938 года двадцатилетний швейцарец Морис Баво поставил своей задачей уничтожение Гитлера. Родился он в католической семье, в детстве решил стать священником и миссионером в одной из французских колоний. В 16 лет поступил в духовную семинарию. Зная, что Гитлер был решительным противником всех религий, Морис решил отомстить немецкому фюреру. Он видел в нем антихриста и его убийство считал предназначением всей своей жизни. Баво предполагал выстрелить в Гитлера из пистолета, но проблема заключалась в том, что он никогда ранее не держал оружие в руках. 9 октября 1938 года Морис Баво приехал в Германию. В кармане его пальто лежал купленный накануне пистолет марки «шмайссер». 25 октября Баво отправился в Берхтесгаден, где в горах находилась личная резиденция Гитлера. Морис узнал, что Гитлер выходит на охраняемую территорию, но подкараулить его там, а тем более застрелить, нереально. Тогда Баво решил устроить покушение на Гитлера в Мюнхене во время празднования дня «пивного путча». До праздника оставалось две недели. Все эти дни Баво, чтобы не терять времени, тренировался в стрельбе. С 20 метров он всегда мазал и даже не попадал в дерево. Тогда он начал стрелять с 10 метров. Это дало свой результат, и он понял, что ему надо очутиться примерно в 10 метрах от Гитлера, чтобы не промахнуться. 31 октября 1938 года Баво приехал в Мюнхен. С большим трудом он получил пригласительный билет на гостевую трибуну прямо напротив церкви Святого Духа. Морис счел это хорошим знаком. Гитлер во главе процессии должен был пройти менее чем в 10 метрах от трибуны. До праздника оставалось несколько дней, и Морис отправился на озеро недалеко от Мюнхена. Там взял напрокат лодку. Сложил из бумаги несколько корабликов и стал стрелять теперь уже по плывущим мишеням. Баво сделал около ста пробных выстрелов и почти всегда удачных.

Утром 8 ноября 1938 года Морис занял место на гостевой трибуне. Послышался грохот барабанов. Показалась колонна нацистских ветеранов. Морис замер в ожидании Гитлера. И тут его постигло ужасное разочарование. Гитлер шел не посередине, как обычно, а гораздо дальше, на противоположной от Баво стороне. До него было метров двадцать. Но Баво все равно решил стрелять. Он уже сунул руку в карман, чтобы выхватить пистолет, но тут толпа приветственно вскинула вверх руки, и Баво только на секунду увидел Гитлера, садившегося в машину. Мысль прорваться через цепь эсэсовцев, догнать Гитлера и выстрелить мелькнула и погасла. Это было уже невыполнимо.

Деньги закончились, Баво решил, что отправится домой, накопит денег и вернется в Германию для завершения своей миссии. Как безбилетника в поезде Берлин — Париж его задержали и нашли пистолет. А в то время в Германии было запрещено иметь оружие без специального разрешения. И Баво очутился в гестапо, где и признался во всем. Народный суд приговорил его к смерти за попытку убийства фюрера. В тюрьме Плетцензее Баво ожидал казни. Перед смертью ему разрешили написать прощальное письмо. «Дорогие родители, — писал он, — я сохраняю хладнокровие и сохраню его до 6 утра завтра. До того момента, когда голова моя падет с плеч».

В апреле 1939 года Германия готовилась отпраздновать 50-летний юбилей Адольфа Гитлера. Вся страна слала Гитлеру поздравления и подарки. Английский полковник, участник Первой мировой войны, опытный стрелок и охотник Ноэль Макферлей подготовил к этому дню винтовку с оптическим прицелом и глушителем. Этот человек был по существу калекой. Он упал с лошади и сильно повредил позвоночник, а через некоторое время попал в автомобильную аварию. У него была длинная шея, и он не мог ее прямо держать из-за повреждения позвонков.

В конце 30-х годов его назначили военным атташе в Берлине. Там он снимал квартиру, окна которой выходили на улицу, где обычно проходили гитлеровские парады. Макферлей решил, что может убить Гитлера из снайперской винтовки. Однажды за ужином он сказал своему другу — берлинскому корреспонденту газеты «Таймс»: «Смерть Гитлера приведет к краху национал-социалистов и предотвратит Вторую мировую войну. Гитлер совершил уже достаточно преступлений, чтобы заслужить свою смерть». — «А дипломатические осложнения», — заметил корреспондент. «Никто из-за этого войны не начнет, но пока Гитлер жив, война будет наверняка», — ответил ему Макферлей.

Он обратился к правительству Англии с предложением совершить покушение на фюрера, но, естественно, получил отказ. «Убить Гитлера, нет, это как-то неспортивно», — ответили ему. Макферлей недоумевал. Устранить Гитлера, поджигателя мировой войны, и неспортивно! Как будто мюнхенский сговор был всего лишь джентльменским соглашением. Будь Макферлей человеком более авантюрного склада, он мог бы уничтожить Гитлера, не спросив разрешения, да еще и уцелеть. Восторженные вопли и крики с улицы не дали бы возможности охране установить, откуда был произведен выстрел. Можно было спокойно уйти. Однако ему и в голову не приходило этого сделать без согласия английского правительства. 20 апреля 1939 года в долгожданный день рождения фюрера Макферлей разглядывал Гитлера из окон своей ванной, но не через оптический прицел, а через старый армейский бинокль. Удача по-прежнему оставалась на стороне Гитлера.

Но вернемся к военным.

Генералы не оставили своих попыток расправиться с Гитлером после своей неудачи в 1938 году. На тот момент было две группы заговорщиков. Одна, как уже упоминалось, в Берлине, во главе которой стояли генералы Остер и Бек, а также адмирал Канарис. Вторая группа находилась на Восточном фронте.

Было ясно, что необходимо выманить Гитлера из его штаб-квартиры в Восточной Пруссии. Однако произвести покушение там оказалось невозможным из-за большого количества охраны. Обе группы начали работать параллельно. Решили убить Гитлера в офицерском клубе в Смоленске, где после ознакомления с положением на фронте он планировал выступить перед офицерами и пообедать. Из всех желавших стрелять в Гитлера отобрали восемь офицеров. Они должны были расположиться рядом со столом, где сядут Гитлер и Геринг, и по сигналу встать и расстрелять этих двух господ.

Нелегко было склонить Гитлера посетить Восточный фронт. К тому времени он замкнулся и ушел в себя, как будто что-то предчувствовал. Наконец стала известна точная дата приезда Гитлера в Смоленск — 13 марта 1943 года. В клубе Гитлер оказался прекрасной мишенью. Он был без оружия, а офицеры могли стрелять с максимально близкого расстояния. Но в последний момент все рухнуло. Воспротивился фельдмаршал фон Клюге. Он заявил, что не может убить человека, сидевшего рядом с ним за столом. Гитлера офицеры могли убить, но не посмели нарушить приказ своего прямого начальника.

Тогда фон Клюге договорился с абвером об английской бомбе, которую должны были подложить в самолет Гитлера. Бомбу доставил в Смоленск лично адмирал Канарис. Осуществить эту акцию поручили Геннингу фон Трескову. Тресков был уверен, что затеваемая акция безупречна при условии, если бомба разорвется в самолете. Тип подготовленной взрывчатки многократно подвергался испытаниям, в том числе и на Восточном фронте. Изготовили посылку с бомбой, которая выглядела как подарочная коробка с двумя квадратными бутылками бренди. Ее завернули в коричневую бумагу и завязали веревкой. Тресков поговорил на обеде с Шлабендорфом, офицером, который летел в том же самолете, что и Гитлер, и попросил взять в Берлин небольшую посылочку как подарок одному из полковников в Генштабе. Объяснил просьбу тем, что боится посылать ее почтой, так как бутылки могут разбиться. Шлабендорф с улыбкой согласился. Тресков вручил посылку в последний момент. Взрыв должен был произойти через 30 минут.

В Берлине у заговорщиков все было готово для переворота. Преданные военные части ждали сообщения о взрыве самолета с Гитлером. Сообщники пришли в штаб, ожидая с нетерпением новостей. Оказалось, что самолет Гитлера в целости и сохранности приземлился в Германии. Посылка была предназначена генералу Ольбрихту, и помощник Трескова немедленно помчался к его адъютанту Брандту, чтобы изъять бомбу. Когда он вбежал в кабинет Брандта, то увидел, как тот, шутя, подбрасывает подарок. Бомба могла каждую секунду взорваться. Взяв пакет, помощник возвратился в Берлин ночным поездом, заперся в купе и на свой страх и риск вскрыл подарок, чтобы понять, что же произошло и по-прежнему ли опасна бомба. Оказалось, что кислотный детонатор сработал, боек тоже, но не взрыватель. Из тысячи идентичных английских бомб именно эта отказала. Судьба опять пощадила Гитлера.

В мае 1943 года Геннинг фон Тресков спросил одного из своих людей, полковника барона фон Герсдорфа, готов ли он лично совершить покушение на Гитлера? Тот ответил согласием. Их новый план состоял в следующем. Каждый год в марте Гитлер приезжал в берлинский Музей оружия и произносил речь перед высшими офицерами. Потом осматривал выставку трофейного оружия. Группу Центр просили выделить человека, чтобы он прилетел в Берлин и провел персональную экскурсию для Гитлера, рассказывая о советском трофейном оружии. Вызвался Герсдорф. Он сказал, что если и погибнет во время покушения, то сочтет такую смерть для себя достойной.

Незадолго до посещения Гитлера люди Канариса передали Герсдорфу взрывное устройство. Он решил пожертвовать собой и положил его в карман. При всеобщем приветствии Герсдорф, как и все поднял правую руку, а левой рукой стал вытаскивать взрыватель из кармана. Заговорщики ожидали, что Гитлер проведет в Музее оружия не менее получаса, осматривая экспонаты и задавая вопросы. Многие считали, что это прекрасный шанс, поскольку выставку, кроме Гитлера, должна осматривать вся нацистская верхушка: Геринг, Гиммлер и другие. Когда Гитлер закончил короткую речь и вошел в зал, чтобы начать осмотр, Герсдорф двинулся за ним. Взрыв должен был произойти через восемь минут. Но тут по совершенно непонятной причине, вместо того чтобы продолжить осмотр, Гитлер стремительно промчался по залу и через две минуты уже выходил из него из другого подъезда. Не задал ни одного вопроса, нигде не остановился. Герсдорф пытался заинтересовать Гитлера, но тщетно. Фюрер просто проигнорировал его. Это было необычно. Ведь каждый год он досконально изучал экспонаты.

Выйдя на улицу, Гитлер подошел к героям-инвалидам и стал неторопливо пожимать руки чуть ли не каждому. Герсдорф остался с бомбой в кармане. До взрыва оставалось несколько минут. Он ринулся в ближайший туалет, забежал в кабинку и дезактивировал бомбу.

Наиболее известным и трагическим по своим последствиям оказалось покушение на Гитлера, организованное группой генералов и офицеров: генерал-полковником Людвигом Беком, обер-бургомистром Лейпцига Карлом Герделером, генералом Фридрихом Ольбрихтом, генерал-фельдмаршалом Вицлебеном, генерал-фельдмаршалом Эрвином Роммелем и непосредственным исполнителем акции начальником штаба армии резерва полковником Штауффенбергом.

Трудно было бы найти человека, менее подходившего по своим физическим данным для покушения на Гитлера, чем граф фон Штауффенберг. В апреле 1943 года в Тунисе во время налета британской штурмовой авиации он был тяжело контужен, потерял глаз и правую руку. На левой руке оставалось только три пальца. Но выбора у заговорщиков не было. По состоянию здоровья полковник Штауффенберг был переведен с фронта в Штаб сухопутных сил резерва. Решительности и мужества графу было не занимать. Еще в 1943 году он писал жене: «Настанет время, когда я спасу Германию».

Это время настало в июле 1944 года. Откладывать покушение дальше было нельзя, положение Германии становилось критическим: с начала июня 1944 года американцы и англичане высадились в Нормандии и открыли второй фронт; советские войска уже продвигались по территории Польши. Неминуемое поражение гитлеровцев становилось очевидным.

У Штауффенберга были и раньше встречи с фюрером: полковника вызывали на доклад в резиденцию Бергхоф 6, 11 и 15 июля 1944 года, однако тогда с взрывом решили повременить, так как на тех совещаниях не было Гиммлера и Геринга, а заговорщики собирались покончить с нацистской верхушкой одним ударом. Но тянуть дальше было нельзя, и покушение назначили на 20 июля 1944 года, хотя ближайших сподвижников Гитлера в «Волчьем логове», ставке Гитлера в Восточной Пруссии, не ожидали.

Перед отлетом в Растенбург Клаус фон Штауффенберг встретился со своим братом Бертольдом и сказал ему слова, которые тот записал в дневнике: «Кто найдет в себе мужество сделать это, войдет в историю как предатель, но если он откажется, то будет предателем перед своей совестью».

Штауффенберг и его друзья считали, что устранение Гитлера автоматически позволит заключить мир со всеми государствами антигитлеровской коалиции и установит на немецкой земле буржуазно-демократический строй. Группа Штауффенберга понимала, что сепаратная ориентация только на Запад не спасет Германию, и настаивала на переговорах «не только с противниками на Западе, но и с Советами на Востоке». Однако эта часть заговорщиков имела незначительное влияние в подготовке заговора. Большинство из них во главе с Карлом Герделером выражало интересы крупных монополий, юнкерства и генералитета. Устранение Гитлера являлось, по их мнению, лишь способом сохранения «сильной антибольшевистской Германии» и должно было «продемонстрировать США и Англии добрую волю нового правительства Германии. Оно позволяло заключить почетный мир с западными державами с одновременным перебрасыванием немецких вооруженных сил на советско-германский фронт».

Заговорщики тщательно подготовились к покушению. Оно было продумано до мелочей и, несмотря на тотальную слежку и надзор Тайной государственной полиции, его удалось осуществить. Однако конкретные меры организационного порядка на период после покушения ими продуманы не были, что и явилось одной из причин неудачи заговора.

В «Волчьем логове» Штауффенберг доложил о своем прибытии генерал-фельдмаршалу Кейтелю, а он, в свою очередь, сообщил полковнику, что из-за жары совещание состоится не в бункере, как планировалось, а на поверхности, в легком деревянном бараке. Взрыв в закрытом помещении был бы много эффективнее, но времени, чтобы изменить план, уже не было: совещание предполагалось начать через час, в половине первого.

Клаус фон Штауффенберг попросил разрешения сменить после дороги рубашку, и адъютант Кейтеля Эрнст фон Фрайенд провел его в спальное помещение. Там полковник стал срочно готовить химические взрыватели. Левой рукой с тремя пальцами сделать это было непросто. Только он успел настроить и положить в портфель одно взрывное устройство, как в комнату ворвался Фрайенд и сказал, что нужно торопиться. Вторая бомба осталась без взрывателя — вместо двух килограммов взрывчатки в распоряжении полковника остался только один. Взрыв должен был прогреметь через 15 минут.

Когда Кейтель и Штауффенберг вошли в барак, совещание уже началось. Присутствовали 23 человека, большинство располагались за массивным дубовым столом. Полковнику досталось место справа от фюрера. Пока шел доклад о положении на Восточном фронте, Штауффенберг поставил портфель с бомбой на стол поближе к Гитлеру и за пять минут до взрыва вышел из помещения.

Многие люди, анализировавшие спустя годы эту ситуацию, упрекали Клауса фон Штауффенберга в том, что он не остался до конца в зале заседаний, а бежал, спасая свою жизнь. Эти упреки несправедливы — граф должен был поддержать следующие шаги заговорщиков, без него план государственного переворота изначально бы не удался. Клаус, уверенный в том, что диктатору на этот раз не спастись, попытался выбраться из «Волчьего логова» до того, как объявят тревогу.

Случай и на этот раз спас Гитлера. Одному из участников совещания портфель Штауффенберга закрывал карту, и он поставил его под стол. Между Гитлером и бомбой оказалась толстая дубовая ножка стола. В 12 часов 42 минуты мощный взрыв разнес барак в щепки. Появившиеся языки пламени отразились на лицах присутствовавших, освещая картину разрушения. Плотный, как вата, удушливый дым наполнил помещение. Взрывная волна бросила всех на пол, многие были ранены, четыре человека убиты. Гитлер же отделался легкой царапиной и порванными брюками.

Клаус фон Штауффенберг в это время уже вышел из зала и находился примерно в ста пятидесяти метрах от места взрыва. Какую-то долю секунды он стоял неподвижно, потом взглянул на обер-лейтенанта Хефтена, ожидавшего его у автомашины, быстро сел в нее и приказал: «К аэродрому!» Через пятьдесят метров у ворот их остановил дежурный офицер и выразил сожаление, что не может пропустить их. Штауффенберг непринужденно вышел из машины и потребовал дать ему возможность позвонить по телефону. Сказал что-то в трубку и четко произнес: «Господин лейтенант, мне разрешено проехать». Дежурному офицеру и в голову не пришло заподозрить полковника во лжи, и он приказал открыть ворота.

Штауффенберг и Хефтен были уверены, что выполнили свою задачу. С этим убеждением они в 13 часов 15 минут добрались до Растенбурга и вылетели в Берлин. Через два с половиной часа офицеры приземлились в аэропорту Рангсдорф, где их, несмотря на договоренность, никто не встречал. Полковник позвонил в Штаб сухопутных войск и узнал, что ожидавшие там заговорщики еще ничего не предприняли. Он сообщил начальнику общего отдела Фридриху Ольбрихту, что Гитлер мертв.

Только тогда Ольбрихт направился к генерал-полковнику Фридриху Фромму, чтобы подписать у него специальный план «Валькирия», предусмотренный для чрезвычайного положения. Командующий сухопутными силами резерва решил сам удостовериться в смерти фюрера и дозвонился в Ставку. Узнав от генерал-фельдмаршала Кейтеля, что покушение не удалось, Фромм отказался участвовать в заговоре.

В это время в Штаб сухопутных войск прибыли Штауффенберг и Хефтен. На часах было 16:30; с момента взрыва прошло почти четыре часа, а реализация плана «Валькирия» еще не началась. Все участники заговора были в нерешительности, и тогда Клаус фон Штауффенберг снова взял инициативу на себя.

Когда после взрыва рассеялся дым и выяснилось, что Гитлер не пострадал, в «Волчьем логове» стали искать офицера, заложившего бомбу. Поиски быстро дали результат. Шофер, отвозивший полковника и его ординарца на аэродром, заметил, что из окна его машины выбросили какой-то сверток, и доложил об этом службе безопасности. Сверток нашли. Это оказался второй взрывпакет, который Штауффенбергу не удалось снабдить взрывателем. Гитлер и его подручные теперь знали имя своего главного врага.

А в это время в Штабе сухопутных войск стемительно разворачивались события. Штауффенберг и Хефтен вместе с генерал-полковником Беком и другими заговорщиками пошли к Фромму и потребовали подписать план «Валькирия». Фромм уже знал о неудавшемся покушении и вновь отказался. Тогда его арестовали и заперли в соседнюю комнату. Место командующего занял один из заговорщиков, генерал-полковник Гепнер, уволенный Гитлером из армии в 1942 году за отказ выполнить приказ, который генерал считал неправильным.

Штауффенберг не отходил от телефона, убеждая командиров частей и соединений, что фюрер мертв, и призывая выполнять приказы нового руководства — генерал-полковника Бека и генерал-фельдмаршала Вицлебена. Соответствующие депеши были посланы и в войска за рубежом. В Вене и Праге тотчас приступили к выполнению плана «Валькирия». В Париже указание из Берлина восприняли особенно серьезно: там арестовали около 1200 эсэсовцев и сотрудников других служб безопасности. Однако это был последний успех заговорщиков, больше ничего добиться не удалось: слишком неуверенно и хаотично они действовали. Многое из того, что планировалось, в спешке просто забыли сделать. Не взяли под контроль правительственные здания в Берлине, прежде всего Министерство пропаганды, имперскую канцелярию, Главное управление имперской безопасности. Осталась незанятой радиостанция. Планировалось, что генерал Линдеман зачитает по радио обращение восставших к немецкому народу. Но в суматохе, царившей в здании на улице Бендлер, никто не сообщил ему условный сигнал, чтобы начать передачу.

Многие войсковые командиры не торопились выполнять план «Валькирия», стараясь сначала связаться со Ставкой Гитлера. Это удалось, например, командующему группой войск «B» во Франции генерал-фельдмаршалу Хансу Гюнтеру фон Клюге, который потребовал от своих сотрудников не подчиняться приказам из Берлина.

Однако остановить начавшиеся аресты оказалось непросто, и задержанные эсэсовцы до глубокой ночи оставались в заключении. Около 6 вечера военный комендант Берлина Газе, получив телефонограмму Штауффенберга, вызвал к себе командира батальона охраны майора Ремера, сообщил ему о смерти фюрера и приказал держать батальон в боевой готовности. Случайно присутствовавший при разговоре партийный функционер убедил Ремера связаться с гауляйтером Берлина, министром пропаганды Геббельсом, и согласовать с ним полученный приказ. Йозефу Геббельсу удалось установить связь с Гитлером, и тот сразу же произвел Ремера в полковники, поручив ему подавить мятеж любой ценой.

В 8 вечера батальон Ремера уже контролировал основные здания в центре Берлина. В 22:40 рота курсантов военной школы, вызванная заговорщиками для охраны штаба на улице Бендлер, была разоружена, и свежеиспеченный полковник во главе своего отряда ворвался в здание. Клаус фон Штауффенберг успел позвонить в Париж и сообщить, что все кончено, попытка государственного переворота провалилась.

Через пять минут верные Гитлеру офицеры арестовали Клауса фон Штауффенберга, его брата Бертольда, Вернера фон Хефтена, Людвига фон Бека, Эриха Гепнера и других заговорщиков. Освобожденный из-под ареста генерал-полковник Фромм сразу же начал действовать: «Господа, — сказал он, — теперь я сделаю с вами то, что вы сегодня хотели сделать со мной».

Фромм объявил заседание военного суда и тут же приговорил пятерых заговорщиков к смерти. Осужденным было разрешено написать перед казнью короткую записку родственникам. Фромм сделал единственное исключение для генерал-полковника Бека — ему разрешили покончить жизнь самоубийством. Тот два раза выстрелил себе в висок, но ни одна пуля не оказалась смертельной. Тогда фельдфебель из отряда Ремера своим выстрелом избавил генерала от дальнейших страданий. Четверых заговорщиков — генерала Ольбрихта, лейтенанта Хефтена, Клауса фон Штауффенберга и полковника Мерца фон Квирнхайма — начальника общего отдела Штаба сухопутных войск, вывели по одному во двор штаба и расстреляли около кучи песка. Перед последним залпом Штауффенберг успел крикнуть: «Да здравствует святая Германия!» Расстрелянных тут же похоронили. Остальных арестованных передали в руки гестапо.

Сразу после взрыва поведение Гитлера было на удивление спокойным. Уже через час после покушения он встречал на вокзале Растенбурга Бенито Муссолини, главу недавно образованной фашистами на севере Италии республики Сало. Они вместе вернулись в «Волчье логово», где осмотрели все, что осталось от взорванного барака.

Но когда оба диктатора сели пить чай, Гитлера будто прорвало. С пеной у рта он кричал, что уничтожит не только заговорщиков, но и всех, кто был с ними связан, включая членов семей. Он жаждал не просто казни, но мучительных пыток, его враги должны «висеть на крюках, как скот на бойне».

Желание фюрера было законом. За дело взялось гестапо.

21 июля 1944 года в составе отдела IV (гестапо) была образована «особая комиссия 20 июля». Создал ее Генрих Мюллер, введя в комиссию 11 групп с 400 сотрудниками. Аресты начались сразу после покушения. Примерно 700 человек, в том числе помощники основных заговорщиков, были арестованы и препровождены в домашнюю тюрьму гестапо, а также в другие места заключения вокруг Берлина. Допросы шли в основном при главной конторе гестапо на улице Принц-Альбрехтштрассе, 8. Задержанные должны были предстать на нескольких процессах перед народным судом, но в покушении участвовали военнослужащие, и их предполагалось судить имперским военным судом. Надо было как-то решить эту проблему. Гитлер, Гиммлер и командующий вермахтом — генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель — назначили «суд чести» вермахта, которому предстояло уволить более чем 80 офицеров из вермахта, косвенно участвовавших в перевороте, а в дальнейшем судить генералов и фельдмаршалов. Только затем дело собирались передать в народный суд, который был вправе предъявить обвинение. А этот суд мог решать такие сложные вопросы, как политические правонарушения, измена государству и родине. Его создали в 1934 году после не удовлетворившего нацистов процесса имперского суда в связи с пожаром рейхстага. Законом от 18 апреля 1936 года народный суд отвечал, как первая и последняя инстанция, также и за правонарушения, такие как взяточничество, шпионаж, сопротивление властям, а позже еще за пораженчество.

Под председательством Роланда Фрейслера и при содействии всех средств массовой информации 7 и 8 августа 1944 года в Берлине состоялся инсценированный процесс против заговорщиков.

Судья Фрейслер был старым членом НСДАП и с 1942 года председателем народного суда. Он пользовался дурной славой, отличался человеконенавистничеством и с фанатичным упорством часто приговаривал подозреваемых людей к смертной казни. Под пытками они выдавали все новых участников, круг их ширился, кровь текла рекой. Всего по делу о покушении 20 июля были арестованы более 7000 человек, казнены около 200. Среди репрессированных противников режима были и участники уцелевших групп коммунистического Сопротивления. Мучения подвешенных на огромных крюках жертв снимали на кинопленку, и фюрер часто наслаждался зрелищем кровавой мести.

Весь процесс с самого начала был фарсом: обвинительные акты вручались специально назначенным защитникам незадолго до начала процесса. На пятидесяти последующих процессах были осуждены примерно 110 человек, в том числе адъютанты офицеров и сотрудники нижнего звена. Был арестован также Артур Небе, шеф имперского учреждения уголовной полиции, поддерживавший контакты с заговорщиками. Он обвинялся в участии в государственном перевороте, его приговорили к смерти и казнили в марте 1945 года. О первых судах пресса публиковала подробные сообщения, но позже информировать общественность об этом деле почти прекратили.

Перед народным судом предстали также сотрудники различных гражданских учреждений. Приговоры выносили моментально.

На суде, связанном с событиями 20 июля, только по поводу одного офицера возникли сомнения. За него вступилась широко разветвленная сеть «старой элиты» из дворянства. Это был Карл Герделер, имперский комиссар и богатый промышленник. С давних пор он выступал против экономической политики Гитлера и разрабатывал планы свержения НСДАП. Группа офицеров из консервативных кругов, ранее поддерживавших нацистский режим, куда входили граф Мольтке и Вартенбург, часто собиралась у Герделера и входила скорее в либеральный, чем консервативный круг, так называемое «особое окружение». Эти офицеры поддерживали контакты с отдельными профсоюзными боссами и кое с кем из представителей социал-демократии.

Но прежде чем мстить живым, гестаповцы решили свести счеты с мертвыми. По приказу Генриха Гиммлера трупы заговорщиков, казненных во дворе штаба на улице Бендлер, были выкопаны, сожжены, и пепел развеян по ветру.

Никто из участников восстания не готовил себе убежище на случай провала. Мало кто из них пытался скрыться, да и тех почти всех выдали платные и добровольные осведомители. Попал в руки гестапо и Карл Герделер, уехавший из Лейпцига в маленький городок в Восточной Пруссии за два дня до взрыва в «Волчьем логове». За голову бывшего имперского комиссара пообещали миллион рейхсмарок. 12 августа 1944 года Герделера выдала его знакомая.

Те, кто знал о нацистских методах следствия, старались не даться живыми в руки гестапо. На следующее после взрыва утро Геннинг фон Тресков, один из самых последовательных противников Гитлера, уехал вместе с майором Куном на Восточный фронт в свою 28-ю Егерскую дивизию. Оставив Иоахима Куна в части, генерал Тресков ушел в ближайший лесок и застрелился. А Кун представил дело так, что у властей сначала не возникло подозрений о связи этого самоубийства с событиями 20 июля. Трескова похоронили в его имении в Вартенберге, и только спустя некоторое время опомнившиеся эсэсовцы выкопали и сожгли труп, а пепел развеяли.

Тогда майор Кун решил спасать свою жизнь: 27 июля 1944 года он добровольно сдался в плен под Белостоком наступавшим войскам Красной Армии. Переход Куна на сторону врага был замечен гестаповцами. Майор был заочно приговорен к смерти и за участие в заговоре 20 июля, и за измену.

По свидетельству историков на Гитлера покушались не менее 24 раз, но так и не удалось это сделать.

После путча 20 июля 1944 года Гитлер еще девять месяцев находился у власти. За это время погибло вдвое больше людей, чем за пять военных лет до покушения. Если бы заговор Штауффенберга и его товарищей был удачным, история Второй мировой войны была бы другой. Даже под пытками никто из заговорщиков не раскаялся, все они действовали сознательно и убежденно. В предсмертной записке генерал-полковник Бек написал: «Долг мужчин, которые действительно любят Отечество, — отдать ему все свои силы. Даже если нам не удалось добиться цели, мы можем сказать, что долг выполнили». Примерно то же самое сказал генерал Фридрих Ольбрихт своему приемному сыну накануне путча: «Не знаю, как потомки оценят наш поступок, но уверен, что мы все действовали не ради своих личных интересов. В критической ситуации мы старались сделать все возможное, чтобы уберечь Германию от поражения».

Но в глазах многих немцев участники путча 20 июля даже после войны долгое время считались предателями.

Они не были ни идеальными героями, ни святыми, часто находились в плену господствовавших предрассудков, не верили в демократические ценности. Но эти офицеры восстали против зла в то время, когда большинство их соотечественников поддерживали преступный режим или бездействовали. Восстание провалилось, а самих заговорщиков ждала садистская казнь. Свой меморандум Карл Герделер закончил так: «Я прошу мир принять нашу мученическую судьбу как жертву за немецкий народ».

Когда-то генерал Тресков убеждал Штауффенберга: «Покушение надо осуществить любой ценой. Даже если мы не добьемся никакой практической пользы, оно оправдает немецкое Сопротивление перед миром и историей».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.