Глава 14 ПОМОЩЬ ВОСТОЧНОМУ ФРОНТУ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 14

ПОМОЩЬ ВОСТОЧНОМУ ФРОНТУ

В полночь 20 августа 1944 года по Ирбенскому проливу, разделяющему Курляндию и остров Сааремаа, шел тяжелый крейсер. Он двигался почти беззвучно, без огней и держал курс к фронту армий, воюющих на суше, поскольку в море фронт был везде. Корабль мог в любой момент напороться на мину, сброшенную советским самолетом много недель или несколько часов назад. Он также мог быть атакован подводной лодкой, хотя этого немецкие моряки опасались меньше всего. Начиная с 1942 года на Балтийском море за пределами блокированного Финского залива не видели ни одной советской субмарины. В дневное время была высокая вероятность атаки советских истребителей и бомбардировщиков, поэтому все корабельные орудия были готовы оказать им самый теплый прием.

Большой корабль, защищенный со всех сторон эскортом из четырех эсминцев и пяти торпедных катеров, был крейсером «Принц Эйген». Перед ним стояла задача оказать поддержку немецкой армии на Восточном фронте артиллерийским огнем.

Около 3 часов утра экипаж «Принца», как любовно именовали матросы свой корабль, занял места по боевому расписанию. Все было готово для вступления в бой в любой момент. Крейсер направлялся в Рижский залив. Здесь советские войска прорвали фронт и вышли к берегу на участке шириной 20–25 миль, отрезав гарнизон в Риге от немецкого фронта в Курляндии. Чтобы восстановить связь с Ригой, была запланирована контратака немецкой танковой дивизии. А поскольку имеющейся на этом участке артиллерии было недостаточно для проведения артподготовки, было принято решение усилить ее огневой поддержкой с моря.

20 августа в 7 часов утра с крейсера были произведены первые выстрелы. Артиллерийский офицер поддерживал постоянную телефонную связь на ультракоротких волнах с самолетами – корректировщиками огня, армейскими постами наблюдения и передовым танковым отрядом. Целью, невидимой с крейсера, был город Тукумс, расположенный в 15 милях от берега. Этот крупный железнодорожный узел теперь был занят частями Красной армии.

Первый же залп из 8-дюймовых орудий оказался весьма удачным.

Все находившиеся на связи с крейсером заговорили одновременно. Корабельному артиллеристу пришлось попросить своих собеседников умерить восторги и заменить их более полезной информацией. Артподготовка продолжалась, наблюдатели сообщали о 80 процентах прямых попаданий. Учитывая, что крейсер двигался взад-вперед вдоль побережья, точность ведения огня была удивительной.

Немецкие эсминцы тоже приняли участие в сражении на суше, успешно используя свои орудия среднего калибра. Когда в атаку пошел рижский гарнизон, намереваясь прорваться к танкам, советские войска, не ожидавшие вмешательства военных кораблей, не пытались контратаковать. На «Принце Эйгене» ожидали налета советской авиации, не исключали и появления субмарин противника, однако бдительные впередсмотрящие, постоянно наблюдавшие за небом и водным пространством вокруг корабля, так и не обнаружили противника. Ничто не мешало обстрелу.

Ближе к вечеру участвовавшие в наступлении немецкие части передали благодарность за эффективную поддержку. Завершив свою миссию, крейсер сразу вышел из Рижского залива и без проблем вернулся в Готенхафен (Гдыню). Очень скоро он был готов снова выйти в море.

Успех первого живого дела после долгих месяцев и даже лет тренировок вдохновил команды кораблей немецкого флота, оставшихся на Балтике. Если не считать одного воздушного налета, команда «Принца Эйгена» не знала, что такое война, в течение двух лет. Другие корабли находились на Балтике еще дольше, поскольку на них проходили обучение матросы и офицеры для постоянно возрастающего числа подводных лодок. Поскольку Гитлер решил, что «консервные банки» ему больше не нужны, корабли были выведены из эксплуатации и пополнили собой учебную эскадру. Так ОКМ удалось спасти корабли от гибели – их использование в качестве тренировочных баз одобрил даже Гитлер. В учебную эскадру входили следующие корабли (если не считать их короткого пребывания в Норвегии): старые линкоры «Шлезин» и «Шлезвиг-Гольштейн», броненосцы «Адмирал Шеер» и «Лютцов», тяжелый крейсер «Принц Эйген», легкие крейсера «Нюрнберг», «Лейпциг», «Кельн» и «Эмден», а также некоторые другие.

Офицеры и матросы, служившие на этих кораблях, представляли сплоченные боевые части, поэтому чувствовали разочарование из-за отведенной им роли пассивных наблюдателей. В самый разгар войны, когда на всех фронтах велись яростные сражения, они были вынуждены заниматься мирной работой педагогов в спокойных и безопасных водах Балтийского моря.

Руководство ВМФ отдавало себе отчет в важности качественной подготовки матросов и офицеров и не отступало от этого принципа даже в суровые месяцы 1943-го и 1944 годов. В начале 1944 года стало очевидно, что советские войска набирают силу на Балтике и становятся опасными противниками. Действия «Принца Эйгена» в Риге оказались успешными: в штабе армии вздохнули свободнее. Оказывается, можно воевать, получая поддержку с моря. Поэтому из самых эффективных учебных кораблей была сформирована боевая эскадра, перед которой поставили важную задачу. Сначала она заключалась в оказании помощи войскам на суше, но затем значительно расширилась. Кораблям предстояло сдерживать наступление Красной армии, чтобы позволить как можно большему числу желающих избежать «красной угрозы» и уехать на запад. Сотни тысяч немцев своей жизнью и свободой обязаны этим кораблям.

Благодаря вмешательству артиллерии ВМФ 10–23 октября 1944 года защитники, жители и беженцы, нашедшие убежище в городе Мемель (Клайпеда), не попали в руки наступавших советских частей. Корабли обстреливали противника, сменяя друг друга. Но когда «Принц Эйген» 15 октября 1944 года шел в Готенхафен, чтобы получить боеприпасы, произошла неожиданная катастрофа.

В этот день из Готенхафена вышел «Лейпциг». После шестимесячных утомительных тренировок экипаж получил первое боевое задание – установить несколько сотен мин в районе Свинемюнде.

Небо было затянуто свинцовыми тучами, быстро сгущались сумерки. Чтобы выйти в открытое море, «Лейпцигу» следовало обогнуть полуостров Хела. В 19.50 механики получили приказ остановить дизели и запустить турбины. Это означало, что крейсер в течение короткого периода времени будет дрейфовать. Ночь была очень темной, чему способствовал густой туман. На 50 ярдов вперед ничего не было видно. К тому же «Лейпциг» шел без огней, поскольку в этом районе были замечены субмарины противника. Крейсер медленно дрейфовал, механики занимались своей работой, а десятки людей, оставаясь на палубе, с тревогой вглядывались в темноту.

В 20.00 сто матросов вышли из жилого помещения, раньше бывшего машинным отделением номер 2. В декабре 1939 года оно было уничтожено взрывом мины и после ремонта стало жилым помещением для сотни матросов.

«Лейпциг» находился в море, поэтому вахты офицеров и матросов были 4-часовыми. Сто матросов должны были заступить на вахту в 20.00. Медленно текли минуты. В любой момент механики могли закончить работы, запустить турбины, и крейсер двинется дальше.

В 20.04 корабль содрогнулся от страшного удара.

В это время два корабельных плотника спокойно сидели в своей мастерской, расположенной между трубой и мостиком, и играли в шахматы. В 20.04 их игру прервало появление третьего участника. Потрясенные игроки с ужасом увидели, что сквозь переборку, ограждающую их мастерскую с правого борта, с оглушительным треском вломилось нечто, напоминающее форштевень огромного судна. Это нечто в щепки разнесло стол вместе с шахматной доской, чудом не задев игроков, которые сумели выползти из-под обломков. При ближайшем рассмотрении оказалось, что в столярную мастерскую действительно вломился форштевень 10 000-тонного крейсера.

После столкновения корабль погрузился во тьму, не работало даже аварийное освещение. Матросы выбирались из углов, куда их забросило ударом. Офицер на посту управления внес в корабельный журнал следующую запись:

«20.04. В борт ударила торпеда». Очень скоро ошибка выяснилась. На «Лейпциге» после удара функционировало только одно устройство связи – голосовая труба. С ее помощью вахтенный офицер и сообщил новость: – Нас протаранил «Принц Эйген». «Принц» на полном ходу ударил своим мощным форштевнем в правый борт «Лейпцига» в районе миделя. Легкий крейсер оказался перерезанным пополам от борта до киля; существовала вероятность, что он может развалиться пополам в любой момент.

В машинном отделении номер 3 весь технический персонал оказался ошпаренным горячим паром, вырвавшимся из поврежденных ударом котлов. Машинное отделение номер 2 в течение

20 секунд после столкновения заполнилось забортной водой. А ведь там 15 минут назад мирно спали сто матросов, которым предстояло заступить на вахту. Их жизни были спасены сменой вахты.

Носовая часть «Принца Эйгена» тоже пострадала очень серьезно и напоминала открытую пасть гигантской акулы, в зубах которой оказался зажат более миниатюрный «Лейпциг». Намертво сцепившись, два крейсера еще 14 часов дрейфовали в Балтийском море, совершенно беззащитные перед советской авиацией и субмаринами. Находись они в британских водах, оба корабля, без сомнения, были бы потеряны, однако советские летчики и моряки не атаковали.

По радио были переданы просьбы о помощи, и на место столкновения прибыли буксиры и спасательные суда. Два буксира с помощью шестнадцати насосов приступили к откачке воды из носовых помещений «Лейпцига», чтобы удержать корабль на плаву. Уверенности в благополучном исходе операции не было, однако решили попробовать. Все было подготовлено к предстоящему маневру; экипаж перешел на другие суда, на борту крейсера остались несколько офицеров и матросов, которым предстояло рискнуть. Они предусмотрительно облачились в спасательные жилеты и были готовы в любой момент прыгнуть за борт.

В 10 часов утра, спустя 14 часов после столкновения, заработали машины «Принца Эйгена». Пока буксиры удерживали «Лейпциг» в неподвижности, крейсер медленно отошел назад. Все кончится хорошо, если перерезанный пополам корабль не развалится на две части. Из развороченного борта «Лейпцига» показался форштевень «Принца Эйгена», корабли разошлись, и оба остались на плаву.

Тяжелый крейсер добрался до безопасных доков Готенхафена своим ходом, легкий привели на буксире. Спустя две недели «Принц Эйген» был уже полностью отремонтирован, а пробоина в корпусе «Лейпцига» был заделана временно. Однако он тоже принимал участие в дальнейших боевых действиях. После окончания войны англичане затопили его в Северном море вместе с находившимся на борту грузом отравляющего газа.

Другие корабли «боевой эскадры Тиле» (названной по имени адмирала), которых не коснулась трагедия у полуострова Хела, продолжали участвовать в сражениях на суше. 18 ноября 1944 года после 12-часового обстрела полуострова Сёрвемаа, выступавшего в море на южной оконечности Сааремаа, как длинный тонкий палец, советские войска перешли в наступление. Немцы не смогли вовремя доставить туда подкрепление, способное справиться с превосходящими силами противника. Хотя было ясно, что полуостров придется оставить, оставалась надежда спасти людей и технику. Для этого следовало любой ценой остановить наступление Красной армии. Эту задачу поручили военным кораблям. Их тяжелая артиллерия могла задержать войска противника, дав возможность немецким частям отступить, не бросая технику. Адмирал Тиле сам вышел в море на отремонтированном «Принце Эйгене». Вторым кораблем, призванным выполнить важную миссию, был броненосец «Лютцов».

Артиллерия обоих кораблей наносила удары по противнику с удивительной точностью. Обстрел длился немного больше суток, после чего они ушли на базу, чтобы взять боеприпасы. На смену подошли «Адмирал Шеер» и «Адмирал Хиппер», обстрел полуострова с моря велся без перерыва.

Но все было уже не так легко и просто, как в августе, когда с моря был впервые обстрелян Тукумс. Советское командование оценило опасность, которую представляли собой военные корабли, и приложило максимум усилий, чтобы уничтожить своих смертоносных противников. Сначала они атаковали корабли 17-сантиметровыми орудиями с берега. Крейсера отошли дальше от берега и не прекратили обстрел: их орудия были более дальнобойными. Тогда была организована внезапная атака торпедоносной и бомбардировочной авиации. Основной мишенью атакующих был «Адмирал Шеер», имевший на борту мощные дальнобойные 11-дюймовые орудия. Ему пришлось выполнить немало сложных маневров, чтобы уклониться от падающих со всех сторон бомб. Не раз рядом с корпусом корабля в воздух взлетали гигантские фонтаны воды и с грохотом обрушивались на палубу. Немецкие моряки получили возможность оценить, что их ждет в будущем. В тот раз бомбы и торпеды не нашли свои цели.

В результате эффективных действий военных кораблей немецкие войска отступили организованно и без потерь, армейские командиры искренне поблагодарили своих соратников – военных моряков. Адмирал Тиле улыбался и довольно потирал руки. В течение двух лет он использовал свои боевые корабли для обучения матросов и офицеров и теперь видел, что время было потрачено не зря. Люди действовали четко, слаженно и результативно.

Тем временем русские задействовали свои канонерки и другие небольшие корабли, чтобы не дать немцам вывезти свои войска с полуострова, но были встречены яростным сопротивлением. У немцев на Балтике тоже имелись канонерки, тральщики и фрегаты. Маленькие корабли входили в 9-й спасательный дивизион. Под защитой спасателей немецкие воинские части и техника были вывезены на баржах в Курляндию. Утром 25 ноября Красная армия перешла в решающее наступление, однако выяснилось, что атаковать им некого. На полуострове не осталось ни немецких войск, ни техники – только искореженные обломки.

Через две недели «Адмирал Шеер» вернулся на базу в Готенхафене. Он еще не успел пришвартоваться у причала, когда охранники заметили нескольких солдат, нерешительно направлявшихся к кораблю. У каждого из них какая-то часть тела была забинтована – это были раненые, отправленные домой для лечения.

– Что вам нужно? – поинтересовался кто-то с палубы.

– Скажите, вы были у Сёрвемаа? – спросил один из солдат.

– Да, ну и что?

Вместо ответа, солдаты побежали к трапу и поднялись на палубу. Там они принялись пожимать руки удивленным матросам, не стыдясь текущих по щекам слез.

– Спасибо вам, парни, – говорили они, – большое спасибо.

Странная группа привлекла к себе внимание. Новые матросы подходили, чтобы узнать, что происходит. Команда «Адмирала Шеера» с большим удовольствием выслушала рассказы участников боев на Сёрвемаа, детально описавших, какой действенной была помощь морских артиллеристов.

– Мы уже не надеялись выбраться из этого ада, – говорили они, – но тут подоспели вы…

Вскоре было получено сообщение от гросс-адмирала Деница, который передал участникам событий благодарность от армии флоту, выраженную генералом Гудерианом:

«После завершения боев на Сёрвемаа я чувствую себя обязанным просить вас передать глубокую благодарность от армии и лично от меня военным морякам, осуществлявшим самоотверженную и чрезвычайно эффективную поддержку наших войск. Уверен, что совместная борьба против превосходящих сил противника станет залогом тесной дружбы между армией и военно-морским флотом.

Генерал Гудериан».

В середине января 1945 года легкий крейсер «Эмден» подошел к докам Шихау в Кенигсберге. «Эмден» был первым средним кораблем, построенным в Германии после Первой мировой войны.

Его машины требовали капитального ремонта, однако вокруг царила странная тишина. Не было слышно стука клепальных молотов, замерли краны. Обычно царящая на верфи суета сменилась мертвой неподвижностью. Только вдалеке слышался грохот тяжелых орудий. Советские войска наступали. К 19 января ситуация так обострилась, что все рабочие были в срочном порядке мобилизованы в отряды, которым предстояло защищать столицу Восточной Пруссии.

С тех пор жизнь в доках Шихау замерла. Работы на «Эмдене» были в самом разгаре, когда последние рабочие ушли. Все было брошено в беспорядке – на верхней палубе валялись инструменты и детали машин. У команды имелись все основания для растерянности. Что теперь будет? И что станет с «Эмденом»?

Грохот канонады с каждым днем был слышен все лучше. Фронт приближался.

23 января последовал долгожданный телефонный звонок из Берлина из штаба ОКМ. Помощник командира капитан 3-го ранга Викманн получил приказ готовить крейсер к срочному выходу в море. С помощью ледокола и портовых буксиров корабль должен был пройти через Кенигсбергский канал до Пилау и далее своим ходом в Киль, где будет завершен ремонт. Учитывая, что двигатели были частично разобраны, на своих машинах крейсер мог идти со скоростью не больше 5 узлов.

Пока шла подготовка к выходу в море, последовал еще один телефонный звонок из Берлина. На этот раз «Эмдену» приказали на некоторое время остаться у причала, чтобы дождаться прибытия ценного груза, который следовало принять на борт. Речь шла о гробах с телами фельдмаршала и рейхспрезидента фон Гинденбурга и его жены Гертруды.

За несколько часов до захвата танковыми частями Красной армии мемориала Танненберг гробы были погружены на тяжелые грузовики, которые двинулись в Кенигсберг. Из двух еще свободных путей на запад морской был самым безопасным.

Тем временем сотни матросов пытались навести на «Эмдене» некое подобие порядка. Они частично освободили верхнюю палубу, на образовавшемся пространстве старший помощник уложил пробковые спасательные средства, оставив в центре место для гробов.

Шли часы. Корабль был полностью готов к выходу в море. Док, где он стоял, уже был заполнен водой, неподалеку ожидал ледокол. Стемнело. Неожиданно повалил снег. Он падал крупными хлопьями, приглушая все звуки вокруг. В 10 часов вечера на причал выехала машина, из которой вышел генерал и направился к трапу. Это был Оскар фон Гинденбург – сын фельдмаршала. Он хотел проститься с родителями, не зная, суждено ли ему пережить предстоящие недели в Кенигсберге. (Он остался в живых и получил возможность снова увидеть дорогие ему гробы в августе 1946 года. Впоследствии они были захоронены рядом с Фридрихом-Вильгельмом I и Фридрихом II в Елизаветинской церкви в Магдебурге.)

Телефонных звонков больше не было, и команда «Эмдена» ничего не знала о возможном времени прибытия грузовиков. Уже давно миновала полночь, на борту корабля было очень холодно – крейсер находился в таком техническом состоянии, что не мог отапливаться. Только в 3 часа утра грузовики выехали на причал.

Ночь была на удивление тихой. Казалось, не было никакой войны и советские солдаты не шагали по земле Германии. Мягкий снег укрыл все вокруг белым пушистым покрывалом и продолжал падать. Очень скоро на фуражках и плечах матросов, стоявших в почетном карауле, образовались небольшие снежные холмики. Старинные флаги и штандарты, привезенные с мемориала Танненберг, теперь были развешаны на штабелях спасательных жилетов. В тусклом свете дуговых ламп тяжелые бронзовые саркофаги, имевшие длину около 6 футов и ширину более 3 футов, были осторожно подняты краном с грузовиков и затем установлены на место своего временного упокоения. Работы проводились в полном молчании, изредка звучали вполголоса самые необходимые команды.

В четыре часа утра «Эмден» вышел из гавани и последовал за ледоколом в Пилау. Кенигсберг остался позади. На борту крейсера победитель 1914 года, уходя от победителя 1945 года, покинул Восточную Пруссию. Разве не символично?

В декабре 1944 года балтийский флот Германии потерял старый линкор «Шлезвиг-Гольштейн», который затонул во время бомбежки в районе Готенхафена. Но с января 1945 года тяжелые крейсера снова начали участвовать в войне на суше. Теперь на повестке дня стоял вопрос спасения гарнизона Мемеля, который стремился прорваться через Куршскую косу – гряду песчаных холмов, отделяющих Курляндский залив от Балтийского моря. Усилия советских войск отрезать гарнизону этот путь, выйдя к морю в Кранце, были сведены на нет огнем тяжелой артиллерии с моря. Благодаря военным кораблям проход в районе Кранца оставался открытым довольно длительное время, что дало возможность тысячам солдат и беженцев укрыться в Самланде.

«Эмден» шел в Пилау, оттуда он должен был отправиться дальше на запад. Небольшой портовый город с трудом вмещал огромное число беженцев, которые всеми правдами и неправдами пытались пробиться на уходящие корабли. Военные и торговые моряки делали все от них зависящее, однако не могли совладать с ситуацией. Суда подвергались настоящим атакам отчаявшихся людей. К тому же части Красной армии подошли к городу вплотную, и кораблям пришлось уходить из порта. Связь с Кенигсбергом уже давно была нарушена – советские войска прорвались к Фришес-Хафф. Снова «Лютцов» и «Адмирал Шеер» посылали свои снаряды над Пилау на позиции противника. В результате армии удалось еще на несколько дней открыть сообщение между Кенигсбергом и Пилау, куда устремился мощный поток беженцев, торопящихся воспользоваться последним шансом попасть в безопасное место.

Если взглянуть через дальномер на «Адмирале Шеере», можно было без труда увидеть длинные черные полосы, пересекающие замерзшее пространство Фришес-Хафф. Бесконечная череда людей, животных и машин дни и ночи шла по льду. Советская артиллерия не замолкала ни на минуту. Немецким морякам оставалось только как можно быстрее пополнять свои запасы боеприпасов, чтобы орудия могли снова стрелять. Однако перспективы с топливом и боеприпасами складывались далеко не радужные. Все-таки в начале февраля морякам удалось облегчить положение армейских частей, медленно оттесняемых в сторону залива Элбинг, Толкемита и Фраенбурга.

В этом сражении орудия «Адмирала Шеера» стреляли по наступающим советским войскам, находившимся на расстоянии 22 миль. Это самое большое расстояние, на котором они использовались. Нарезка стволов совершенно сгладилась, поэтому корабль направился в Киль для установки новых вкладышей. «Шеер» вышел из Готенхафена в Киль в самом начале марта, имея на борту, в дополнение к своей команде, 800 беженцев и 200 раненых. Даже с пассажирами корабль продолжал оказывать помощь армейским частям, сражавшимся на суше. Между Кольбергом и Дивенау большая группа беженцев попала под обстрел советской артиллерии. Мощный огонь с «Адмирала Шеера» быстро заставил эти орудия замолчать.

Тем временем англичане так усовершенствовали методы воздушной разведки, что без труда опознали в Кильском доке прибывший «карманный» линкор. После этого воздушные налеты на Киль не прекращались ни днем ни ночью. Вначале «Адмиралу Шееру» везло. Полоса удач закончилась 9 апреля. Во время налета, начавшегося в тот день в 22.00, первое время создавалось впечатление, что удача не отвернулась от «карманного» линкора. После 20-минутного дождя из бомб на «Шеере» не отметили ни одного прямого попадания. Однако следующая серия бомб упала в воду в непосредственной близости от борта. Взрывами сорвало практически всю обшивку. Корабль начал быстро крениться и в течение нескольких минут затонул.

Большая часть членов команды нашли убежище в бункере на берегу. Из оставшейся на борту ремонтной партии несколько человек, в том числе и командир, успели выбраться и спастись. Тридцать два моряка отправились на дно вместе с кораблем.

Таков был конец «карманного» линкора «Адмирал Шеер». Это единственный корабль из всего ВМФ Германии, который был должным образом захоронен. После окончания войны место, где он затонул у причала, было засыпано булыжником. Теперь там ходят люди, но лишь очень немногие знают, что их ноги ступают по одному из немецких броненосцев.

Примерно в это же время также стоявший в Кильском доке крейсер «Адмирал Хиппер» получил серьезные повреждения из-за прямого попадания бомбы. В распоряжении адмирала Тиле остались только два корабля – «Лютцов» и «Принц Эйген». Начиная с 23 марта оба постоянно участвовали в боях, развернувшихся у Данцига и Готенхафена. Поскольку советские войска все теснее сжимали кольцо вокруг этой прежде крупной базы ВМФ, кораблям было поручено обеспечить немного жизненного пространства для теснимых противником наземных сил. Ведь в городе, кроме сражающихся частей, также находилось множество беженцев, раненых, женщин и детей. Военные моряки снова сосредоточили все свои резервы для выполнения транспортной миссии. Для спасения людей пришли корабли даже из Норвегии.

На рейде Готенхафена скопилось очень много судов. Прилетавшие несколько раз в день русские «Илы» упорно атаковали немецкие крейсера, державшие их под непрекращающимся огнем. Несмотря на смелость, даже безрассудство летчиков, ни одна из бомб не попала в цель. Единственным результатом деятельности советских бомбардировщиков были растянувшиеся на мили косяки оглушенной рыбы, белеющей брюхами на поверхности.

В первые дни апреля стало ясно, что позиции на суше удержать не удастся. В ночь с 7 на 8 апреля транспортные суда вывезли из Готенхафена более 30 тысяч пехотинцев. После сдачи города полуостров Хела остался последним оплотом немцев в Данцигском заливе.

А тем временем «Лютцов» шел на запад и вскоре бросил якорь на рейде Свинемюнде, где адмирала Тиле, командира эскадры, ждали вечером 16 апреля с инспекционной проверкой. Однако проверка не состоялась.

Примерно в 5 часов вечера матросы ужинали, наслаждаясь долгожданным отдыхом, столь желанным после бессонных ночей в Готенхафене. Корабельное радио транслировало выпуск последних новостей. Лишь только замолчал диктор, прозвучало объявление:

«Примерно восемнадцать четырехмоторных бомбардировщиков находятся над районом Мекленбурга».

– Парни, это же совсем рядом с нами, – сказал один из матросов.

Словно в подтверждение этих слов, снова заговорило корабельное радио:

«Тяжелые зенитные орудия к бою!» А после небольшой паузы: «Все зенитные орудия к бою!»

К звуку тяжелого топота людей, поспешно вскакивающих на ноги и спешащих к своим орудиям, вскоре присоединилось тявканье легких зениток с находящегося поблизости эсминца. На крейсере был дан сигнал тревоги. Матросы на жилых палубах бросились к иллюминаторам, чтобы закрыть тяжелые крышки, но не успели.

Неожиданно корабль содрогнулся от сильного удара, секундой позже – второй раз, затем – третий.

В группе английских самолетов были «ланкастеры», специально предназначенные для поражения целей на море. В ноябре 1944 года сброшенные ими 6-тонные бомбы уничтожили «Тирпиц». Точно такие же бомбы теперь разрушали «Лютцов», корабль, составлявший четвертую часть «Тирпица». В жилых помещениях, где пятью минутами раньше люди спокойно отдыхали, теперь царил хаос. Трапы, ведущие на верхние палубы, были разрушены. Матросы с большим трудом, цепляясь за все, что попадалось под руку, вставали на ноги – корабль получил сильный крен на левый борт. Кто-то громко закричал:

– Надо выбираться наверх! Мы тонем!

Людей, мечущихся в поисках выхода, со всех сторон встречали клубы густого едкого дыма. «Лютцов» заваливался на левый борт. Его носовая часть неестественно поднялась, а ют частично погрузился в воду. Одна из бомб упала на болотистый участок между кораблем и берегом, окатив корабль фонтаном липкой черной грязи. Люди брели по накренившейся палубе, утопая по щиколотку в жидкой мерзости. Многие, не удержавшись на ногах, падали, а снова подняться уже не могли – ноги и руки скользили по смазке из грязи. Прозвучала команда:

– Всем, кроме орудийных расчетов и аварийной партии, покинуть корабль!

В небе показалась вторая волна бомбардировщиков. Матросы прыгали в воду и плыли к берегу. Самые проворные уже были на земле и бежали к ближайшему укрытию. А на корабль обрушилась вторая серия бомб.

Затем все успокоилось, через четверть часа матросы потянулись обратно. Корабль, завалившись на левый борт, лежал на плоском дне. Бомба снесла верхушку мачты вместе с радиоантеннами и устройством управления огнем. Другие бомбы, взорвавшиеся в непосредственной близости от левого борта, проделали в нем огромную пробоину, в результате чего «Лютцов» и затонул. Прямые попадания 6-тонными бомбами были отмечены рядом с орудийной башней «Антон» и чуть в стороне от башни «Бруно» – поблизости от 11-дюймовых орудий.

Но обе бомбы не взорвались! Одна из них лежала в помещении, где хранились снаряды для башни «Бруно». Если она вдруг взорвется, а вместе с ней и 500 находящихся рядом снарядов, корабль будет развеян на атомы вместе со всем экипажем. Но пока выяснилось, что потери сравнительно невелики – двадцать убитых и примерно столько же раненых. В основном пострадали люди, находившиеся в момент начала атаки на верхней палубе.

В течение следующих одиннадцати дней на «Лютцове» не прекращались работы. Туда было доставлено огромное количество дерева, чтобы закрыть пробоины в корпусе. С помощью спасательного судна удалось выровнять корабль – теперь он «стоял» на дне канала прямо. Больше ничего сделать было нельзя. Не вызывало сомнений: «Лютцову» больше не придется плавать. С корабля ушли механики и артиллерийские расчеты – здесь им было больше нечего делать. Остальная команда осталась на корабле. Неразорвавшаяся бомба в башне «Антон» была обезврежена. А когда запустили электрогенератор, носовое 11-дюймовое орудие и артиллерия среднего калибра были снова готовы к бою.

Рано утром 28 апреля громкий сигнал тревоги вырвал матросов из короткого тяжелого сна. Орудия «Антона» открыли огонь. В 4 часа утра советские войска перешли в наступление и прорвались в районе Пазевалька. Теперь они быстро двигались на север в сторону берега. «Лютцов», хотя над водой возвышались только его надстройки, принял участие в сражении.

В ночь с 1 на 2 мая на корабле снова раздался сигнал тревоги.

– Всем покинуть корабль! Пожар!

Из единственного функционирующего генератора вырывались языки пламени. При этом существовала реальная угроза взрыва. Огонь мог подползти к месту складирования 5,9-дюймовых снарядов. Кроме того, могло воспламениться оставшееся в недрах корабля топливо. Ежеминутно рискуя жизнью, люди начали откатывать снаряды, лежавшие близко от очага возгорания, но, напуганные начавшимися взрывами боеприпасов меньшего калибра, отступили. Едва они успели укрыться в лесочке на берегу, как начали взрываться 5,9-дюймовые снаряды.

Утреннее солнце осветило безрадостную картину. Возвышавшиеся над водой части корабельной надстройки приобрели ржаво-красный цвет, из трубы поднималась тоненькая струйка черного дыма. Верхняя палуба корабля была изуродована взрывами. Сильнее всего огонь, очевидно, бушевал в носовой части корабля. Башня «Антон» теперь замолчала навсегда – не было электричества.

Последние члены команды покинули корабль мая. Подошедший катер отвез их в Свинемюнде. Там матросов ожидал новый приказ:

«Расчетам орудий среднего калибра вернуться на корабль!»

На складе боеприпасов были обнаружены снаряды, их следовало выпустить по наступающим частям Красной армии.

Очевидец последующих событий рассказывал:

«Когда мы заметили в темноте мерцающие огни пулеметных очередей к востоку от Казебурга, стало очевидно: советские солдаты будут рядом еще до рассвета. В 22.15 поступил приказ:

„Приготовиться к уничтожению корабля!“

В ствол каждого орудия поместили по снаряду. Башня „Бруно“ также была наполнена снарядами и другими взрывчатыми материалами. Около полуночи на маленьком катере, куда перешли матросы, были запущены двигатели.

– Все здесь? – спросил помощник командира. – Тогда поехали.

Переполненный катер отошел от борта „Лютцова“. Люди молча смотрели на покинутый корабль. Через 12 минут после полуночи, уже мая 1945 года, одновременно с правого и левого бортов „Лютцова“ взметнулись гигантские костры. Яркие языки пламени были видны далеко в ночи. Но что случилось с башней „Бруно“? Мы начали думать, что произошел какой-то сбой, когда были ослеплены яркой вспышкой, вслед за которой раздался оглушительный взрыв. Мы уже отошли на внушительное расстояние, но у многих заложило уши. Наше дело было сделано. Орудия дали свой последний залп…»

Таким был конец броненосца «Лютцов», ранее носившего имя «Дойчланд», который, будучи потопленным англичанами, продолжал вести огонь по наступающей Красной армии.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.