Для тех, кто хочет знать больше
Для тех, кто хочет знать больше
Разгром шведов под Полтавой
Победа русских войск под Полтавой имела ключевое значение в истории не только Северной войны, но и всей истории страны, ибо в ходе её решался вопрос о суверенитете России и судьбе преобразовательных начинаний Петра I, – поражение повернуло бы страну вспять, вызвало отказ от европеизации, увеличило отставание от передовых стран Западной Европы.
Такое же кардинальное значение битва под Полтавой имела и для Швеции: победа Карла XII возвела бы Швецию в ранг могущественной державы Европы, поражение означало утрату Швецией великодержавия, превращение её в европейское захолустье, разменную монету сильных государств.
Первый разведывательный отряд шведов появился под Полтавой 1 апреля 1709 г. Почти три месяца шведы держали деревянную крепость в осаде, пытались взять её штурмом, но встречали упорное сопротивление населения и гарнизона, которым командовал отважный полковник Келин. Однако со временем в городе стал ощущаться недостаток продовольствия, пороха и бомб. Спасти город могла только генеральная баталия.
16 июня близ Полтавы произошло два события, одно из которых оказало определённое влияние на ход военных действий. В этот день на военном совете было принято решение дать генеральное сражение шведской армии. Русские войска, переправившись на противоположный берег реки Ворсклы, энергично готовились к бою: строили редуты, рыли траншеи, устанавливали артиллерию. В этот же вечер при проверке постов шведский король наткнулся на группу казаков, сидевших у костра. В начавшейся перестрелке Карл убил казака, но сам был ранен в ногу. Вместо того чтобы немедленно обратиться к услугам лекарей, он, истекая кровью, демонстративно продолжал разъезжать по своему лагерю, а во время операции, преодолевая нестерпимую боль, улыбаясь вёл разговор с хирургами. В связи с этим некоторые шведские историки упорно твердят, что если бы король был здоров, если бы его не везли на носилках, притороченных к лошадям, если бы он, а не фельдмаршал Реншильд командовал войсками, то шведы наверняка одержали бы победу.
Карл XII использовал излюбленный приём нападения на противника – внезапность. В ночь на 27 июня шведские войска в полной тишине двинулись в сторону русского лагеря, рассчитывая застать врасплох сонного или полусонного противника и расстрелять его в упор. План не удался.
Кавалерия Меншикова заметила передвижение шведов, русский лагерь подготовился к встрече противника. Начавшееся сражение стоило шведам огромных потерь – русская артиллерия и укрывшиеся в траншеях солдаты нанесли такой урон противнику, что тот, оставив на поле боя 8619 солдат и офицеров, в панике бежал на запад, надеясь спастись от врага на противоположном берегу реки. Спастись удалось только королю с частью охраны, Мазепе и его окружению – оба бежали в турецкие владения. Для остальных войск не оказалось ни лодок, ни строительного материала для сооружения плотов.
У Переволочны деморализованных беглецов настиг 10-тысячный отряд М. М. Голицына. Туда же прибыл и Меншиков. Остатки шведской армии (16 275 человек) сдались в плен. В итоге под Полтавой Швеция лишилась почти всей сухопутной армии.
После победы под Полтавой Пётр устроил пир, на котором произнёс тост за здоровье шведских учителей военному делу. Шведский министр граф Пипер бросил ответную реплику:
– Хорошо же ваше величество отблагодарил своих учителей!
Из «Юности честное зерцало»
1. Общие положения. <…>
6. Когда родители или кто другой их спросят, то должны они к ним отозваться и ответить тот час, как только послышат. И потом сказать, что изволите, государь батюшка или государыня матушка, или что мне прикажете, государь, а не так, что, чего, што, как ты говоришь, чего хочешь и не дерзостно отвечать, да так, и ниже вдруг наотказ молвит нет, но сказать так, мой государь, слышу, государь, я выразумел, государь, учиню так, как вы, государь, приказали. А не смехом делать, якобы их презирая и не слушая их повеления и слов. Но исправлю все, что им говорено бывает, а многажды назад не бегать, и прежнего паки вдругорядь не спрашивать. <…>
22. Отрок должен быть всегда учтив и вежлив, как и в словах, так и в делах: на руку не дерзок и не драчлив, также имеет оной стретившего на три шага не дошед, и шляпу приятным образом сняв, а не мимо прошедши, назад оглядываясь, поздравлять. Ибо вежливу быть на словах, а шляпу держать в руках неубыточно, а похвалы достойно и лучше, когда про кого говорят: он есть вежлив, смиренный кавалер и молодец, нежели когда скажут про которого, он есть совсем болван. <…>
27. Младые отроки должны всегда между собою говорить иностранными языками, дабы тем навыкнуть могли, а особливо когда им что тайно говорить случится, чтоб слуги и служанки дознаться не могли, и чтоб можно их от других незнающие болванов распознать, ибо каждый купец, товар свой похваляя, продает как может. <…>
55. Также когда в беседе или в компании случится в кругу стоять, или сидя при столе, или между собою разговаривать, или с кем танцуя, не надлежит никому неприличным образом в кругу плевать, но на сторону. А ежели в каморе, где много людей, то прими харкотины в платок, а так невежливым образом в каморе или в церькви не мечи на пол, чтоб другим от того не згадить, или отъиди для того к стороне, дабы никто не видал, и подотри ногами так чисто, как можно.
2. Как младый отрок должен поступать, когда оный в беседе с другими сидит. Когда прилучится тебе с другими за столом сидеть, то содержи себя в порядке по сему правилу:
В первых обрежь свои ногти, да не явится якобы оные бархатом обшиты. Умой руки и сяди благочинно, сиди прямо и не хватай первой в блюда, не жри, как свиния, и не дуй в ушное, чтоб везде брызгало, не сопи, егда еси.
Первой не пии, будь воздержан и бегай пиянства, пии и яждь сколько тебе потребно, в блюде будь последний. Когда что тебе предложат, то возми чисто из того, прочее отдай другому и возблагодари ему.
Руки твои да не лежат долго на тарелке, ногами везде не мотай, когда тебе пить, не утирай губ рукою, но полотенцем, и не пии, когда еще пищи не проглотил. Не облизывай перстов и не грызи костей, но обрежь ножом. Зубов ножом не чисти, но зубочисткою, и одною рукою прикрой рот, когда зубы чистишь, хлеба приложа к грудям не режь, ежь что пред тобою лежит, а инде не хватай. Ежели пред кого положить хочешь, не примай перстами, как некоторые народы ныне обыкли.
Над ествою не чавкай, как свиния, и головы не чеши, не проглотя куска не говори, ибо так делают крестьяне. Часто чихать, сморкать и кашлять непригоже. Когда яси яйцо, отрежь напредь хлеба, и смотри, чтоб при том не вытекло, и яждь скоро, яишной скорлупы не разбивай, и пока яси яйцо, не пии между тем, не замарай скатерти и не облизывай перстов. Около своей тарелки не делай забора из костей, корок хлеба и прочего. Когда перестанешь ясти, возблагодари Бога, умой руки и лицо и выполощи рот.
О секуляризации церковных земель
Со времён Петра I начинается превращение Право-славной церкви в одно из подразделений государственного аппарата. Сделав систему управления церковью чисто светской, Пётр I не решился подорвать её экономическое могущество, огосударствить церковные земли. Не стеснённый чувством уважения к церкви и не жаловавший православных священников, Пётр III в марте 1762 г. издал указ о полном изъятии церковных земель. Однако пришедшая ему на смену Екатерина II отменила распоряжение мужа, надеясь на поддержку иерархов церкви в деле собственного упрочения на престоле.
Уже полгода спустя священники услышали из уст императрицы совершенно иные слова. «Вы преемники Апостолов, – говорила она, – которые были очень бедны… Как можете вы, как дерзаете, не нарушая должности и звания своего и не терзаясь в совести, обладать бес-численными богатствами, имея беспредельные владения, которые делают вас в могуществе равными царям!» В ведение созданной Екатериной Коллегии экономии, подчинённой Сенату, перешли все церковные вотчины. А в феврале 1764 г. был обнародован Манифест об окончательной секуляризации церковных земель.
Все епархии, как и монастыри, делились на три класса. Из почти тысячи монастырей в России осталось 266. В собственность государства перешло 910 866 крестьян мужского пола, которых стали называть экономическими. Ежегодный оброк, уплачиваемый ими, дал казне 1,5 млн руб., а к концу века – 3 млн руб. Переведённые на фиксированный оброк бывшие монастырские крестьяне оказались в лучшем положении, чем помещичьи, ведь их хозяйственная деятельность не регламентировалась правительством. К тому же они получили прирезки к своим пашенным наделам. Для себя императрица расширила фонд крепостных крестьян, которым она могла распоряжаться по своему усмотрению. К концу царствования более 50 тыс. экономических крестьян были розданы фаворитам и любимцам Екатерины II.
Таким образом, после 1764 г. духовенство, поставленное в полную материальную зависимость от казны, превратилось в своеобразных чиновников государственного аппарата. «После 1764 г., – писал историк церкви Н. М. Никольский, – церковная фронда навсегда замолкла – для неё не было больше материальной базы». Отныне церковь, вмонтированная в государственный аппарат, безропотно выполняла роль идеологи-ческой опоры самодержавия, воспитывая у народа верноподданнические чувства.
М. М. Сперанский и С. С. Уваров
Принято говорить, что короля играет свита. Это означает, что ближайшее окружение монархов может рассказать о них больше, чем попытка написать портрет самих самодержцев. Попробуем рассмотреть некоторые лица из окружения Александра I и Николая I и дать им краткие характеристики.
Михаилу Михайловичу Сперанскому сказочно повезло. Сын священника, он стал в начале XIX в. вторым лицом в империи, фаворитом Александра I. Сперанский появился на бюрократической службе в тот момент, когда Зимнему дворцу понадобились люди с идеями, владеющие пером, талантливые во всех отношениях. Однако его взлёт стал следствием редкостных качеств самого Михаила Михайловича. Он был необыкновенно трудолюбив, прекрасно образован, знал несколько иностранных языков, умел чётко излагать мысли на бумаге. Александр I не зря называл его своей правой рукой, прекрасно понимая, что Сперанский один заменял несколько комитетов или комиссий. Современники же наградили его единственным в своём роде титулом – «звезда российской бюрократии».
С 1807 г. начинается непосредственная работа Сперанского с императором, вершиной которой стал план конституционного преобразования Российского государства. Монарх ценил своего талантливого помощника, и всё-таки в начале 1812 г. они разошлись, причём разошлись с громким скандалом. Причин тому было много, и главная состояла в том, что против «дерзкого поповича» выступили сестра императора великая княгиня Екатерина Павловна, московский генерал-губернатор Ф. А. Ростопчин, министр полиции А. Д. Балашов, статс-секретарь княжества Финляндского К. Армсфельдт и даже агент французского короля в изгнании де Варнег.
Однако причиной опалы Сперанского была не только ненависть к нему со стороны знати, но и характер отношений с императором. Отношения же являлись чисто деловыми, и их прекращение не оставило в душе мо-нарха щемящей пустоты. Сперанский был высоким профессионалом, мастером бюрократических дел, в то же время с изменением деловой обстановки его личная связь с императором могла легко прерваться. Он был посвящён в такие щекотливые вопросы, как политическая свобода в России, ограничение самодержавия, поэтому, учитывая подозрительный характер императора, он представлял большую опасность для своего собеседника. Сперанский стал бы укором самодержцу, если бы тот задумал отказаться от своих планов.
Потом было многое: ссылка, губернаторство в Сибири, возвращение в Петербург, работа с Николаем I, получение графского титула. Не было лишь одного – возвращения к творчеству в государственных делах. Звезда погасла, остался умелый чиновник…
В отличие от своего брата, Николай I не позволял себе заводить фаворитов, доверенных любимцев у императора не имелось, хотя были люди, более или менее приближенные к престолу. Одним из таких приближённых был Сергей Семёнович Уваров.
С 1810 г. Уваров становится попечителем Петербургского учебного округа, с 1818 г. – президентом Академии наук, с 1833 г. – министром народного просвещения. Однако для нас интересна не его бюрократическая карьера, а те условия, в которых была создана знаменитая формула: «православие, самодержавие, народность», и те последствия, которые она имела для России. Дело в том, что триада Уварова выражала один из вариантов поиска Россией национального самосознания, поиска, которым была занята каждая европейская держава. Эти поиски, с точки зрения Зимнего дворца, становились особенно актуальными потому, что революционные волны сбили с пути страны Западной Европы и России предстояло не только найти свою историческую дорогу, но и указать правильный путь всем народам мира.
Согласно уваровской формуле, православие являлось идейным обеспечением самобытности империи, самодержавие – обеспечением политическим, а народность регулировала и контролировала отношения между ними. При этом Уваров настаивал на том, что традиционный «дух» должен соединяться со всё большей свободой, которая выращивается под сенью трона силами сформированной властью системы просвещения. Слова о свободе странно звучали в России времён Николая I, и когда в Европе в 1848 г. поднялась очередная революционная волна, Сергей Семёнович был отправлен в отставку.
А. И. Герцен назвал время правления Николая I «непростывшим вулканом». Пафос уваровской формулы состоял в тушении костра недовольства и глухого протеста. Она призывала россиян верить и веровать, закалять свои нравственные силы, невзирая на политическую обстановку, вернее, вообще не занимаясь политикой. Это и должно было гарантировать стране со временем справедливое устройство.
Казённый патриотизм? Да, конечно, но ведь и к правительству Уваров предъявлял столь высокие требования, что оно вряд ли могло им соответствовать. А если так, то всё ли в империи было «по-Божески», в соответствии с народным духом? Оказывается, даже правительственные лозунги не так просты и однозначны, если вчитаться в них повнимательнее. Кроме того, уваровская формула резко меняла свой консервативный характер, если ударение в ней делалось не на «самодержавии», а на «народности». Значит, Сергей Семёнович был не так прост, и вряд ли стоит считать его законченным ретроградом.
Венская система
Венская система международных отношений сложилась после победы союзников над Наполеоном и стала результатом работы Венского конгресса. Она устанавливала межгосударственный порядок в посленаполеоновской Европе. Процесс этот был не очень долгим, но весьма сложным, а его последствия во многом определили жизнь континента на последующие 30 – 40 лет.
В основу решений Венского конгресса был положен принцип легитимизма, то есть все традиционные династии возвращались на свои троны и защищались всеми силами союзников. Перекраивая карту Европы, победители Наполеона игнорировали права национальностей, что привело к возникновению в будущем национально-освободительных движений в Италии, Греции, Германии, Польше. В сентябре 1815 г. в Париже был заключён Священный союз монархов России, Австрии и Пруссии. Его участники весьма неопределённо обещали друг другу помощь и поддержку (в основном в те моменты, когда государи столкнутся с неповиновением подданных). К 1817 г. к союзу присоединилось большинство монархов Европы, за исключением Англии и Турции.
Священный союз был создан, но в то же время продолжал существовать и Четверной союз победителей Наполеона (Россия, Англия, Австрия и Пруссия), что не могло не сказаться на европейских делах. Лидерство в них оставалось за Россией и Англией, но если первая могла рассчитывать только на свои силы, то за второй часто шли Австрия и Пруссия. Российское правительство стремилось расширить своё политическое влияние в Европе (особенно на Балканах), Англия и её сторонники не могли этого допустить.
В первые годы существования венской системы Петербург и его партнёры по Четверному и Священному союзам активно пользовались либеральной фразеологией, стремясь предотвратить возникновение революционных и национально-освободительных движений в Европе. Они обращались к монархам с просьбами не возрождать институтов, изживших себя, но чаще всего эти пожелания не находили понимания. Однако в гораздо большей степени начинали сказываться растущие между союзниками противоречия. Особенно ярко они проявились во время греческой революции 1821 г.
Оставаясь верной решениям Священного союза, Россия не только не помогла греческим повстанцам, возглавляемым генералом российской армии А. Ипсиланти, но и осудила попытку греков освободиться от «законной» власти турецкого султана. Этим немедленно воспользовалась Англия, признавшая Грецию воюющей (а не мятежной) стороной и попытавшаяся усилить своё влияние в Средиземноморье. В связи с ситуацией на Балканах в российских верхах произошёл раскол. За давление (вплоть до войны) на Порту высказались: один из руководителей внешней политики России И. Каподистрия, военный министр А. И. Чернышёв, генералы М. С. Воронцов, А. П. Ермолов, П. Д. Киселёв, А. А. Закревский. К более осторожной политике призывали великий князь Константин Павлович, министр финансов Д. А. Гурьев, второй руководитель МИДа России К. В. Нессельроде.
После вторжения турок в Дунайские княжества Россия разорвала с ними дипломатические отношения, но, чтобы не нарушать принципов Священного союза, не объявила Порте войну, а попыталась организовать общеевропейское давление на неё. Для этого в Петербурге в 1824 г. был составлен «Мемуар об умиротворении Греции», наделявший греков широкой автономией. Однако против этого «Мемуара» (и усиления влияния России на Балканах) выступили Англия и Австрия. В результате лишь внезапная смерть Александра I предотвратила русско-турецкий конфликт, а может быть, и распад Священного союза.
Венская система установила в посленаполеоновской Европе новый порядок, при котором правила игры диктовали страны-победительницы Бонапарта. Однако она не могла сгладить противоречий между этими державами и спасти континент от революционных потрясений. Русско-английские, русско-французские, прусско-австрийские разногласия были столь сильны, а попытки замедлить ход истории, сохранив монархии и иноземный гнёт, столь бессмысленны, что венская система должна была рано или поздно изжить себя.
Человек эпохи романтизма
Когда мы слышим термины «классицизм», «сентиментализм», «романтизм», «реализм», то прежде всего вспоминаем произведения зодчества, живописи, литературы. Однако за этими терминами скрываются не только художественные стили и формы, но и определённое миропонимание людей, нормы их поведения, стиль взаимоотношений с властью и обществом. 1810-е – начало 1820-х гг. в России называют эпохой романтизма. Попробуем определить, каким был человек той эпохи, что он ценил, против чего протестовал, каковы были главные черты его характера.
Можно начать, наверное, с попыток человека противостоять напору приказов, регламентов, параграфов, насаждаемых верховной властью, которая всё хочет вогнать в удобные для себя рамки. Человек сопротивляется насаждаемому порядку всеми возможными способами: открытым протестом, чудачествами, злоупотреблениями, загораживается от законов обычаями и т. п. Постепенно к нему приходит понимание того, что он не просто защищает своё «я» в борьбе с надоевшим «мы», а бьётся с несправедливыми, бесчеловечными установлениями. Возникает необходимость сформулировать теоретические основы своей позиции, постараться убедить других в её верности и соответствии духу времени.
Уже сентиментализм с его обращением к чувствам, к сердцу человека становится оппозицией принятым нормам поведения, заставляет образованных россиян строить быт, отношение к миру в соответствии с новыми правилами. Однако сентиментализм слишком резко разграничил чувства и разум, сердце и расчёт. В его понимании личность теряла свою цельность и полноту. Пришедший на смену романтизм отнёсся к человеку более бережно, соединив мысль и чувство, сердце и разум. Правда, сделал он это весьма своеобразно.
Образованный человек того времени бредил свободой и в прямом смысле этого слова заболевал от несправедливости, лицемерия, низкопоклонства. Он не отделял своего счастья от счастья своего народа. Люди эпохи романтизма не могли, как раньше, быть и противниками рабства, и рабовладельцами, вести высокие разговоры и унижать ближних. Они – ораторы, проповедники своих возвышенных взглядов. Это люди весьма серьёзные, считающие, что веселье, танцы, балы – занятия пустых личностей. Романтик ведёт себя вызывающе, говорит то, что думает, а думает он, как древнеримские герои, ставившие благо Отечества выше власти, родства, любви.
На таких принципах он строит не только политические кружки и общества, но и личную жизнь, семью. И при этом романтики, как писал Ю. М. Лотман, «были привлекательно изящны», излучая человеческое достоинство, отстаивая чувство дружбы, царящее над чинами и знатностью рода. Люди эпохи романтизма чувствовали, что не только живут в историческое время, но и творят историю. Действительно, их разговоры-проповеди, их образ жизни были актом создания общественного мнения. Когда они (вернее, романтизм) изжили себя, то стало не просто скучно, стало на редкость бесстыдно. Российское общество 1830 – 1840-х гг. вдруг перестало бояться нравственного осуждения.
Часто говорят, что романтики сошли с книжных страниц, что они брали за образец театральных героев. Это в той или иной степени справедливо. Но разве они сами не повлияли на литературу и драматургию? Разве портреты людей той эпохи не дышат одухотворённостью? Значит, романтики не только рождались культурой, но и творили её – в таком сложном единении жизни и культурных образцов и заключается подлинный смысл того или иного исторического периода, пройденного страной.
О российской интеллигенции
Учёные до сих пор спорят не только о сути феномена российской интеллигенции, но и о её определении. Во всех словарях мира слово «интеллигенция» считается русизмом, так как в других языках этот слой населения называют интеллектуалами. С чем же мы имеем дело: с терминологической путаницей или эти определения подчёркивают какие-то важные для нас различия? Попробуем разобраться, начав с истоков этих слов.
Во-первых, интеллигентами называют людей с высшим образованием. В этом случае Д. И. Менделеев и Д. А. Толстой оба интеллигенты, т. е. определение ничего не объясняет.
Во-вторых, интеллигентами называют этаких «рыцарей без страха и упрёка», всегда и везде защищавших права «простого народа». Но ведь занимались этим не только они.
В-третьих, интеллигент – это вечный оппозиционер, отрицающий режим правления, церковь и принятую мораль. Но тогда ими могут считаться только крайние революционеры.
В-четвёртых, интеллигенты – это люди, создающие и передающие другим поколениям определённую картину мира. Тогда интеллигенция распадается на две части: «интеллигенты-эксперты», создающие эту картину, и «интеллигенты-популяризаторы» (учителя, врачи, инженеры, литераторы), распространяющие созданную картину мира в массах. В таком случае пропадает феномен российской интеллигенции XIX в., поскольку картина мира создавалась во все времена, начиная с древнейших. Видимо, российский интеллигент – это образованный человек, обладатель свободной профессии, особенно остро реагирующий на несправедливость современного мира, угнетённое состояние народа и общества, а потому жёстко критикующий власть.
Очень долго изобретение термина «интеллигент» приписывали писателю П. Д. Боборыкину, употребившему его в 1866 г. в одном из своих романов. Однако не так давно в архивах В. А. Жуковского исследователи обнаружили, что поэт использовал это слово ещё в 1836 г. В чём же отличие российской интеллигенции XIX в. от её европейского аналога? В Европе интеллектуалы, люди свободных профессий традиционно относятся к среднему классу, в составе которого и выполняют свои функции. В России же подобный класс не сложился окончательно и к концу XIX в., а у народных масс возникло чувство недоверия ко всем просвещённым слоям, которые иначе одевались, жили, развлекались. Российская интеллигенция складывалась из представителей дворянства и разночинства, что никак не приближало её к народу.
Социальная обособленность повлияла на её взгляды и настроения. Во второй половине 1850-х гг., в годы критики старого режима, в среде интеллигенции формируется атмосфера вызова всем сложившимся ценностям и устоям российской жизни. В 1860-е гг., по словам исследователей, у неё (особенно у молодёжи) возникает новая культурная программа, или образец. Именно она, а не происхождение или чины объединяла людей в одну группу. Это обстоятельство приводит и к конфликту поколений, и к откровенной нелояльности по отношению к власти. Стремление к изменению существующего строя и отсутствие среднего класса заставляют интеллигенцию взять на себя и разработку планов справедливого социально-политического устройства общества, и попытку проведения этих планов в жизнь.
Это свидетельствует о завышенных представлениях интеллигенции о своих возможностях, о склонности её к утопиям. Главной из этих утопий была вера в то, что народные массы готовы к восприятию выработанных интеллигенцией идеалов. Однако не будем винить только интеллигенцию – так сложились исторические обстоятельства, что ей пришлось решать не свойственные ей задачи. Вспомним о другом – о том, что горячая вера в справедливость своего дела, в собственные силы, немногочисленность интеллигенции (в 1897 г. в России высшее образование имели лишь 17,4 % населения, но далеко не все из них были интеллигентами) порождали неукротимую силу духа, преданность идее, тягу к самопожертвованию. Именно эти черты сделали российскую интеллигенцию явлением уникальным и всемирно известным.
О царской цензуре
Впервые российская цензура законодательно была оформлена при Екатерине II в 1796 г., и тогда же появилась профессия цензора. В те же годы были сформу-лированы задачи цензуры: охрана интересов государства и борьба с попытками расшатать существующий порядок. Однако и тогда, и позже для цензурной политики правительств были характерны постоянные «приливы» и «отливы». Скажем, при Павле I появилось распоряжение сжигать все книги, признанные запрещёнными, а с хозяевами их поступать по закону. При воцарении Александра I предварительная цензура была вообще отменена и разрешено открытие «вольных типографий».
Первые правила для цензоров и издателей (цензурный устав) появились при Александре I в 1801 г. Согласно уставу печатная продукция не должна была содержать в себе ничего против закона Божьего, образа правления, нравственности и личной чести гражданина. Устав являлся одним из самых «мягких» цензурных документов своей эпохи. Однако в ходе войны 1812 г. начала набирать силу военная цензура, запрещавшая, к примеру, издание произведений французской литературы. Позже цензурные функции стало исполнять и Министерство полиции, предписывавшее не пропускать в печать «рассуждений политических» и упоминаний о конституциях. Не будем забывать и об особой цензуре – цензуре общественного мнения, которая выражалась в достаточно широком доносительстве на инакомыслящих.
Новый этап развития российской цензуры связан с царствованием Николая I, когда был обнародован устав 1826 г. Он содержал 230 запретительных параграфов и позволял контролировать все важнейшие сферы общественно-политической и культурной жизни страны. Устав впервые учреждал Верховный цензурный комитет, состоявший из министров народного просвещения, внутренних и иностранных дел. Третий цензурный устав был принят в 1828 г. и состоял из 117 запретительных параграфов. Высшей инстанцией стало Главное управление цензуры при Министерстве народного просвещения, а местные цензурные комитеты существовали в семи городах империи.
В царствование Николая I резко выросло число ведомств и учреждений, имевших цензурные права. К Священному Синоду, полиции, министерствам военному, внутренних и иностранных дел присоединяются министерства двора, финансов, II и III отделения императорской канцелярии, почтовое ведомство, Вольное экономическое общество и др. Наступает эпоха цензурного террора, вершиной которой стали 1840-е – начало 1850-х гг.
Положение постепенно меняется с конца 1850-х гг., а окончательно новые отношения власти и печати устанавливаются в 1865 г. с появлением цензурного устава Александра II. Он предусматривал отказ от предварительной цензуры и преследование провинившихся издателей и авторов в судебном порядке. Власть немногим рисковала, ведь в 1870 г. периодические издания выходили лишь в 12 городах империи. В 1860-е гг. открывается новая страница в отношениях власти и печати – предоставление льгот на получение иностранных известий для некоторых газет и журналов. Прежде всего, конечно, для тех, кто был лоялен по отношению к правительству.
При Александре III в 1882 г. были утверждены «Временные правила о печати», согласно которым министры внутренних дел, народного просвещения, юстиции и обер-прокурор Синода получили право на совместном совещании запрещать или приостанавливать периодические издания. Иными словами, роль административного вмешательства в дела печати заметно возросла. Власть пыталась действовать не только кнутом, но и пряником. В 1883 г. был составлен список изданий, которые получали по 6 тыс. руб. в год из государственного бюджета. Административное воздействие на печать продолжалось, но оно всё больше дополнялось экономическим. Новые времена диктовали свои правила игры, а общественное мнение медленно, но верно выходило из-под контроля властей.
А. В. Головнин и П. А. Шувалов
Александра II окружали очень разные по своим взглядам, отношению к реформам и видению путей развития страны люди. Попытаемся набросать портреты двух министров царя-освободителя.
Сын вице-адмирала В. М. Головнина Александр Васильевич Головин до 13 лет учился дома, причиной была болезненность мальчика. Позже в гимназии, куда он был принят сразу в третий класс, Александр учился на деньги Морского ведомства (отец умер, когда сыну было 10 лет, и мать одна воспитывала пятерых детей). Закончив Царскосельский лицей, Головнин поступил на службу. Решающее событие его жизни происходит в 1850 г., когда он становится личным секретарём великого князя Константина Николаевича и оказывается в центре борьбы за отмену крепостного права, которая навсегда осталась для него «великим событием». Сам Александр Васильевич после 19 февраля 1861 г. освободил крестьян, не переводя их в состояние временно-обязанных, построил для них начальную школу, училище и церковь.
В 1862 г. Головнин назначается министром народного просвещения и сразу пытается отделить от своего министерства цензурное ведомство (в 1863 г. оно передано в МВД). Александр Васильевич стал отцом университетской и школьной реформ, причём обе они были проведены после серьёзных консультаций с педагогами школ и преподавателями вузов. В действиях министра консерваторы увидели «крайние» и опасные воззрения, его называли «олицетворением измены и предательства в сердце правительства». Он так и не стал «человеком Александра II», его не приглашали за кулисы власти.
Головнин понимал, что не может в полной мере реализовать исповедуемые им либеральные принципы, ну а протестовать… Он никогда не был политическим бойцом, честно признаваясь: «…Мы все храбры в своих кабинетах». Наветы недоброжелателей и его независимая позиция сделали своё дело; после того как Д. В. Каракозов 4 апреля 1866 г. пытался застрелить царя, Головнин оказался в отставке. Либерализм больше не был востребован Зимним дворцом.
Пётр Андреевич Шувалов был по-своему уникальной фигурой. Разве другой человек мог бы получить от современников прозвище Пётр IV (хоть и иронический, но царский титул)? Он побывал конным гвардейцем, обер-полицмейстером, директором департамента МВД, управляющим III отделением императорской канцелярии, генерал-губернатором Остзейского края, шефом жандармов, послом в Лондоне, членом Государственного совета. Что вело Шувалова по служебной лестнице, чего он добивался, шагая по ней? Во-первых, свойственный ему консерватизм, во-вторых, желание заставить императора не просто прислушиваться к голосу консерваторов, но прислушиваться трепеща, в-третьих, прагматичный чиновный расчёт, заставляющий служащего человека карабкаться всё выше и выше.
Расцвет его карьеры приходится на вторую половину 1860-х – начало 1870-х гг., когда после выстрела Каракозова Шувалов был назначен шефом жандармов и начальником III отделения. Именно тогда он получил возможность докладывать государю о кознях внутренних врагов (заставив того трепетать от страха). Ведя свою игру, Пётр Андреевич расширяет компетенцию своего поста, вникая в вопросы земского движения, народного просвещения, военного дела, печати и т. п. Он проводит драконовские законы, подобные запрету на всякие «противозаконные сообщества». Руководителям подобных сообществ грозила каторга сроком на 12 – 15 лет, рядовым участникам – на 6 – 8 лет. При нём административная высылка (без суда) принимает такие размеры, что вызывает опасения властей по поводу проникновения «нигилистической заразы» в отдалённые уголки империи.
Дело доходит до того, что Шувалов требует для себя права увольнять чиновников всех ведомств, поскольку именно начальнику тайной полиции известны «свойства и направления каждого лица». Назначения на высокие посты также происходили с его ведома, и почему-то на эти посты попадали люди, лично преданные Петру Андреевичу, или его родственники. Всё это закончилось внезапно, но вполне логично – Шувалов был смещён со своих постов и отправлен послом в Лондон. То ли он не сумел поладить с давней любовью Александра II Е. М. Долгорукой, то ли грубо вмешался в прерогативы монарха, то ли императору просто надоело бояться, но «Пётр IV» лишился своего «трона».
Почему в окружении Александра II встречались такие разные люди, как Шувалов или Пален, Головнин или братья Милютины? Дело в том, что император во время проведения реформ опасался окончательной победы правых или левых сил в правительстве. Поэтому старался сохранить некое равновесие между ними, приближая к себе поочерёдно то одних, то других. Чем закончилась попытка монарха балансировать с помощью политических «разновесов», мы с вами уже видели.
Человек эпохи реализма
Эпоха реализма наступает в России во второй половине 1850-х гг. и приносит с собой смену нравственных, политических, эстетических приоритетов. Люди (особенно молодые) начинают строить свою жизнь иначе, чем это делали их деды и отцы. По стечению обстоятельств наступление реализма совпало с бурными переменами эпохи Великих реформ, что заставляло воспринимать смену культурных поколений как событие вселенского масштаба, преображающее все сферы жизни – от перестройки государственных учреждений до реорганизации человеческих отношений.
Наступал век позитивизма, чувственного опыта, век эмпирических наук. «Толстые» журналы разом посерьёзнели, помещая под своими обложками и художественную литературу, и политические обзоры, и обязательные популярные научные статьи. В обществе стали господствовать идеология и стиль поведения новой разночинной интеллигенции. «Новый человек» отвергал всё, что не соответствовало разуму и данным чувственного опыта. Он строил своё понимание жизни на представлении о человеке как телесном существе – предмете естественных и общественных наук.
Примечательно, что на первое место «новый человек» ставил не только науку, но и литературу. Правда, литература понималась им весьма своеобразно. С одной стороны, она должна была абсолютно точно отражать реальность, а с другой – учить людей жить по справедливости, т. е. воздействовать на действительность. Писателей учили создавать типы – образцы поведения, под влиянием которых человек менялся бы в лучшую сторону. В идеале же литература и наука должны были слиться воедино, а пока этого не произошло роль мостика между ними играл литературный критик. Таким образом, происходило удивительное вторжение литературы в жизнь, подтверждение этому находим в яростных спорах вокруг произведений писателей и поэтов (дискуссии вокруг романов И. С. Тургенева «Отцы и дети», Н. Г. Чернышевского «Что делать?», Ф. М. Достоевского «Бесы» и т. п.).
Базаров действительно живо напоминал «нового» человека не только внешне (потрескавшаяся кожа на руках, нечёсаные волосы, балахон с кистями), но и чертами характера (жёсткость, отказ от искусства, прямота суждений). Да и его обращение с лягушками – это не чудачество, ведь, по определению Д. И. Писарева, «спасение русского народа лежало в распластанной лягушке». Человек эпохи реализма был деятелен, считал себя «работником в мастерской мира». Справедливость, понятая как абсолютное равенство, сделалась обязательной в повседневной жизни, включая одежду, жилище и т. п. Эту же черту выражали или подчёркивали нарочитая неотёсанность, отсутствие манер, небрежность в одежде.
Странный тип, малопривлекательный, в чём-то даже отталкивающий… А если представить, что всё это только внешнее; детское нежелание подчиняться миру взрослых? Тогда что же было в душе? Может быть, желание мыслить самостоятельно, видеть жизнь своими глазами, невозможность мириться с несправедливостью, потакать ханжеству, стремление опереться на научные знания там, где до этого действовала традиция или правило: «так положено»? Будем ли мы протестовать против всего этого? Если нет, то интересно проследить, в какую сторону пойдёт этот «детский», преувеличенный протест, что придёт ему на смену, когда «новый человек» повзрослеет, и что он даст России?
Кто такие разночинцы
Термин «разночинцы» появился в государственных документах в годы правления Петра I и исчез из них в 1880-е гг. Поначалу так называли детей солдат, матросов и мелких придворных служащих, которые не вписывались в существующую социальную структуру. К концу XVIII в. этот слой населения России разросся за счёт детей священников, которым не нашлось места в отцовском приходе, а также разорившихся купцов и части дворянства. Вообще же понятие «разночинец» с трудом поддаётся определению, поскольку до середины XIX в. оно обозначало «чужака» и относилось к лицам незнатного происхождения, которые не были зарегистрированы как члены местной общины или иной социальной группы.
В правовом отношении разночинцы занимали весьма необычное положение. Они не платили подушную подать, на них не распространялась рекрутская повинность, физическое наказание к ним практически не применялось, но этим принадлежность данного слоя к привилегированным группам населения и ограничивалась. В глазах дворянства или купечества разночинцы оставались неровней, низшими по своему статусу. Вспомним, как в романе И. С. Тургенева «Накануне» отец Елены Стаховой встретил известие о её браке с Дмитрием Инсаровым: «Дочь столбового дворянина Николая Стахова вышла замуж за бродягу, за разночинца!» Получив от трона некоторые привилегии, разночинцы были им же сильно ограничены в выборе занятий.
Начиная с 1850-х гг. каждые 15 – 20 лет повторялся указ, запрещавший разночинцам покупать землю, иметь крепостных, заниматься предпринимательством, торговлей и т. п. У них оставалось лишь два выхода: или государственная служба, или занятия свободными профессиями. Иными словами, правительство насильно превращало разночинцев в чиновников или интеллигентов. С точки зрения трона, это было логично – страна нуждалась во всё большем количестве служащих, учителей, врачей, инженеров, юристов, журналистов, артистов и т. п. С точки зрения разночинцев, такая судьба, учитывая размер жалованья и социальный вес чиновников и людей свободных профессий, вряд ли являлась завидной. Социальное их отщепенство дополнялось обидой на власти предержащие, что не могло не дать результата.
С 1860-х гг. разночинство начинает ассоциироваться с «новой Россией». А. И. Герцен писал: «Среда пёстрая, хаотическая, среда брожения и личного вырабатывания, среда алчущая и неудовлетворённая, она состоит из всего на свете – из поповских детей, из дворян-пролетариев… из кадет, студентов, учителей, художников, в неё рвутся пехотные офицеры, писаря, молодые купцы, приказчики… в ней образцы и осколки всего, плавающего в России над народным раствором». Разночинцы превращались в некий новый компонент русской интеллектуальной жизни, который не боится царских репрессий и своей бедностью подготовлен морально к борьбе за демократию.
Само разночинство ощущает себя частью общества, которое, в отличие от дворянства, способно подняться над сословными интересами. Разночинец начинает клясться именем народа, веровать в народ, хотя о жизни крестьян имеет гораздо меньшее представление, чем дворянин, купец или священник. Социальное определение «разночинец» превращается в определение культурное и политическое. Чужак по определению государственных актов становится чужаком по собственному выбору. Явление действительно уникальное, отражавшее, с одной стороны, размытость, переходный характер социальных отношений в России, а с другой – остроту политических проблем, стоявших перед ней.
Первые шаги марксизма в России
Марксизм сыграет главную роль на политической сцене России в XX в., однако важно проследить, как и с чего начинается то революционное движение, которому суждено будет разрушить Российскую империю и дать жизнь новому государственному образованию – СССР.
Марксизм зародился в 1880-е гг. в Германии, и его проникновение в Россию было обусловлено несколькими обстоятельствами. Тут и серьёзная научная аргументация основоположников марксизма, и мода на их учение в Западной Европе, и тот тупик, в котором оказалась народническая социалистическая мысль. Первая российская марксистская группа возникает в среде эмигрантов в Швейцарии, когда Г. В. Плеханов и его единомышленники в 1883 г. объявляют об образовании группы «Освобождение труда». Они начинают издание «Библиотеки современного научного социализма»: работы К. Маркса и Ф. Энгельса, важнейшие труды самого Плеханова «Социализм и политическая борьба», «Наши разногласия», в которых жесточайшей критике подверглась народническая доктрина.
Теперь социализм выходил за границы субъективных симпатий и антипатий, он оказывался научной теорией не потому, что основывался на доводах разума или морали, а потому, что исходил из объективного рассмотрения процессов общественного развития. Марксизм увлёк не только революционеров. Его экономические и социальные идеи разделяли и некоторые буржуазные радикалы: П. Б. Струве или С. Н. Булгаков. Если же вернуться к революционерам, то очень скоро в их среде начался раскол, который во многом олицетворяли собой две фигуры: Г. В. Плеханов и В. И. Ленин.
Плеханов вынужден был судить о российской реальности с точки зрения европейских образцов. Своей главной задачей он считал доказательство сравнимости европейских и российских социально-экономических условий, правомерность применения идей марксизма к ним. Иными словами, по мнению Плеханова, Россия должна была повторить путь развитых стран Европы, не совершая того, что не подготовлено историей.
Сильной стороной Ленина была не столько теория, сколько реальная политическая борьба. Поэтому он считал невозможным полное совпадение развития стран, абсолютное следование этого развития теоретическим схемам. Социализм для него был не звеном в цепи постепенного развития, а новой средой, новой Россией, новым народом, которые должны были создать класс-гегемон (пролетариат) под предводительством партии. Как показало развитие событий в нашей стране в XX в., в воззрениях обоих лидеров российского марксизма был и момент истины, и элемент утопии, но идеи не имеют собственной истории. Решающее значение имеет не возникновение идей, не мода на них, а то, какая их часть будет принята массовым движением и как они будут претворены в жизнь. Российским революционерам удалось отстоять идеи марксизма и распространить их в массовом сознании. Но в конечном счёте на первый план для рабочих и крестьян вышли уничтожение частной собственности и оправдание насилия в революционных целях.
Но всё это ждало Россию впереди. Пока же социально-экономическая сущность страны, превращавшейся в аграрно-индустриальную, менялась на глазах. На этом пути её ожидало много трудностей и препятствий, но главным становилось всё большее несоответствие политического строя империи тем изменениям, которые в ней происходили под давлением требований времени.
Во второй половине XIX в. государственные структуры продолжали играть важную роль в экономике России, заметно влияя на развитие её сельского хозяйства, промышленности, торговли, банковского дела, транспорта. Вместе с тем в империи всё активнее начинают развиваться новые, рыночные отношения, которые пусть и по-разному, но проявляли себя во всех областях экономической жизни. Так, освоение Донбасско-Криворожского района шло за счёт не столько государственного, сколько частного капитала. Сигнал к началу широкого железнодорожного строительства дала власть, но в настоящий бум оно превратилось в результате деятельности частных фирм и компаний. Биржи, частные банки, акционерные общества возникли не по приказу государственных структур, а по требованию законов экономического развития страны.
На фоне этих событий марксизм распространялся в кружках интеллигенции, которая пыталась с помощью первых «Союзов борьбы за освобождение рабочего класса» соединить новую «науку социализма» с движением пролетариата.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.