Битва за Чернигов 18 октября 1239 г.
Битва за Чернигов
18 октября 1239 г.
Слыша же Мстислав Глебович нападение иноплеменных на град и приде на ня с своим воем, бившеся им крепко, лют бо бе бой у Чернигова.
Пискаревский летописец
В этой главе будет рассказано о событии, которое, на мой взгляд, явилось центральным моментом похода Батыя в Южную Русь и которое до сих пор не получило должной оценки. Речь идет о сражении за Чернигов, после которого судьба южных княжеств была решена, и практически ничто уже не могло спасти ситуацию. Долгое время основной упор при освещении событий нашествия на Юг историками делался на оборону Киева, но дело в том, что если бы удалось в 1239 г. отстоять Чернигов, то героической обороны Киева в 1240 г. могло не быть вовсе. Ведь именно Черниговское княжество после разгрома Владимиро-Суздальской земли оставалось самым мощным на Руси, и как уже отмечалось, его князь Михаил Всеволодович подмял под себя и Киев. Невзирая на то что Южная Русь была истощена многолетними усобицами, ему было достаточно замириться с волынскими князьями Романовичами и таким образом развязать себе руки для организации отпора монголам. Но как мы помним, князь Михаил этого не сделал, а наоборот, еще больше раздул пламя братоубийственной войны. Мало того, своего двоюродного брата Мстислава Глебовича, который занял после его ухода в Киев черниговский стол, он изгнал из города, но, к счастью, несмотря на это, конфликт между родственниками не разгорелся. Было время у князя Михаила подготовиться к приходу монголов, мог он собрать всех подручных князей и бросить клич по земле — но ничего этого сделано не было. В битве за Чернигов одни явили редкую трусость, зато другие показали высочайшую доблесть, недостойное поведение князей прямо противоположно единому героическому порыву, который охватил всех без исключения жителей города — епископа, бояр, воевод, дружинников, ремесленников и простых смердов. По своему значению и последствиям сражение за Чернигов можно сравнить с битвой под Коломной в январе 1238 года, которая также явилась одним из главных событий нашествия на Русь. К сожалению, сведения об этой героической странице борьбы с вражеским нашествием необычайно скудны и обрывочны, но, как мы успели убедиться, там, где летописи молчат, на помощь придут народные предания, работы краеведов и археологические раскопки. Поэтому постараемся хотя бы приблизительно восстановить события, которые произошли в Черниговской земле кровавой осенью 1239 года.
* * *
За всю свою долгую и славную историю до прихода орды Батыя Чернигов ни разу не был взят приступом, хотя многие пытались это сделать — как степняки, так и свои русские. В 1234 году город был осажден войсками волынского князя Даниила Романовича, и как ни бился за него Даниил, Чернигов тогда захватить не удалось. Были примеры успешной борьбы черниговцев и с угрозой из степей — 1 ноября 1068 г. князь Святослав Ярославич в битве под Сновском, имея в своем распоряжении всего 3000 ратников, наголову разгромил и уничтожил половецкую орду, в которой насчитывалось 12 000 воинов. Так что ратного мастерства и воинской доблести было черниговцам не занимать, а потому трепетного страха перед Батыевой ордой они не испытывали — вся Русь уже знала о героической обороне Козельска! Черниговские князья всячески заботились об укреплении своей столицы, понимая, что именно она является сердцем княжества. М. Н. Тихомиров отмечал, что «Чернигов был единственным подлинно большим городом Черниговской земли… Ни один из других черниговских городов по своему значению даже отдаленно не напоминал Чернигова, только немногие из них заслуживают внимания не как крепости, а как центры ремесла и торговли». И действительно, второй по величине город княжества — Козельск — значительно уступал и по размерам, и в экономическом отношении своей столице.
Укрепления города по понятиям русских людей того времени считались неприступными — три ряда стен окружали его! Черниговский Детинец, расположенный на высоком холме при впадении реки Стрижень в Десну, был окружен «окольным градом», за которым тянулся трехкилометровый вал с острогом — оградой из бревен, прикрывавший «предгородье». Относительно же самого Детинца М. Н. Тихомиров высказал очень интересное предположение: «Черниговский детинец, возможно, был сложен из камня, однако никаких определенных доказательств в пользу такого мнения привести нельзя». Как мы помним, и во Владимире-Суздальском был каменный Детинец, поэтому вполне вероятно, что так же обстояло дело и в Чернигове — каменное строительство велось в городе очень интенсивно, причем строили в основном в Детинце и монастырях. Возводятся Успенский и Борисоглебский соборы, Ильинская, Благовещенская и Михайловская церкви, княжеские терема, в «окольном» городе строится Пятницкая церковь. Основной пик строительства пришелся на окончание XII и начало XIII веков, что сделало Чернигов красивейшим городом Южной Руси.
Ну а теперь настало время познакомиться с главными действующими лицами грядущей трагедии — удивительно, но, учитывая всю судьбоносность события, их оказалось всего двое! Первый из них — черниговский епископ Порфирий II, который сменил на этом посту предшественника с аналогичным именем. О нем упомянуто в летописях всего дважды, но в связи с какими событиями! Впервые Порфирий упоминается 1230 году, когда между князем Переславля-Залесского Ярославом Всеволодовичем и черниговским князем Михаилом возник конфликт из-за Новгорода: «брань бысть велика… и хотяше меж их кровь пролиатися» (Никоновская летопись). Что один князь и что другой нрава были сурового и грозного, перечить себе не позволяли, а волю свою ставили превыше всего. И вот двух таких неукротимых людей отправился мирить киевский митрополит Кирилл, а с собой прихватил епископа Порфирия, и, надо думать, неспроста. Потому что помимо того, что на князя своего имел епископ влияние, был сей муж нрава крутого и большой отваги, поскольку сумел и на Ярослава Всеволодовича управу найти. «И смири князя Михаила Черниговского со князем Ярославом Переяславским и едва же веде их в мире с епископом Перфирием Черниговским». Судя по всему, ярились князья и руки к мечам тянули, но сумели их окоротить церковные иерархи, да так, что пришлось гордецам смириться.
Ну а второй эпизод связан непосредственно с осадой Чернигова, и опять здесь главную роль играет епископ — судя по всему, именно он возглавил оборону города, что и немудрено при таком характере. И вот тут возникает закономерный вопрос — а что же остальные князья, где они, птенцы «храброго Олегова гнезда», как назвал их автор слова о полку Игореве? В это трудно поверить, но в час смертельной опасности во всем княжестве ни нашлось никого, кто бы встал во главе полков, обороняющих столицу, — князья собрали барахлишко и рванули в Венгрию, прятаться от монголов. «…князи их, въ?ехаша в Оугръ?» — так напишет об этом безвестный летописец. Вещь в общем-то на Руси неслыханная — покинуть свою землю, когда ей грозит вражеское нашествие, когда монгольские барабаны уже гремят у границ княжества, а земля гудит от копыт степной конницы — такого еще не бывало! Князь Олег, наверное, в гробнице своей перевернулся от недостойного поведения своих потомков, потому что сам всю свою жизнь ни от кого не бегал, а всегда смело шел навстречу опасности, как бы велика она ни была. А здесь! И если с Михаилом Всеволодовичем все ясно — собрав вокруг себя свою дружину, он намертво вцепился в Киевский стол и решил ради этого пожертвовать своим родовым княжеством, то поведение остальных необъяснимо. Конечно, можно обвинить составителей Лаврентьевского летописного свода в том, что они наводят клевету на князей Южной Руси, но дело в том, что и в Ипатьевской летописи нет ни слова о том, что какой-то князь возглавил оборону Чернигова. Епископ там был — и все! Особенно резонансно это должно было выглядеть на фоне действий князей Суздальской и Рязанской земель, которые практически поголовно вышли на смертный бой с захватчиками и многие из которых сложили свои головы в боях с ордой.
Но свой герой у черниговцев появился, и был он действительно, как и положено герою, сильным, умным и храбрым до безумия — звали его Мстислав Глебович, двоюродный брат князя Михаила.
* * *
О Мстиславе Глебовиче известно очень мало, можно сказать, даже меньше, чем о епископе Порфирии, поскольку мы четко знаем, что епископом он был в Чернигове, а вот где княжил Мстислав, остается загадкой. По одной из версий, он княжил в Гомеле, по другой — в Новгороде-Северском. Последней точки зрения придерживается и Л. Войтович, который считает, что после последнего княжеского съезда Ольговичей, который в 1206 году собрал в Чернигове Всеволод Чермный, потомки черниговской ветви (Святослава Всеволодовича, деда Мстислава Глебовича) получили право занимать новгород-северский престол, и соответственно Мстислав был новгород-северским князем в период с 1215 по 1239 год. На мой взгляд, прав Л. Войтович, а почему я так думаю, будет рассмотрено ниже, когда будем разбирать поход князя Мстислава на помощь осажденному Чернигову. Пока же отмечу, что князь принимал активное участие в смутах на Руси и в 1234 г. вместе с Даниилом Волынским и Владимиром Рюриковичем действовал против Михаила Черниговского, а потом переметнулся на сторону родственника. «Даниил пришел к князю Владимиру, и пошли они к Чернигову. Пошел с ними и Мстислав Глебович. Оттуда они пошли, завоевывая землю, захватили многие города по Десне и взяли Хоробор, и Сосницу, и Сновск, и многие другие города, и опять пошли к Чернигову. Мстислав и черниговцы заключили мир с Владимиром и Даниилом» (Ипатьевская летопись). Именно такой вывод следует из летописного текста, и ничего удивительного в этом нет — княжеские альянсы в Южной Руси всегда были делом очень ненадежным. Впоследствии, как мы помним, когда Михаил Всеволодович ушел в Киев, князь Мстислав сунулся было в Чернигов, но родственник его оттуда турнул — ни себе, ни людям, и как впоследствии оказалось, что зря. Так и сидел Мстислав Глебович в своем Новгород-Северском, пока не достигла его ушей страшная весть — Батый ведет орду на Чернигов!
* * *
В большинстве летописей не указано, кто именно привел орду под стольный город Черниговского княжества, но в Супральской летописи есть конкретное указание: «И Батые победи». Я считаю, что этой информации стоит верить, поскольку хан должен был понимать все значение похода, а если и не дошел своим умом, то в его окружении были люди, которые могли это подсказать. Потому что в случае неудачи весь поход на Запад оказывался под угрозой — даже идти на Киев не имело смысла, если с фланга нависал непобежденный Чернигов. Тонкость момента заключалась в том, что завоеватель не мог бросить на это княжество всех своих сил — еще бушевала война с половцами, и готовился повторный рейд на Северо-Восточную Русь. А потому пришлось Батыю вновь сесть на коня и лично повести свои тумены в поход — на мой взгляд, не более 20 000 воинов. Присутствие хана должно было вдохновлять нукеров на великие подвиги, да и полководцы не могли себе позволить расслабиться — слишком многое зависело от успеха предприятия. В середине осени 1239 года Батый выступил против Черниговского княжества.
* * *
О том, что орда вот-вот выступит в поход, в городе знали и готовились к предстоящим боям с напряжением всех сил. День и ночь тысячи горожан работали на городских укреплениях — углубляли рвы, подсыпали валы, обновляли стены и башни, укрепляли ворота. С утра до вечера стучали топоры на посаде — плотники у валов ладили боевые площадки для метательных машин, с помощью которых черниговцы надеялись отразить орду. Трудно сказать, откуда взялся в Чернигове человек, который знал толк в осадной технике, — но, вне всякого сомнения, он был пришлым, либо из греков, либо из закатных стран. И в этом не было ничего удивительного, поскольку служил же смоленскому князю выходец с Запада Меркурий, причем служил не за страх, а за совесть. Как мы в дальнейшем увидим, и черниговский военный специалист хорошо разбирался в осадной технике, а самое главное, появление у русских метательных машин стало для монголов очень неприятной неожиданностью и сильно затруднило ведение осады. Масса самых разных, прежде не знакомых ему дел обрушилась на черниговского епископа — именно он оказался самой высокой властью в городе, брошенным на произвол судьбы своими князьями. Конечно, не был Порфирий знатоком военного дела и вряд ли что смыслил в делах ратных, но для того имелись в городе бояре и воеводы, которые имели за плечами не один поход. Сам же служитель церкви стал подлинной душой обороны, именно он объединял защитников вокруг своей властной фигуры, и его слово было на городском совете решающим. Он не бросил свою паству подобно рязанскому епископу, не ударился в бега, как князья Ольговичи, а остался в Чернигове, чтобы честно исполнить свой долг перед народом и землей. Возможно, когда епископ принимал это решение, то он и не подозревал, сколько забот на него свалиться но, оставшись, он принял ответственность за судьбу Чернигова на свои плечи и до конца нес эту тяжкую ношу.
А между тем вести, которые приносили дозорные, были все более тревожные — сжигая и разрушая все на своем пути, с юга приближалась к городу монгольская орда, и горожане напрягали все свои силы, чтобы закончить поскорее приготовления к осаде. Последние обозы с зерном вошли в город, и ворота наглухо захлопнулись — их изнутри подпирали тяжелыми бревнами и закладывали кирпичом, чтобы тараны не могли разбить створы. В середине октября под Черниговом появились первые монгольские разъезды, а вскоре подошла и орда во главе с Батыем — в окружении темников и нойонов хан стоял на берегу Десны и внимательно изучал раскинувшийся на противоположном берегу город. Оставив на этой стороне сильный отряд, чтобы Чернигов был полностью блокирован со всех сторон, хан подал сигнал, и орда начала переправу. Тысячи воинов переправлялись через реку, держась за гривы коней, на надувных бурдюках и найденных лодках, а вдоль берега изготовляли плоты, чтобы перевезти через Десну осадную технику. Выбравшись на берег, монголы собирались в отряды и двигались вдоль городских валов, сплошным потоком обтекая город и замыкая кольцо окружения. К исходу дня переправился со своей свитой Батый, а осадные орудия перевозили всю ночь, чтобы успеть на рассвете закончить их сборку и начать пристрелку по городским укреплениям. В глубине поля установили громадный ханский шатер, где и расположился завоеватель — он даже не догадывался о том, что здесь его ждет. Осада Чернигова началась.
* * *
На рассвете жители Чернигова, толпившиеся на стенах, видели сильную суету в монгольском стане, слышали стук топоров и понимали, что атака на город не за горами. А когда увидели, как на позиции степняки выкатывают осадную технику, поняли, что их час пробил — рев боевых труб на стенах разогнал ратников по своим местам, заскрипели блоки метательных машин, и, сгибаясь под тяжестью камней, воины начали заряжать камнеметы. Монголы глазам своим не поверили, когда с городских валов в их сторону полетели метательные снаряды и начали крушить осадную технику, превращая в кучу дров навесы, тараны и камнеметы. Мы не знаем, обладал Батый информацией о наличии в Чернигове метательных машин или нет, вполне возможно, что ему об этом донесли, но все равно хан был разъярен не на шутку. Расстреливая укрепления Москвы и Владимира-Суздальского, Торжка и Козельска, он был уверен в своей безнаказанности — не было у русских там, чем ответить. Но под Черниговом все сложилось иначе, вот от того и ярился завоеватель, поскольку очень уж любили монголы воевать так, чтобы самим потерь не нести. Глядя, как становятся трухой его осадные приспособления и падают раздавленные тяжелыми камнями нукеры, Батый ярился пуще прежнего, но поделать ничего не мог — в начале осады черниговцы его переиграли начисто! Но и монголы знали свое дело хорошо, и как только установили камнеметы, тяжелые камни полетели в сторону города — начался страшный бой на дальней дистанции. Сущий ад творился на валах Чернигова — от грохота осадных машин и стука вражеских ядер о стены нельзя было ничего расслышать, боевые площадки сотрясались от мощных ударов камней, едкий дым от горевшего дерева выедал глаза. Монгольские лучники, прикрываясь наскоро сколоченными большими деревянными щитами, стреляли по городской стене, надеясь выбить тех ратников, которые обслуживали камнеметы, и немало русских пало от их метких стрел. С городниц по степнякам вели стрельбу из арбалетов и самострелов, чьи тяжелые стрелы прошибали насквозь монгольские доспехи и щиты, а на боевых площадках стояло много лесных охотников, привыкших бить из лука белку в глаз, и в итоге потери орды начали стремительно расти. Весь день, не умолкая гремело сражение, и лишь под вечер все стало стихать — первый день грандиозной битвы за Чернигов закончился, монголы медленно покинули поле боя и ушли в свои станы. Батый не добился ни малейшего успеха, и теперь ему и его военачальникам предстояло крепко подумать — что сделать, чтобы сломить упорное сопротивление русских. Но хан даже предположить не мог, какой сюрприз ему вскоре преподнесет жизнь и что судьба всего великого похода на Запад повисла на волоске!
* * *
Скорее всего, Мстислав Глебович не пришел изначально в Чернигов потому, что был уверен в том, что туда явится Михаил Всеволодович и встанет во главе обороны своего родового княжества — другие варианты у Мстислава просто не укладывались в голове. Когда же он узнал, что не только его двоюродный брат, а никто вообще из князей не пришел в столицу, то идти туда самому было уже поздно — город был обложен ордой Батыя. Но и сидеть сложа руки князь Мстислав не собирался, а решил идти на выручку Чернигову и попробовать прорваться в город с новгород-северским полком. Как когда-то другой легендарный князь из этого же города, Мстислав не убоялся степняков, а решил с ними сразиться, благо рать собрал, как только узнал о походе орды. Но князь был не только отчаянным рубакой, он был еще и неплохим военачальником, а потому сообразил, что если пойдет прямо на Чернигов по дороге от Новгород-Северского, то монголы смогут перехватить его небольшое войско в пути, — а потому принял довольно хитрое решение. Погрузив на суда пешую рать, он отправил ее по Десне, а сам с конной дружиной пошел берегом, надеясь подойти к Чернигову с южной стороны. Конечно, он не надеялся, что там совсем не будет монгольских войск, но тут у него появлялся уже другой шанс — бить врага по частям. Как бы судьба ни распорядилась, князь Мстислав был готов ко всему, поскольку, как и епископ Порфирий, он свой выбор сделал, да княжеская честь не была для него звуком пустым, и он хорошо помнил слова своего великого предка Святослава — «мертвые сраму не имут!».
И потому, двигаясь по направлению к столице, удалой Глебович думал не о том, сколько впереди врагов, а о том, как бы ему дать весть осажденным о своем прибытии и согласовать совместные действия. В итоге отправил гонца на челне, а сам с войском продолжил движение, стараясь идти очень осторожно и рассылая далеко вперед дозоры. И вскоре узнал — главные силы поганых стоят за Десной, обложив город, а перед ним, перекрывая путь к Чернигову с юга, стоит один из отрядов, насчитывающий пару тысяч всадников. Князь долго не раздумывал, все и так было предельно ясно — разить монголов на этом берегу, переправиться в город и там уже разобраться на месте что к чему. Мысль уничтожить отдельный отряд в несколько тысяч монгольских воинов пришлась князю очень по нраву, поскольку он не сомневался в успехе и был уверен как в себе самом, так и в своих гриднях и пеших ратниках. По княжескому приказу суда причаливали к берегу, воины разбирали щиты и копья, становились в строй и равняли ряды. Далеко за рекой был виден черный дым, который густыми клубами поднимался к хмурому осеннему небу, и слышался грозный гул — это гремело сражение за Чернигов. Прикрыв фланги пешей рати всадниками, князь Мстислав повел свой полк в сторону монгольского стана, с минуты на минуту ожидая, что их увидят, — и дождался. Из монгольского лагеря быстро выезжали вражеские воины и строились в боевые порядки, гремели барабаны, ветер развевал бунчуки, и вскоре первые вражеские конники пошли в атаку, на скаку натягивая луки. Русская пешая рать двигалась быстрым шагом, но резко остановилась по знаку князя — вперед выбежали воины с луками и самострелами и встретили степняков густыми залпами стрел. Отбив атаку конных лучников, князь повел свой полк так, чтобы за спиной у монголов оказалась Десна, к которой он намеревался их прижать и всех перебить. Но это поняли и монгольские тысячники, а потому перестроили свои войска, выдвинули вперед тяжелую конницу и пошли в атаку на русскую рать. Пешцы теснее сдвинули ряды и прикрылись большими красными щитами, а дружина Мстислава перестроилась в ударный клин, на острие которого с мечом в руке застыл князь.
Пешая рать приняла монгольский удар, выдержала его и двинулась вперед — боевой княжеский рог протрубил над полем битвы, и в атаку пошли конные гридни, которых вел в бой лично Мстислав. Стальной клин тяжелой конницы вломился в монгольские ряды и двинулся дальше, оставляя за собой кровавый след — русские навалились и стали оттеснять врага к берегу Десны. Батый и его полководцы еще не успели сообразить что к чему, как распахнулись городские ворота, и из города повалили черниговские вои, ударившие прямо в самый центр монгольских позиций. Нукеры дрогнули и подались назад, а Батый едва не взвыл от ярости и негодования, видя, как попятились его нукеры. Но монгольские полководцы действовали быстро и уверенно — припадая к гривам коней, мчались в бой свежие монгольские тысячи из ханского резерва, въезжали в холодную осеннюю воду и быстро переправлялись на противоположный берег. Другие зашли наступающим черниговцам с флангов и буквально засыпали их ливнем стрел, остановив продвижение вперед, а потом и вовсе вынудив отступать. Те монголы, которые переправились через Десну, выстроились в боевые порядки и двинулись в обход русского строя. Увидев это, князь Мстислав поднял над головой меч и повел своих гридней в новую атаку — две конные лавины схлестнулись в поле, и прямые русские мечи скрестились с кривыми монгольскими саблями. Сотни поверженных людей и коней покатились по стылой земле, а накал сечи не ослабевал ни на минуту, гридни князя Мстислава люто рубили монголов, начиная их медленно оттеснять назад к реке.
Но новые тысячи переправлялись через Десну, загнав черниговцев обратно в город, Батый бросил на новгород-северский полк все свои резервы, понимая, что судьба осады решается именно здесь. И как ни старались князь Мстислав и его воеводы переломить исход сражения в свою пользу, у них ничего не вышло. Один за другим падали на истоптанную копытами и залитую кровью землю княжеские гридни, из последних сил, отражая атаки вражеской конницы со всех сторон, сражалась пешая рать, и князь понял, что сражение проиграно и надо уводить людей. Собрав вокруг себя уцелевших дружинников, Мстислав бросался вместе с ними на монгольские ряды, прикрывая отходившую пехоту до тех пор, пока жестоко израненный не повалился на землю. Телохранители выдернули иссеченного саблями князя Мстислава из рукопашной и, посадив на коня, помчались к стоявшим на Десне судам, придерживая раненого с двух сторон. Единый строй пешей рати не выдержал монгольских наскоков и распался, сражаясь группами и в одиночку, воины пытались прорваться к ладьям, чтобы поскорее отплыть от берега, но удалось это далеко не всем. Сражение медленно затихало, монголы объезжали поле боя, собирали добычу и добивали вражеских раненых, а в ханской ставке царило ликование — важность победы трудно было переоценить. Судьба Чернигова была решена.
* * *
Толпившиеся на городской стене, выходившей к реке, горожане могли видеть поражение новгород-северского полка, но это нисколько не убавило их решимости стоять до последнего и не склоняться перед Батыем. Возможно, надеялись, что князь Михаил все-таки придет, может, думали, что явятся другие князья с дружинами и снимут осаду, а потому бои за город не прекращались, а приобрели еще более ожесточенный характер. Сражения на городских валах кипели день и ночь, от множества зажигательных снарядов в Чернигове полыхали пожары, но защитники продолжали борьбу. Монголы ни на минуту не ослабляли натиска, под ударами камнеметов рушились стены и башни, а в проломах шли отчаянные рукопашные схватки. Но Чернигов продолжал сражаться. По-прежнему летели с боевых площадок и давили ханских воинов тяжелые камни, со стен на нукеров сбрасывали бревна, шпарили кипятком и смолой, сбивали стрелами и копьями. Но все имеет свой предел — 18 октября 1239 года монголы прорвались за главный городской вал и начали пробиваться к Детинцу, куда отступили защитники вместе с епископом. Стоя на крепостной стене этого последнего убежища осажденных, Порфирий наблюдал за агонией великого города, видел, как пламя бушует на территории посада, пожирая все новые и новые постройки. Все, кто собрался в Детинце, прекрасно понимали, что спасения нет, но никто даже и не заикнулся о сдаче на милость победителя, воины и горожане решили биться до конца. Брошенный своими князьями, оставленный ими на произвол судьбы Чернигов сражался и погибал героически, и оборона его была воистину народной. Последние защитники города погибли, сражаясь у княжеских теремов и соборных папертей, после чего монголы смогли ворваться в храмы и учинить там зверскую бойню. Чернигов пал.
Местная легенда рассказывает, что когда город уже был взят, то последние воины, а также женщины, дети и монахи закрылись в каменной Пятницкой церкви и упорно отбивались от наседавших со всех сторон врагов. И как монголы ни старались, прорваться внутрь храма им не удалось, а потому, оставив отряд для блокады, орда ушла из разграбленного и выжженного Чернигова. Когда же у защитников церкви закончились еда и вода, и они обессилели настолько, что не могли уже оказывать сопротивление врагу, то поднялись на верх храма, где шла галерея с окнами, и выбросились из них на копья степняков. Отмечу, что это не более чем легенда, но вполне возможно, что за нею стоит реальный исторический факт.
* * *
Битва за столицу черниговской земли явилась переломным моментом похода Батыя на Южную Русь — не сумев организовать ее оборону, местные князья распахнули ворота орде дальше на Запад. В том, что следующей целью монголов будет Киев, теперь не сомневался никто, весь вопрос заключался в другом — когда? А сейчас рассмотрим некоторые моменты сражения за Чернигов — на фоне обороны остальных древнерусских городов черниговская эпопея является уникальной. Это прежде всего связано с использованием осажденными метательных машин и походом князя Мстислава на помощь столице. Начнем по порядку.
О том, что при осаде Чернигова очень активно использовались камнеметы, единодушно говорят многие летописные свидетельства, где более-менее подробно описывается осада. Но если в некоторых довольно невнятно указано, кто же использовал такие большие камнеметы, то в Никоновской летописи прописано конкретно: «и со града метаху на татар камение со стен на полтора перестрела, а камение якоже можаху четыре человеки силнии подъяти, и сице възимающе метааху на них». О том же сообщает и Тверская летопись: «Из города на татар метали пороками камни на полтора выстрела, а камни могли поднять только два человека». Заслуживают внимания и свидетельство и В. Татищева: «а от града метали на татар камни со стен за полтора перестрела, а камни такие, что могли четыре человека сильные поднять». Явление для Руси в принципе довольно необычное, поскольку при обороне городов русские такую военную технику не использовали, применяя ее лишь во время наступательных действий. Во время Батыева погрома опять-таки никаких упоминаний о том, что во Владимире-Суздальском или Рязани было что-то подобное, в летописях нет, поэтому и отметили действия черниговцев летописцы, поскольку они явно выделялись на общем фоне. У нас нет никаких оснований отвергать эти известия, и мы по праву можем гордиться своими предками, которые в полной мере продемонстрировали свое знание военного дела и ратное умение.
Теперь о другом ключевом моменте осады — походе Мстислава Глебовича на помощь осажденному Чернигову. Битва, решившая судьбу города, по местным преданиям, состоялась недалеко от села Анисов, которое находится на противоположном берегу Десны, около урочища, именуемого Татарская горка. Татарская горка находится недалеко от Чернигова — на левом берегу реки Десны, за широкой поймой, на расстоянии около 7 км от города. И вот здесь, по-моему, и надо искать ответ на вопрос, где же княжил удалой князь Мстислав — в Гомеле или Новгород-Северском? Если посмотреть на карту, то мы увидим, что если двигаться от Гомеля, то шансов у князя попасть туда, где теперь находится Анисов, практически не было. Ведь он бы тогда двигался прямо в расположение главных монгольских сил, которые постарались бы перехватить его полк на дальних подступах к городу и уничтожить. А если он хотел бы этого столкновения избежать, то ему бы пришлось делать громадный крюк на восток и лишь затем сворачивать к югу, форсируя при этом многочисленные водные преграды, в том числе и Десну. Подобный поход занял бы уйму времени, и не факт, что, не узнав о нем, Батый бы не принял ответных мер по уничтожению княжеской рати, да и неизвестно было, продержится ли Чернигов столь длительный срок. А вот если допустить, что поход начинался из Новгорода-Северского, то все становится понятным и легко объяснимым — и движение пешей рати по Десне на ладьях, а конницы по берегу, и то, почему сражение произошло именно в районе села Анисов.
Все летописи отмечают небывалый накал боев между ратью князя Мстислава и монгольскими тысячами — «лют бо паки бои бысть оу Чернигова» (Новгородская VI летопись), «и бысть брань велиа и сечя зла» (Никоновская летопись), и «бившемся им крепко, лют бо бе бой у Чернигова» (Пискаревский летописец), «и бысть брань люта» (Тверская летопись) — перечислять можно долго. Расчет Мстислава Глебовича в целом можно назвать верным, и поражение он, скорее всего, потерпел потому, что черниговцам не удалось надолго связать боем орду на противоположном берегу Десны. В итоге все как всегда решил численный перевес, а не выдающиеся качества монгольских нукеров и стратегический гений их начальников. Сам же отчаянный князь Мстислав с тех пор исчезает со страниц летописей, и скорее всего, покинув поле боя, он через некоторое время скончался от ран, полученных в бою, — однако его воинская доблесть и героизм простых ратников и гридней сомнений не вызывают.
Более счастливой оказалась судьба епископа Порфирия, к которому Батый проявил снисхождение — вполне вероятно, из-за проявленного служителем церкви личного мужества. «Епископа оставили в живых и увели в Глухов» (Ипатьевская летопись), «а епископа Порфирия отпустили в Глухове» (Лаврентьевская летопись). Дальнейшая судьба этого честного и храброго человека тоже неизвестна, как и князь Новгорода-Северского, он исчезает из поля зрения летописцев.
Что же касается самого Чернигова, то он был сожжен дотла — «градъ взяша и запалиша огньмь», причем перед этим подвергся жесточайшему разгрому и грабежу. Во многих местах древнего города археологами были обнаружены следы мощнейшего пожара, который бушевал во время монгольского погрома Чернигова, а сама столица княжества стала хиреть и в итоге лишилась этого статуса. Резко сократилась площадь проживания жителей, во многих районах города жизнь затухла и больше не возобновлялась. Б. А. Рыбаков отмечал, что в прежних границах, в которых он существовал до взятия его монголами, город восстановился лишь в XVIII веке. После разгрома столицы княжества Батый повел свою орду на восток, что можно проследить по летописным свидетельствам, ведь епископ был отпущен в Глухове: «Епископа оставиша жива и ведоша во Глухов». Очевидно, орда двигалась по Десне, а затем по Сейму, распустив облавой некоторые из своих отрядов, которые все грабили и сжигали на своем пути. Были взяты и разрушены Глухов, Рыльск, Путивль и Вырь, и в этом прослеживается четкая политика завоевателя — сильное княжество у собственных границ ему было не нужно, вполне вероятно, что именно тогда у него и возникла мысль совсем его ликвидировать. Затем, полностью разграбив и опустошив сельские местности, орда двинулась в верховья северного Донца, где хан и объявил об окончании похода. Так же как и в случае с Переяславлем-Южным, I Псковская летопись указывает день, когда город был взят: «Того же лета и Чернигов взят бысть, на осень месяца октября 18, в вторник».
Разгром Черниговского и Переяславского княжеств, уничтожение их столиц и массовое разорение земель привело к тому, что земли по левобережью Днепра стали терять свое оседлое население. Уцелевшие жители потянулись на лесной северо-восток, оседая в междуречье истоков Волги и Оки, где были более бедные почвы и холодный климат, но существовала вероятность того, что второй раз орда уже в эти земли не придет. К тому же торговые пути на юге теперь полностью находились под контролем монголов, а сама торговля в этих регионах была подорвана. От этого страшного удара Переяславское и Черниговское княжества уже никогда не оправились и вскоре исчезли с политической карты Руси.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.