В. Розанов бодается с философом В. Соловьёвым

В. Розанов бодается с философом В. Соловьёвым

“Такой будет жить “в номерах”, “гостить у приятеля”, но ни к кому не станет “на хлеба”. “Соловьёв харчуется там-то”, - нельзя выговорить, и просто такого не было”, - писал с завистью и одновременно с ненавистью о В. Соловьёве Розанов, которого сильно раздражало чувство собственного достоинства и чести у В. Соловьева, ибо только крохи этого были у Розанова - большого любителя погостить и похарчеваться на халяву у кого угодно, “не глядя на лица” и низко льстя.

Всё это какой-то глубинной и далекой частью своего сознания В. Розанов понимал и его “немного” скрежетало, поэтому он спешно подвел себе широкое оправдательное обоснование:

“Все мы, русские, “обыкновенные” и “добрые”. А-бы-ва-те-ли и повинующиеся г. исправнику. Вл. Соловьёв в высшей степени “властей не признавал”, и это было как-то метафизично у него, сверхъестественно; было как-то страшно и особенно”.

В. Розанов не мог в принципе понять Соловьёва и находил этому объяснение - что Соловьёв “был таинственным и трагическим образом совершенно не русский”.

В. Розанов - интеллигентного вида, с жиденькой рыжеватой бородкой, с маленькими поросячьими глазками в очках, получающий наслаждение от того, что он самый обыкновенный обыватель, любящий пожить и пожрать на дармовщинку никак не мог подступиться к великому философу, даже - подпрыгнуть и дотянуться до него, поэтому в своём бессилии “мягко” изгалялся:

“Многообразный, даровитый, нельзя отрицать - даже гениальный Влад. Соловьёв едва ли может войти в философию по обилию в нём вертящегося начала: тогда как философия - прибежище тишины и тихих душ, спокойных, созерцательных (это Розанов о себе) и наслаждающихся созерцанием умов. Соловьёв же весь был шум и нельзя отрицать - даже суета.

Самолюбие его было всепоглощающее: какой же это философ? Он был ПИСАТЕЛЬ… Какой же это философ… Его полемика с Данилевским, со Страховым… (и т.д.) до того чудовищна по низкому, неблагородному, самонадеянно-высокомерному тону, по отвратительному газетному языку, что вызывает одно впечатление: “фуй! фуй! фуй!””.

Да, - В. Соловьев не был мелким газетчиком-журналистом, фельетонистом, типа В. Розанова, он вообще не был газетчиком и не писал для мещан и обывателей. В. Соловьёв ещё в 1894 году в статье “Свобода и вера” очень метко обозвал В. Розанова - “Иудушкой Головлёвым” за “это своеобразное, елейно-бесстыдное пустословие”. Вообще ситуация с В. Соловьевым и В. Розановым напоминала известный сюжет “Слон и Моська”.

В. Соловьёв умудрился “навредить” своим существованием В. Розанову даже в последний год жизни, - когда 26 февраля 1900 года он во всей своей славе, при жизни признанный обществом выдающийся философ, в помещении Петербургской городской Думы в тишине переполненного зала читал публичную лекцию “О конце всемирной истории”. И когда В. Соловьёв, обратившись к своей недавней работе “Краткой повести об Антихристе”, в которой убеждал запугиванием обожаемых Розановым евреев перейти в христианство, стал рассуждать об Антихристе и его разоблачении, - в самый напряженный момент лекции находившийся в зале его “противник” - “разоблаченный” Розанов неожиданно с грохотом упал со стула в сопровождении дружного хохота.

Долго после этого в Петербурге вспоминали Розанову-“антихристу” этот случай и от всей души посмеивались над ним, а сильно “раненый” В. Розанов ещё долго объяснял всем, оправдывался, - что он ничего не испугался, и что к нему ничего не относилось, что он всего-то задремал на скучной лекции В. Соловьёва. Но чтобы В. Розанов задремал на лекции своего злейшего врага, которому очень завидовал, на которого смотрел снизу вверх, и пытался жадно впитать и постигнуть его достижения, и мечтал “переплюнуть” в философии… - в это трудно поверить.

После этого интересно глянуть на достижения самого В. Розанова в философии.