Освобождение городов Яунелгавы и Скривери
Освобождение городов Яунелгавы и Скривери
В середине сентября 1944 года 311-я стрелковая дивизия оборонялась на 50-км фронте от излучины Западной Двины у г. Плявиняс до села Даудзесе. Перед ней находились разбитые в предыдущих боях части 82-й и 132-й пехотных дивизий, 210-й охранный батальон и 205-я пехотная дивизия немцев. Части нашей дивизии после двухмесячных наступательных боев имели большие потери. Стрелковые роты (в дивизии их было всего 12) в составе 50–60 человек оборонялись на фронте до 8 км, один батальон двухротного состава находился в резерве.
Вечером 16 сентября на командный пункт дивизии был доставлен перебежчик, унтер-офицер немецкой армии. Он показал, что в эту ночь 205-я пехотная дивизия должна быть выведена в другой район. Это намного ослабляло оборону противника. В создавшейся обстановке напрашивалось решение о немедленном переходе в наступление, чтобы не дать врагу безнаказанно отвести часть своих войск.
Для осуществления этого рискованного плана требовалось снять подразделения и части с занимаемых ими позиций, оставив полосу обороны дивизии неприкрытой. Но риск был оправданным, так как опирался на всесторонний учет сложившейся обстановки: раз противник выводил дивизию на другой участок, то вряд ли можно было ожидать с его стороны активных действий.
Организовать наступление в подобных условиях было трудно. Предстояло довести решение до командиров частей и поставить им задачи, провести разведку, собрать разбросанные на широком фронте подразделения, вывести их на определенные направления и организовать взаимодействия, сосредоточить на участках прорыва артиллерию и минометы, заново наладить связь. Все это необходимо было делать в темное время суток.
Атаку намечалось начать в 2–3 часа ночи, когда, по нашим подсчетам, подразделения 205-й пехотной дивизии оставят позиции, но не успеют еще выйти в назначенные районы сбора. Выходило, что на организацию и подготовку к наступлению мы имели не более пяти часов. Я быстро связался со всеми командирами частей, ввел их в обстановку и предупредил о предстоящих действиях, затем вызвал офицеров штаба дивизии и поставил задачи.
Идея решения сводилась к тому, чтобы усиленными передовыми батальонами полков внезапной ночной атакой прорвать оборону противника, уничтожить части прикрытия и, продвигаясь в общем направлении на город Яунелгава, прижать отходящие вражеские войска к левому берегу Западной Двины. В соответствии с этим 1067-й стрелковый полк должен был прорвать оборону в районе Шилдери и преследовать противника в направлении Риэзи — Меланы (восточная окраина Яунелгавы). 1071-й стрелковый полк должен был прорвать оборону против своего левого фланга и преследовать противника в направлении Яункаки (северо-восточная опушка леса Вабули, южная окраина Яунелгавы). Перед 1069-м стрелковым полком ставилась задача прорвать оборону против своего правого фланга и преследовать противника в направлении Даузева, Вабули (юго-западная окраина Яунелгавы).
Начальнику штаба дивизии было приказано к 5 часам утра 17 сентября в районе Вимбас иметь в полной боевой готовности дивизионный отряд преследования в составе штурмового батальона и отдельного истребительно-противотанкового артиллерийского дивизиона; командирам стрелковых полков быть готовыми после прорыва обороны ввести в бой остальные свои силы. Готовность к атаке — 2.30.
Офицеры штаба дивизии нанесли решения на карты, записали указания и выехали в штабы полков. Вместе с ними выехали в части офицеры политотдела во главе с заместителем командира дивизии по политчасти В. И. Хирным.
Боевой опыт и постоянная готовность личного состава к резким изменениям обстановки помогли командирам полков, батальонов и рот своевременно и скрытно вывести подразделения в исходное положение для наступления.
Тем временем разведчики полков и дивизии непрерывно докладывали о поведении противника на переднем крае. Судя по темпу стрельбы, количество его огневых средств заметно убавилось.
В 3 часа утра 17 сентября воины передовых батальонов бесшумно устремились к переднему краю противника. Одна за другой полетели в траншеи ручные гранаты, затрещали автоматы. Оставленные для прикрытия немецкие части не ожидали нашей атаки и начали отходить на всем фронте. Окрыленные успехом передовые батальоны смело продвигались вперед. Командиры полков майоры В. Титов и А. Сен-Этьен, подполковник З. Хабибуллин перемещали полковую артиллерию и главные силы за передовыми батальонами, чтобы своевременным вводом их в бой не дать противнику закрепиться на промежуточных рубежах. Начала смену ОП и дивизионная артиллерия.
В 5.00 в бой ввели отряд преследования с задачей выйти к Яунелгаве и держать под огнем паромную переправу.
К 15.00 17 сентября части дивизии достигли рубежа Меланы — Яункаки, отм. 99.8. Противник, заняв восточную опушку леса Вабули и лес южнее железной дороги, оказывал упорное сопротивление. Для подавления противника в боевые порядки пехоты была быстро выдвинута вся батальонная, полковая и дивизионная артиллерия. Не выдержав меткого огня наших артиллеристов и дружного натиска пехоты, враг оставил рубеж и продолжал отходить в направлении Яунелгавы. Так как отступление немцев было быстрым, они не успевали, к счастью, взрывать за собой мосты, дороги и поджигать населенные пункты. В ночь на 18 сентября главные силы 205-й пехотной дивизии под огнем нашей артиллерии начали переправу на правый берег Западной Двины в районе Яунелгавы.
К рассвету дивизионный отряд преследования пробился к западной окраине города и завязал бой с частями, прикрывающими переправу. Вслед за ним подошли подразделения 1069-го стрелкового полка и начали наступление на южную окраину. К 23 часам с юго-востока подоспели подразделения 1071-го стрелкового полка, а 1067-й полк по указанию командира корпуса вышел к берегу реки и занял участок Липшни — Яунелгава. К 14.00 город был полностью очищен от противника.
Утром следующего дня был получен приказ о форсировании Западной Двины не позже 24 сентября. В течение четырех суток шла напряженная работа по заготовке материалов и переправочных средств. Одновременно днем и ночью по всему берегу, где намечалось форсирование, велась разведка. На противоположный берег было переброшено несколько хорошо подготовленных и экипированных небольших разведывательных групп. Одной из них удалось захватить пленного. Все это позволило установить, что вдоль правого берега реки проходят отдельные окопы с ходами сообщения в тыл, которые занимают подразделения 205-й пехотной дивизии. Основное внимание противник сосредоточил на востоке, откуда наступали части 2-го Прибалтийского фронта.
Несмотря на скрытность подготовки форсирования, в поведении неприятеля чувствовалась нервозность, ожидание наших активных действий. Это говорило о необходимости с нашей стороны принять дополнительные меры. Кроме расчета на внезапность, решено было надежно обеспечить огнем форсирование реки.
С этой целью орудия батальонной, полковой и дивизионной артиллерии, а также отдельного истребительно-противотанкового дивизиона установили на берегу реки для стрельбы прямой наводкой. Каждому расчету указали конкретные цели. Между орудиями огневые позиции заняли станковые и ручные пулеметы батальонов вторых эшелонов полков. Минометные роты и батареи получили задачи на подавление живой силы противника в окопах.
Ведению огня прямой наводкой через головы переправляющихся подразделений способствовало то, что левый берег Западной Двины намного возвышался над правым. Огневая поддержка батальонов после форсирования возлагалась на минометные подразделения, а по мере продвижения вглубь — на артиллерийский полк дивизии.
Форсирование планировалось совершить ночью, за час до рассвета, без артиллерийской подготовки одновременно на 9-км фронте восточнее и западнее Лапине. В первом эшелоне на десантных подручных средствах переправлялись по одному батальону от двух стрелковых полков (третий находился в резерве корпуса), штурмовой батальон, учебная и разведывательная роты; во втором эшелоне — главные силы полков. После форсирования реки, наступая одним полком с востока, а другим с юго-запада, решено было захватить город Скривери, остальными силами перехватить шоссейную и железную дороги, не допуская подхода резервов неприятеля с запада и отхода его войск с востока. Главный удар наносился западнее Яунелгавы.
В соответствии с таким решением 1067-й стрелковый полк должен был одним батальоном продолжать оборонять южный берег Западной Двины на участке Липшни, Яунелгава, а другим — форсировать реку в районе Цельми (восточнее Липшни) и, тесня противника в западном направлении, овладеть Скривери во взаимодействии с 1069-м полком.
1069-й полк преодолевал Западную Двину на участке паромная переправа — церковь и ударом с юго-запада во взаимодействии с 1067-м полком должен был овладеть Скривери.
Учебная рота форсировала реку в районе западной окраины Яунелгавы, овладевала Зудани и в последующем Стебри, где закреплялась фронтом на восток, с целью не допустить отхода противника из Скривери.
Разведывательная рота переправлялась в районе отдельных домов северо-восточнее отм. 68.0, овладевала Крауяс; в последующем она должна была оседлать шоссейную дорогу северо-западнее Крауяс и не допустить подхода резервов противника с запада.
Штурмовой батальон форсировал реку на участке отм. 68.0 — Дауги, овладевал Красткалии; в последующем наступал в северном направлении, овладевал Залиши, Цирули и, развернувшись фронтом на северо-запад, закреплялся с задачей не допустить подход резервов противника к Скривери.
На дивизионного инженера возлагалась ответственность за постройку паромных переправ на участках полков после овладения ими правым берегом. Начальник химической службы готовил дымопуск на всем фронте форсирования реки.
Готовность к 22.00 23 сентября. Начало действий по сигналу командира дивизии.
Всего для форсирования реки было изготовлено: 4 большие лодки грузоподъемностью по 14 человек, 14 лодок по десять человек, 320 плотов на 3–4 человека каждый, 14 плотов для артиллерии и минометов, 2 четырехтонных парома. Учитывая некомплект стрелковых подразделений, этих средств было вполне достаточно.
За сутки до форсирования на командном пункте дивизии собрали всех офицеров стрелковых, артиллерийских и пулеметных подразделений для уточнения порядка действий при форсировании и бое на противоположном берегу. Особое внимание было обращено на показ огневого обеспечения, чтобы ни у кого из командиров не возникало сомнений в успешном осуществлении замысла.
Ночью 23 сентября, за несколько часов до общего форсирования, комсорг 1-го батальона 1067-го полка младший лейтенант Куповых беспрепятственно переправился на лодке с двумя бойцами на правый берег восточнее Липшни. Противник их не обнаружил. За ними переправилась и 1-я стрелковая рота, которая почти без боя захватила плацдарм и подготовила условия для форсирования реки батальоном.
К 22.00 23 сентября все переправочные средства были доставлены на берег. Командиры частей доложили о готовности. Как и в предыдущие ночи, противник вел редкий огонь зажигательными пулями в районе Яунелгавы и западнее города. Наши огневые средства молчали.
В 2 часа 55 минут 24 сентября на воду были спущены все переправочные средства, а через пять минут бесшумно отчалили. Артиллеристы и пулеметчики приготовились открыть огонь. Темноту ночи изредка прорезали трассеры зажигательных пуль.
Но случилось непредвиденное. На противоположном берегу впереди вражеских траншей почти одновременно вспыхнуло около двадцати костров из пакли, облитой нефтью. Зарево осветило русло и наш десант, находившийся на середине реки. Вмиг застрочили пулеметы и автоматы противника. Это был тот момент, когда кровь застыла в жилах. Задержись артиллерийский огонь — и катастрофа была бы неминуемой. Находящийся рядом со мной у одной из 122-мм гаубиц начальник артиллерии дивизии полковник Н. Кляпин бросился к орудиям. В тот же миг раздались залпы всех наших пушек, а за ними — взрывы снарядов на том берегу. Через несколько секунд взрывными волнами снарядов костры были погашены. Яростная орудийная и пулеметная стрельба заставила замолчать вражеские огневые средства. Противник не выдержал огневого шквала и по ходам сообщения бросился врассыпную. Через минуту мы увидели сигналы «перенести огонь», а вскоре услышали стрельбу наших пулеметов и автоматов на том берегу.
Первыми высадились разведывательная рота и 1-й батальон 1069-го полка. За ними, чуть позже, траншеями овладели учебная рота и штурмовой батальон. Оставив окопы и прибрежные населенные пункты, гитлеровцы заняли оборону у шоссейной дороги Мемас — Муриеки.
Как только переправились передовые подразделения, саперы занялись устройством паромной переправы. 1-й батальон 1069-го полка овладел Мемасом и развивал наступление на Бараши. Учебная рота захватила Зудани, разведрота заняла завод и перехватила дорогу на Ригу южнее Вецумнеки, штурмовой батальон, преодолевая сильное сопротивление врага, вышел на шоссе южнее Муриеки.
Противник предпринял яростные контратаки с направления Бараши — Лейнеки — Яунпукути. Его артиллерия вела интенсивный огонь. Бой принимал ожесточенный характер. Наши подразделения вынуждены были залечь и отражать одну контратаку за другой. Обстановка осложнялась еще и тем, что командиры стрелковых подразделений неточно давали целеуказания и огонь нашей артиллерии не всегда достигал цели.
В этих тяжелых условиях неоценимую помощь оказал младший сержант разведроты Я. Петров. По радио он установил со мной связь и четко, ясно и грамотно доложил, на каком рубеже находятся наши подразделения, где скапливается противник, в каком направлении контратакует и куда в первую очередь надо дать огонь.
— Я занял очень удобный наблюдательный пункт и вижу все поле боя, — доложил он.
Полковник Кляпин взял на себя управление артиллерией и сосредоточил огонь дивизионов именно там, куда указал Петров.
— Снаряды легли точно по цели, — передал через некоторое время разведчик.
Прошло немного времени, и он снова попросил огня. Но уже по другому району, где накопилось до батальона пехоты. Снаряды легли на 200 м дальше цели, но тут же по докладу Петрова внесли коррекцию. Так, в течение трех часов, находясь на чердаке дома в Крауяс, Петров квалифицированно, как артиллерийский разведчик, корректировал огонь артиллерии. Благодаря этому было отбито с большими для противника потерями до семи контратак с разных направлений. За находчивость и проявленную инициативу младший сержант Петров был награжден орденом Красной Звезды.
А в это время под прикрытием дымовой завесы командир 1069-го стрелкового полка на паромах и лодках перебросил на правый берег реки 2-й батальон и другие подразделения. Ломая сопротивление противника, полк в полном составе возобновил наступление в направлении Скривери и к 14.00 завязал бой на юго-западной окраине. Левее от него действовала учебная рота дивизии. Штурмовой батальон успешно продвигался к Цирули.
Благоприятнее развивались действия на правом фланге. Используя захваченный первой ротой плацдарм, 1-й батальон 1067-го стрелкового полка к 3.30 переправился на правый берег и, сбивая мелкие группы противника, быстро продвигался в направлении Скривери. К 13 часам подразделения полка подошли к городу и завязали бой за его юго-восточную окраину.
Во второй половине дня к городу с северо-востока подошли части 2-го Прибалтийского фронта. До наступления темноты совместными усилиями с трех сторон Скривери был полностью очищен от противника.
За успешные действия дивизии было присвоено наименование «Двинская», и она была награждена орденом Суворова II степени.
Описание действий наглядно подтверждает тот факт, что инициатива и внезапность, постоянное стремление побеждать врага при всяком удобном случае способствуют достижению победы даже малыми силами над превосходящим противником. Это остается актуальным и для современного боя.
Весьма важным моментом является постоянная готовность подразделений к переходу от одного вида боевых действий к другому. Не будь этого, вряд ли части дивизии, разбросанные на широком фронте, смогли бы за несколько часов сосредоточиться и подготовиться к ночной атаке. Характерным в действиях подразделений было четкое и непрерывное взаимодействие пехоты и артиллерии, умелое использование штатных огневых средств.
Через день-два после того, как дивизия по приказу командира корпуса генерала Городинского форсировала на самодельных подручных средствах Западную Двину, атаковала противника и освободила совместно с частями 2-го Прибалтийского фронта город Скривери, на командный пункт дивизии приехали два полковника из штаба фронта. Они представились и сообщили о цели своего визита. Представитель Ставки Верховного Главнокомандующего, очевидно маршал Василевский, приказал им расследовать, на каком основании 311-я дивизия форсировала Западную Двину и вторглась в полосу наступления 2-го Прибалтийского фронта. Дело в том, что Западная Двина являлась разграничительной линией между войсками двух фронтов: правее реки — 2-й Прибалтийский фронт Еременко, а левее — 1-й Прибалтийский фронт Баграмяна. Мне думается, генерал армии Еременко пожаловался на нашу дивизию, что мы нарушили установленные границы фронтов и что это нарушение могло привести к столкновению наших частей. Это действительно могло бы иметь место, если бы не помог случай опознать друг друга во время боя в Скривери. Я сказал представителям штаба фронта, что выполнял приказ командира корпуса генерала Городинского, которого и надо об этом спрашивать. Сам же Городинский, как мне казалось, вряд ли бы решился на такое дело без приказа сверху. После беседы со мной и начальником штаба дивизии полковники, вполне удовлетворенные нашими объяснениями, уехали в штаб армии.
До сегодняшнего дня я так и не знаю, кто проявил такую, прямо скажем, сомнительную инициативу. Тот бой, с форсированием широкой и глубокой реки без табельных переправочных средств, был одним из самых сложных боев по организации и выполнению поставленной перед нами задачи.
Не успев отдохнуть после форсирования и обратной переправы на левый берег реки, дивизия 25 сентября в срочном порядке перебрасывается в район восточнее г. Вецмуйжа. Противник, который отходил в направлении города Огре, занял промежуточный рубеж обороны, оказывая сильное сопротивление наступающим частям нашего корпуса. В течение 26 и 27 сентября дивизия вела напряженные бои с крупными отрядами прикрытия. В результате этих боев были освобождены три населенных пункта.
В начале октября в районе Акмене, с рубежа Швентупе — Погерви дивизия стремительным ударом прорвала оборону противника и за день боя освободила десять населенных пунктов, а к исходу дня вышла на шоссе Рудавсе — Круспяй. К 8 октября дивизия с боями вышла к рубежу реки Добикиня.
Этот день запомнился мне навсегда огромными для меня потерями. Убит был мой ординарец, замечательный парень, на редкость честный, порядочный человек Николай Ворожцов, с которым с марта 1943 года бок о бок прошли мы трудный боевой путь. В этот же день я потерял еще одного прекрасного человека — моего постоянного шофера Николая Козырева. Уже прошло больше двадцати лет, а они, как живые, всегда рядом со мной в моей памяти. Оба Николая, два друга, были из Вятки.
Ворожцов взял на себя всю заботу обо мне. Подворотнички к гимнастерке, носовые платки и полотенца были у меня всегда свежими, обувь и портянки — сухими и чистыми, чай и табак не переводились. Все, что предназначалось для меня и принадлежало мне, содержалось в лучшем виде. Каждый носовой платок, воротничок, мыло, помазок, бритва и все, чем я пользовался, было завернуто по отдельности в бумагу и сложено в моем походном чемоданчике так аккуратно, как смогла бы сделать не каждая женщина. Николай всегда должен был знать, где я нахожусь, чем занят и не грозит ли мне опасность. Он буквально оберегал меня от всяких неудобств и неприятностей.
В Вятской области у него осталась сестра. Он часто о ней думал, беспокоился, переживал. Меня удивляло, откуда у этого простого парня такая тонкая, чуткая душа, заботливое, внимательное отношение к людям и такое редкое умение все делать всерьез.
Я, как только мог, старался оберегать его от опасности, лишний раз не брал на передовую, где бывать приходилось часто.
Когда дивизия вышла на рубеж реки Добикиня, сидя в избе, я услышал автоматную стрельбу в низине в лесу и вышел посмотреть, откуда стреляли немцы. С дороги ничего не было видно, и я спустился метров на 50 вниз к реке, встал за деревом и начал наблюдать за стреляющими. Николая Ворожцова, когда я вышел, в хате не было, когда же он появился, то немедленно спросил, где комдив. Ему сказали, что пошел посмотреть, где стреляют. Николай немедленно бросился за мной.
— Зачем вы сюда вышли, ведь здесь немцы? — едва успел он сказать, как схватился за живот и упал на землю, корчась от боли. Я крикнул солдат, они внесли Николая в дом, быстро послали за фельдшером и за моим шофером Николаем Козыревым, чтобы срочно везти раненого в ближайший госпиталь. Козыреву я приказал не возвращаться, пока Ворожцову не сделают операцию.
Весь день мой ординарец не выходил у меня из головы. Мысли о нем покидали меня только в самые напряженные моменты боя. Я с нетерпением ожидал возвращения Козырева из госпиталя с вестью о состоянии Николая.
В середине следующего дня явился фельдшер, который сопровождал Ворожцова в госпиталь. Он обрушил на меня сразу два трагических известия: Николай Ворожцов умер на операционном столе, а Козырев, возвращаясь с фельдшером на машине, подорвался на мине. Весь капот машины был разворочен, Козыреву, сидевшему за рулем, оторвало обе ноги, он погиб. Фельдшер рассказал, что Николай Козырев торопился назад и решил поехать по ближней дороге, которая, как оказалось, еще не была разминирована.
— Как же вам удалось уцелеть, если весь передок машины разворочен? — спросил я у фельдшера.
— Я сидел на заднем сиденье, — ответил он.
Вот так за одни сутки я потерял двух верных и преданных друзей, с которыми была связана вся моя боевая жизнь. Осознание того, что я их больше никогда не увижу, было невыносимо. Только напряженные бои, которые мы вели в то время, отвлекали от тяжких мыслей и заполняли гулкую пустоту в душе.
25 октября наша дивизия вышла в район мызы Вайнсодэ в составе 60-го стрелкового корпуса и находилась во втором его эшелоне. 4-я ударная армия готовилась к прорыву обороны противника, и нам было приказано поддержать своей артиллерией действия одной из дивизий 60-го корпуса. Для этой цели командующий нашей артиллерией полковник Николай Петрович Кляпин выехал в район местечка Бата, чтобы организовать поддержку огнем 311-й дивизии первый боевой эшелон корпуса.
Однако, чтобы сорвать подготовку наших частей к прорыву своей обороны, немцы неожиданно предприняли атаку с танками. Кляпин со своими офицерами в это время находился на наблюдательном пункте командующего артиллерией первого эшелона полковника Мажарова. Один из снарядов разорвался как раз в том месте, где находились Кляпин, Мажаров и другие офицеры-артиллеристы. Кляпина ранило осколком снаряда в ногу, раздробило кость и одновременно ранило в бок. Его хотели немедленно везти в ближайший госпиталь, но он воспротивился этому, сказав, что сначала должен доложить командиру дивизии о происшедшем. Мне позвонили по телефону и сообщили, что тяжело раненный Кляпин отправлен на грузовой машине на КП дивизии по его личному требованию.
Вскоре машина прибыла. Кляпин лежал в кузове и курил. Меня удивило, что тяжело раненный еще и курит. Он доложил, что просит разрешения убыть в госпиталь. Что я ему ответил, не помню, но пообещал, что буду в госпитале, и срочно отправил машину.
Через несколько суток я навестил Николая Петровича. У него в палате дежурила жена, Лидия Алексеевна, которая с маленьким сыном была рядом с ним всю войну. Ногу ампутировали. Состояние тяжелое. Я еще раз навестил его до перевода в московский госпиталь, где он пролежал около года.
После Николая Петровича Кляпина до самого конца войны у нас в дивизии не было даже отдаленно на него похожего по знанию дела и работоспособности командующего артиллерией. Это была очень большая потеря для дивизии.
Здесь же, в Латвии, мы узнали, что дивизия наша награждена орденом Суворова II степени за бои в Латвии, за освобождение Двинска и Яунелгавы.
30 октября дивизия взяла много пленных 17-го пехотного полка 31-й пехотной дивизии. До последних дней ноября мы вели бои с окруженными и прижатыми к морю тридцатью дивизиями противника. Очень хорошо показал себя 2-й стрелковый батальон 1071-го стрелкового полка под командованием капитана Семирадского. Бойцы батальона стойко отбивали контратаки озверевшего противника, а затем сами переходили в наступление. Ими был освобожден ряд населенных пунктов.
Группа бойцов учебной роты лейтенанта Ивана Копия смело прошла в тыл в районе Алкишикяй, дезорганизовала его оборону и участвовала в очищении его от остатков немецких подразделений, а лейтенант Помазкин с четырьмя бойцами разгромил группу гитлеровцев из 18 человек и захватил орудие.
В этих последних боях в Латвии отличились бойцы 1067-го стрелкового полка — сержант Сапронов, рядовые Хомяков и разведчик Зайцев, младший сержант 1071-го стрелкового полка Киргизбаев и многие другие.
30 ноября дивизия получила приказ отвести свои части в ближайший тыл, а с наступлением темноты вывести их в район Вяйноде. За месяц до этого постановлением СНК мне было присвоено звание генерал-майора.
1 декабря дивизия вошла в состав 89-го стрелкового корпуса 61-й армии генерала М. А. Сиязова, замечательного человека и командира, и маршем направилась в район железнодорожной станции Леплавки (Литва). Прибыли мы туда к исходу дня 4 декабря 1944 года.
Подводя итоги боевых действий в Латвии, нужно сказать, что дивизия, пройдя с боями до 200 км, освободила второй по величине город Латвии Двинск (Даугавпилс) и ряд других городов, сотни населенных пунктов, больших и малых, нанесла значительные потери шести пехотным дивизиям и полностью уничтожила 343 охранных батальона.
До сих пор не забыть тяжелейший путь до железнодорожной станции Леплавки. Непрекращающиеся дожди и постоянное движение войск превратили дороги в месиво, сплошную кашу. Дорога, по которой должна была следовать маршем наша дивизия, оказалась непроходимой как для автомобильного, так и для гужевого транспорта. Я вынужден был свернуть и вести дивизию по маршруту 80-го ск. Здесь дорога тоже была не из легких, но двигаться все же было можно.
Прибыв на станцию, мы начали погрузку. В первый эшелон грузился 1069-й стрелковый полк подполковника Заки Хабибуллина. Всего дивизия грузилась в шесть эшелонов.
17 декабря наш пятый эшелон прибыл на станцию Минск-Мазолевский (Польша). Дивизия сосредоточилась в районе Паривал — Слуп — Гарволин.
В составе 83-го стрелкового корпуса 61-й армии генерал-полковника П. А. Белова наша 311-я стрелковая дивизия вошла в состав 1-го Белорусского фронта, которым командовал Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.