32. Великие князья Юрий III и Василий Косой

32. Великие князья Юрий III и Василий Косой

В XV в. традиции были куда более устойчивыми, чем в наше время. Люди поддерживали привычное, проверенное. Еще не было переменчивых капризов моды. Внучка щеголяла в праздничных нарядах, заботливо сохраненных в сундуках от бабушки, и была довольна. Правители не ломали головы над реформами. Если система управления хорошо работала вчера, она будет работать и завтра. И все-таки перемены на Руси происходили. Кое-что перенимали у татар, греков, из западных стран. Причем не только полезное. В Пскове во время эпидемии оспы кто-то в панике вспомнил, как объясняли мор в европейских странах – дескать, виноваты ведьмы. Поступили чисто по-европейски, признали ведьмами 12 женщин и сожгли. Впрочем, подобные случаи остались единичными, распространения они не получили.

Внедрялись технические новинки. При Василии I ученый сербский монах Лазарь изготовил в Москве первые часы. В войсках все шире применяли пушки. Хотя специалистов в этой области было мало. Нередко один и тот же мастер занимался отливкой пушек, а на войне служил наводчиком, остальные артиллеристы лишь выполняли его указания (аналогичное положение было и в европейских армиях).

Происходили постепенные изменения и в государственных структурах. Выделились профессиональные чиновники, дьяки и подьячие. Но и в армии стали ориентироваться на профессионалов. Русь уже четверть века не вела больших войн. Выводить летом войска на рубеж Оки давно перестали. Это обходилось дорого, а необходимости вроде не было. Ослабевшие ордынцы не предпринимали масштабных набегов, а с мелкими бандами могли бороться местные отряды. Правительство приноровилось поступать, как в Литве – поручало оборону удельным князьям и наместникам. Но неурядицы в царствование Василия II расшатали власть, воевод никто не контролировал.

Пехотные городские полки поддерживали боеспособность только в приграничных районах, где действительно грозила опасность. В прочих городах деньги, отпущенные на войско, направлялись на иные нужды или в карман наместника. Подготовку ратников забросили. Оружие не ремонтировали, оно разворовывалось или ржавело без присмотра в кладовых. А трагедия московских ополченцев на Клязьме, казалось бы, подтвердила – городские полки ничего не стоят. Основой армии оставались конные дружины удельных князей и бояр. На первый взгляд, это выглядело целесообразным. Коннице сподручнее гоняться за татарами, она может быстро собраться в общее войско, а казна не несет расходов, каждый командир содержит свой отряд.

Изменилась и терминология. Дружинники и слуги князя жили у него при дворе, выполняли различные обязанности в его хозяйстве, поэтому дружину стали называть «двором», а воинов, входивших в нее, со временем начали именовать дворянами. Но дружинников издревле обозначали еще и словом «отроки», то есть юноши, дети. Не в прямом смысле, а в фигуральном, дружина и ее предводитель составляли как бы одну семью, где старший обязан заботиться о младших, а они – беспрекословно слушаться старшего. Чтобы отличить боярских воинов от княжеских, их начали называть «детьми боярскими» (невзирая на окладистые бороды большинства «детей» и на то, что они ни в каком родстве с боярами не состояли).

Серьезные перемены назревали и в Церкви. Ох как нужен был Руси митрополит на смену умершему Фотию! Он мог бы увещеваниями, а то и угрозой проклятия предотвратить усобицы. Но из Константинополя и Западной Европы приходили пугающие известия. Император Иоанн VIII и патриарх Иосиф отдавались католикам! В Базеле заседел собор, который должен был решить вопрос о соединении церквей. А Василий II и его мать были ревностными православными, да и духовенство отнюдь не было настроено жертвовать верой. Посылали гонцов в Византию выяснить, что же там творится, просили поставить митрополита из московских священнослужителей.

Но более оперативным оказался Свидригайло. С трудом удерживая восточные области Литвы, он вспомнил, что Витовт намечал провести в митрополиты смоленского епископа Герасима. Сигизмунд предоставил православным равные права с латинянами, но сам-то он был латинянином! А у Свидригайлы появится свой митрополит, будет благословлять и поддерживать его. Вокруг кого сплотятся православные? Литовец быстренько отправил Герасима в Константинополь, не поскупился на мзду. Но в Византии оценили кандидата с собственной точки зрения. Герасим соглашался на унию! Это чудесным образом решало проблемы с русскими. В 1433 г. его рукоположили в митрополиты, и не одной лишь Литвы, а всея Руси.

С Москвой о его назначении даже не посоветовались, поставили перед фактом. Но Герасим вернулся к себе в Смоленск, а в Москву не поехал. Объяснил, что там «князи русские воюются и секутся». Ясное дело, это было лишь отговоркой. В обязанности митрополита как раз и входило мирить враждующих. А в Литве князья секлись куда круче русских. Просто Герасим понимал, что в Москве он окажется в чужой для него обстановке, должен будет зависеть от государя, считаться с незнакомыми ему епископами, боярами. В Литве ему казалось уютнее и вольготнее. Свидригайло в церковные дела вообще не лез, зато всячески ласкал митрополита, таскал на праздники и пиры. Его замысел исполнился. Митрополия придала ему ореол борца за веру, православные снова сражались на его стороне, теснили Сигизмунда.

А Русь осталась без митрополита. Между тем, до спокойствия было далеко. Мятежники Косой и Шемяка захватили Кострому, куролесили. Но удельные властители и наместники снова повиновались Василию II, удалось собрать воинский корпус. Командовать поставили воеводу Юрия Патрикиевича. Сын литовского князя Патрикия Наримантовича был женат на сестре государя, уж он-то считался вполне надежным.

Косой с Шемякой остереглись сталкиваться с ратью, переправились за Волгу. А Юрий Патрикиевич постарался добросовестно выполнить задачу, изловить смутьянов. Двинулся в погоню. Они ускользали все дальше в бескрайние леса.

Однако бунтовщики хитрили. Отступая, они мало-помалу уклонялись поближе к Вятке и родовому Галичу. С вятской вольницей они водили дружбу, стоило лишь кликнуть, как к ним выступили отряды. Взмолились и к отцу, и старый вояка не выдержал. В опасности были его дети! Какие ни на есть, но свои, а их загоняли, как диких зверей… Князь отбросил договор с Василием II, выслал войско. Юрий Патрикиевич вслепую продирался по чащобам, не представлял, где сейчас его противники, сколько у них сил. На речке Кусь его поймали в засаду, галичане и вятчане хлынули из леса с разных сторон. Государевых воинов побили, сам воевода попал в плен.

Косой и Шемяка окрылились, уговаривали отца, что надо развивать успех, снова идти на Москву. Нет, к возобновлению драки за власть Юрий Дмитриевич был не готов. Он уже один раз опозорился и повторять не желал. Объяснял сыновьям, что пора замириться. Пускай уж в столице правит Василий, но и их не трогает, им достаточно своего княжества. Но Косой с Шемякой отказались угомониться, отца не послушались и опять заняли Кострому. А великому князю теперь никак нельзя было мириться. Его авторитет скатился и без того слишком низко. Его согнали с престола и вернули на престол, будто ничего не значащую пешку. Его шурина разгромили, города отбирали!

Василий II велел поднимать большую рать. Однако дисциплина в государстве оставляла желать лучшего. После сплошных поражений удельные князья настраивались выждать, чья возьмет. На призыв явились лишь несколько: брат жены Василий Боровский, двоюродные братья Иван Можайский и Михаил Верейский, прислал отряд Иван Рязанский. Но в целом набралось достаточно воинов, зимой 1433/34 гг. государь лично повел их на дядю. Юрий узнал, что неприятелей слишком много, оставил защищать Галич Косого с Шемякой, а сам с дружинами ушел севернее. Пытался, как и раньше, увести московское войско за собой. Василий II не поддался, обложил Галич. Но взять город было трудно, а его разболтавшиеся ратники не стремились лезть под стрелы и кипяток. Зато пограбить разохотились как следует. Перетряхнули весь удел, пожгли деревни, набрали добычи и пленных.

А пока армия без толку околачивалась возле Галича, Юрий совершил умелый маневр – выбрался на подступы к Костроме. Угрожал отрезать государю обратную дорогу, запереть в лесах. Василий II предпочел снять осаду, возвратиться в столицу. Галичский князь вернулся домой и застал печальные картины. Пепелища еще дымились, крестьян увели, скотину угнали. Он разъярился. После победы отказывался продолжать войну, а после разорения не желал завершать ее. Войско у него было в сборе, взялись за оружие все галичане, позвали вятчан. Отправились мстить сразу же, без промедления. А Василий только что распустил армию, у него в распоряжении почти никого не было. Лихорадочно скликал ратников обратно, но они устали, не спешили расставаться с теплыми семейными очагами. К государю стекались жиденькие отряды, из князей прибыл один Иван Можайский.

Василий II понадеялся, что Юрий тоже ведет небольшую рать, вознамерился просто пограбить, расквитаться с москвичами. Двинулся с теми силами, которые удалось наскрести. Противников он встретил 20 марта 1434 г. у села Никола-на-горе под Ростовом. Смело построил подчиненных и сам полетел с ними в атаку. Но пылкость и храбрость не заменили ему воинского мастерства. Галичан и вятчан оказалось значительно больше, а Юрий грамотно руководил ими. Нацелил конные дружины Шемяки и Косого по флангам, они с двух сторон проломили и обошли великокняжескую рать, перерезали обратную дорогу на Москву. Пошла рубка окруженных. Василий II даже не смог отступить, вместе с Иваном Можайским ускакал, куда удалось вырваться – по дороге на запад. Путь на Москву остался открытым.

Юрий вынес для себя серьезные уроки из прошлогоднего опыта. Он не торопился бросать распаленное воинство к столице. Шел Великий Пост, и князь остановился в Троице-Сергиевом монастыре, молился у гроба св. Сергия – преподобный был его крестным отцом. К Москве подступил на Страстной неделе и объявил: на Пасху и на Светлой неделе он воевать не будет, люди могут праздновать спокойно. Москвичей порадовало и умилило такое благочестие. А в «перемирные» дни завязались переговоры. Князь заверил городских делегатов, что прежние безобразия не повторятся. Боярам, которым было поручено оборонять столицу, пообещал сохранить их посты и вотчины. Больше препятствий не нашлось. В среду Светлой недели Москва открыла ворота. Жену и мать Василия II, по сути, сдали. Обо всем договорились без них, и галичане, войдя в Кремль, арестовали их. Выслали Марию и Софью в Звенигород, а Юрий созвал бояр, духовенство и торжественно взошел на великое княжение.

Между тем, Василий и Иван Можайский с горсткой спутников увязали в весенней грязище. Иван помялся-помялся и сообщил, что хочет отделиться, поехал в Тверь. Василию там было делать нечего – один раз князь Борис уже показал ему от ворот поворот. Покатил в Новгород. Но он совсем запустил новгородские дела, не представлял, что там творится. А «золотые пояса» воодушевились смутами. Сочли – настало время укреплять мосты с Литвой. Для великого князя стало неприятным сюрпризом, что в городе уже находится приглашенный ими князь Юрий Лугвеньевич. Хотя и для Юрия Лугвеньевича приезд Василия II стал полной неожиданностью. Оба не стали выяснять отношений, деликатно избегали встреч.

Новгородцы изображали беспристрастность. Показывали, что готовы дружить со всеми. Василию не отказали, приняли. Он поселился на Городище, где всегда останавливались великие князья и их наместники, немножко отдохнул, воспрянул духом. Отписал в Тверь, товарищу по несчастью Ивану Можайскому, звал к себе. Но Иван уже изменил, снесся с Юрием, признал великим князем, а взамен ему возвратили удел. Да и Василий пробыл в Новгороде меньше месяца. Два князя в одном городе – это было многовато. «Золотые пояса» внешне обращались с государем почтительно, но исподтишка подбили буянов, в один прекрасный день к Городищу нахлынула вооруженная толпа, потребовала убираться подобру-поздорову.

Делать было нечего. Пришлось снова седлать коней. Василий решил все-таки попытать счастья в Твери, но там ничего не изменилось. Князь Борис накормил-напоил странника и указал, чтобы не задерживался в его княжестве. В общем, гнали отовсюду. Василий решился ехать по последней оставшейся у него дороге, в Орду. Шансов на победу это не сулило, Улу-Мухаммед увяз в драках с родственниками, у изгнанника не было денег на подарки, суды и хлопоты. Но в Орде можно было как-то пристроиться, оттуда не выставят вон. Вчерашний великий князь поплыл по Волге, как нищий бродяга. Договаривался с купцами, добрался на попутной ладье до Костромы. Там пересел на другую, до Нижнего Новгорода.

А Юрий III, утвердившись на престоле, наметил прекратить разброд на Руси, приструнить своевольство знати. Сейчас-то он старался для себя. Созвал съезд удельных князей, связал их новыми договорами, требуя безоговорочного послушания. Сбежавшего Василия искали повсюду. Он скрывал свое имя и звание, тем не менее, в Нижнем его выследили. Донесли в Москву – свергнутый великий князь появился, распрашивает на базаре и пристанях, кто бы довез его до Сарая. Юрий мгновенно выслал Шемяку и Дмитрия Красного с дружинами.

Сам Юрий плохо себя чувствовал. Ему было 59 лет, и здоровье богатыря стало далеко не богатырским. Сказывались треволнения, нагрузки, а особенно застолья. После коронации и на княжеском съезде пировали слишком много, и князь слег. Оставил при себе старшего сына Василия Косого распоряжаться делами. Но и младшие должны были справиться. Верные нижегородцы под разными предлогами придерживали Василия II, чтобы не отчалил раньше времени, а Шемяка с Красным понеслись быстрее ветра. Доскакали до Владимира, оттуда до Нижнего было рукой подать, три дня ходу…

Но в мире действуют и иные силы. Гораздо более могущественные, чем князья и дружины, гораздо более быстрые, чем самые резвые кони. Братьев вдруг догнала весть, что 5 июня их отец скончался. Но тот же самый гонец на запаленной лошади доставил вторую новость. Косой сообщал, что отныне он стал великим князем, и Шемяка с Красным обязаны повиноваться ему. Раздуло его от гордости, не утерпел. Неуместная поспешность весьма дорого обошлась ему. На самом-то деле сыновья Юрия ненавидели друг друга. Держались вместе, поскольку было нужно, да отец сглаживал ссоры.

Сейчас вражда прорвалась. Дмитрий Красный был глубоко возмущен вторым посланием. В семье горе, а брат величается, даже не сумел скрыть собственную радость! А для Шемяки Косой всегда был соперником. Если подчиниться ему, придется распрощаться с собственными честолюбивыми замыслами. Брат молод, может править долго, обзаведется детишками, а они так и останутся удельными княжатами. Но… отец обосновывал права на престол старым законом о наследовании. А по старому закону вслед за Юрием шел Василий II! Вырисовывалась любопытная комбинация – разделаться с Косым в союзе с Василием, а потом и его можно будет скинуть. Шемяка не считал его серьезным противником, уже два раза прогоняли…

Простодушному Дмитрию Красному Шемяка внушил, будто разделяет справедливое негодование, еще и подогрел его настроения. Подсказал, что лучше вернуть к власти прежнего великого князя. Это будет законно, подчиниться ему не зазорно. Русь замирится, да и Василий отблагодарит нежданных помощников. Вместе отписали Косому: «Аще не захотел Бог, да княжит отец наш, а тебя мы сами не хотим!» В Нижний Новгород вместо воинов поскакали гонцы братьев, предлагали изгнаннику дружбу и престол. Это было чудом. Невероятным, не поддающимся человеческому разумению! Ошеломленный Василий слушал явившихся к нему посланцев и не верил своим ушам. Его, беглеца, которого вот-вот должны были схватить, снова звали во главу государства! Звали вчерашние враги!

Договорились быстро. Шемяка и Красный получили существенные прибавки к уделам, первому великий князь пожаловал Углич и Ржев, второму Бежецк. Они признали Василия «старшим братом», обязались служить ему и тут же исполнили эту клятву. Вокруг дружин, которые скакали ловить государя, принялись формировать для него войско. Косой просидел в кремлевском дворце всего месяц. Дошли сведения, что братья выступили из Владимира к Москве, благоразумные бояре начали переезжать к ним, и узурпатор тоже подался прочь. Удрал он по-воровски, утащил не только великокняжескую, но и городскую казну, а в заложницы прихватил тещу Василия II боярыню Голтяеву.

Талантами отца Косой не обладал, о принципах не задумывался, зато в буйстве мог переплюнуть любого. Пошел со слугами и обозами куролесить по всей Руси. Изменившему Шемяке достался Ржев? Старший брат налетел и погромил город. Пробовал связаться с литовцами, но Свидригайле по уши хватало своих забот. Косой отправился в Тверь, в Новгород. Они опять изобразили нейтралитет. Но их нейтралитет оказался куда более благожелательным, чем к Василию. Очередного гостя не выставляли взашей, толп на него не натравливали, позволяли ему набирать желающих. По осени его банды двинулись северными дорогами на Бежецк и Вологду. Опустошали волости великого князя и его сторонников, зазывали с собой охотников пограбить.

Сбродное воинство разрасталось, и Косой понадеялся, что сможет повторить успехи отца, повернул на Москву. Но и Василий II вывел рать, перехватил мятежников на речке Которосль, между Ярославлем и Ростовом. Схватились на льду в канун Крещения Господня, 6 января 1435 г. До праздника многие не дожили, обливались и умывались не святой водой, а кровью. Однако соотношение сторон разительно переменилось. Толпы Косого не были армией, и сам он никогда не был полководцем. А великий князь поднабрался кое-какого опыта, с ним были хорошие воеводы и дружины умелых рубак. Разметали неприятелей, секли без пощады. Впервые Василий II победил в бою, как же окрылился он, как поднялся в собственных глазах! Захватили казну, обозы врага. Косой бросил разгромленных соратников и скрылся за тверской границей.

Конечно, при Дмитрии Донском или Василии I подобное препятствие не остановило бы москвичей. Но сейчас опасались рассердить соседей, ловить мятежника на их территории не стали. Государь ограничился тем, что разместил отряды под Ярославлем и в Вологде, поручил поймать Косого, если он будет пробираться в Галич или на Вятку. Но Борис Тверской отнесся к вынужденному гостю тепло, позволил отдохнуть в Кашине. Дал денег, помог собрать и вооружить три сотни бойцов. Хоть и маловато, но Косой полагал, что для начала хватит. Дерзости ему было не занимать. Горстка лихих людей лесными тропами подкралась к Вологде. Ночью ворвалась в город, порезала московский отряд, пленила воевод.

Князь содрал с Вологды выкуп и снова взялся грабить, созывать к себе охотников поразбойничать. Возле Кубенского озера лежал удельчик князя Федора Заозерского. Ратников у него было всего несколько десятков, но Федор решился выступить на разгулявшуюся банду, намеревался скрытно подобраться и накрыть ее. Однако среди местных жителей у Косого уже были сторонники, предупредили. Заозерского князя подкараулили и раздавили его дружину. Федор еле унес ноги, мятежники взяли в плен его семью. Но для того, чтобы сформировать войско побольше, требовались деньги. Косой наметил ограбить богатый Устюг, центр торговли на всем Русском Севере.

Там уже были наслышаны о его «подвигах», узнали и о том, что лихое скопище двинулось к ним. Московский наместник Глеб Оболенский и чиновник ростовского епископа Иев Булатов совещались: что предпринять? Сесть в осаду? В этом случае будут разорены окрестности. Задумали хитрость. Сообщили Косому, что открывают ему ворота, сдают казну. Встретили с хоругвями, торжественно. Но под шубами устюжане спрятали оружие. По сигналу накинулись на незваных гостей. Освободили московских бояр, которых бунтовщики привели с собой. Косого кто-то остерег в самый последний момент. Он вырвался из толпы, побежал по льду через реку, исчез в кустах и сугробах. С ним спаслись лишь немногие, остальной сброд порешили или повязали.

Нет, даже такой удар не заставил князя одуматься. В ближайших деревнях он забрал лошадей, в весеннюю распутицу сумел преодолеть 700 верст, и все-таки добрался до Галича. Там к нему потекли добровольцы. Всего через месяц после бойни у Устюга свежее воинство двинулось к Костроме. Но и Василий II кое-чему научился. Наладил систему оповещения, в Москву полетели предупреждения. Когда Косой начинал поход, великий князь уже успел поднять армию и вел ее навстречу. Встали друг против друга возле Ипатьевского монастыря. Бунтовщикам это не сулило ничего хорошего. Против их нестройной массы разворачивались к бою профессиональные дружины. Но… Василий проявил великодушие. Впрочем, и здравый смысл. Представлял – в который раз разольются ручьи русской крови, а Косой скроется в глухомани, где ловить его бесполезно. Все повторится, озлобление будет нарастать, число жертв увеличиваться.

Государь попытался разорвать этот круг. Предложил своему недругу прощение, прибавку к уделу. Василий Косой прикинул, что на победу рассчитывать не приходится, и согласился. Составили договор, целовали крест. Сыновья Юрия примирились и между собой. Вроде бы, все трое удовлетворились. Старшему отец оставил Звенигород, а государь пожаловал еще и Дмитров. Дмитрию Красному по завещанию достался Галич, Шемяка въехал в подаренный ему Углич.

В это же время подошла к развязке гражданская война в Литве. Православные князья самоотверженно добывали Свидригайле победу, а он бездарно губил дело. Люди устали, страна разорялась. А митрополит Герасим рассудил, что надо бы наладить хорошие отношения с обоими соперниками. Окормлять паству на землях, занятых войсками Сигизмунда, да и обеспечить собственное положение, кто бы ни взял верх. В 1435 г. он вступил в переписку с Сигизмундом. Герасим считал, что вправе делать это, ведь он был предстоятелем всей литовской и русской Церкви. Но в Литве права устанавливал сильный. О переписке настучали Свидригайле. Донесли в неподходящий момент, когда он был вдребезги пьян. Он разбушевался, объявил Герасима изменником и велел сжечь на костре. Дикая расправа с митрополитом привела в ужас население, от Свидригайлы отшатнулись все. Города, князья, паны, единодушно переходили к Сигизмунду. Свидригайло бежал в Валахию, окончательно спился и завершил карьеру, зарабатывая на жизнь пастухом.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.