Заключение
Заключение
Более ста лет продолжается изучение исторических основ эпических памятников: русских былин, юнацкого эпоса южных славян, французских «песен о деяниях», верхненемецких поэм о Дитрихе Бернском, германского сказания о нибелунгах, англосаксонского «Беовульфа». И хотя ныне историзм героического эпоса и, шире, фольклора сомнений не вызывает1, его формы и характер в различных фольклорных жанрах требуют дальнейших исследований. Методы старой исторической школы (и в отечественной, и в зарубежной науке), представители которой основную задачу видели в установлении конкретных исторических событий и лиц, запечатленных в отдельных эпических произведениях, уступили место более широкому пониманию фольклорного историзма как своеобразного отражения действительности. Причем способы отражения, степень охвата действительности, вычленение каких-то определенных ее сторон — все эти и многие другие особенности определяются жанровыми признаками произведения.
Героический эпос европейских народов воплотил историческое сознание его создателей, но лишь в редких случаях (как, например, в «Песни о моем Сиде», «Песни о Роланде», песнях Косовского цикла) можно установить исторические события, легшие в основу или послужившие импульсом для возникновения эпического памятника. Тем менее это возможно для архаических форм эпоса, формировавшихся в догосударственную или раннегосударственную эпоху, сюжеты которого внеисторичны по своей сути: борьба с чудовищами («Беовульф»), происхождение тех или иных культурных ценностей («Калевала») и т. д.2 Однако отсутствие «исторического ядра», т. е. события, которое стало бы основой для формирования сюжета, отнюдь не лишает эти произведения историзма. Их поэтический строй, образы, система ценностей, наконец, созданный в них мир являются поэтическим осмыслением и воплощением действительности3.
Многочисленны и разнообразны способы преломления истории в англосаксонском эпосе, о многих из них речь шла выше. Одним из них является уже само зарождение жанровой дифференциации англосаксонского эпоса, отражающей усложнение духовной жизни в раннефеодальных государствах Британии: героический эпос, ранее синкретически соединявший эстетические, этические, исторические и другие представления своих творцов, перестает удовлетворять разносторонние духовные запросы общества. Поэтому возникают драматические героические элегии, уводящие в сферу человеческих эмоций; поэмы на религиозные сюжеты, воплощающие христианский идеал героического; исторические песни, непосредственно ориентированные на изображение и запечатлейте исторических событий.
Другой способ, наиболее близкий современным историкам и потому наиболее изученный, — отражение в эпических памятниках конкретных реалий, которые могут быть локализованы во времени и пространстве4. Так, поражают своим сходством обряды погребений: выявленный археологами в Саттон-Ху и описанный в поэме «Беовульф». Частым упоминаниям в англосаксонских судебниках и грамотах о королевских земельных пожалованиях в поэме соответствует дар, полученный Беовульфом от Хигелака в знак признания его подвигов на датской земле: Хигелак дарит герою 7000 гайд земли5 и дом с престолом (bold ond brego-stol; Беовульф, 2194–2195).
Эти реалии далеко не всегда отражаются в эпических памятниках в столь прямой форме, как в приведенных примерах. Значительно чаще они поэтически осмыслены, преобразованы и вплетены в художественную ткань памятника. Вот лишь один из многих возможных примеров. В судебниках VII–VIII вв. красной нитью проходит тенденция к замене кровной мести системой вергельдов — компенсацией за различные преступления против свободного человека. Своеобразно преломление этого исторического процесса в поэме «Беовульф». В обществе героев безраздельно господствует принцип денежной компенсации: упоминается выкуп, который Хродгар заплатил за Эггтеова, отца Беовульфа; Хродгар вручает Беовульфу для передачи Хигелаку как верховному сюзерену (вот еще одна историческая реалия, отражающая отношения сюзеренитета) вергельд за убитого Гренделем воина-геата; упоминаются вергельды, выплаченные при примирении фризов и данов (в замке Финна), данов и хадобардов и т. д. Менее последовательно этот принцип осуществляется в отношениях членов героического общества с их врагами: в ходе борьбы геатов и шведов, о которой подробно рассказывается в нескольких отступлениях, убийство, как правило, карается убийством, денежная компенсация выплачивается лишь при заключении мира. Мстителем при этом выступает сам герой, возглавляющий идеальное эпическое общество, — Беовульф, который посылает вслед шведу — убийце Хардреда, сына Хигелака, свою дружину (Беовульф, 2390–2395). В мире же противников героя продолжает царить кровная месть: Грендель не платит вергельдов за убитых данов, мать Гренделя мстит за смерть сына, убивая датского эрла, дракон в отместку за похищенную чашу сжигает своим дыханием селения геатов. Сказитель отказывает чудовищам в возможности приобщиться к новым социальным установлениям. Художественное переосмысление явлений, происходящих в обществе, ведет к полярному — в соответствии с дихотомической структурой героического мира — противопоставлению: одобренные и принятые в обществе элементы нового становятся неотъемлемой частью мира эпических героев — отжившее старое, приобретшее негативную оценку, остается принадлежностью мира чудовищ6.
Этот ряд параллелей можно увеличить во много раз: и «Беовульф», и элегии, и поэмы религиозного эпоса, и тем более исторические песни насыщены историческими и бытовыми приметами, которые делают героический мир эпоса узнаваемым для сказителя и слушателей. Но при всем их значении важнейшей формой отображения действительности, опосредованной художественным сознанием творца эпоса, является сам героический мир эпических памятников. Он строится по образу и подобию мира действительного, в нем как а капле воды отражается противоречивая жизнь общества, в котором складывается эпическое произведение.: «Эпос — это история в народной памяти и предвзятой; идеализации, но его предвзятость поэтическая…»7—^ писал сто лет назад выдающийся русский филолог-компаративист А. Н. Веселовский. «Поэтическая идеализация», т. е. художественное обобщение, преображает действительность и творит новый, эпический мир по законам героического: мир условный, но насыщенный реальными приметами своего времени; возвышенный, но черпающий понимание возвышенного, отталкиваясь от будничного, повседневного; мир, своей героикой противостоящий обыденности жизни.