Начало (Аркадий Бухов)
Начало (Аркадий Бухов)
Началось это совершенно неожиданно. На одном из великосветских раутов Распутин сидел, окруженный дамами, и конфузливо сопел, поковыривая большим грязным пальцем в куске ананаса.
– В вас есть что-то магическое, – ласково кивнула ему головой одна из окружающих, – вы мистик.
Предполагая, что дама говорит о прежнем тобольском конокрадстве, Распутин ответил уклончиво:
– Враки все. Митька крал, а я – нет. Врет наш урядник.
– Нет, нет, не спорьте, Григорий Ефимович, – запротестовали дамы, – вы сфинкс. Загадочный сфинкс.
– Может, и так, девушки, – осторожно согласился Распутин, – только ежели вы насчет Васькиного мерина, так это напрасно. Кто крал, а кто и не крал. Дело прошлое, вспоминать не стоит.
– Мерин – это звучит красиво, – шепнула одна дама, – что-то непонятно-влекущее. Если у меня родится мальчик, я назову его Мерином. Мерин Сергеевич. Честь нашей фамилии спасена.
Тут же Распутина назвали многогранным, бескрайним и нездешним. Он растерянно оглянулся на дверь и подумал: «Бабы важные. Может, у всех мужья-то пристава. Сейчас словами донимают, а потом до дела докопаются. Как позовут мужьев-то, прощай тогда, Гришка…»
И вслух добавил:
– Идтить надо.
– Нет, нет, не пустим, – заволновались дамы, – ни за что не отпустим…
«Ну вот и готово, – испугался Распутин, – и пымали, как воробья. Эх, кабы отмочить что-нибудь, чтобы меня отсюда сразу выкинули…»
Он потянулся к хрустальной вазе и стал тянуть за скатерть, но расторопный лакей быстро переставил вазу на другой стол.
«Вазу нельзя, – подумал Распутин, – за вазу бить будут А после ходи, Гришка, без ребер».
Но сметливый ум сибиряка подсказал блестящий выход, и, подойдя к дверям, Распутин подозвал к себе хозяйку салона:
– Одевайся, старуха. В баню едем.
Именно с этого момента и началась блестящая карьера Распутина. Уже чудились ему возмущенные крики гостей, уже заранее краснела щека от удара, и с трепетом ждал он минуты, когда, найдеточку опоры в холодных камнях тротуара, он поднимется с четверенек и стрелой помчится в свою комнатку… Но произошло неожиданное:
– В баню? – переспросила хозяйка. – Сию минуту, Григорий Ефимович…
И уже в прихожей услышал он только завистливый шепот из зала:
– Счастливица… Счастливица…
А когда садились в карету, старый лакей почтительно спросил хозяйку салона:
– Так и прикажете доложить графу?
– Так и скажи: в баню. Очистит грехи, мол, и приедет.
С этого вечера прошло три месяца, а великосветские дамы оказались столь погрязшими в грехах, что очистка их не прекращалась даже в двунадесятые праздники.
Приходили очищаться целыми семьями и поколениями.
Престарелые бабушки вели за руки юных внучек, и популярность Распутина росла.
– Там какая-то барыня вас спрашивает, – докладывала Распутину прислуга. – Впустить?
– А чего ей надо?
– У меня, говорит, время от пяти до семи свободно, так я, говорит, очиститься заехала, да поскорее, а то внизу мотор дожидается.
– А какая она из себя?
– Старая, да прыща на ней много.
– Гони, – отбивался усталый Распутин. – скажи, что, мол, безгрешная она. Пусть нагрешит, а потом уж и лезет.
Тогда стали записываться. Не помогло и это. Распутин пожелал исключительной клиентуры и сурово заявил очищаемой от грехов баронессе:
– Слышь, Пашка, хочу, чтобы в самые верха попасть. Вези меня прямо во дворец!
Так как Распутин грозил забастовать, его повезли.
Около первого же светского генерала Распутин немного оробел.
– А ты не пальцимейстер будешь? – дипломатически спросил он.
– Выше, – огрызнулся генерал.
– Так, так…
Сначала Распутин хотел отойти, но те, кто уже узнал путь к доверию, никогда не откажутся от этого пути, и Распутин прибег к способу, однажды сделавшему ему карьеру: он пальцем подозвал генерала и решительно сказал ему:
– Пойдем в баню!
Генерал не пошел, но это предложение было настолько неожиданным для светских кругов, что за Распутиным сразу установилась репутация необычайно оригинального человека.
Через два дня после пребывания в высших сферах Распутину понадобились два рубля на новые портянки. Попробовал попросить у швейцара, но тот, не учтя возможной карьеры просителя, отказал, ссылаясь на семейные издержки.
– Подавишься потом своими двумя рублями! – высказал вслух Распутин внезапно пришедшее желание.
– Да ну? – иронически отозвался швейцар. – Голос, что ли, тебе был, что подавлюсь?
– Голос? – переспросил Распутин и вдруг радостно схватил швейцара за руку: – Выручил, миляга, просто выручил…
Не прошло и трех минут, как Распутин стоял перед пухлой дамой и сурово твердил:
– Голос мне был, Аннушка… Ступай, мол, вот к тебе и скажи, чтобы дала три рубля.
– Голос? – робко переспросила пухлая дама.
– Ага. Он, – подтвердил Распутин.
– Может, больше, Григорий Ефимович? – удивилась скромности внутреннего голоса пухлая дама.
– Это ты верно, – пророчески бросил Распутин, – два голоса было: один говорит, попроси три рубля, а другой говорит – проси все семь с полтиной.
С этого дня мистический голос окончательно завладел Распутиным. Целый день он не давал ему покоя.
– Вы что, Григорий Ефимович?
– Да вот голос сейчас был. Кого, говорит, первого встретишь, тот тебе две бутылки коньяку и сапоги новые пришлет на дом.
– Вам на Гороховую можно послать?
– А хоть и туда, сынок. Дар все равно даром останется, куда его ни пошли.
Странный голос быстро устроил все личные дела Распутина.
Не проходило и ночи, чтобы он не потребовал от и знакомых Григория Ефимовича чего-нибудь нового, начиная от трехрядной гармошки и кончая тридцатью тысячами на текущий счет…
Так началась карьера Распутина – о чем писать не позволяли.
Как она кончилась – это уже можно прочесть.
Я только дал необходимое вступление.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.