И. С. Тургенев, Н. А. Добролюбов

И. С. Тургенев, Н. А. Добролюбов

В отличие от Н. С. Лескова, И. С. Тургенев (1818-1883) родился в очень богатой семье и в шикарном имении в Спасском-Лутовинове в Орловской губернии. Но жизнь маленького барчука оказалась не очень сладкой по причине оригинальной маменьки - местного тирана и деспота, которая в округе на несколько километров всех держала в необычайной строгости и страхе, наказывала, как “Громовержец”, жестоко всех без разбору за малейшую провинность, кроме мужа-изменьщика; это она, как помним из предыдущей книги, решала - звонить церковным колоколам в большие христианские праздники или нет. Доставалось “на орехи” и маленькому Ивану - “Драли меня за всякие пустяки, чуть не каждый день”, - вспоминал позже И. Тургенев, в котором с детства проявилась некая чистая человеческая сторона его души - его всё время тянуло в большой красивый сад, и этот сад стал его единственным укрытием от взрослого мира и лучшим другом. Через много лет эта мистическая языческая связь с Родиной постоянно тянула Ивана Тургенева из его любимой Европы в Россию, не давала оторваться от России.

Затем Иван Тургенев с родителями переезжает в Москву, а после - в Петербург; поступает в Петербургский университет, увлекается, как почти все его сверстники-студенты, немецкой философией и уезжает в 1838 году на родину немецких философов - в Германию продолжать учиться в Берлинском университете, в котором познакомился с будущим главным революционером планеты М. Бакуниным. Как видим, И. Тургенев со студенческого периода стал формироваться как либерал-западник. Однако М. Бакунин не смог заразить И. Тургенева своим воинственным анархизмом, - это понятно из того, что вернувшись в 1842 году в Россию И. Тургенев поступает на службу чиновником в Министерство Внутренних дел (МВД). Это свидетельствует о независимом складе мышления, большой внутренней свободе, целостности натуры и желанию послужить Отечеству, что, в свою очередь, свидетельствует о большой патриотичности И. Тургенева.

Ещё перед отъездом в Германию в 1838 году И. Тургенев написал несколько стихотворений, и два самых удачных из них, по его мнению: “Вечер” и “К Венере…” предложил знаменитому “Современнику”, и “Современник” их опубликовал. Таким образом Тургенев познакомился с сотрудниками этого журнала. Теперь же, после возвращения в Петербург И. Тургенев возобновил связь с сотрудниками “Современника”, и в 1843 году опубликовал поэму “Параша”.

В этот период молодой И. Тургенев подружился с В. Белинским, который бредил Маратом, кровавой революцией и хамской критикой Н. Гоголя, и с выдающимися писателями, не придерживающимися радикальных взглядов - И. Гончаровым, А. Островским. В 1846 год получился у И. Тургенева плодотворным - он написал две поэмы: “Андрей” и “Помещик”, и попробовал писать короткие очерки и рассказы, - в результате получилось начало знаменитой прекрасной серии под общим названием “Записки охотника”, в которых совсем не пахнет Белинским, революциями и даже Петербургом.

Все мы в школе читали с упоением и сердечной теплотой “Бежин луг”, в котором с потрясающей несказуемой глубиной Иван Тургенев выразил любовь к русскому народу, к Родине, к России; - проявился ещё один талантливейший патриот, славянофил. Причем самые ловкие западники и большевики с богатой фантазией эту любовь к России И. Тургенева попытались повернуть на свою “мельницу”, трактуя следующим образом: И. Тургенев специально с такой любовью изобразил прекрасные образы простых русских людей, что после этого российский император просто не мог не отменить крепостное право, - оригинально, высший пилотаж казуистики-мошенничества западников.

И здесь мы наблюдаем интересный случай - И. С. Тургенев был либералом-западником и одновременно патриотом-славянофилом. Если А. Герцен пытался объяснить антиномию, диалектику, явление- противостояние западников и славянофилов внутри России - как “двуглавый Янус” (вместо двуглавый орел) России, то этот “двуглавый Янус”, двуглавый российский орел был внутри И. Тургенева. И Тургенев пытался это мирно и гармонично сочетать в себе, в равновесии- нейтралитете. В этом, казалось бы, идеальном состоянии без войны с самим собою внутри своего сознания И. Тургенев здорово рисковал, потому что окружающие его либерал-демократы, считая его своим, иногда желали, чтобы не было ни малейших сомнений и чтобы он хотя бы изредка каким-либо кислотным радикализмом солидарно подтверждал свою принадлежность к их идеологическому лагерю. В этих случаях И. Тургенев своё равновесие-нейтралитет прикрывал успокоительным объяснением, что он - “постепенец”, поэтому не радикален. И на какой- то период времени этого было достаточно…

И. Тургеневу простили по молодости даже повесть “Жид”, которую он написал в том же 1846 году, и которую вполне можно назвать антисемитской. В ней И. Тургенев повествовал об одном еврее, который додумался до оригинального бизнеса-гешефта: под девизом “за деньги достать можно всё” предлагал русским офицерам, которые во время войны стояли лагерем в Пруссии, свою дочь Сару на ночь для развлечения, брал задаток, когда приводил - брал остальное, и дежурил у края палатки. А Сара вела себя строптиво, поэтому офицеру приходилось её ублажать опять немалыми деньгами, после чего Сара, позволив поцеловать лишь свою ручку, внезапно убегала из офицерской палатки в ночь под прикрытием своего отца. Русский офицер был изумлен, “взведен”, разочарован и раздражен, но с искорками романтической надежды, которую на следующий вечер опять раздувал появившийся гениальный еврейский “фактор” и сериал “разводки” с её дочерью и вытягиванием денег продолжался на том же уровне близости. Но случайно обнаружилось, что этот еврей подрабатывал ещё и шпионом, и попался с поличным, после чего его повесили. Трагизм ситуации состоял ещё и в том, что один русский офицер в результате этих кратких свиданий влюбился в черноокую Сару и в связи с арестом её отца пережил целую гамму непростых переживаний на фоне слез Сары и её просьб, и попытался спасти шпиона, и в результате всей этой истории, поддавшись на соблазнительное искушение еврея, заплатил дорого не только деньгами…

В общем, - притча получилась сильная.

Осталось только проследить линию западников: это произведение И. Тургенева, конечно же, “не заметили” Белинский, Герцен и прочие западники; большевики естественно за это сверхсекретное произведение могли легко расстрелять, а после Отечественной войны засекреченное произведение было доступно только для узкого круга советских специалистов; после “перестройки” и с наступлением гласности и “свободы” - бдительные демократ-либералы внимательно следили и следят, чтобы никто не вздумал его публиковать, и сегодня 99% историков и литературоведов ничего о нем не говорят, его нет, И. С. Тургенев зря писал…

И. Тургеневу не стоило большого труда показать силу большой трагической любви, потому что как раз в этот период у него самого был личный опыт этого переживания, который ещё длился. В 1843 году с ним приключилась мощная любовная история, обрушилось на него счастье-трагедия, которые не оставили его до конца его жизни, и, бесспорно, повлияли на всё его творчество, и на длительный период отодвинули на второй план в его жизни и западников и славянофилов, и все их баталии.

Начиналась эта история прозаично - в Петербурге гастролировала итальянская опера, в составе которой была знаменитая испанская певица Полина Виардо-Гарсия, которая произвела в Петербурге настоящий фурор, толпы её поклонников встречали её у театра. Певица была замужем за директором оперы Луи Виардо, была счастлива в браке с ним и родила ему четверых детей. В связи с этим ярким культурным событием петербургский бомонд решил развлечь приезжих знаменитостей и пригласил Луи Виардо на охоту в окрестностях Петербурга, на которой он познакомился с И. Тургеневым и пригласил к себе в гости в петербургскую квартиру, где и познакомил начинающего русского писателя со своей женой.

Полина Виардо не была “классической” красавицей - даже была сутула, но у этой “Кармен” были большие красивые черные глаза - “очи черные, очи…”, большой выразительный рот и редкий завораживающий голос. Её голос был не просто завораживающий, он был колдовской; как заметил знаменитый немецкий поэт Г. Гейне - когда, вроде бы, не отличающаяся красотой Полина Виардо начинала петь, то всё пространство наполнялось чем-то прекрасным, низким, инстинктивным и было бы неудивительно - если бы в эти минуты на глазах у изумленной публики стали расти и расцветать цветы, лианы, джунгли. И с Иваном Тургеневым случилась роковая любовь во всей черной красоте этой трагедии. И образовался довольно мирный классический любовный треугольник: 23-летняя Полина, 25-летний Иван и старше их на 20 лет Луи, который с мудрым пониманием и сочувствием отнесся к случившемуся с И. Тургеневым.

Завороженный Иван Тургенев как мантру повторял: “Только у ваших ног могу я дышать”, его неимоверно тянуло в тьму её огромных черных глаз, он чувствовал облегчение физическим мукам души только когда был рядом с ней. Ученые-психологи и психоаналитики ещё долго будут разгадывать тайны любви, а восточные мудрецы утверждают, что это продолжение былых незаконченных историй отношений из предыдущих жизней, и когда две половинки той разорванной и незаконченной истории встречаются в очередной жизни - происходит узнавание- вспоминание и появляется сильное притяжение, и важно не повторить ошибок, не натворить ошибок и добиться прогресса в отношениях.

Мать И. Тургенева была далеко не в восторге от любви сына к замужней женщине, от сложившегося мирного треугольника, называла Полину Виардо “проклятой цыганкой”, и не придумала ничего лучшего, чтобы “спасти” сына, как категорически прекратить его финансирование. Но вторая мантра “заколдованного” Ивана Тургенева звучала так: “Где ты будешь, там я буду”, и соответственно - он ушел в отставку со службы, и уехал за своей возлюбленной в Европу на несколько лет… И этот самый верный обожатель, полунищий, полуголодный “русский Дон Кихот” следовал за своей “Кармен-Дульсинеей” и за оперой по всем странам и городам Европы, пока Полина не охладела к нему, стала демонстрировать, что это преследование ей уже в тягость, раздражает, мешает и т.п. Случается, бывает часто неравность притяжения…

Но И. Тургенев не погиб в муках любви, выжил, и “раненый” в сердце до конца жизни в 1850 году вернулся в Россию с настроением, отраженным в его произведении “Дневник лишнего человека” (1849 г.).

В этом случае это ещё не был “лишний человек в обществе”, - нет, это был лишний несчастный человек в любовном треугольнике, писавший, философствующий в некой безнадежной прострации:

“Реки вскрываются, и я с последним снегом, вероятно уплыву… куда? Бог весть. Там в море. Ну, что ж! Коли умирать, так умирать весной”.

Но весной родной сад в Спасском стал оживать, расцветать, стал придавать Ивану Тургеневу силы, волю к жизни, и через год И. Тургенев вернулся-окунулся в суетливую жизнь петербургского общества, причем не совсем для него удачно. В 1852 году российские власти арестовали И. Тургенева на несколько недель, затем выпустили и настоятельно рекомендовали уехать из столицы в своё родовое поместье. И это интересный момент, ибо 99% историков и литературоведов утверждали, и утверждают, как попугаи, по поводу ареста И. Тургенева полную чушь, ложь, - что якобы российские власти арестовали И. Тургенева за то, что после смерти Николая Гоголя в некрологе он слишком много высказал хвалы и славы Николаю Гоголю. До этого могли додуматься только самые бессовестные западники и большевики.

А правда состоит в том, что российские власти совершили профилактический арест молодого талантливого писателя, узнав, что “англичане” - А. Герцен и Н. Огарев уполномочили И. Тургенева быть их доверенным лицом в России, и более того, - что И. Тургенев явился активным участником создания Фонда денежной помощи самого знаменитого революционера 19 века - М. Бакунина, а либералы, западники приобщили его к этому потому, что как раз в этом году умерла его матушка, и И. Тургенев с братом унаследовали и поделили между собой большое состояние. Многие историки и литературоведы знают этот факт и истинные причины, но упорно продолжают обманывать наших школьников и студентов.

Российский император Александр II зачитывался “Записками охотника” И. Тургенева, и российские власти, видя, как радикальные либералы затягивают Ивана Тургенева в водоворот революционного движения, ничего лучшего не придумали, кроме этого метода - чтобы немного встряхнуть молодого писателя, вспугнуть и спасти его, отправив его поразмышлять в его любимый сад.

Сидя впервые под арестом (и последний раз) И. Тургенев вспомнил все свои трагедии, включая деспотичную маменьку, и начал писать одну из самых трагичных в мире вещей - “Муму”, и в короткий срок закончил. Не уверен - помог бы более мягкий метод убеждения - метод словесного объяснения и предупреждения, но этот для И. Тургенева оказался очень эффективным. В ближайшие 10 лет он исключительно плодотворно поработал, не увлекаясь революционными идеями и акциями, и написал свои самые знаменитые романы: “Рудин” (1856), “Фауст” (1856), “Дворянское гнездо” (1859), “Накануне” (1860) и “Отцы и дети” (1862).

Этому плодотворному творческому труду И. Тургенева способствовала и Полина Виардо, с которой у него к середине 50-х годов опять наладились теплые отношения, и вдохновленный, обнадеженный и окрыленный И. Тургенев не только взлетел на пик своего творчества, но и в 1856 году перевез из России в Европу на воспитание к Полине Виардо свою восьмилетнюю дочь Пелагею от красавицы-швеи в Спасском Авдотьи Ивановны, в Баден-Бадене дочь И. Тургенева стали называть Полинет.

Романы И. Тургенева “Рудин”, “Дворянское гнездо”, “Накануне” и “Отцы и дети” точно и тревожно отражали сложное, во многом переломное состояние российского общества, его идеологические брожения, “новые веяния”, где в упрощенном показе общество стало расслаиваться на две не понимающие друг друга части: одна (“дети”) - на молодое поколение, зараженное нигилизмом и революционными идеями, “прогрессивные”, прозападные “новые люди” и их пастыри-идеологи, а вторая якобы - (“отцы”) консерваторы, ретрограды, “отсталые” славянофилы и представители властей. До этого момента (1862 г. - “Отцы и дети”) И. Тургеневу удачно получалось балансировать на своих внутренних весах со штангой, на разных концах которой было западничество-славянофильство, и также удачно ему удавалось балансировать во вне - “постепенно” топчась на месте “в равновесии” и гармонии, изображая всякий раз ложный сдвиг влево к западному радикализму.

В это время, “вторичностей” - критиков развелось в России много и среди них, кроме сверхрадикального Писарева, начал выделяться сын состоятельного священника Н. А. Добролюбов, который в сатирическом приложении к “Современнику” - в “Свистке”, изгалялся в критике под красноречивым псевдонимом - “Яков Хам”. Добролюбов нашел себе ещё неокученных своей братией творцов-писателей И. А. Гончарова и А. Н. Островского и на их результатах творчества жировал, - помогал читателем думать, - разобраться в задумках авторов, хотя прекрасные произведения, например, А. Островского “Гроза” или “Бесприданница” в разъяснениях молоденького “мудреца” не нуждаются и сами прекрасно говорят за себя.

Но вот Н. Добролюбов навел свой прицел на вроде своего И. Тургенева, и оказалось, по мнению Добролюбова, - он несовершенен, не настолько хорош как хотелось бы: “После “Дворянского гнезда” можно было опасаться за судьбу нового произведения г. Тургенева” (статья Добролюбова “Когда придет настоящий день?”). От героя этого произведения Лаврецкого западники ждали большего радикализма. Тревожность Добролюбова была обоснована, вероятно, он заметил то, что и Ф. М. Достоевский:

“У Тургенева в “Дворянском гнезде” великолепно выведен мельком один портрет тогдашнего окультурившегося в Европе дворянчика, воротившегося к отцу в поместье. Он хвастал своей гуманностью и образованностью.

Отец стал его укорять за то, что он сманил дворовую невинную девушку и обесчестил, а тот ему: “А что ж, я и женюсь”… И женился во имя идей Руссо, носившихся тогда в воздухе…

Жену свою потом он не уважал, забросил, измучил в разлуке и третировал её с глубочайшим презрением, дожил до старости и умер в полном цинизме…” (“Дневник писателя”, 1873 г.).

Изобразить такой противный образ поклонника Руссо с “прогрессивными” взглядами, приехавшего из Европы… - это пахло изменой и еретизмом. “”Что ж теперь создаст г. Тургенев?” - думали мы и с большим любопытством принялись читать “Накануне”” - с сарказмом и тревогой писал Добролюбов.

В начале упомянутой статьи Н. Добролюбов предупреждает читателей и страхуется заранее:

“Эстетическая критика сделалась теперь принадлежностью чувствительных барышень… Мы знаем, что чистые эстетики сейчас же обвинят нас в стремлении навязать автору своё мнение…”.

Итак, - Н. Добролюбов в образе грязного эстета со своей неэстетической критикой приступил к роману И. Тургенева “Накануне”. И, перебрав все косточки всем героям романа, разочарованный и раздосадованный Добролюбов пришел вначале к такому выводу:

“Сам г. Тургенев, столь хорошо изучивший лучшую часть нашего общества (это он “скромно” про себя и остальных западников. - Р. К.), не нашел возможность сделать его нашим”.

В романе “Накануне” не было радикализма и революционности, а главный герой романа Инсаров - болгарин, мечтающий об освобождении его Родины - Болгарии от турецкого ига. И вот тут-то “мудрец” Добролюбов стал высказывать претензии писателю И. Тургеневу - почему главный герой Инсаров - болгарин, а не русский? - Зачем Инсарову бороться в какой-то Болгарии с внешними поработителями (?), если он должен быть русским и бороться с внутренним поработителем Александром II и его кликой, - Добролюбов:

“Русский Инсаров: за это ручается то лихорадочное, мучительное нетерпение, с которым мы ожидаем его появления в жизни… Враг внешний… гораздо легче может быть застигнут и побежден, нежели враг внутренний… отравляющий всю жизнь нашу”.

Более того, у И. Тургенева в романе болгарин Инсаров сравнивает ситуацию в Болгарии, где “поганые турки” отбирают церкви, всё топчут, разрушают и поганят, и на фоне этого он в восторге от ситуации в России, вовсю хвалит ситуацию в России (!) - возмутительно! Как такое возможно?! Это страшная ересь!? Грязный эстет Добролюбов негодовал в своей неэстетической ярости.

Казалось бы, “мудрец” Добролюбов всё знает: что писать, как писать, какие должны быть герои, что они должны говорить и делать - и взял бы вместо статьи размером в роман и сам написал бы “правильный” роман, - и все проблемы решены. Можно всю жизнь клясть “тьму”, а можно немного напрячься, потрудиться и зажечь хотя бы одну свечку… Но вместо этого грязный эстет Добролюбов пытается заставить талантливого писателя И. Тургенева загнать в узкий переулок своего радикального западного мировоззрения и заставить писать произведение, нужное западникам, по параметрам, установленным бездарным Добролюбовым. Это вид насилия и хамства.

После этого у интеллигентного, необычайно терпеливого и тактичного И. С. Тургенева дрогнуло внутреннее равновесие, сорвалось “постепенство” и понеслось в обратную сторону против западников, вышло во вне и нарушило внешнее равновесие вокруг И. С. Тургенева, - он возмутился не только Добролюбовым, но и гневно разругался с опубликовавшим статью “Современником”, и разорвал со всеми ими отношения. Ведь он познакомился со статьей Добролюбова до её опубликования, был очень недоволен, не хотел выносить разногласия наружу и очень просил Н. А. Некрасова (1821-1877) не публиковать в “Современнике”, но этот “рыцарь на час”, который о себе писал:

…Погрузился я в тину нечистую

Мелких помыслов, мелких страстей,а в конце своей жизни в своих “Последних песнях” (1876 г.) признал честно:

…Я настолько же чуждым народу

Умираю, как жизнь начинал,

не прислушался к настоятельной просьбе И. С. Тургенева по принципиальным идейным соображениям, и опубликовал. Им необходимо было дать публичную взбучку И. Тургеневу в назидание другим писателям, чтобы впредь они хорошенько думали - что писать, что надо писать…

И. С. Тургенев болел за Россию, и любил Россию. Западники здорово “перегнули палку” в своём революционном радикализме и даже, вероятно, чувствовали некоторую вину перед обиженным своим бывшим товарищем, порвавшим с ними.

Но когда был издан следующий роман И. С. Тургенева “Отцы и дети”, то западники поняли, что и у И. Тургенева это принципиальная позиция, и они оказались по-своему правы, обидев И. Тургенева.

Ведь И. Тургенев с уничтожительной правдой и в карикатурном виде показал так желаемого русского левого радикального “героя нашего времени” - Базарова. При этом именно И. Тургенев очень удачно ввел термин “нигилисты” от латинского слова “nihil” - “ничего”, ведь нигилисты ничего не могли создать, они ничего созидательного не представляли, - они только критиковали и желали разрушить, это были критики и опасные разрушители.

“Ну, а сам господин Базаров собственно что такое?” - издевательски через “что” задавался вопросом Тургенев, а “что такое” - это принципиально грязный и неряшливый нигилист, всё отрицающий и всё критикующий, с обкусанными ногтями, вызывающе и грубо ведущий себя с окружающими, морально-нравственный урод-разрушитель, лишенный всяких семейных ценностей, “новый человек” - где новое не только не всегда самое лучшее, но даже - нехорошее и опасное, утверждающее:

“Порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта”.

Почему химик для нигилистов, либералов, западников полезнее поэта? - Потому что он может создать бомбу, которую можно метнуть в российского царя или в какого-нибудь генерала. И мы уже через несколько лет увидим результат первых химиков, первых террористов-бомбометателей пытающихся убить смертоносными бомбами государя.

И. Тургенев не принимал и презирал современных ему Базаровых, поэтому “безобразное зрелище” - Базаров в его романе перед смертью, чувствует себя “червяком полураздавленным”, и сам себя спрашивает: “Я нужен России?”, и сам отвечает: “Нет, видно, не нужен”. “Убежденный” западник И. Тургенев оказался “чужой среди своих” - патриотом, и российскому обществу прочитал прекрасную лекцию на тему: “Что такое хорошо, а что такое плохо, и - как выглядит современное зло”.

Самые глупые и тупые из западников сомневались, не хотелось им верить, и лезли к Тургеневу с вопросами: “Вы осуждаете Базарова или его пропагандируете?”, а наиболее радикальные этой же умственной категории “трясли писателя за грудки”: “Вы за Базарова или против?!”.

А самые умные западники в бешенстве и ярости назвали коварного предателя “Асмодеем нашего времени”. Фёдор Достоевский, наблюдавший весь этот истеричный вой против И. Тургенева, сочувственно заметил:

“Ну и досталось же ему за Базарова…”.

Оправившийся от потрясения Д. Писарев первый сообразил, что надо как-то защищаться и нейтрализовать замысел И. Тургенева и попытался перехватить летящее копье критики в сторону либералов и повернуть в обратную сторону на пользу делу - он стал прихорашивать Базарова, делать из него настоящего героя и стал его в этом амплуа пропагандировать, при этом притворно хваля И. Тургенева. Финт-маневр сообразительного Д. Писарева в точности повторили большевики, затем советские идеологи, и сегодня, в 21 веке, многие прозападные историки и литературоведы “по инерции” и целесообразности.

И. Тургенев подальше от шума и истерии уехал в Европу к Полине Виардо, купил около Парижа большое поместье и жил, окруженный всеобщим почитанием. Он много размышлял над оптимальным цивилизованным путем развития России, блуждал, искал, выпускал “Дым” и “Призраков” и ещё много различных произведений, но достаточно было “Записок охотника” и “Отцов и детей” чтобы он, будучи признанным живым русским классиком, с триумфом под овации восторженных толп вернулся в начале 80-х в Россию, и достойно закончил жизнь прекрасными “Литературными воспоминаниями” и “Песней торжествующей любви”.

Противник И. Тургенева Н. Добролюбов сразу после нападения на И. Тургенева заболел и умер, и после смерти его быстро забыли. Но Лёва Бронштейн (Троцкий) в ходе подготовки к первой революции в России искал достойного революционного героя-символ-знамя среди русских антимонархистов, и нашел в далеком прошлом - Добролюбова, и стал его реанимировать - 17 ноября 1901 года в статье, посвященной 40-летию смерти родного по духу западника, Бронштейн написал, что “необходимо восстановить” доброе имя Добролюбова в идеологических, политических и пропагандистских целях. Ведь - не своих же кровавых террористов Азефа и Гершуни давать русским как символ революционеров-героев…

Так началась вторая жизнь Н. Добролюбова, подхваченная большевиками, советскими идеологами и современными демократ-либералами.

В результате почти во всех крупных российских городах вы сегодня можете увидеть большие памятники Н. Добролюбову, количество которых точно больше, чем великим русским мыслителям, творцам - И. С. Тургеневу, И. А. Гончарову и А. Н. Островскому, прекрасные произведения которых пытался обсуждать Н. Добролюбов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.