ГЛАВА ВТОРАЯ. Александр II, А. Герцен, “новые люди” и древние евреи
ГЛАВА ВТОРАЯ. Александр II, А. Герцен, “новые люди” и древние евреи
Верховный пост в государстве после смерти Николая Первого занял его старший сын - Александр (1818-1881 гг.). С уверенностью можно утверждать, что Александру Второму сильно не повезло с моментом принятия власти. Его отца убили в разгар Крымской войны, ход которой складывался для России очень плохо. К тому же не лучшим образом шла и Кавказская война. И все нерешённые проблемы, связанные с еврейским народом, в полной мере перешли к Александру II.
Обычно авторы книг по истории и особенно учебников для наших детей пишут об этом периоде примерно такую фразу: “В этот период наблюдался рост недовольства в российском обществе”, но при этом не делают важных уточнений. А ведь фактически Россия с 1848 по 1855 годы по причине очередных восстаний поляков в 1848 году, участия российской армии в подавлении Венгерской революции в 1849 году и из-за Крымской войны 1853-1855 гг. - объективно находилась в состоянии войны, причем тяжелой и очень опасной войны, и понятно, легко объяснимо и закономерно, что внутри России было введено полувоенное положение. И это положение, конечно же, не нашло патриотического отклика у “прогрессивной” прозападной интеллигенции, демократ-либералов того периода, а наоборот…
И какие только ярлыки не вешали “прогрессивные” люди того периода и современные на тот период российской истории: “мрачное семилетие”, “чугунный период”, “царство мрака в России” и даже чахотку В. Белинского вменяли в вину Николаю I, порой совершенно забывая, что в этот период “царства мрака” прекрасно и успешно работали многие выдающиеся русские мыслители мирового уровня, писались шедевры русской и мировой литературы, - обо всём этом можете прочитать в любом хорошем учебнике по русской литературе.
Александру II пришлось подписывать позорный Парижский договор и терпеть дальнейшее презрение и пренебрежение Запада. Кроме этого, некоторые “свои” в России продолжали клеймить монархию и откровенно ликовать по поводу поражения своей Родины, Отчизны в войне, желая ей дальнейших поражений. Обычно авторы многих современных лживых учебников для наших школьников и студентов “забывают” об этом сказать и показать эту важную действительно мрачную и позорную тенденцию. Например, возьмём самого знаменитого и самого “прогрессивного” интеллигента того периода, кумира многих российских западников, именем которого названы и сегодня улицы и российские университеты - А. И. Герцена (1812-1870 г.), который по поводу смерти Николая I в своей мемуарной откровенной книге “Былое и думы” писал:
“Не помня себя, бросился я с “Таймсом” в руке в столовую; я искал детей, домашних, чтоб сообщить им великую новость, и со слезами истинной радости на глазах подал им газету… Несколько лет свалилось у меня с плеч долой, я это чувствовал. Оставаться в доме было невозможно. Тогда в Ричмонде жил Энгельсон; я наскоро оделся и хотел идти к нему, но он предупредил меня и был уже в передней. Мы бросились друг другу на шею и не могли ничего сказать, кроме слов: “Ну, наконец-то он умер”. Энгельсон, по своему обыкновению, прыгал, перецеловал всех в доме, пел, плясал, и мы еще не успели прийти в себя, как вдруг карета остановилась у моего подъезда и кто-то неистово дернул колокольчик: трое поляков прискакали из Лондона в Твикнэм, не дожидаясь поезда железной дороги, меня поздравить. Я велел подать шампанского - никто не думал о том, что все это было часов в одиннадцать или ранее. Потом без всякой нужды мы поехали все в Лондон.
На улицах, на бирже, в трактирах только и речи было о смерти Николая, я не видел ни одного человека который бы не легче дышал, узнавши, что это бельмо снято с глаз человечества, и не радовался бы, что этот тяжелый тиран в ботфортах, наконец, зачислен по химии (?! - Р. К.).
В воскресенье дом мой был полон с утра: французские, польские рефюжье, немцы, итальянцы, даже английские знакомые приходили, уходили с сияющими лицами…”.
А. Герцен и над живым российским императором издевался вволю, например, возьмите любой портрет Николая I, посмотрите на него и сравните с описанием А. Герцена:
“Лоб, быстро бегущий назад, нижняя челюсть, развитая за счет черепа, выражали непреклонную волю и слабую мысль, больше жестокости, чем чувственности, но главное - глаза без теплоты, без всякого милосердия, зимние глаза”.
Благодаря бурной фантазии и лютой ненависти Герцен выдумал какого-то жестокого тупого неандертальца. И теперь после убийства Николая I Герцен дал волю своим эмоциям. Это был ликующий восторг “новых людей” - так Герцен и ему подобные себя называли, это были последователи масонов-декабристов, “предбольшевики” или “первые большевики”.
Наблюдая за этой вакханалией “бесов” Ф. М. Достоевский в задумчивости рассуждал:
“Да, действительно есть и всегда были такие русские (имена многих из них известны), которые не только не отрицали европейской цивилизации, но, напротив, до того преклонялись перед нею, что уже теряли последнее русское чутье свое, теряли русскую личность свою, теряли язык свой, меняли родину и если не переходили в иностранные подданства, то, по крайней мере, оставались в Европе целыми поколениями. Но факт тот, что все этакие, в противоположность либеральным русским, в противоположность их атеизму и коммунарству, немедленно примыкали к правой, и крайней правой, и становились страшными и уже европейскими консерваторами…
Но позвольте: консерваторы в Европе и, напротив, совершенные отрицатели России. Они становились разрушителями России, врагами России! Итак, вот что значило перемолоться из русского в настоящего европейца, сделаться уже настоящим сыном цивилизации, - замечательный факт, полученный за двести лет опыта. Вывод тот, что русскому, ставшему действительным европейцем, нельзя не сделаться в то же время естественным врагом России. Того ли желали те, кто прорубал окно?”…
“Мы мечтали о том, как начать новый союз по образцу декабристов”, - писал о своей молодости А. Герцен (псевдоним - Искандер), и в его новой идеологии звучал воинственный нигилизм тотального уничтожения и ничего созидательного, - Герцен: “разрушить все верования, разрушить все предрассудки, поднять руку на прежние идолы, без снисхождения и жалости”.
А ведь Николай I непосредственно к А. Герцену за его революционно-подрывную деятельность относился весьма лояльно и гуманно, о чем А. Герцен сам признает в своём “Былое и думы”:
“Государь, рассмотрев доклад Комиссии и взяв в особенное внимание молодые годы преступников, постановил нас под суд не отдавать, а объявил нам, что, по закону, следовало бы нас, как людей уличенных в оскорблении Его Величества пением возмутительных песен, лишить живота, а в силу других законов сослать на вечную каторжную работу, вместо чего Государь, в беспредельном милосердии своем, большую часть виновных прощает, оставляя их на месте жительства под надзором полиции, более же виноватых повелевает подвергнуть исправительным мерам, состоящим в отправлении их на бессрочное время в дальние губернии на гражданскую службу и под надзор местного начальства”.
На долю Герцена выпала “ужасающая кара” - он был назначен чиновником в Пермь: служил в Вятке и затем во Владимире. Из Владимира Герцен вместе со своей невестой без разрешения переехал в Москву, и за это ему ничего не было. Затем по протекции своего отца он стал работать чиновником в Петербурге. И одновременно Герцен весьма свободно писал свои критические статейки в журналах “Современник”, “Москвитянин”, “Русская беседа”, “Отечественные записки”.
А вот господствующий в былом СССР и сегодня “альтернативный” взгляд автора современных учебников(с 2005 г.) для наших детей В. И. Коровина:
“А. И. Герцен пережил немало душевных кризисов и поистине драматических событий. Были долгие годы ссылки и полицейского надзора, эмиграции…”.
А ведь никто А. Герцена из России не выгонял.
“Находившийся за границей в конце 40-х годов, он (Герцен) видел безысходность политической борьбы в России и, не желая “в колодках” служить Отечеству, принял горькое и исключительно мужественное по тем временам решение: не возвращаться на родину”, - изгаляется группа ученых во главе с В. И. Коровиным, “просвещая” наших детей в 21 веке…
Да-а, много надо “мужества”, чтобы не вернуться на Родину, но ненависти к России нужно иметь огромное количество - это точно. Знаток человеческих душ Ф. М. Достоевский объяснял:
“Герцен был совсем другое: то был продукт нашего барства, gentilhomme russe et citoyen du monde прежде всего, тип, явившийся только в России и который нигде, кроме России, не мог явиться. Герцен не эмигрировал, не полагал начало русской эмиграции; нет, он так уж и родился эмигрантом.
Они все, ему подобные, так прямо и рождались у нас эмигрантами, хотя большинство их не выезжало из России. В полтораста лет предыдущей жизни русского барства за весьма малыми исключениями истлели последние корни, расшатались последние связи его с русской почвой и с русской правдой. Герцену как будто сама история предназначила выразить собою в самом ярком типе этот разрыв с народом огромного большинства образованного нашего сословия. В этом смысле это тип исторический. Отделясь от народа, они естественно потеряли и Бога.
Беспокойные из них стали атеистами; вялые и спокойные - индифферентными. К русскому народу они питали лишь одно презрение, воображая и веруя в то же время, что любят его и желают ему всего лучшего. Они любили его отрицательно, воображая вместо него какой-то идеальный народ, - каким бы должен быть, по их понятиям, русский народ. Этот идеальный народ невольно воплощался тогда у иных передовых представителей большинства в парижскую чернь девяносто третьего года. Тогда это был самый пленительный идеал народа. Разумеется, Герцен должен был стать социалистом, и именно как русский барич, то есть безо всякой нужды и цели, а из одного только “логического течения идей” и от сердечной пустоты на родине” (“Дневник писателя”, 1873 г.).
Это надо же такое божье наказание - родиться на своей родине эмигрантом. Но куда там великому Ф. Достоевскому до наших современных “великих” В. И. Коровина, его сотрудников, их прозападных единомышленников и всех синих демократ-либералов…
Стоит отметить, что А. Герцен остался за границей не спонтанно, он готовился, и как настоящий свободолюбивый либерал, больше всех кричавший о крепостном праве, - А. Герцен своих крестьян не освободил, как это было предусмотрено указом императора, по закону, а, уезжая в Лондон, их продал. Также поступил и его друг, такой же демократ и либерал Огарев.
“ Я жид по натуре, - писал в письме В. Белинскому ловкий коммерсант А. Герцен, - с филистимлянами за одним столом есть не могу”.
На всякий случай - Герцен не был по крови еврей, но по духу уже точно не был русским. Иногда попадается такая степень западника в России, что он уже сам признаётся, что он по духу не русский, а нечто совсем другое.
Покинув Россию, “русский жид” А. Герцен с друзьями, как и немецкий жид К. Маркс, переехал в революционную столицу - в Париж.
“Герцен на средства, полученные от своих многочисленных крепостных, создал в Париже политический салон, в котором встречались самые блестящие представители европейской революционной швали, как Бакунин, Карл Маркс, Энгельс, итальянский масон Гарибальди, один из главных организаторов Французской революции в 1848 году масон Луи Бланк”, - писал в своём исследовании Б. Башилов.
“Парижский салон Герцена, - писал Р. Гуль в своей книге “Скиф в Европе”, - в эту революцию (1848 г.) был самым блестящим. Сборище всесветных богемьенов, бродяг, вагабундов, революционеров, весельчаков, страдальцев, съехавшихся со всего света в Париж. Это было - “дионисиево ухо” Парижа…”. Подчеркну - не “аполлоново”, а “дионисиево”…
Интересные замечания сделал Ф. М. Достоевский:
“Еще Герцен сказал про русских за границей, что они никак не умеют держать себя в публике: говорят громко, когда все молчат, и не умеют слова сказать прилично и натурально, когда надобно говорить.
И это истина: сейчас же выверт, ложь, мучительная конвульсия; сейчас же потребность устыдиться всего, что есть в самом деле, спрятать и прибрать свое, данное богом русскому человеку лицо и явиться другим, как можно более чужим и нерусским лицом. Всё это из самого полного внутреннего убеждения, что собственное лицо у каждого русского - непременно ничтожное и комическое до стыда лицо; а что если он возьмет французское лицо, английское, одним словом, не свое лицо, то выйдет нечто гораздо почтеннее, и что под этим видом его никак не узнают.
Отмечу при этом нечто весьма характерное: весь этот дрянной стыдишка за себя и всё это подлое самоотрицание себя в большинстве случаев бессознательны; это нечто конвульсивное и непреоборимое; но, в сознании, русские - хотя бы и самые полные самоотрицатели из них - все-таки с ничтожностию своею не так скоро соглашаются в таком случае и непременно требуют уважения:
“Я ведь совсем как англичанин, - рассуждает русский, - стало быть, надо уважать и меня, потому что всех англичан уважают”.
Двести лет вырабатывался этот главный тип нашего общества под непременным, еще двести лет тому указанным принципом: ни за что и никогда не быть самим собою, взять другое лицо, а свое навсегда оплевать, всегда стыдиться себя и никогда не походить на себя - и результаты вышли самые полные. Нет ни немца, ни француза, нет в целом мире такого англичанина, который, сойдясь с другими, стыдился бы своего лица, если по совести уверен, что ничего не сделал дурного”.
Когда французский народ не поддержал, а, наоборот, подавил очередную масонскую заварушку-революцию братьев Бланк в 1848 году, то вся эта “прогрессивная” тусовка вместе с Марксом и Герценом перебралась в изначальную столицу масонства - в Лондон.
“Если когда-то все пути вели в Рим, то в 19 столетии все пути ведут в Лондон - тогдашний центр мирового масонства…“ - отметил признанный авторитет в масонской теме Б. Башилов.
В теме этих “несчастных” скитальцев по Европе внимательно разбирался Ф. М. Достоевский:
“То-то вот и есть, что “скитальцы” ненавидели крепостное право “по-своему, по-европейски”, в том-то и вся суть. То-то вот и есть, что ненавидели они крепостное право не ради русского мужика, на них работавшего, их питавшего, а стало быть, ими же в числе других и угнетенного.
Кто мешал им, если уж до того их одолевала гражданская скорбь, что к цыганам приходилось бежать али на баррикады в Париж, - кто мешал им просто-запросто освободить хоть своих крестьян с землей и снять таким образам гражданскую скорбь, по крайней мере, хотя с своей-то личной ответственности? Но о таких освобождениях что-то мало у нас было слышно, а гражданских воплей раздавалось довольно. “Среда, дескать, заедала, и как же де ему своего капиталу лишиться?”
Да почему же не лишиться, когда уж до такой степени дело доходило от скорби по крестьянам, что на баррикады бежать приходилось? То-то вот и есть, что в “местечке Париже-с” все-таки надобны деньги, хотя бы и на баррикадах участвуя, так вот крепостные-то и присылали оброк. Делали и еще проще: закладывали, продавали или обменивали (не всё ли равно?) крестьян и, осуществив денежки, уезжали в Париж способствовать изданию французских радикальных газет и журналов для спасения уже всего человечества, не только русского мужика.
Вы уверяете, что их всех заедала скорбь об крепостном мужике? Не то чтоб о крепостном мужике, а вообще отвлеченная скорбь о рабстве в человечестве: “Не надо-де ему быть, это непросвещенно, liberte, дескать, еgalite et fraternite”. Что же до русского мужика лично, то, может быть, скорбь по нем даже и вовсе не томила этих великих сердец так ужасно. Я знаю и запомнил множество интимных изречений даже весьма и весьма “просвещенных” людей прежнего доброго старого времени. - “Рабство, без сомнения, ужасное зло, - соглашались они интимно между собой, - но если уже всё взять, то наш народ - разве это народ? Ну, похож он на парижский народ девяносто третьего года? Да он уж свыкся с рабством, его лицо, его фигура уже изображает собою раба, и, если хотите, розга, например, конечно, ужасная мерзость, говоря вообще, но для русского человека, ей-богу, розочка еще необходима: “Русского мужичка надо посечь, русский мужичок стоскуется, если его не посечь, уж такая-де нация””, - вот что я слыхивал в свое время, клянусь, от весьма даже просвещенных людей”.
На утверждение либералов - “Кто ж, как не они, подготовили общество наше к упразднению крепостного права?” - Ф. М. Достоевский отвечал:
“Отвлеченной болтовней разве послужили, источая гражданскую скорбь по всем правилам, - о, конечно, всё в общую экономию пошло и к делу пригодилось. Но способствовали освобождению крестьян и помогали трудящимся по освобождению скорее такого склада люди, как, например, Самарин, а не ваши скитальцы”.
В Лондоне А. Герцен и Н. Огарев основали Вольную русскую типографию, и стали издавать журнал под старым масонским названием “Полярная Звезда” (с 1855 г.), а затем “Колокол” (с 1857 г.). И даже после поражения России в Крымской войне и гибели Николая I, когда по общему признанию в России наступила политическая оттепель, они помогали врагам России - вели информационную войну против России. Ненависть этой категории интеллигентов каким-то чудным образом переносилась на всю Россию, и они неистово желали ей беды, зла, поражения -
“Для меня, как для русского, дела идут хорошо, и уже (предвижу) падение этого зверя Николая. Если бы взять Крым, ему пришёл бы конец, а я со своей типографией переехал бы в английский город Одессу…”, - писал 19 июня 1854 года А. Герцен итальянцу А. Саффи.
“Высадка союзников в Крыму в 1854 году, последовавшие затем поражения при Альме и Инкермане и обложение Севастополя нас не слишком огорчили; ибо мы были убеждены, что даже поражение России сноснее и полезнее того положения, в котором она находилась в последнее время” - писал “духовный брат” А. Герцена масон А. И. Кошелев.
Ближайший друг и помощник в Англии А. Герцена богатый барин Николай Огарев (1813-1877), который даже не обиделся на Герцена за то, что тот отобрал у него “по-дружески” любимую жену, писал вдохновенно в стихах:
Да будет проклят этот край,
Где я родился невзначай.
Уйду, чтоб в каждое мгновенье
В стране чужой я мог казнить
Мою страну, где больно жить…,
И, может дальний голос мой…
Накличет бунт под русским небосклоном
Ещё один эмигрант, “изгнанник” добровольный, член “О. Р. И.” и, конечно же, - “духовный брат”, покинувший Россию задолго до “мрачного семилетия” в 1835 году, доцент Московского университета Печорин также вдохновенно писал стихами:
Как сладостно отчизну ненавидеть,
И жадно ждать ее уничтоженья,
И в разрушении отчизны видеть
Всемирного денницы пробужденья.
Наблюдая эту тревожную картину, сильно переживал Ф. М. Достоевский:
“Неужели и тут не дадут и не позволят русскому организму развиться национально, своей органической силой, а непременно обезличенно, лакейски подражая Европе? Да куда же девать тогда русский-то организм? Понимают ли эти господа, что такое организм? А еще толкуют о естественных науках! “Этого народ не позволит”, - сказал по одному поводу, года два назад, один собеседник одному ярому западнику. “Так уничтожить народ!”, - ответил западник спокойно и величаво. И был он не кто-нибудь, а один из представителей нашей интеллигенции” (“Дневник писателя”).
По поводу этих морально-нравственных уродов и ненавистников Отечества стоит заметить, - ну не нравится вам монархия как форма организации общества - это ваше право и понятная идеологическая позиция, мировоззрение, или не нравится именно император Николай I - тоже ваше право, понятная позиция, дело вкуса и мировоззрения, но господа-товарищи (!) - матушку Россию, Родину, Отечество за что клясть, ненавидеть, желать её уничтожения и погибели?!! И способствовать этому?!! Ведь Герцен и Огарев дали немалые по тем временам финансы знаменитому террористу Нечаеву на его подрывную деятельность и теракты в России.
Мы наблюдаем - когда кислотная огульная критика определённой категории интеллигенции, их болезненное тотальное критиканство всего отечественного на какой-то стадии перерастает во враждебность к России, во вражескость, в “высокое” уродство и предательство.
Повторюсь, - не только в СССР при красных демократах-большевиках, но и сегодня, в 21 веке, при синих демократ-либералах эти морально-нравственные уроды и откровенные враги России представлены во всех учебниках для наших школьников и студентов как страдальцы, герои и выдающиеся умы, и их именами названы улицы и университеты…Современные идеологи полностью поменяли понятие “добра” и “зла”, смешали, всё перепутали, закамуфлировали наоборот и дурят нашу молодёжь, да и взрослых тоже. Обратите внимание - ни в одном современном учебнике вы не обнаружите множество фактов и цитат, приведенных в этой главе, - их “забыли”, их “почему-то” “не заметили”, идёт целенаправленная подтасовка и гримировка до неузнаваемости российской истории.
Причем тема сегодня актуальна как никогда - все телеканалы заполнены новыми “Герценами”, “Огаревыми” и “Белинскими”, которые фанатично преклоняются перед Западом и хулят всё отечественное, например, - послушайте Новодворскую; интересно, - назовут когда- нибудь и её именем российский университет?
Рассматривая историю середины 19 века, мы наблюдаем важный трагический исторический момент - зарождение большевизма, в его самом худшем кровавом проявлении. В предыдущей главе мы наблюдали появление в этот период на основе масонского мировоззрения марксизма и призывы К. Маркса к терроризму. А в этот период в России мы наблюдаем тенденцию - когда российская прозападная интеллигенция дошла до края, после которого начинается терроризм и революция. А вскоре наступит момент, - когда эта интеллигенция сольётся с марксизмом и весь этот процесс возглавят еврейские агрессивные лидеры; и это всё произойдёт при правлении Александра II.
От этих теоретиков до конкретных террористов-бомбистов, до покушений даже на императора-реформатора оставался всего лишь короткий шажок. Об этом уже конкретно и откровенно писал друг А. Герцена В. Белинский, которого Герцен называл:
“самая революционная натура николаевской России”. Этот автор “Левиафана” писал: “Я понял и Французскую революцию и её римскую помпу… Понял и кровавую любовь Марата к свободе, его кровавую ненависть ко всему, что хотело отделяться от братства с человечеством…” (в письме к Боткину).
А что делать с той частью человечества, с теми миллионами людей, которые имеют другое мнение и не поддерживают идеи масонского братства? Ответ на этот вопрос и соответственно следующий “прогресс” Белинского выглядел так:
“Я начинаю любить человечество по-маратовски, чтобы сделать счастливою малейшую часть его, я, кажется, огнем и мечом истребил бы остальную”.
А это уже теория геноцида и фашизма в худшем его понимании. Это убеждение Белинского более известно в другом его знаменитом высказывании: “Люди так глупы, что их насильственно надо вести к счастью. Да и что кровь тысячей в сравнении с унижением и страданием миллионов”.
Поэтому Н. Бердяев в 20-м веке с полным правом сказал:
“В Белинском был уже потенциальный марксист..”, “Белинский предшественник большевистской морали…”, “Он уже утверждал большевистскую мораль”, “У Белинского в последний его период можно найти оправдание “чекизма””.
Да, - это было обоснование грядущего кровавого большевизма.
Можно образно отметить, что вышеназванные либеральные радикалы, ненавистники России были в центре этой негативной тенденции - как косточка в сливе, а вокруг было много либеральной мякоти - много сочувствующих, и это была не только либеральная молодежь или “прогрессивная” часть интеллигенции, на другую часть общества обратил внимание Ф. М. Достоевский:
“В детстве моем я видел раз на большой дороге фельдъегеря, в мундире с фалдочками, в трехуголке с пером, страшно тузившего в загорбок ямщика кулаком на всем лету, а тот исступленно стегал свою запаренную, скачущую во весь опор тройку. Этот фельдъегерь был, разумеется, по рождению русский, но до того ослепший и оторвавшийся от народа, что не мог иначе и объясняться с русским человеком, как своим огромным кулачищем вместо всякого разговора.
А, между тем, ведь он всю жизнь свою провел с ямщиками и с разным русским народом. Но фалдочки его мундира, шляпа с пером, его офицерский чин, его вычищенные петербургские сапоги ему были дороже, душевно и духовно, не только русского мужика, но, может быть, и всей России, которую он искрестил всю взад и вперед и в которой он, по всей вероятности, ровно ничего не нашел примечательного и достойного чего-нибудь иного, кроме как его кулака или пинка вычищенным его сапогом. Ему вся Россия представлялась лишь в его начальстве, а всё, что кроме начальства, почти недостойно было существовать. Как такой может понимать суть народа и душу его!
Это был хоть и русский, но уже и “европейский” русский, только начавший свой европеизм не с просвещения, а с разврата, как и многие, чрезвычайно многие начинали. Да-с, этот разврат не раз принимался у нас за самый верный способ переделать русских людей в европейцев. Ведь сын такого фельдъегеря будет, может быть, профессором, то есть патентованным уж европейцем. Итак, не говорите о понимании ими сути народной”.
Закончить тему “новых русских людей”, с остервенением бросившихся перегрызать национальные корни и культуру себе, и которые, по утверждению Ф. М. Достоевского, почти все были из барского, господского общества, можно меткой басней И. А. Крылова:
Свинья под Дубом вековым
Наелась желудей досыта, до отвала;
Наевшись, выспалась под ним;
Потом, глаза продравши, встала
И рылом подрывать у Дуба корни стала.
“Ведь это дереву вредит, -
Ей с Дубу Ворон говорит, -
Коль корни обнажишь, оно засохнуть может”.
- “Пусть сохнет, - говорит Свинья, -
Ничуть меня то не тревожит:
В нем проку мало вижу я;
Хоть век его не будь, ничуть не пожалею;
Лишь были б желуди: ведь я от них жирею”.
- “Неблагодарная! - примолвил Дуб ей тут:
Когда бы вверх могла поднять ты рыло,
Тебе бы видно было,
Что эти желуди на мне растут”.
Вот в этих сложных условиях Александр II принял власть над Россией; - не позавидуешь. К тому же в России продолжали тайно существовать масонские организации, члены которых занимали высокие посты -
“Великим наместным мастером Великой провинциальной ложи шведского обряда был не кто иной, как сам министр внутренних дел (1855-1861), старый масон С. С. Ланской”, - отметил в своём исследовании специалист по истории масонства В. Брачев.
Александр II получил прекрасное всестороннее образование, знал несколько языков, объехал почти всю Россию и европейские страны, и даже Римский папа Григорий 16-й после знакомства с ним в его честь иллюминировал купол собора Святого Петра. Правда Александр почему-то не мог найти в России достойную девушку и женился на Гессен- Дармштадтской принцессе.
В России упорно витала ошибочная идея, что если отменить крепостное право, то чудным образом решатся все проблемы и главное - снизится уровень недовольства в обществе, снизится уровень революционности. Весь ход российской истории после отмены крепостного права показал ошибочность, ложность этой идеи, этой надежды. Конечно, крепостное право необходимо было отменить, но ещё важнее было создать другую, новую эффективную форму организации жизни и сельскохозяйственного производства. А эту задачу взялся решать лишь в начале 20-го века Столыпин.
С воцарением на российский престол Александр II довольно быстро приступил к либеральным реформам. И уже в 1856 году он дал евреям много прав и снял много ограничений для них, подписал указ об отмене закона о еврейских кантонистах, и сам институт кантонистов упразднил. Более того, - Александр II благородно и щедро простил евреям накопившуюся огромную недоплату налогов. К этому вопросу императору приходилось возвращаться ещё не раз, ибо, как утверждает еврейский историк Ю. Гессен - в течение последующих пяти лет задолженность по налогам опять серьёзно возросла (на 22%). В этом же 1856 г. был образован очередной правительственный комитет по еврейским вопросам (седьмой по счету), потому проблем, связанных с еврейской общиной, в стране было ещё много. Например, как отметил в своей книге священник Ипполит Лютостанский:
“В 1855 г. 10 мая рассматривалось в петербургском сенате дело о Шапирах - Зусе Альперовиче и Давиде; оба еврея были осуждены на каторжные работы и наказаны шпицрутенами за умерщвление крестившегося еврея”.
Этот же И. Лютостанский фиксировал очередной факт экономической эспансии:
“Вследствие огромного наплыва евреев в последние годы в Петербурге усилилось естественным образом и барышничество… Евреи сразу оттерли петербургских местных барышников. Так, на аукционах в ссудной казне покупателями драгоценностей в настоящее время являются почти исключительно евреи, действуя нередко сообща, целым кагалом…
Что касается нового Александровского рынка в Петербурге, то здесь евреи завоевали себе положительно первое место, и туземные торгаши совсем его уступили евреям. Теперь ряды этого рынка названы еврейскими. Следовательно Петербург и Москва уже евреями забраны; биржи этих столиц открыто уже настраиваются по еврейскому камертону…”.
Хотя кагалы были российским правительством запрещены ещё в начале 40-х, однако евреи продолжали жить и действовать обособленной диаспорой, организовано и по своим законам.
С целью проведения большой реформы в деревне, отмены крепостного права в 1857 году Александр II образовал Секретный комитет по крестьянскому вопросу, а в 1858 - аналогичные комитеты в регионах: Губернские комитеты. К этому времени вышла интересная работа Константина Дмитриевича Кавелина (1818-1885 гг.) под названием “Записки об освобождении крестьян России”, которая, несмотря на различные перипетии судьбы автора и его работы, легла в конечном итоге в основу Крестьянской реформы. Не стоит забывать, что большую предварительную работу для этого провёл его предшественник Николай I, о чём “почему-то” в большинстве случаев умалчивают; мы это подробно рассматривали в предыдущей главе.
Известный историк Ключевский по этому поводу отмечал:
“Крепостной вопрос не был разрешен, но благодаря законам Николая I разрешить его стало возможным юридически. Во-первых, из вопроса о частной собственности землевладельца он превратился в вопрос о выкупе земли для вольных крестьян; с почвы гражданского права вопрос перешел на почву права государственного; благодаря законодательству Николая следующее царствование могло дать крепостным личную свободу без выкупа. В этом законодательстве явлена мысль, что крепостной человек - не простая собственность частного лица, а прежде всего - подданный государства… Царствование Николая не достигло своих целей, но подготовило законодательством почву для их достижений”.
В 1857 году император Александр II делает большой милостивый жест - существенно смягчает наказание самому знаменитому в мире революционеру - Михаилу Бакунину, который в России семь лет сидел в камере-одиночке, - из тюрьмы отправил М. Бакунина в ссылку в Сибирь. В Россию арестованного и осуждённого пожизненно Бакунина прислали ещё при Николае I немецкие власти в виду нежелания его содержать до конца его жизни. Это именно про М. Бакунина префект парижской полиции во время революции 1848 года Косидьер сказал знаменитую фразу:
“В первый день революции это - клад, а на другой день его надо расстрелять”.
Если Маркс был первым террористом в Европе - как теоретик и журналист-подстрекатель, то на практике в то время первым был, бесспорно, М. Бакунин с его террористическим окультуренным лозунгом:
“Страсть к разрушению есть в тоже время - творческая страсть”.
В главе, посвящённой Марксу, уже упоминалось о подвигах Бакунина в Чехии и Германии, а теперь после милости Александра II он в 1860 году сбежал из ссылки из Иркутска и через Японию и Америку в 1861 году приехал в Лондон к Марксу и Герцену, где вошёл в руководство местной революционной организации, а в 1862 году он уже вернулся в Россию, чтобы принять участие в восстании в Белоруссии и Польше.
После подавления восстания Бакунин в 1864-1867 гг. залечивает свои раны в Италии, где работает над своими революционными теориями. В 1867 он уже в Швейцарии, в масонский ЦК “Лиги Мира”, а в 1868 входит в руководство Интернационала и фактически отбирает его у надувающего щёки Маркса. После закрытия Интернационала Михаил Бакунин входит в руководство восстания в Испании в 1873 г., а в 1874 г. он уже руководит восстанием в Италии. И в 1876 в Берне его бунтарский дух от полученных телесных ран покидает нашу планету. Вот такого джинна выпустил на свободу на волне оттепели Александр II, и чем это обернулось для многих народов и стран.
В 1859 г. российский император отменил евреям запрет 1835 года брать в аренду или в управление населённые помещичьи земли, - “чтобы несколько расширить перед евреями ограниченное поле экономической деятельности”. На самом деле это было очень рискованное, не просчитанное мероприятие, которое уже здорово аукнется через 20 лет защитными крестьянскими погромами в глубинке России. Кроме того, Александр разрешил евреям покупать земли в черте оседлости и в этом же 1859 г. отменил черту оседлости для некоторой категории евреев - для купцов первой гильдии, а с 1861 г. - и для второй гильдии и для евреев, окончивших университеты.
В этот период происходило бурное развитие еврейского сообщества в России и накопление ими крупных капиталов, Литман Фейгин и Евзель Гинцбург основали в 1859 г. крупнейший в России банкирский дом, процветали еврейские сахарозаводчики, торговцы и “факторы” - еврейские посредники-спекулянты. Крупнейшие еврейские бизнесмены строили железные дороги, например, Самуил Поляков построил шесть железнодорожных веток. А с развитием железных дорог намного активнее пошла торговля сахаром, зерном и особенно лесом.
В связи с этим возросла роль и портов. И в этот момент стоит напомнить историческое явление, отмеченное израильским историком Я. Рабиновичем:
“С основанием Одессы многие корчмари оставили своё дело и переселились в новый город, где занялись мелочной торговлей. Заселение Одессы шло путём довольно необычным. Жажда наживы и свободной разгульной жизни привлекла сюда тысячи авантюристов”.
В 1859 г. евреи устроили в Одессе очередной греческий погром - бой с греками за доминирование в контрабанде и оптовой торговле, и здорово потеснили греков в этом деле. Забегая немного вперёд, следует добавить, что в 1871 году в Одессе евреи очередной раз напали на греков, и в результате кровавого трехдневного уличного боя окончательно вытеснили греков и захватили город, фактически ставший их столицей в России. Памятуя историю, можно с иронией заметить, что если евреи захватили самый знаменитый порт в самой Греции - Александрию в период расцвета Греции, то имели ли шансы греки в борьбе против евреев в России?…
В 1861 г. Александр II отменил запрет евреям брать на откуп отдельные доходы с имений и был отменён запрет занимать в армии должности унтер-офицеров и писарей. Но, вероятно, Александр II не успевал так быстро отменять запреты и давать вольности, как этого хотели евреи и другая прогрессивная общественность, потому что в этом же году произошли серьёзные студенческие волнения в Петербурге, в которых своим бунтарством выделились евреи Михаэлис, Утин и Ген. Этим пытались ещё более ускорить проведение либеральных реформ Александром II, по иронии судьбы считая, что эти реформы являются результатом проигрыша России в Крымской войне, и проявлением трусости и слабости российского монарха.
И Александр II спешит со своими либеральными реформами-послаблениями и в результате не дорабатывает как следует, крестьянскую реформу и - своим знаменитым “Манифестом” от 19 февраля 1861 года отменил крепостное право. Всё… - теперь казалось бы в России всё должно быть хорошо, и все должны быть довольны.
Но оказалось, что великий реформатор “забыл” о поляках, которые на протяжении 70 лет пытаются вернуть себе свободу. И поляки ему об этом напомнили крупнейшим в XIX веке восстанием в 1862-1863 гг. В этом восстании на стороне поляков приняли участие различным образом революционеры многих стран от Маркса и Энгельса до Бакунина. Но еврейское общество в России, как мы уже ранее отмечали признание Менделя, выступило на стороне российских властей.
Александр II решает не давать свободу полякам и восстание пытается потопить в крови. Российские войска долго не могут справиться с восставшими, так как восстание возглавляет профессиональный русский офицер, по национальности поляк - Ярослав Домбровский (1836-1871 гг.), который после окончания кадетского корпуса в Санкт-Петербурге 4 года воевал на Кавказе с горцами и был награждён за это боевыми наградами. Его друг и второй лидер восстания по национальности белорус Валерий Врублевский (1836-1908 гг.) также получил высшее образование в Санкт-Петербурге. Руководителей этого восстания российские власти так и не арестовали, они после поражения восстания были генералами Парижской коммуны 1871 года.
После этого восстания, несмотря на все либеральные реформы, Александр II получил стойкое прозвище “кровопийца” и уже свои новоиспечённые революционеры-террористы стали готовиться к его убийству. Кстати, такое прозвище не получал даже Николай II. Александр II к тому же после восстания отменил ряд уже дарованных им льгот.
Произошла довольно назидательная история: можно уверенно утверждать - лучше бы Александр II не начинал свои реформы и послабления, чем частично дал свободы и затем опять забрал. Теперь же началась целая череда покушений на жизнь российского монарха. Середину 60-х годов XIX века, после польского восстания, можно назвать началом террористического, практического революционного движения в России. Кроме того, следует заметить, что, хотя реформу крестьянства император не отменил, но нажил в связи с этим больше врагов, чем благодарностей. Сработал известный девиз - “хотели как лучше, а получилось…”.
Положительное в реформах того периода подчеркнул в своём исследовании М. Назаров:
“Активность земств (земское самоуправление было введено с 1864 г.) дала поразительные плоды в области строительства и организации начальных школ, ремесленных училищ, гимназий, курсов сельских знаний, библиотек, больниц. Именно земства (задолго до большевиков) “создали в царской России такую грандиозную систему социальной медицины, подобной которой не существует нигде, - писал в эмиграции в 1926 г. бывший революционер П. Б. Струве” (“Вождю Третьего Рима”).
А негативные последствия пояснил в своей книге (“Над бездной”) современный исследователь истории профессор И. Я. Фроянов:
“Так называемая Великая реформа 19 февраля 1861 года обобрала крестьян. Осуществившаяся посредством насилия, она привела к сокращению количества земли, находящейся в руках крестьян. Надельная земля сократилась на 20% … Стало быть, крестьяне потеряли пятую часть земли, бывшую прежде в их хозяйственном обороте. Вследствие роста сельского населения, произошедшего в послереформенный период, земельная теснота ещё больше увеличилась. Если в 1860 г. (по П. Н. Зырянову) численность сельского населения в 50 губерниях Европейской России равнялась 50,3 млн. человек, то к 1900 она достигла 86,1 млн. Соответственно изменилась и средняя величина душевного надела: с 4,8 дес. в 1860 г. до 2,6 дес. в 1900 г.
В этих условиях сохранение привилегированного помещичьего землевладения могло породить лишь одно: лютую ненависть крестьянской массы к дворянству… Резко возросли профессиональное нищенство и бродяжничество… Крестьяне хотя и наделялись землёй, но вынуждены были выкупать её в рассрочку”.
А условия выкупа для неграмотных крестьян чаще всего были настолько кабальные, что они фактически не могли расплатиться за неё до конца жизни, всю жизнь работали на оплату процентов. Реформа проводилась по принципу “чтобы и крестьян освободить и прибыль помещиков сохранить”, поэтому стоимость выкупаемой земли была сильно завышена, чтобы деньги, вырученные помещиком от продажи крестьянину земельного надела и положенные им в банк, давали ему ежегодную прибыль по процентам, которая компенсировала бы ему утраченный с крестьянской семьи оброк. Реформа не была скорректирована после внедрения её в жизнь. Это кабальное условие было отменено российскими властями только в 1906 г., только когда “клюнули” больно.
В некоторых местах в знак протеста против реформ и отмены крепостного права даже вспыхнули крестьянские восстания, например - Булыгинское, в Кондеевке, в Бездне, которые обнадёжили молодую поросль будущих революционеров, что если хорошенько поработать с крестьянством, то можно и совершить в России революцию. С этой надеждой и началось так называемое “хождение в народ” с бунтарской агитацией.
Введённые Александром II 20 ноября 1864 года новые судебные уставы законом “О губернских и уездных земских учреждениях”, задуманные для того, чтобы крестьянские проблемы решались в судах более справедливо, не изменили кардинально положение крестьян. Более того, - реформа по либерализации судопроизводства, введение суда присяжных привело к тяжелым последствиям для России, и как это отчетливо показала абсурдная, нелепая и опасная по своим последствиям история суда над В. Засулич - способствовало разрастанию терроризма в России.
Оказалось, что и для евреев земельная реформа принесла немало неприятностей. Открепощение крестьян от земли и сделало их более свободными и динамичными, что осложняло для евреев задачу закабаления этого класса, по этому поводу историк Ю. Гессен отмечает:
“Общие социально-экономические перемены, происшедшие в связи с отменой крепостной зависимости крестьян… значительно ухудшили в тот переходный период материальное положение широких еврейских масс”; помещики “были вынуждены лично заняться своим хозяйством, в котором ранее видная роль принадлежала евреям как арендаторам и посредникам в многообразных торгово-промышленных делах” (С).
Солженицын, опираясь на исследования другого еврейского исследователя И. Оршанского, отмечает:
“…положение евреев в России “в настоящее время печальное”, евреи “не без основания сожалеют” о “добром старом времени”… Ибо при крепостном праве имело место “необыкновенное развитие посредничества”, ленивый помещик без еврея торгаша и фактора не мог сделать и шагу, и забитый крестьянин уже не мог обойтись без него: только через него продавал урожай, у него брал в займы”.
Но это была первая реакция, вскоре евреи приладились к новым условиям и даже открылись определённые плюсы, которые особо отмечает Еврейская Энциклопедия:
“Лесная торговля представляет собой… одну из крупнейших отраслей еврейской торговли и одну из наиболее выдающихся по степени концентрации капитала… Начало усиленного роста еврейской торговли относится к 60-70-м гг., когда в связи с ликвидацией крепостного права помещики выбросили на рынок массу имений и лесов”.
Но радостные для либералов фразы: “расширение товарооборота между…” или увеличение экспорта древесины” имеет иногда и другую - черную сторону, о которой в 1873 году с болью в сердце в журнале “Гражданин” отмечал Ф. М. Достоевский:
“Вот Россию безлесят, помещики и мужики сводят лес с каким-то остервенением. Положительно можно сказать, что он идет за десятую долю цены, ибо - долго ли протянется предложение? Дети наши не успеют подрасти, как на рынке будет уже в десять раз меньше леса. Что же выйдет, - может быть гибель. А между тем, подите, попробуйте сказать что-нибудь о сокращении прав на истребление леса и что услышите? С одной стороны, государственная и национальная необходимость, а с другой - нарушение прав собственности, две идеи противоположные. Тотчас же явятся два лагеря, и неизвестно еще, к чему примкнет либеральное, всё решающее мнение… (О, - как это нам всё знакомо… - Р. К.)
Вон жиды становятся помещиками, - и вот, повсеместно, кричат и пишут, что они умерщвляют почву России, что жид, затратив капитал на покупку поместья, тотчас же, чтобы воротить капитал и проценты, иссушает все силы и средства купленной земли. Но попробуйте сказать что-нибудь против этого - и тотчас же вам возопят о нарушении принципа экономической вольности и гражданской равноправности. Но какая же тут равноправность, если тут явный и талмудный Status in Statu прежде всего и на первом плане, если тут не только истощение почвы, но и грядущее истощение мужика нашего, который, освободясь от помещиков, несомненно и очень скоро попадет теперь, всей своей общиной, в гораздо худшее рабство и к гораздо худшим помещикам - к тем самым новым помещикам, которые уже высосали соки из западнорусского мужика, к тем самым, которые не только поместья и мужиков теперь закупают, но и мнение либеральное начали уже закупать и продолжают это весьма успешно. Почему это всё у нас?
Почему такая нерешимость и несогласие на всякое решение, на какое бы ни было даже решение (и заметьте: ведь это правда)? По-моему, вовсе не от бездарности нашей и не от неспособности нашей к делу, а от продолжающегося нашего незнания России, ее сути и особи, ее смысла и духа, несмотря на то, что, сравнительно, со времен Белинского и славянофилов у нас уже прошло теперь двадцать лет школы”.
Славянофил Ф. М. Достоевский в этом и других вопросах противостоял не только западникам, либералам, и алчному еврейскому сообществу, но и бездарному Александру II, необоснованно спешившему со своими “спасительными”, как он думал, реформами и попутавшему приоритеты; и примеры этого противостояния мы ещё будем наблюдать далее.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.