Лосиноостровский эксперимент
Лосиноостровский эксперимент
Лосиный остров — это красивый огромный лесной массив на севере от Москвы.
При царе Алексее Михайловиче в Лосином острове находился целый штат служилых людей, занимавшихся исключительно сохранением в лесу лося и оленя. При Екатерине II, издавшей особый указ об охране флоры и фауны в Острове, здесь была многочисленная охранная команда из егерей, откомандированных из драгунских полков и набранных из крестьян казенных вотчин Московской губернии.
Тогда лес был полон дичью и разным зверьем. Из старины сохранились предания о том, что в Лосином острове водились и соболь, и чернобурая лиса, которые забегали на гумна отдаленных селений. Древнейшие архивные акты сообщали, что однажды «холопишко Микитка» бил челом царю Алексею Михайловичу на двунадесять соболей, изловленных в Лосином острове.
Когда здесь в 1804 году рубили корабельный лес для постройки судов Черноморского флота, в должность обер-форштмейстера Острова вступил некий Эгер.
Этот немец прибыл в Россию из Шварцвальда, где он родился, вырос, получил образование в школе местного лесничества, а затем служил помощником лесничего в имении какого-то князя. У Эгера был большой опыт ведения лесного и охотничьего хозяйства. В княжеских лесах Шварцвальда он знал наперечет все деревья: они у него были пронумерованы и перемечены.
Эгер, с типичной для немца аккуратностью, просчитал число кроликов и куропаток, их приплод, оленей и коз, которые, по малочисленности, оберегались для придворной охоты как величайшая редкость. Но горный массив Шварцвальда в сравнении с русским хозяйством имел какой-то игрушечный масштаб. И Эгер, вступив в свою должность в России в Лосином острове, первое время был поражен широким размахом и богатством русской природы. Но еще более — хаосом, беспорядочностью в ведении здесь лесного хозяйства.
Когда Эгер спросил, сколько в Лосином острове деревьев, то получил странный для его восприятия ответ о том, что «спокон веку» деревья на Острове не были считаны и никогда к подобному счету не было никакого интереса. Немец решил изменить здешние дикие нравы, научить русских считать деревья, определить количество лосей и оленей в их лесных табунах.
Эгер считал, что при неведении охранников леса о состоянии владений мужики пользуются случаем и убивают зверей и дичь, а это в лесном хозяйстве немалых денег стоит.
Жившие в этой местности крестьяне и егеря, узнав о замыслах немца, ахнули. Дело было важным потому, что все лосиноостровские семьи, не исключая и егерей, с незапамятных времен питались лосиным и оленьим мясом. Мало того, мужики возили то мясо в Москву для продажи в Охотном ряду и на Болотной площади (рынок здесь был в основном овощной, фруктовый, но днями — и мясной). Некоторые ухитрялись пристроить лосятину и оленину в кухню Английского клуба на Тверской улице. Повара этого клуба, зная изысканные вкусы своих посетителей, скупали мясо с большим запасцем. О том, шла ли торговля с самим Кремлем, пока документов не обнаружено.
Мясной промысел на той северной окраине Москвы вошел в привычное занятие у жителей. Он имел свой порядок, регулярность и план, был подобен севу, уборке, молотьбе, уходу за почвами. На него рассчитывали. Живя им, были уверены в сытости и безбедности.
Для поимки животных мужики традиционно приманивали их на сено вблизи лосиных троп. Стожки сухой травы так и называли — «лосиными». Подобные гостинцы осенью, когда естественная растительность леса из съедобной зеленой превращалась лишь в «очей очарованье», лосями воспринимались как неожиданные призы в лосиноостровском поле чудес. Наивных животных, вышедших к лосиному стожку, ловкие мужички забивали… Манипуляции с ловлей в этом месте Подмосковья были вековой традицией.
Один из деревенских мужиков, Антон Королев, предложил заняться приручением лосей. Надо было научить диких животных жить в стойлах, уподобить их обыкновенным коровам. Тогда Эгер не смог бы занести этих лосей и оленей в свой список как диких животных. Их приплод также мог быть освобожден от учета. И этим браконьерство перешло бы в разряд воспоминаний.
Началось с того, что почтенные селяне пригласили егерей в гости на свое угощение. Здесь все егеря Лосиного острова были перепоены и тем самым на значительное время отстранены от несения охранной службы.
Между тем, оставив егерей пировать среди баб и стариков, сильное мужское население Острова на рассвете с арканами, веревками, повозками выехало на специально для этого дела у опушки леса оборудованный круг. Этот загон был заранее устроен вбитыми в землю толстыми бревнами.
Когда загонщики, окружив становку лосей тесным кольцом, с гиканьем и грохотом начали свою операцию по отлову, из чащи метнулось тысячеголовое стадо. Шумом, холостыми выстрелами сотни людей гнали лосей по спланированному «коридору». Огромная масса четвероногих прорвала кольцо загона и ушла в сторону. Но большому числу животных досталась участь попасть в западню — в круг. Здесь с нелегкими усилиями мужики накидывали на них веревки, тащили из круга, надевали на ноги несчастным конские путы из железа. Потом их валили в сани и везли в селения. Только перевозка лосей заняла несколько дней.
Тех животных, которым в борьбе перебили ноги, здесь же, в лесу, зарезали. В дальнейшем их мясо пошло на продажу.
В этом мероприятии была одна беда: ловцы не рассчитали, что лоси не смогут жить в хлеву вместе с домашними животными. Впущенные в хлев дикари покалечили немало коров, телят и овец. Пока строили новые звериные жилища, заарканенные лоси лежали в коровьих хлевах.
И вдруг — кто бы мог после всего на такое рассчитывать? — лоси очень быстро стали приручаться. В хозяйствах начали рождаться маленькие лосята. Через год они уже гуляли на крестьянских выгонах вместе с прочим скотом. Впрочем, лосиных маток хозяева на выгон не выпускали: они боялись, что матки сами уйдут на волю в леса да и уведут с собой лосят, уже вполне домашних. А если же лосих по весне все-таки пускали на молодую травку, то им связывали ноги.
Мужики теперь жили со своим хозяйством в открытую, не прятались от Эгера и другого начальства. Они имели в достаточном количестве и без проблем мясо, шерсть, шкуры. Бабы вязали теплые чулки и свитеры, чем прославили всю Ростокинскую волость. Их мужья за хорошие деньги поставляли мясной товар в Москву…
Но удача длилась недолго. Местное райское благополучие было нарушено действиями все того же Эгера. Он проведал о крестьянской массовке в лесу, загоне и последующем приручении лосиного стада. Несмотря на давность события, он приказал обойти все дворы, собрать лосей и выпустить животных на волю в Лосиноостровский лес. Что и было сделано его помощниками. После чего был усилен надзор за лесом.
Взрослых особей решение немца наверняка обрадовало. Они охотно ушли жить на лесные просторы. Вместе с ними очутились под открытым небом в первобытной стихии своих предков прирученные людьми лосята. Не приспособленные с рождения к жизни на воле, они еще долго прибегали из Острова в селения и терлись мордами об ограды тех дворов, где прежде стояли. Просили хлеба…
Вот почему по сей день жители северо-восточной части Москвы иногда наблюдают, уже, правда, среди бетонных домов, случаем забежавшего сюда лося. Помню, как в 1975 году я с трехлетней своей дочкой рано утром увидела у школьного двора на нашей улице Широкой резвого лосенка.
«Какая странная лошадка», — сказала мне Женя.
«Какой странный крестьянский опыт», — подумала я о том экспериментаторе-самородке Антоне Королеве.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.