Что делать с Лаврентием Павловичем?
Что делать с Лаврентием Павловичем?
Вождь присматривался и к Берии. Предшественники Лаврентия Павловича — Ягода и Ежов — давно отправились в мир иной. Берия как-то задержался у власти.
Лаврентий Павлович Берия родился 29 марта 1899 года в горном селе Мерхеули Сухумского района Абхазии в крестьянской семье. Рано потерял отца. Рос на руках матери, которая зарабатывала шитьем. Как лучший ученик на деньги односельчан поехал учиться. В 1919 году закончил Бакинское среднее механико-строительное техническое училище (специальность — гидротехник) и еще два года проучился в политехническом институте. Довольно высокий образовательный уровень для партийно-чекистских кадров того времени.
Люди, которые интересовались его судьбой, говорят, что он любил музыку, пел, интересовался архитектурой. Но карьеру в те времена можно было сделать только в политике.
В 1918–1919 годах он работал в Грузии и в Азербайджане практикантом в главной конторе нефтяной компании Нобеля, техником гидротехнического отряда. Остался в Баку, когда в город вошли турецкие войска. Нанялся конторщиком на завод «Каспийское товарищество «Белый город». Он присоединился к большевикам и быстро увлекся политической деятельностью. По свойству характера занялся весьма деликатным, чтобы не сказать сомнительным, делом: по заданию товарищей проник в контрразведку независимого Азербайджана, где с 1918 по весну 1920 года у власти находилась партия «Мусават» («Равенство»).
С осени 1919 года по март 1920 года Берия служил агентом Организации по борьбе с контрреволюцией (контрразведка) при Комитете государственной обороны Азербайджанской республики. Впоследствии он объяснял, что выполнял задание партии «Гуммет» («Энергия»), объединявшей азербайджанских социал-демократов во главе с Нариманом Наримановым и близкой к большевикам. В 1920 году «Гуммет» вошла в компартию Азербайджана.
Товарищей по партии эта история смущала, о чем можно судить по письму, которое Берия в 1933 году из Тифлиса написал в Москву Серго Орджоникидзе, в ту пору одному из самых влиятельных людей в стране. В двадцатых годах Орджоникидзе был первым секретарем Закавказского крайкома, то есть руководил сразу тремя республиками — Азербайджаном, Арменией и Грузией. В 1926 году Сталин перевел Серго Орджоникидзе в Москву, но он считался куратором Закавказья.
На нескольких страницах Берия отчитывается о своей работе, сообщает, что нашел работу для брата Серго — Папулии, и только потом переходит к главному:
«В Сухуме отдыхает Леван Гогоберидзе (первый секретарь ЦК компартии Грузии. — Авт.). По рассказам ряда товарищей, т. Гогоберидзе распространяет обо мне гнуснейшие вещи. В частности, о моей прошлой работе в мусаватской разведке, утверждает, что партия об этом якобы не знала и не знает.
Между тем Вам хорошо известно, что в мусаватскую разведку я был послан партией и что вопрос этот разбирался в ЦК АКП(б) в 1920 году в присутствии Вас, т. Стасовой, Каминского, Мирза Давуд Гусейнова, Нариманова, Саркиса, Рухулла Ахундова, Буниат-Заде и других. В 1925 году я передал Вам официальную выписку о решении ЦК АКП(б) по этому вопросу, которым я был совершенно реабилитирован, так как факт моей работы в контрразведке с ведома партии был подтвержден заявлениями тт. Мирза Давуд Гусейнова, Касум Измайлова и др.».
В те времена, когда Орджоникидзе был на Олимпе, а Берия только начинал свою карьеру, он признавался высокому начальнику в любви: «Серго, кроме Вас, у меня нет никого. Вы для меня больше чем отец, брат. Я Вами дышу и живу. И чтобы подвести Вас, — я не способен, я скорее пулю пущу себе в голову, чем не оправдать Вашего ко мне отношения».
Потом будут говорить, что Берия работал на мусаватистов, а следовательно, и на англичан. Но никаких документов на сей счет найдено не было даже в те времена, когда их искали по всем архивам, чтобы понадежнее замазать Берию. Лаврентий Павлович всегда служил одной власти.
В Советском Азербайджане он работал управляющим делами ЦК партии, ответственным секретарем республиканской Чрезвычайной комиссии по экспроприации буржуазии и улучшению быта рабочих. В апреле 1921 года он, как опытный подпольщик, оказался на работе в ЧК. Будучи человеком грамотным, обладая быстрой реакцией и незаурядным умом, он стал делать карьеру. В его послужном списке одни повышения.
Начал с должности заместителя начальника секретно-оперативного отделения Азербайджанской ЧК, а уже через месяц возглавил секретно-оперативную часть и стал сразу заместителем председателя республиканской ЧК. В ноябре 1922 года его перевели на ту же должность в Грузинскую ЧК. На этой должности он проработал четыре года, пока в декабре 1926 года не стал заместителем председателя Закавказской ЧК — органа, который ведал госбезопасностью трех республик: Азербайджана, Грузии и Армении. Параллельно он возглавил ГПУ Грузии и получил пост наркома внутренних дел республики.
В начале 1931 года Берия возглавил Закавказское ГПУ, стал начальником особого отдела Кавказской краснознаменной армии и полномочным представителем ОГПУ в Закавказской Советской Федеративной Социалистической Республике. Это означает, что он понравился высокому начальству в Москве и его поставили надзирать над работой чекистов трех республик.
В том же году Берию перевели на партийную работу — вторым секретарем Закавказского крайкома и одновременно первым секретарем ЦК компартии Грузии и Тбилисского горкома.
Закавказская Федерация, объединившая Грузию, Азербайджан и Армению, существовала с 1922 по 1936 год. Партийное руководство республик непрерывно конфликтовало между собой, и не Берия был в этих интригах закоперщиком, хотя именно он вышел из этой склоки победителем. 9 октября 1932 года убрали первого секретаря Закавказского крайкома Мамию Орахелашвили. Через неделю этот пост занял Лаврентий Павлович. Но путь Берии наверх не был простым и легким. Партийная элита жила в мире интриг, где все друг друга ненавидели и объединялись против удачливого соратника.
18 декабря 1932 года встревоженный Берия писал Орджоникидзе из Сухуми:
«Дорогой Серго!
Я знаю, что болтунов из числа тех, кто уехал из Закавказья, много, запретить болтать глупости невозможно, знаю, что обо мне и о нашей нынешней работе в Закавказье ходит много кривотолков… Дорогой Серго, Вы меня знаете больше десяти лет. Знаете все мои недостатки, знаете, на что я способен. Я ни разу не подводил ни ЦК, ни Вас и убежден — не подведу и в будущем. Я отдаю все свое время работе, желая оправдать доверие ко мне партии и Центрального Комитета, я уже четыре года не пользовался отпуском, не находя возможным оторваться от дел. Сейчас нахожусь в Абхазии, нажимая на заготовки Табаков…
Я прошу только одного: не верить никому. Не верьте и мне без проверки того, что я говорю и делаю. Проверьте, и Вы сами убедитесь, насколько лживы и гнусны те инсинуации, которыми меня пытаются очернить в Ваших глазах».
Жизнь Серго Орджоникидзе закончилась трагически. Он застрелился 18 февраля 1937 года. Нет надежных свидетельств относительно того, что именно произошло в тот день. Так и останется неизвестным: сам Орджоникидзе стрелял в себя или… По слухам, он покончил с собой в результате острого конфликта со Сталиным. Он до последнего пытался уберечь от репрессий промышленность, сохранить инженерные кадры.
После смерти Серго его старшего брата расстреляли. Двух других братьев и вдову посадили. Можно предположить, что и его ждала такая судьба. Когда-то Берия клялся Серго в вечной дружбе. Но эти слова для него ничего не значили.
Один из самых близких к Берии людей Амаяк Захарович Кобулов, назначенный наркомом внутренних дел Узбекистана, во время войны ехал в Москву вместе с начальником своего хозяйственного управления. Поезд остановился на какой-то станции. Встречный поезд вел паровоз серии «СО», то есть названной в честь Серго Орджоникидзе.
Кобулов и его подчиненный стояли в вагоне у окна. Начальник ХОЗУ сказал:
— Как много сделал Серго для Советского государства. Оставил о себе хорошую память.
— Что он сделал или не сделал, это не важно, — бросил Амаяк Кобулов. — Но если бы он не умер, его бы арестовали. На него была целая кипа материалов…
Своей карьерой Лаврентий Павлович был обязан не высоким покровителям, а своим талантам. Нелепо было бы недооценивать его природные дарования.
Он был некрасив, носил пенсне — тогда это было редкостью. Его взгляд был пронзительным, ястребиным. Бросалась в глаза его уверенность в себе, внутренняя сила, какой-то неясный магнетизм. Таким его запомнила Нами Микоян, невестка Анастаса Ивановича.
Похоже, им всегда двигало желание выдвинуться, стать первым любой ценой. Он заплывал дальше всех в бурном море, лучше всех играл в волейбол. Бог знает, кем бы он стал в другую эпоху… Что-то авантюрное было в его характере! Стремление к власти, желание повелевать окружающими.
В 1922 году он познакомился с будущей женой — Ниной Теймуразовной Гегечкори, дворянской дочкой. В 1917 году ее отца убили, девочку воспитывал двоюродный брат. Первый ребенок четы Берия умер. Второй — Серго Лаврентьевич — станет конструктором ракетных систем. Нина Берия перед войной поступила в Москве в аспирантуру Тимирязевской академии, защитила диссертацию, получила ученую степень кандидата сельскохозяйственных наук. После войны она стала прибаливать, муж регулярно отправлял ее лечиться в ставшую социалистической Чехословакию, в Карлсбад (ныне Карлови-Вари).
Всесоюзная слава Берии началась с доклада, прочитанного им в Тбилиси и изданного потом отдельной книгой: «К вопросу об истории большевистских организаций Закавказья», где до мифологических масштабов была раздута роль Сталина в революционном движении. Но умело составленный доклад был не единственным достижением Берии. Разговоры о том, что Лаврентий Павлович обольстил вождя, играя на тайных струнах его души, не соответствуют действительности.
Он проявил себя надежным администратором, способным выполнить задание любой ценой. А Сталин ценил точное выполнение его приказов. Люди, которые не справлялись с делом по неумению или потому, что считали немыслимым платить слишком высокую цену — иногда в человеческих жизнях, — у него долго не работали. Берия показал себя преданным человеком — летом 1933 года, когда на отдыхавшего в Абхазии Сталина вроде бы было совершено покушение. Берия громко крикнул:
— Защитим вождя!
И прикрыл собой Сталина. А кто стрелял, так и осталось неизвестным, потому что человека, который лежал на берегу с ручным пулеметом, охранники растерзали. Берия был большой мастер всякого рода интриг.
Иногда кажется, что Сталин доверял Берии потому, что они оба из Грузии. В этом предположении сразу две ошибки: во-первых, Сталин не доверял и Берии, во-вторых, национальная принадлежность Сталина мало интересовала.
Если бы Серго Орджоникидзе не покончил с собой, от него избавились бы иным путем. Других выходцев с Кавказа рядом с генеральным секретарем не было, кроме Микояна, а он никогда не был близок к Сталину. Равным образом национальная принадлежность Сталина и Берии не означала каких-либо поблажек для Грузии.
Берия старательно выстраивал отношения с влиятельными московскими людьми. Многие, воспользовавшись приглашением Лаврентия Павловича, побывали в Тифлисе или в Сухуми и убедились в том, какой он любезный, заботливый и гостеприимный хозяин. Лаврентий Павлович умел развлекаться и предпочитал делать это в большой компании, так что в приятелях у него недостатка не было.
«Мне Берия понравился: простой и остроумный человек, — вспоминал Никита Хрущев, познакомившийся с ним в начале тридцатых. — На пленумах Центрального Комитета мы чаще всего сидели рядом, обменивались мнениями, а другой раз и зубоскалили в адрес оратора».
В роли руководителя Грузии и всего Закавказья Берия не отошел от чекистской работы. Иногда приезжал, чтобы самому допросить арестованных. Допрашивал тех, кто еще недавно был его начальником. Получал удовольствие. Полковник Сардион Николаевич Надарая, который возглавит охрану Берии, был в то время начальником внутренней тюрьмы НКВД Грузии. В 1953 году он описал, что там творилось:
— Арестованных избивали систематически и очень жестоко — ремнями, веревками и палками. Над арестованными издевались. По нескольку суток заставляли стоять с тяжелым грузом, пока арестованный, изнемогая, не падал… Многих арестованных на длительное время сажали в холодный, сырой карцер и морили голодом. Нередко арестованных избивали до того, что они потом умирали.
Другой подчиненный Берии полковник Константин Сергеевич Савицкий подтвердил:
— На служебных бланках ЦК КП(б) Грузии Берия писал фамилии людей, которые должны быть арестованы. Лично сам я видел служебные записки с таким текстом: «Арестовать такого-то и крепко допросить». Слово «крепко» было подчеркнуто. В частности, такую записку я видел в отношении бывшего секретаря комитета комсомола НКВД Грузии Михаила Асламазова. Следствие по его делу вел Ковальчук, который так «крепко» допрашивал Асламазова, что тот, не выдержав избиений, выбросился из окна и разбился насмерть.
Михаил Григорьевич Асламазов — легендарный форвард тбилисского «Динамо» — возглавлял комсомольскую организацию Наркомата внутренних дел. Спортивная слава его не спасла. Его арестовали 1 декабря 1937 года. После XX съезда партии вдову оповестили, что «Михаил Григорьевич Асламазов реабилитирован». И только через четыре десятилетия семья узнала, что его и не судили. Через две недели после ареста он выбросился из окна кабинета следователя на четвертом этаже здания НКВД Грузии.
Мучивший его следователь — Николай Кузьмич Ковальчук — далеко пошел. Он всего четыре года проучился в школе и совсем недолго в вечернем коммунистическом вузе при парткоме НКВД, но отсутствие образования не помешало: перед войной он руководил следственной частью в Ленинградском управлении НКВД. Великую Отечественную провел в военной контрразведке. После войны генерал-лейтенант Ковальчук стал министром госбезопасности на Украине, потом давал советы польским товарищам.
Став первым секретарем Закавказского крайкома, Берия часто ездил в Москву. Останавливался в гостинице «Селект», потом ему подобрали квартиру на Самотечной площади. Почти каждый вечер его вызывали к Сталину.
Хрущев рассказал, как именно Берия был переведен в Москву. Сталин словно невзначай заметил:
— Надо бы подкрепить НКВД, помочь товарищу Ежову, выделить ему заместителя.
И обратился к Николаю Ивановичу:
— Кого вы хотите в замы?
Тот ответил:
— Если нужно, то дайте мне Маленкова.
Сталин умел делать в разговоре паузу, вроде бы обдумывая ответ.
— Да, конечно, Маленков был бы хорош, но Маленкова мы дать не можем. Маленков сидит на кадрах в ЦК, и сейчас же возникнет новый вопрос кого назначить туда? Не так-то легко подобрать человека, который заведовал бы кадрами, да еще в Центральном Комитете. Много пройдет времени, пока он изучит и узнает кадры.
На этом разговор вроде закончился. А через какое-то время он опять поставил перед Ежовым прежний вопрос:
— Кого вам дать в замы?
На этот раз Ежов никого не назвал. Тогда Сталин предложил сам:
— А как вы посмотрите, если дать вам заместителем Берию?
Берия находился там же, в кабинете Сталина.
Ежов встрепенулся, но сдержался и ответил:
— Это — хорошая кандидатура. Конечно, товарищ Берия может работать и не только заместителем. Он может быть и наркомом.
Берия и Ежов дружили. Как-то в воскресенье Ежов пригласил Хрущева и Маленкова к себе на дачу, там был и Берия. Когда Лаврентий Павлович приезжал в Москву, то всегда гостил у Николая Ивановича…
Сталин сухо ответил:
— Нет, в наркомы Берия не годится, а заместителем у вас будет хорошим.
И тут же продиктовал Молотову проект постановления.
Хрущев после заседания подошел к Берии и поздравил. Тот ответил:
— Я не принимаю твоих поздравлений.
— Почему?
— Ты же не согласился, когда тебя прочили заместителем к Молотову. Так почему же я должен радоваться, что меня назначили заместителем к Ежову? Мне лучше было бы остаться в Грузии.
Назначение Берии в Наркомат внутренних дел было для него, судя по всему, малоприятным сюрпризом. Он возглавлял крупную партийную организацию и мог рассчитывать на пост в ЦК, а не в отраслевом наркомате. Уход с партийной работы выглядел понижением. Тем более что утвердили его даже не наркомом, а всего лишь первым заместителем, хотя наверняка намекнули, что назначение с перспективой.
В исторической литературе бытует такая версия, будто Ежов, узнав, кто определен ему в могильщики, попытался отсрочить казнь — отдал распоряжение арестовать Берию. Шифровку получил нарком внутренних дел Грузии Сергей Гоглидзе. Но он не выполнил распоряжение взять первого секретаря под стражу, а показал шифровку Берии. Тот срочно вылетел в Москву, пробился к Сталину и вымолил себе жизнь. Это не более чем анекдот. Своеволия Ежов никогда не проявлял. Да и выписать ордер на арест Берии нарком не имел права: первых секретарей ЦК нацреспублик брали только с санкции политбюро, то есть Сталина.
22 августа 1938 года Берия был утвержден первым заместителем наркома внутренних дел СССР. Засел на Лубянке вникать в дела и разбираться с кадрами. Он знал, что ему, как и всем его предшественникам, предстоит начать с чистки руководящего аппарата.
Ему присвоили специальное звание комиссара государственной безопасности первого ранга (это приравнивалось к армейскому званию генерала армии). Еще через месяц, 29 сентября, назначили по совместительству начальником Главного управления государственной безопасности НКВД. В это управление входили все оперативные отделы, в том числе служба охраны политбюро. Ежов формально еще оставался наркомом, и Сталин не хотел никаких неприятных сюрпризов.
Берия привел с собой свою команду. Назову только нескольких.
Владимир Георгиевич Деканозов работал с ним в ГПУ Грузии. Берия сделал его секретарем ЦК компартии Грузии по транспорту, затем наркомом пищевой промышленности Грузии и, наконец, председателем республиканского Госплана. В НКВД он возглавлял 3-й (контрразведывательный) и 5-й (особый) отделы ГУГБ НКВД. Летом 1940-го наводил порядок в Литве, которая была присоединена к Советскому Союзу после договора с Гитлером. В мае 1939 года назначен заместителем наркома иностранных дел, с ноября 1940-го посол в Германии.
Богдан Захарович Кобулов тоже работал с Берией в ГПУ Грузии. На Лубянке он быстро вырос до первого заместителя наркома. Он, пожалуй, был самым близким к Лаврентию Павловичу человеком. Кобулов ходил по коридорам Лубянки в одной рубашке с засученными рукавами, огромный живот колыхался. Все, кто шел навстречу, испуганно жались к стене. Его брат Амаяк тоже займет высокие должности в наркомате.
Всеволод Николаевич Меркулов работал с Берией с 1922 года. В 1941-м он станет наркомом госбезопасности СССР.
Генерал-лейтенант Степан Соломонович Мамулов работал с Берией с начала двадцатых. Он больше десяти лет был на партийной работе, в середине тридцатых стал секретарем Тбилисского горкома, заведовал сельскохозяйственным отделом ЦК Грузии. Берия забрал его в Москву, сначала сделал начальником секретариата НКВД, а затем заместителем министра внутренних дел…
Три месяца Берия принимал дела на Лубянке, а 25 ноября 1938 года был утвержден наркомом и провел массовую чистку. В 1939 году из органов госбезопасности были уволены 7372 человека — каждый пятый оперативный работник! Аппарат обновился наполовину: на оперативные должности взяли четырнадцать с половиной тысяч человек, абсолютное большинство — из партийного и комсомольского аппарата.
Берия сменил три четверти руководящих работников госбезопасности. Чекистский аппарат помолодел. Изменился этнический состав руководящего состава. Исчезли поляки, латыши, немцы — представители «иностранных национальностей», как тогда говорили; резко сократилось число евреев. Берия расстался с чекистами, которые в молодости состояли в каких-то других партиях — были эсерами или анархистами — или принадлежали к враждебным классам, то есть родились не в пролетарских семьях.
Берию назначили наркомом внутренних дел в самом конце 1938 года. А в начале сорок первого наркомат поделили на два — госбезопасности и внутренних дел. Разведка, контрразведка, все оперативные отделы были переданы в НКГБ, который возглавил Всеволод Николаевич Меркулов.
Что это означало?
Сталин фактически отставил Берию от госбезопасности.
Лаврентий Павлович остался наркомом внутренних дел. Ему подчинялись милиция, пожарная охрана, пограничные, внутренние и конвойные войска, а также Главное управление лагерей. Одновременно он стал заместителем председателя правительства. Курировал наркоматы лесной промышленности, цветной металлургии, нефтяной промышленности и речного флота… Он все больше занимался хозяйственными делами, широко используя осужденных — дармовую и бессловесную рабочую силу.
С началом войны два наркомата опять объединили, во главе — Берия. Однако в сорок третьем НКВД снова разделили, и опять Берии остались ГУЛАГ и пожарные. Военную контрразведку выделили в самостоятельную структуру, непосредственно подчиненную Сталину. Вождь постоянно менял структуру органов, переставлял людей; это означало, что он не удовлетворен и работой госбезопасности, и ее руководством, то есть Берией.
Берия не любил и боялся Сталина, хотя тот высоко поднял Лаврентия Павловича, и в президиумах, и за обеденным столом сажал рядом с собой.
«На банкетах в Кремле, — вспоминал переводчик вождя Валентин Михайлович Бережков, — за столом обычно рассаживались в следующем порядке: посредине садился Сталин, по его правую руку — главный гость, затем переводчик и справа от него — Берия».
Он почти не ел. Но перед ним ставили тарелку с маленькими красными перцами, которые он закидывал в рот один за другим, словно семечки. Поучал:
— Это очень полезно. Каждый мужчина должен ежедневно съедать тарелку такого перца, — назидательно говорил Берия.
Алексей Иванович Аджубей, зять Хрущева, рассказывал, что во время сталинских застолий на «ближней» даче Сталин назначал Берию тамадой, именуя его почему-то прокурором. Вождю нравилось наблюдать, как Берия спаивает членов политбюро, издевается над ними.
Алексей Аджубей слышал выступление Лаврентия Павловича на торжественном собрании, посвященном очередной годовщине Октября. Располневший, с одутловатым, обрюзгшим лицом, он был похож на рядового служащего. Одежда сидела на нем мешковато. Но говорил он хорошо, почти без акцента, четко и властно. Умело держал паузы, вскидывал голову, дожидаясь аплодисментов. Доклад ему составили нестандартно.
В сентябре 1945 года было образовано оперативное бюро правительства в составе: Берия (председатель), Маленков (заместитель), Микоян, Каганович, Вознесенский, Косыгин. Берия оказался во главе всей промышленности страны. Но уже к концу года настроение Сталина изменилось. Лаврентий Павлович лишился ключевой должности наркома внутренних дел. И это было сигналом к тому, что при очередном повороте Берия может отправиться вслед за своими предшественниками в небытие.
Сталин убрал Берию с Лубянки. Но его боялись и ненавидели. А Берия никого не боялся и всех презирал. Он излучал грозную, беспощадную властность. При этом он уже давно не имел отношения к органам госбезопасности.
Профессор Владимир Павлович Наумов, бывший партийный работник, секретарь Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий при президенте России, один из лучших знатоков сталинского периода, разбиравший личные документы вождя, рассказывал:
— Исследователей вводит в заблуждение то, что Сталин поручал Берии передать то или иное указание Абакумову или Игнатьеву. В реальности тот же Игнатьев заранее знал, что ему скажет Берия, о чем пойдет разговор. Ведь с министром госбезопасности Сталин встречался чаще, чем с членами политбюро. Но таков был ритуал, и Игнатьев аккуратно записывал: «Звонил тов. Берия, передал слова тов. Сталина — по такому-то делу обвиняемых надо приговорить к высшей мере наказания».
Разговоры Берии и Игнатьева записывались и докладывались Сталину, чтобы ему было легче понять, какие у них отношения. Берию проверяли и надеялись поймать на неосторожном слове. Он это знал. Поэтому несколько раз Игнатьев помечал, что «на эту тему тов. Берия отказался разговаривать».
Сталин убрал Берию с Лубянки, но использовал его как пугало. Берия, уже ничем не руководя, олицетворял карательные органы. Лаврентий Павлович понимал, что его жестокость вызывает одобрение Сталина. Вождь был невысокого мнения о соратниках, считал, что товарищи по партии могут проявить мягкотелость — все, кроме Берии, решительного и авантюрного по характеру человека.
За что Сталин ценил Берию?
Профессор Владимир Наумов:
— Надежный и беспощадный человек. Кровавые дела Иосиф Виссарионович поручал Берии, знал, что у него рука не дрогнет. Но Сталин подготовил ему смену в органах госбезопасности. Что касается атомных и ракетных дел, то они были налажены, и Берия уже не так был нужен. Тем более что Сталин его боялся.
Адмирал Иван Степанович Исаков рассказывал Константину Симонову, как однажды удостоился чести ужинать у Сталина в Кремле. Они шли длинными кремлевскими коридорами. На каждом повороте офицеры НКВД. Вдруг Сталин сказал:
— Заметили, сколько их там стоит? Идешь каждый раз по коридору и думаешь: кто из них? Если вот этот, то будет стрелять в спину, а если завернешь за угол, то следующий будет стрелять в лицо. Вот так идешь мимо них по коридору и думаешь…
Я спрашивал профессора Наумова:
— Значит, Сталин думал, что Берия может рискнуть?
— Он считал его авантюрным человеком, который может пойти на все. А Берия чувствовал, что кольцо вокруг него сжимается.
— Сознавал Берия, что его ждет?
— Конечно! Под топором ходили и другие члены Президиума ЦК, но каждый питал какие-то надежды, что вождь смилостивится. Берия надеялся только на то, что Сталин уйдет из жизни раньше, чем успеет его посадить.
Каганович скажет позднее:
— Берия нам говорил, что если бы Сталин попробовал его арестовать, чекисты устроили бы восстание…
В этом он, конечно, сильно заблуждался. Но товарищи по Президиуму ЦК его слова запомнят. Именно поэтому в июне 1953 года они не рискнут просто снять Берию с должности, а арестуют его. Они захотят обезопасить себя…
В недрах грузинского Министерства госбезопасности с санкции Сталина вызрело дело «мингрельской националистической группы» во главе с секретарем ЦК компартии Грузии Михаилом Ивановичем Барамией. Он очень молодым пошел по партийной линии, поддержанный Берией, в тридцать восемь лет стал в Тбилиси вторым секретарем ЦК. Никогда не забывал своего покровителя, защитил диссертацию «Выдающаяся роль Л.П. Берии в обороне Кавказа».
Когда осенью 1951 года Сталин отдыхал в Грузии, министр госбезопасности Грузии генерал-лейтенант Николай Максимович Рухадзе доложил ему, что причина недостатков в республике — действия группы мингрельских националистов. Это вызвало недовольство вождя. 9 ноября 1951 года было принято постановление ЦК ВКП(б) «О взяточничестве в Грузии и об антипартийной группе т. Барамия», в котором говорилось, что в республике процветает взяточничество. А борьба с ним не ведется, потому что «внутри аппарата ЦК и Правительства имеется группа лиц, которая покровительствует взяточникам и старается выручать их всяческими средствами. Факты говорят, что во главе этой группы стоит второй секретарь ЦК компартии Грузии т. Барамия. Эта группа состоит из мингрельских националистов».
Взяточничество было лишь поводом для главного, политического, обвинения:
«Мингрельская националистическая группа т. Барамия не ограничивается, однако, целью покровительства взяточникам из мингрельцев. Она преследует еще другую цель — захватить в свои руки важнейшие посты в партийном и государственном аппарате Грузии и выдвинуть на них мингрельцев… Характерно, что важнейшие посты в Министерстве юстиции, в Прокуратуре и адвокатуре находятся в руках мингрельцев. Характерно также, что очень важные посты как в аппарате ЦК ВКП(б) Грузии, так и в аппарате ЦК Грузинского комсомола находятся в руках мингрельцев… Среди подобранных значительное количество представляет антипартийных и антигосударственных людей, наносящих вред партии и государству».
Постановление явно продиктовано самим вождем, о чем свидетельствует не очень грамотный стиль и необычная для такого документа лексика:
«Несколько лет назад ЦК КП(б) Грузии решил, а ЦК ВКП(б) подтвердил снять с поста министра госбезопасности т. Рапава, который засорил аппарат министерства негодными элементами из мингрельцев с района, откуда происходит сам т. Рапава.
Т. Рапава был заменен другим министром, т. Рухадзе, которому было поручено очистить аппарат госбезопасности от негодных элементов и оздоровить его. В число очищенных попали работники со всех провинций Грузии. Но «шеф» мингрельцев т. Барамия решил, что допущена «несправедливость» в отношении мингрельцев.
И он затеял борьбу за восстановление мингрельцев в аппарате госбезопасности. Правда, ЦК КП(б) Грузии отклонил его протест. Но т. Барамия не был бы Барамия, если бы он удовлетворился решением ЦК. Он поскакал в Москву, козырял там перед московскими работниками именем ЦК КП(б) Грузии, злоупотреблял доверием московских работников к ЦК КП(б) Грузии и добился все-таки того, что восстановил в аппарате госбезопасности Грузии явно негодных работников».
В Тбилиси командировали десять работников центрального аппарата МГБ СССР под началом полковника Виктора Георгиевича Цепкова, заместителя начальника следственной части по особо важным делам. Михаила Барамию арестовали. Его не били, но не давали спать, требуя назвать участников «возглавлявшейся им националистической группы». Так же допрашивали и бывшего министра Рапаву: «Давали спать в сутки не больше часа. Я, сидя на кровати, начинал дремать, тогда кровать опрокидывали и выносили из камеры все: табурет, тумбочку, мусорный ящик, чтобы мне не на чем было сидеть и дремать».
— Я не дурак, чтобы по приезде в Москву сказать, что в отношении Рапавы материалы не подтвердились, — говорил руководитель следственной группы полковник Цепков. — Приказано взять показания. Учтите, что ваше отрицание виновности говорит еще и о том, что вы продолжаете и теперь действовать против ЦК.
Сталин звонил в Тбилиси, требовал отчета о ходе следствия, велел присылать ему протоколы допросов, выражал недовольство тем, что следователи до сих пор не добились признания арестованных в работе на иностранные разведки.
Другим заметным арестованным был очень близкий к Берии Петр Афанасьевич Шария, избранный к тому времени в Академию наук Грузии.
Петр Шария выделялся среди бериевского окружения. Он перемежал чекистскую службу и партийную работу с занятиями философией и преподаванием. Защитил докторскую диссертацию, получил звание профессора, заведовал кафедрой диалектического материализма в московских и тбилисских институтах. В марте 1934 года Берия пригласил его к себе в Закавказский крайком на должность заведующего отделом культуры и пропаганды. Сделал директором республиканского филиала Института Маркса — Энгельса — Ленина — Сталина.
Лаврентий Павлович его отличал, приглашал домой и на дачу. Шария был одним из тех, кто с искренней грустью провожал Берию, переведенного в Москву. В декабре 1938 года Лаврентий Павлович вызвал его и предложил должность начальника секретариата НКВД СССР. Философ Шария стал комиссаром госбезопасности 3-го ранга, заместителем начальника внешней разведки. Берия ценил его умение писать и редактировать документы. Всякий раз, когда ему предстояло выступать с большой речью, включал Шарию в бригаду «писарей».
После разделения единого НКВД на два наркомата Шарию вернули в Грузию — секретарем республиканского ЦК по пропаганде и агитации. Его постигло несчастье — он потерял сына. Глубоко переживая, написал целую поэму о своих муках. Отпечатал ее в виде книжечки тиражом в 75 экземпляров, которые дарил друзьям. Когда он впал в немилость, эту книжечку ему поставили в вину.
Первый секретарь ЦК Грузии Кандид Нестерович Чарквиани 28 мая 1948 года писал Сталину: «Ознакомившись с книжкой т. Шария, я был поражен ее содержанием. Это произведение, насквозь проникнутое религиозно-мистическим миросозерцанием, вплоть до признания бессмертия души и реальности загробной жизни. Сам факт написания этой книжки т. Шария объясняет своим тяжелым психическим состоянием и моральной надломленностью, вызванной смертью сына, к которому он был особо привязан. Зная т. Шария как образованного марксиста и старого члена партии, мы не представляли, что он способен, пусть даже под влиянием душевной депрессии, чем он пытается объяснить свой поступок, отойти от основных принципов большевистской идеологии».
Душевные страдания из-за смерти сына ему не простили. Назвали издание «идеологически вредной книжки в стихах» грубейшей политической ошибкой, свидетельствующей о его «идейной неустойчивости». 31 мая Сталин утвердил решение Бюро ЦК КП(б) Грузии: освободить Шарию от должности секретаря ЦК по пропаганде, вывести из состава Бюро и объявить выговор с занесением в учетную карточку.
Ему позволили преподавать на философском факультете Тбилисского университета. 19 февраля 1952 года Шарию арестовали как участника «мингрельской националистической группировки».
Посадили министра внутренних дел республики генерал-лейтенанта Авксентия Нарикиевича Рапаву, его заместителя генерал-майора Константина Павловича Бзиаву, прокурора республики Владимира Яковлевича Шонию. Вслед за ними арестовали несколько сот партийных работников мингрельского происхождения — секретарей горкомов и райкомов. Больше десяти тысяч человек выселили в Казахстан. Для небольшой республики большая чистка.
27 марта 1952 года Сталин подписал новое постановление политбюро о положении дел в компартии Грузии. Он предписал снять первого секретаря Кандида Чарквиани, сменившего на этой должности Лаврентия Павловича и считавшегося его выдвиженцем. А новым хозяином республики повелел назначить Акакия Ивановича Мгеладзе (до того первого секретаря Кутаисского обкома).
Арестованных по этому делу обвиняли в намерении с помощью американской разведки ликвидировать в Грузии советскую власть, оторвать ее от СССР и присоединить к Турции. Мингрелы (мегрелы) — одна из этнических групп, населяющих Грузию, мингрелом был Берия. Сталин напутствовал следователей:
— Ищите большого мингрела.
Всем было ясно, кто имеется в виду.
Министр госбезопасности Грузии генерал-лейтенант Николай Максимович Рухадзе собирал материалы на Берию. В квартире его матери в Тбилиси установили аппаратуру прослушивания. А ведь Рухадзе считался близким к Берии. Невероятно жестокий, Рухадзе требовал от подчиненных жестокости, упрекал тех, кто не бьет арестованных:
— Кто не бьет, тот враг народа.
Но Рухадзе заигрался. Он попытался спихнуть и первого секретаря ЦК республики Акакия Мгеладзе. Обратился напрямую в Москву и не угадал. Присланные им материалы разозлили Сталина. Он продиктовал шифровку в Тбилиси:
«ЦК ВКП(б) получил и рассмотрел «справку» товарища Рухадзе о допущенных якобы тов. Мгеладзе нарушениях.
ЦК ВКП(б) считает, что т. Рухадзе встал на неправильный и непартийный путь, привлекая арестованных в качестве свидетелей против партийных руководителей Грузии, особенно против тов. Мгеладзе. Кроме того, следует отметить, что т. Рухадзе не имеет права обходить ЦК КП(б) Грузии и Правительство Грузии, без ведома которых он послал в ЦК ВКП(б) материал против них.
ЦК ВКП(б) ставит на вид т. Рухадзе допущенную им ошибку, которая может принести вред партии и государству, и предлагает Бюро ЦК КПГ разобраться в упомянутых материалах и сообщить в ЦК ВКП(б) свое решение».
В Тбилиси разобрались и решили снять Рухадзе с поста министра и арестовать. 25 июня Сталин передал в Тбилиси: «Советуем довести сдачу — приемку дел до конца, после чего направить Рухадзе в Москву, где и будет решен вопрос о судьбе Рухадзе».
1 июля 1952 года Рухадзе арестовали. После смерти Сталина, 5 апреля 1953 года, он будет слезно умолять Берию:
«Лаврентий Павлович, вы меня знаете свыше 25 лет, я рос у вас на глазах и воспитан вами. Последние годы я совершил много преступлений, все то немногое полезное, которое я сделал в прошлом, ничего ровным счетом не стоит… Лаврентий Павлович, я обращаюсь к вам, как к родному отцу и воспитателю моему, и на коленях, со слезами на глазах прошу пощадить, простить и помиловать… Вы, и только вы, Лаврентий Павлович, можете спасти меня».
Рухадзе был мастер на все руки. Когда он сам оказался за решеткой, прокуратура установила, что министр соорудил дело о никогда не существовавшей подпольной террористической организации, программа которой вместе с планом терактов против партийно-советского актива была напечатана на его квартире.
20 октября 1952 года Сталин сказал заместителю начальника следственной части по особо важным делам Николаю Коняхину, сразу произведенному в полковники:
— Не люблю я Берию, он не умеет подбирать кадры, старается повсюду ставить своих людей…
Лаврентий Павлович оставался членом бюро президиума ЦК, для всей страны — один из ближайших соратников вождя, а чекисты уже исходили из того, что на него надо готовить дело. В 1952 году в документах Министерства госбезопасности Берия фигурировал как человек, настроенный националистически и готовящийся свергнуть советскую власть.
В феврале 1953 года Сталин фактически повторит свою фразу, когда к нему на дачу приедут Игнатьев, Гоглидзе и Зайчиков:
— Не доверяю я Берии, он окружил себя какими-то темными личностями.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.