УХОД МАДАМ ДЕ САД В МОНАСТЫРЬ

УХОД МАДАМ ДЕ САД В МОНАСТЫРЬ

Естественно, все это время Рене-Пелажи писала маркизу письма, а в ответ получала лишь одни претензии. Ниже приведен типичный пример подобных претензий:

"Что означает эта отговорка: "Вы бы посмотрели на остальных?" Мужья "остальных" не сидят в тюрьме, а если и сидят, и эти женщины ведут себя подобным образом, тогда все они потаскухи, которые заслуживают только оскорблений и презрения! Скажите, вы пошли бы на Пасхальную мессу, вырядившись как какой-нибудь бродячий актер или шарлатан? Разумеется, нет, разве я не прав? <…>

Если вы приличная и почтенная женщина, тогда вам следует стремиться доставлять удовольствие только мне, и больше никому, и единственный способ, которым вы можете этого добиться, это быть, как в своей внешности, так и в поступках, совершенно скромной и в высшей степени достойной.

Одним словом, я требую, если вы меня любите <…> я требую, чтобы вы приезжали ко мне в того рода платье, которое вы, женщины, называете закрытым, и с большим, очень большим капором, прикрывающим волосы, которые я бы предпочел, чтобы вы просто зачесали, — чтобы не торчали всякие легкомысленные кудри. Не стоит и говорить, что никаких накладных буклей тоже не должно быть. Простой шиньон и никаких кос. Также на вашем бюсте не должно быть никаких незакрытых участков, чтобы вы не выставляли его бесстыдно напоказ, как в прошлое посещение; что же до цвета вашего платья, то чем темнее, тем лучше.

Я клянусь вам всем, что почитаю самым святым на этом свете, что приду в состояние необузданной ярости, и последует самая ужасная сцена, если вы не выполните слово в слово все то, что я сейчас изложил. Вам следовало бы залиться краской стыда за то, что вы не понимаете, что те, кто вырядил вас так, в каком виде вы явились в последний раз, сделали из вас дуру и от души повеселились за ваш счет. О, только подумайте, как они потешались, говоря друг другу: "Какая хорошенькая марионе-точка! Мы можем заставить ее делать все, что захотим!"

Хотя бы раз в жизни будьте самой собой. Я чувствую, что есть некоторые ситуации, когда обстоятельства вынуждают вас играть в их маленькие игры; но я столь же уверен, что вас просят и о таких вещах, которые непристойны и нелепы, возможно, даже отвратительны, и в них, мне хочется верить, вы отказываетесь принимать участие! Что же касается первых, то вам следует просто отказаться, а что до последних, то вам нужно пригрозить, что вы скорее покончите с собой, чем хотя бы даже станете слушать малейшее о них упоминание.

Дело в том, что мне слишком хорошо известно, в чьи гнусные руки вы попали! Ибо, и хорошенько это запомните, я никому не позволю себя одурачить, тем более вам, и я знаю, что вы живете у своей матери; у меня есть все основания содрогаться от трепета, когда я задумываюсь о том, что вы там! <…>

Я не могу продолжать: подозрение посеяно; фразы слишком прозрачны для меня, чтобы я мог закрывать глаза на их истинный смысл. О, мой дорогой друг, верно ли, что я не могу больше питать к вам самое высокое уважение? Скажите: неужели вы так жестоко меня предали? Если да, то какое ужасное будущее лежит впереди! О, великий Боже! Да останется навсегда закрытой дверь моей темницы! Я скорее умру, чем выйду отсюда, чтобы узреть свой позор, ваш позор, и позор тех чудовищ, которые предложили вам свой совет!"

Конечно же, Рене-Пелажи пыталась оправдываться, хотя и не очень понимала суть претензий мужа, но 19 сентября 1783 года она вдруг получила от него следующее послание: "Утром я получил от вас пухлое письмо, которое показалось мне бесконечным. Пожалуйста, умоляю вас, не нужно писать так длинно: неужели вы думаете, что мне нечего больше делать, чем читать Bain и бесконечные повторения? Поистине, у вас должно быть чудовищное количество свободного времени, если вы пишете такие длинные письма, и, должно быть, вы также полагаете, что у меня куча времени на то, чтобы вам на них отвечать".

Это уже был явный перебор, и несчастная мадам де Сад не выдержала.

В течение длительного времени муж вымещал на ней удары по своему самолюбию. Он не любил, по ревновал до безумия. Он сходил с ума от бессилия и писал ей письма, полные незаслуженных оскорблений…

И вот, чтобы обезоружить эту его потерявшую всякие границы мнительность, она взяла и удалилась в монастырь. При этом она написала мужу:

"Монастырь строгих правил: другие женщины не были бы этим довольны, но я не боюсь этой строгости. Она меня не беспокоит, все будут знать, что я делаю".

Данный текст является ознакомительным фрагментом.