Глава 1 ПОЛЬША

Глава 1

ПОЛЬША

Зимой 1941/42 года, когда войска СС занимались чисткой гражданского населения (то есть его уничтожением) в оккупированных на тот момент районах СССР, Гиммлер произнес перед группой офицеров СС речь, направленную на то, чтобы поднять их силу духа, пошатнувшуюся перед нагромождением ужасов, которые даже они выносили с трудом.

«Очень часто, — говорил он, — работники сил СС думают о депортации живущих здесь людей. Эти мысли приходили мне на ум, когда я наблюдал трудную работу, выполняемую здесь полицией безопасности, которой очень помогают ваши люди. То же самое происходило в Польше при температуре 40 градусов ниже нуля, когда мы должны были транспортировать тысячи, десятки и сотни тысяч людей, где нам приходилось проявлять жестокость, — вы должны это услышать и сразу забыть, — расстреливая тысячи „неправильных“ поляков».

Польша была лабораторией для опробования нацистских методов. Там, в городах и деревнях этого несчастного «генерал-губернаторства», отданного во власть кровавого Франка, испытывали способы, с помощью которых вскоре была опустошена вся Европа.

7 октября 1939 года, как только завоевание Польши было завершено, Гитлер подписал декрет, скрепленный также подписями Геринга и Кейтеля, назначивший Гиммлера «комиссаром рейха по утверждению германской расы», которому поручалось также «германизировать» Польшу.

В соответствии с этим декретом рейхсфюрер СС должен был направлять в рейх чистокровных немцев из иностранных государств, «устранять негативное воздействие иностранной части населения, представляющей опасность для рейха и сообщества германского народа», создавать новые германские колонии. Для успешного выполнения этой задачи ему были предоставлены выбор средств и полная свобода действий. Гиммлер сразу пояснил общие директивы.

«Наш долг состоит не в том, — сказал он, — чтобы германизировать Восток в старом значении этого слова, то есть преподавать местному населению немецкий язык и германское право, а в том, чтобы обеспечить заселение Востока чистокровным германским народом». Таково было естественное следствие эсэсовских «принципов крови». «Очищение присоединенных территорий от чужих рас есть одна из важнейших целей на германском Востоке».

Чтобы ускорить «германизацию» нового типа, Гиммлер приказал не допускать «количественное увеличение интеллектуальной польской элиты», распределил земли, освободившиеся в результате исчезновения польских фермеров, между чистокровными немцами, решил использовать «очень хорошие расовые типы». Он холодно заявил: «Я думаю, что наш долг — забрать себе их детей, отдалив их от привычного окружения. Либо мы получим хорошую кровь, которую сможем использовать и дадим ей место в нашем народе, либо уничтожим эту кровь».

Вот так поляки и евреи были экспроприированы, лишены имущества, домов и земель. Земли были переданы «колонистам» — «чистокровным немцам», жившим тогда за границей и возвращенным в Германию. Экспроприированные были направлены в концентрационные лагеря, если они были евреями или считались возможными противниками; в более благоприятных случаях они отправлялись в Германию на военные заводы или в качестве сельскохозяйственных рабочих; порой они были вынуждены работать на своих бывших землях как крепостные.

Декретом от 12 декабря 1940 года Гиммлер создал «расовый регистр». В него заносились: 1) чистокровные немцы, занимавшиеся политической деятельностью в какой-либо нацистской организации; 2) чистокровные немцы, не занимавшиеся политической деятельностью; 3) лица, происходившие от чистокровных немцев, или супруги чистокровных немцев; 4) потомки немцев, абсорбированные польской нацией, «полонизированные» и рассматриваемые в качестве ренегатов. Последние должны были подвергнуться перевоспитанию в целях их «повторной германизации». Уклоняющиеся от перевоспитания, а также лица, уклоняющиеся от внесения в «расовый регистр», передавались в ведение гестапо и направлялись в концентрационные лагеря.

Исполнение мер по «германизации» и колонизации было поручено шефу Главного управления имперской безопасности (РСХА) Гейдриху. РСХА организовывало и проводило экспроприацию, эвакуацию, перевозку на работы в Германию и доставку колонистов на «освобожденные» земли присоединенной Польши или «генерал-губернаторства», которым управлял губернатор Ганс Франк.[10]

«Мы должны уничтожать евреев повсюду, где найдем их, и всякий раз, когда это будет возможно», — говорил Франк. Для решения этой задачи в июне 1940 года в Освенциме, под Краковом, был открыт лагерь уничтожения. Там, посреди гнилых болот, за пять последующих лет были истреблены миллионы евреев.

Вскоре после Освенцима были открыты два других лагеря — в Майданеке и Треблинке. Треблинка послужила прототипом для всех созданных в дальнейшем лагерей уничтожения.

За один год РСХА, выполняя директивы Гиммлера, выселило из той части Польши, которая была аннексирована рейхом, полтора миллиона польских и еврейских крестьян и переправило их в «генерал-губернаторство», где их судьба сложилась ужасно. К концу мая 1943 года было экспроприировано 702 760 хозяйств общей площадью 6 367 971 гектар. Сюда включены лишь хозяйства Данцига, Западной Пруссии, Познани, Цихенау и Силезии, о чем были найдены отчеты. На эти земли поселили 500 тысяч чистокровных немцев, то есть одну треть от числа экспроприированных поляков. В мероприятии участвовали организация «Фольксдойче миттельштелле», открывшая новую службу под контролем Гиммлера, и центр иммиграции, учрежденный при управлении полицейских служб и СС.

Поляки, отправленные в Германию, находились на положении рабов. Теории Гиммлера о функционировании будущего рейха здесь впервые воплотились в жизнь под наблюдением гестапо.

В качестве сельскохозяйственных рабочих поляки подчинялись регламенту из пятнадцати пунктов. Прежде всего регламент определял: «Сельскохозяйственные рабочие польской национальности не имеют права жаловаться; никакая жалоба не будет приниматься официальной администрацией». Отданные на произвол своих «господ», польские рабы не имели права оставлять места работы. Для них был введен комендантский час с 20 часов до 6 часов утра зимой и с 21 часа до 5 часов утра летом. Они имели право пользоваться велосипедом только для поездки до места работы и по приказу своих хозяев. Им было запрещено посещать церкви и храмы, кино, театры, места культурных мероприятий и рестораны. Они не должны были вступать в половые связи с какими бы то ни было женщинами и девушками; собираться вместе, пользоваться транспортом: железной дорогой, автобусом и т. д. Им строго запрещалось переходить от одного хозяина к другому. Хозяин же мог подвергать их телесным наказаниям, «если указания и увещевания не действуют». В подобных случаях он ни перед кем не отчитывался и не «считался ответственным перед администрацией». Кроме того, рекомендовалось держать польских рабочих вдали от семей. Под страхом серьезных санкций хозяин должен был немедленно уведомлять власти о любом «преступлении» польского рабочего. Под «преступлением» подразумевались «саботаж», медлительность или нежелание работать, «вызывающее» поведение. Были предусмотрены суровые наказания для хозяина, если он «не соблюдает необходимой дистанции между ним и сельскохозяйственными рабочими польской национальности. То же правило относится к женщинам и девушкам. Дополнительный рацион строго запрещается».

Польские женщины определялись прислугой в германские семьи: члены НСДАП имели приоритет в получении такой бесплатной прислуги. Всего было перемещено от 400 до 500 тысяч этих несчастных женщин, низведенных до рабства, чтобы «принести значительное облегчение германской хозяйке и дольше сохранить ее здоровье». Их положение было столь же тяжелым, как и положение сельскохозяйственных рабочих. Они «не могут требовать отпуска. Как правило, домашние работницы с Востока могут отлучаться из дома лишь для выполнения каких-то работ. Однако в качестве вознаграждения им может предоставляться свободное время вне дома — три часа в неделю. Этот отпуск должен заканчиваться с окончанием дневного времени — самое позднее в 20 часов».

Все запреты, налагавшиеся на мужчин, распространялись и на этих несчастных женщин. «Находясь вне дома, домашняя работница с Востока должна всегда иметь при себе рабочее удостоверение, которое служит ей личным пропуском».

Можно видеть, что термин «рабство» не является преувеличением. С некоторым чувством стыда следует признать, что немецкие «наниматели», внешне добропорядочные граждане страны с древней цивилизацией, быстро и легко привыкли к этим правилам, предоставлявшим в их распоряжение людей, жизнью и смертью которых они распоряжались. Семи лет нацистского режима оказалось достаточно, чтобы чудовищная бесчеловечность стала обычным явлением. Причем крупные германские промышленники прошли по этому пути гораздо дальше.

Гестапо бдительно следило за соблюдением нового кодекса. Сотни тысяч взрослых людей обоего пола погрузились в состояние крайней материальной и моральной деградации; судьба десятков тысяч детей была еще драматичнее (восьмилетние дети, полуголые, голодные, тянули тележки и переносили грузы в некоторых трудовых лагерях); над всей этой людской массой распростерлась тень гестапо.

«Работа» гестапо оказалась настолько «эффективной», что Франк, давая интервью журналисту Клейсту из «Фёлькишер беобахтер» 6 февраля 1940 года, решил даже высмеять меры террора, принятые его коллегой фон Нейратом, протектором Богемии и Моравии. Нейрат развесил на стенах по всей Чехословакии красные афиши с уведомлением о казни семи чешских студентов. «Если бы я распорядился вывешивать афиши на стенах всякий раз, когда расстреливают семь поляков, — иронизировал Франк, — то для производства бумаги не хватило бы всех лесов Польши».

25 января 1940 года Франк объявил, что намерен депортировать миллион польских рабочих. Чтобы выполнить эту программу, гестапо организовало облавы. Оно сделало это столь успешно, что к августу 1942 года было депортировано 800 тысяч польских рабочих.

10 мая 1940 года внимание всего мира, до сих пор сконцентрированное на польских событиях, переключилось на другой театр военных действий. Немецкие армии вторглись в Голландию, Бельгию, затем во Францию, став объектом наблюдения международных обозревателей. Франк писал, что «надо воспользоваться тем, что пристальное внимание всего мира приковано к Западному фронту, и ликвидировать тысячи поляков, начав с главных представителей польской интеллигенции».

Решение об их уничтожении было принято еще в сентябре 1939 года, но чтобы совершить это, не восстановив против себя иностранных критиков, надо было дождаться удобного момента. Желательно было также найти какие-то правдоподобные аргументы.

В середине мая Франк пригласил к себе своего статс-секретаря Йозефа Бюлера и рейхсминистра Зейсс-Инк-варта, чтобы отработать детали операции, названной «акция АБ» (немецкая аббревиатура «чрезвычайной акции по умиротворению»). Она была проведена под предлогом того, что необходимо положить конец агитации, которая угрожала безопасности войск.

Акция АБ была доверена представителям РСХА в Польше: обергруппенфюреру СС Крюгеру и полицейскому генералу и бригадефюреру I управления РСХА Штрекенбаху; в помощь им были приданы эсэсовцы, специально приехавшие из Германии.

В ноябре 1939 года гестапо арестовало профессоров Краковского университета и переправило их в концентрационные лагеря на территории рейха. Количество лиц, подлежавших уничтожению во время акции АБ, сочли слишком значительным, а перевод их в Германию слишком сложным. Поэтому решили упростить дело. «Нет необходимости помещать эти элементы в германские концентрационные лагеря, — писал Франк после совещания с Крюгером и Штрекенбахом, — так как это вызвало бы трудности и ненужную переписку с семьями. Лучше решить эти вопросы в самой стране и наиболее простым способом».

Были проведены массовые аресты, а затем устроена пародия на суд. Это совершенно фальшивое разбирательство целиком находилось в ведении гестапо. 30 мая Франк дал свои последние инструкции:

«Всякая попытка судебных властей вмешаться в акцию АБ, предпринятую полицией, будет рассматриваться как измена государству и германским интересам… Комиссия по помилованиям, состоящая при моей службе, не будет заниматься этими делами. Акция АБ должна быть проведена исключительно шефом полиции и СС Крюгером и его организацией. Это внутреннее мероприятие по умиротворению, которое является обязательным и должно пройти вне рамок обычной процедуры».

Лишенная законной возможности протеста и всякой надежды на помилование, польская интеллигенция была хладнокровно «ликвидирована» гестапо и СС. Когда все кончилось, Штрекенбах вернулся в Берлин, где приступил к обычным административным обязанностям. По случаю его отъезда была устроена прощальная церемония, на которой Франк выступил с небольшой и взволнованной речью, поздравляя и принося благодарности за хорошую работу, выполненную общими усилиями. В этой речи прозвучала ужасная фраза: «То, что вы, бригадефюрер Штрекенбах, и ваши люди исполнили в генерал-губернаторстве, не должно быть забыто, вам не следует этого стыдиться».

Штрекенбах и его люди не думали «стыдиться». Зачем им было «забывать» об этих ужасных часах и о том, кто их устроил?

В дальнейшем гестапо расширило свои полномочия. Декретом от 2 октября 1943 года Франк дал возможность гестаповцам совершать самые жестокие репрессии. На тог момент уже более 17 тысяч поляков были расстреляны в качестве заложников, то есть без всякого суда. Франк прокомментировал это так: «Мы не должны поддаваться чувствам, узнав, что расстреляно 17 тысяч человек. Эти лица являются жертвами войны». Но «иностранная пропаганда» подняла большой шум вокруг казней заложников, и тогда был найден выход из этого затруднительного положения. Вместо того чтобы изменить методы, просто вычеркнули слово «заложник» из официального словаря и узаконили эти убийства, создав декретом от 2 октября 1943 года штандгерихте — чрезвычайные трибуналы, состоявшие исключительно из членов гестапо. В параграфе 4 декрета говорилось: «Чрезвычайные трибуналы сыскной полиции должны образовываться из одного руководителя СС, принадлежащего к командованию сыскной полиции и СД, и двух членов той же службы». Параграф 6 особо отмечал: «Приговоры чрезвычайных трибуналов сыскной полиции приводятся в исполнение немедленно».

Вот так гестапо могло действовать с максимальной быстротой. Оно разыскивало врагов режима, арестовывало их, судило и казнило без всякого контроля извне. Как только появился декрет, сотни поляков, содержавшихся в застенках Кракова, были «осуждены» и казнены.

Пока гестапо и СД сеяли террор в Польше, Гейдрих не забывал и о других задачах своих служб.

Ажиотаж в некоторых армейских кругах во время подготовки агрессии против Чехословакии не ускользнул от внимания бесчисленных осведомителей СД.

СД узнала о поездке Клейста в Лондон в августе 1938 года, не имея возможности выяснить личность эмиссара заговорщиков и точный характер его миссии. У Гиммлера лишь знали, что эмиссар вернулся с письмом от Черчилля. В августе 1939 года, когда готовилось нападение на Польшу, среди обеспокоенных военных опять началось брожение, но дело ограничилось слабыми попытками что-то предпринять. Гиммлер и Гейдрих решили выяснить, какие связи могли существовать между скрытой оппозицией и английскими службами. Расследование, проведенное в Германии, результатов не дало, поэтому было решено зайти с другого конца, через самих англичан.

Гиммлер и Гейдрих выбрали для этой деликатной миссии двух «перспективных» сотрудников СД, блестящих и одаренных молодых людей — Вальтера Шелленберга и Гельмута Кнохена. Оба происходили из тех бедных студентов, которых старалась использовать партия. Гейдрих почувствовал, что для серьезного контакта с англичанами требуются люди с хорошими манерами, говорящие по-английски правильно и даже изысканно, способные избегать ловушек, которые непременно будут устроены на разных поворотах в ходе переговоров. Развертывание операции показало, что его выбор был превосходным.

Молодой Кнохен только что был назначен в VI управление (внешняя служба СД), где на него была возложена обязанность создать новые агентурные сети за границей. Он старался выявить среди немецких эмигрантов тех, чье затруднительное положение заставило бы их принять «интересные» предложения. Кнохен был знаком с этой средой, так как ранее ему было поручено наблюдение за эмигрантами и изучение газет, которые те выпускали. Ему удалось тогда завербовать некоего Франца Фишера, доктора экономических наук, влачившего нищенское существование в Париже. По указанию СД Фишер обосновался в Голландии в качестве агента. Он сумел вступить в контакт с британскими кругами в Голландии, а вскоре — с агентами Интеллидженс сервис, которые вели разведывательную работу среди немецких эмигрантов. Кнохен вызвал Фишера на голландскую границу и поручил ему предложить англичанам установить контакт с представителем оппозиционной группы, созданной германскими генералами и офицерами.

В середине октября Фишер получил согласие англичан. Польская кампания завершилась, и союзники ждали скорого удара на западном направлении. Поэтому всякая информация о возможном брожении в германских вооруженных силах могла быть чрезвычайно ценной. Интеллидженс сервис не знала, что Фишер был двойным агентом, которым манипулирует СД из Дюссельдорфа.

«Доверенный человек» Фишер смог организовать первую встречу, которая состоялась 21 октября в голландском городке Зютфен. Шелленберг выступал под именем капитана Шеммеля из транспортной службы Верховного командования вермахта. Такой офицер действительно существовал, и сотрудники Интеллидженс сервис могли проверить это по ежегодным справочникам германской армии, которые были в их распоряжении. В качестве меры предосторожности настоящий Шеммель был отправлен в командировку на Восток. Шелленберг, он же Шеммель, сумел внушить доверие англичанам — майору Стивенсу, капитану Бесту и лейтенанту Коппенсу. В Голландии прошло несколько встреч, и Шелленберг побывал вместе со своими собеседниками в Арнеме и Гааге.

Во время одной из поездок Шелленберга сопровождал господин весьма респектабельного вида, которого он представил как генерала и «общего» руководителя группы сопротивления вермахта. Генерал, интеллигентный, изысканный, блестящий собеседник, произвел прекрасное впечатление на английских агентов. Шелленберг доверил эту трудную роль «любителю» — доктору Кринису, известному берлинскому психиатру.

Было также намечено кратковременное путешествие в Лондон специальным самолетом. В перерывах между поездками Шелленберг всегда возвращался в Ставку в Дюссельдорфе, чтобы информировать Берлин о развитии событий.

31 октября, во время одной из поездок в Гаагу, фальшивый Шеммель получил радиоприемник-передатчик для связи с агентами Интеллидженс сервис в Голландии. Кроме того, ему был предоставлен специальный аккредитив для вызова секретного телефонного абонента в Гааге. Игра шла благоприятно, и Шелленберг надеялся достичь двух целей: «отравить» английские службы, сообщая им неверные сведения и передавая подложные документы, и добиться контакта с ядром военных оппозиционеров. Новая встреча состоялась 7 ноября по-прежнему в Голландии, и на следующий день была назначена еще одна.

8 ноября после полудня в Дюссельдорф прибыл «специальный отряд» из двенадцати эсэсовцев, посланный по приказу Гиммлера для обеспечения «защиты» Шелленберга. Отрядом командовал Науйокс, чья эффективность была высоко оценена во время проведения ложного польского нападения на радиостанцию в Глейвице.

В тот же день вечером, около 21.30, Гитлер выступил с речью в «Бюргербраукеллер» в Мюнхене, чтобы почтить память, как это делалось каждый год, «героев 9 ноября» — жертв неудачного путча 1923 года, который начался в этом самом пивном зале.

Исключительной деталью было то, что ни Геринг, ни Гиммлер не присутствовали на этом торжественном вечере. Речь Гитлера была необычно краткой, и, окончив ее, он внезапно ушел, хотя обычно задерживался, дружески беседуя со «старыми бойцами» партии.

Несколько минут спустя — через десять—двенадцать минут, по утверждениям свидетелей, — мощный взрыв наполовину разрушил зал, оставив 7 убитых и 63 раненых. Если бы Гитлер не ушел, он был бы убит, так как бомба была спрятана посреди зала, в колонне, около которой он всегда находился, когда произносил речь.

Часом спустя Гиммлер вызвал по телефону Шелленберга в Дюссельдорф. Он сообщил ему о теракте и отдал приказ захватить трех английских агентов, с которыми тот должен был встречаться на следующий день в Венло, городке на голландской границе, примерно в 60 километрах от Дюссельдорфа. Специальный отряд СС должен был ему помочь. Такова была версия, представленная Шелленбергом, и выглядит она очень подозрительной. Один факт указывает на то, что захват англичан и покушение в Мюнхене были заранее спланированы: прибытие в Дюссельдорф отряда СС за несколько часов до взрыва бомбы в Мюнхене. Шелленберг совершенно не нуждался в защите 8 ноября, поскольку агенты Интеллидженс сервис ему доверяли. Отряд из дюжины эсэсовцев, подготовленных для террористических акций под командованием Науйокса, специалиста по этим операциям, совсем не походил на группу защиты, а был именно отрядом специального назначения. К тому же встречи Шелленберга всегда назначались в Голландии и часто проходили в голландской глубинке; сложно представить, как Науйокс и его двенадцать эсэсовцев могли бы обеспечить его безопасность.

9 ноября пополудни Шелленберг ждал агентов Интеллидженс сервис в кафе в Венло, рядом с границей. Когда англичане открывали дверцу своего большого «бьюика», полный эсэсовцев грузовик, разнеся шлагбаум, ворвался на территорию Голландии. Науйокс и его люди начали стрелять по «бьюику». Англичане открыли ответный огонь; лейтенант Коппенс, задетый пулей, упал. Науйокс и один из его людей, Гёч, бросились к машине и вытащили Беста, Стивенса и раненого, «как соломенных чучел», писал впоследствии Шелленберг.[11]

Эсэсовцы быстро сели в машину и дали задний ход к границе, прикрывая плотным огнем отход грузовика с тремя пленниками. Похищение, которое было проведено в лучших традициях гангстеров, заняло несколько минут. Оно могло повлечь за собой серьезные дипломатические осложнения, так как была нарушена голландская граница и совершено вооруженное нападение на территории Голландии. Раненый лейтенант Коппенс умер через несколько часов в госпитале Дюссельдорфа. По документам он оказался лейтенантом Клопом из голландских разведывательных служб.

Риск не был оправдан ради незначительного захвата. Но Гитлер и Гиммлер намеревались использовать пленников более «рентабельно».

10 ноября в деревне Крейцлинген, около Констанца, в момент попытки перебраться в Швейцарию был задержан некий столяр-краснодеревщик Элзер. У него нашли почтовую открытку с изображением внутреннего помещения «Бюргербраукеллер». Чернильным крестом была помечена колонна, в которую была спрятана бомба. Элзера привезли в Берлин и долго допрашивали на Принц-Альбрехт-штрассе, куда были доставлены также Бест и Стивенc. Допросами руководили Гейдрих, Мюллер и Шелленберг. Элзер скоро признался в том, что он — автор покушения. Он даже гордился тем, что ему удалось изготовить взрывное устройство, механизм замедленного действия которого позволял установить его на взрыв за целых десять дней. Это дало ему возможность спрятать бомбу в колонну до того, как службы безопасности начали проверять зал. Бест и Стивене не имели никакого отношения к покушению. Но нацистская пропаганда так все закрутила, что, казалось, ей все было известно, и возложила ответственность за покушение одновременно на Интеллидженс сервис и «Черный фронт» Отто Штрассера, скрывавшегося в Швейцарии.

Элзер, по-видимому, стал «ван дер Люббе номер два». Нацисты не решились устроить сенсационный процесс, сохранив слишком дурные воспоминания о процессе над поджигателями рейхстага. Элзер был отправлен в концлагерь Заксенхаузен, потом в Дахау. Там он оставался до 1945 года. Помещенный в барак для особо опасных заключенных, он имел в своем распоряжении столярную мастерскую, где мог делать все, что ему вздумается. Там он изготовил, например, цитру, на которой играл часами. Заключенные окрестили его «игроком на цитре». По любопытной случайности в концлагере Бест и Стивенc впервые встретились со своим «соучастником» Элзером. Тот рассказал им, что сделал бомбу по наущению каких-то двух типов, которые потом привели его ночью в «Бюргербраукеллер», чтобы установить устройство в выбранной колонне. Он поведал им также, что по указанию своих «сообщников» снабдил бомбу детонатором замедленного действия и еще одним, электрическим, который приводился «в действие простым выключателем на конце длинного провода, что позволяло произвести взрыв в любой момент». Хотя Элзер считал, что его бомба взорвалась от детонатора замедленного действия, гораздо вероятнее, что взрыв произошел от второго детонатора после ухода Гитлера и сопровождавших его высокопоставленных нацистов.

Сообщники Элзера препроводили его затем на швейцарскую границу, где он был арестован гестапо. Предварительно они передали ему компрометирующую почтовую открытку. Детали этого дела наводят на мысль, что покушение было организовано гестапо из пропагандистских соображений. Захват Беста и Стивенса позволял взвалить на Интеллидженс сервис ответственность за замысел и осуществление плана, слишком сложного для Элзера, человека довольно ограниченного. Что касается смерти голландского лейтенанта Клопа, то ее использовала нацистская пропаганда, которая истолковала его присутствие рядом с Бестом и Стивенсом как доказательство сговора голландского правительства с британским, направленного против Германии. Этот аргумент был использован при вторжении германских войск в Голландию.

Бест и Стивенc находились в заключении вплоть до прибытия американских войск. Элзер был расстрелян гестапо по тайному приказу Гиммлера в апреле 1945 года, и его смерть была приписана бомбардировке. Нацисты не хотели, чтобы Элзер попал в руки союзников. Это событие спустя пять с лишним лет после покушения приводит в некоторое недоумение.

Вступление Германии в европейскую войну в сентябре 1939 года привело к централизации руководящих органов полиции путем создания центральной службы безопасности рейха — РСХА. Другая перемена тогда произошла в организации СС, деятельность которой надо было направить на нужды войны.

До сих пор «доблестные войска СС» сражались лишь с безоружными гражданскими лицами. Даже в Чехословакии они не сталкивались с военной силой, потому что эта мужественная страна была отдана на съедение чудовищу ведущими европейскими державами, которые наивно надеялись умерить таким решением его аппетиты.

Когда весной 1939 года Гитлер принял решение напасть на Польшу, было ясно, что на сей раз придется вести настоящую войну. Гиммлер хотел, чтобы эсэсовцы играли в конфликте важную роль. Он надеялся создать после победы уже полномасштабную армию, что позволило бы ему достичь наконец своей цели и стать большим военачальником, а такую мечту бывший птицевод тайно лелеял со времени своего назначения рейхсфюрером СС. В политическом плане создание армии СС обеспечивало противовес силам вермахта, а поскольку такая армия составлялась бы из элитных частей, ее роль могла быть решающей в случае открытого конфликта с генералами. Ей можно было бы поручать некоторые грязные дела, которые обычные войска, состоящие из солдат-призывников, отказывались бы выполнять.

Уже давно существовало правило, что постоянные эсэсовские полки, находившиеся в исключительном распоряжении фюрера, не подчиняются Верховному командованию вермахта. В секретном приказе Гитлера от 18 августа 1938 года уточнялось, что войска СС не входят ни в вермахт, ни в полицию (хотя они находились под командованием рейхсфюрера СС Гиммлера), срок службы в них составляет четыре года (при добровольном вступлении в них) и служба в войсках СС рассматривается как обычная воинская повинность. В случае войны эти части должны использоваться «Верховным командованием армии по условиям армии военного времени», но политически они остаются «частями НСДАП». Наконец, на случай мобилизации Гитлер резервировал за собой право самому определять дату, численный состав и формы «включения войск СС в состав армии военного времени в зависимости от внутренней политической ситуации на конкретный момент».

Сразу после опубликования этого приказа Гиммлер пересмотрел организацию войск СС: он моторизовал их, создал новые части противотанковой обороны, пулеметные и разведывательные батальоны. В июле 1939 года он придал им артиллерийский полк, завершив тем самым преобразование своих «чрезвычайных войск» в боевые части.

В первых числах сентября 1939 года началась конверсия эсэсовских спецподразделений в войска, с которыми предстояло познакомиться Европе. В начале 1940 года в войска СС вступило большое число добровольцев, и они составили примерно 100 тысяч человек: 64 тысячи добровольцев и 36 тысяч призывников.

В Польше первые эсэсовские части вели себя с жестокостью, которой от них ждали и которую Геринг называл «образцовой храбростью». Гиммлер получил разрешение формировать новые дивизии.

Пройдя испытание войной и ожесточившись, войска СС должны были образовать внутреннюю полицейскую армию, только ей поручалось поддержание порядка в «критические моменты». Таким образом, обычные военные лишались всякой роли внутри страны. Гитлер знал, что «поддержание порядка» часто служит предлогом для захвата власти армией. Он знал, как соблазнительно нарушить порядок, чтобы потом успешно его восстановить. Не решаясь протестовать против потери полицейских функций, которые всегда презирались армией, генералы стали жаловаться на свободу, предоставленную эсэсовцам. Офицеры напоминали формулу, с которой выступал сам Гитлер во времена чистки после мятежа Рема: «В Германии есть только одна вооруженная сила — вермахт».

Протесты были такими горячими, что Гитлер поручил своему адъютанту подготовить объяснительную записку. Эта записка не была составлена, поскольку Кейтель, несмотря на обычную покорность, заявил Гитлеру, что такой жест будет «сочтен армией оскорблением». В конце концов Браухичу было велено успокоить умы, сообщив военным, что речь идет о «полицейских войсках», которые должны участвовать в боевых операциях.

Но протесты незамедлительно возобновились. Организации, в которых каждый молодой немец непременно должен был состоять в течение нескольких лет, контролировались партией. Для СС было легко вести там интенсивную пропаганду и подбирать самых подходящих для себя людей. Такое «снимание сливок» лишало вермахт и люфтваффе их будущих кадров. «Сухопутная армия и авиация выступили со справедливым протестом, — говорил Геринг, — так как этот захват лучших добровольцев ведет к тому, что в сухопутных войсках и авиации не хватает молодых людей, которые могли бы стать блестящими офицерами». Гитлер оставил это без внимания, и Гиммлер получил разрешение формировать новые дивизии.

Требования момента и стремление бесконечно наращивать мощь своей армии вынудили Гиммлера отказаться от знаменитых «правил крови», которые до этого считались решающим фактором для «защиты расы и идеологии» нацизма. Ситуация изменилась. Рослые белокурые арийцы с абсолютно чистой нордической кровью, гордость и смысл бытия СС, постепенно стали оттесняться на задний план неожиданными формированиями: в 1943 году была создана мусульманская дивизия «Хандшар»; в 1944 году — албанская дивизия «Скандербег», французская дивизия «Шарлемань» и венгерская кавалерийская дивизия; в 1945 году — хорватская дивизия «Кама», а также дивизии: фламандская «Лангемарк», валлонская «Валлония», голландская «Лансторм Недерланд» и итальянская. Одновременно создавались и менее значительные подразделения из тех, кого Гиммлер называл «дикими народами». Так появились туркестанский и кавказский полки, индийский легион, батальон норвежских лыжников, два румынских батальона, один болгарский и три казацкие дивизии. Все эти пестрые войска были одеты в форму СС, тремя или четырьмя годами ранее предназначенной лишь для «элиты германской расы», куда принимали после строгой проверки генеалогического древа.

Можно считать, что в войска СС входило больше миллиона человек. Появление этих «элитных войск» повсеместно сопровождалось жесточайшими акциями.[12]

Данный текст является ознакомительным фрагментом.