После убийства Кирова

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

После убийства Кирова

Убийство Кирова 1 декабря 1934 г. произошло в Смольном, штаб-квартире ленинградских большевиков, более того, в штаб-квартире октябрьской революции. Уже сам по себе этот факт наносил удар по престижу сталинского режима, не сумевшего защитить одного из своих вождей в символическом центре революции. Еще более унизительными были обстоятельства убийства, совершенного Л. В. Николаевым, болезненным и неуравновешенным членом партии, мелким чиновником, уволенным с работы за отказ от партмобилизации на транспорт, мужем, как утверждала молва, любовницы Кирова[575]. В общем, у Сталина были основания скрывать истинные обстоятельства смерти Кирова в любом случае, независимо от того, был ли сам Сталин, как полагают многие, причастен к организации этой акции[576]. Очевидно, что руководство страны ни в коем случае не могло признать версию убийцы-одиночки, тем более версию убийства на почве супружеской измены. Вожди революции могли погибнуть только «героически», от руки заговорщиков. Вопрос состоял лишь в том, кого Сталин назначит в заговорщики.

Вскоре после убийства Кирова вышло постановление ЦИК СССР, получившее название «закона от 1 декабря». Этот чрезвычайный акт был введен в действие задним числом (Политбюро его формально одобрило только 3 декабря[577]). Закон предписывал заканчивать следствие по делам о террористических актах в десятидневный срок, обвинительное заключение вручать обвиняемым лишь за сутки до рассмотрения дела в суде, слушать дела без участия сторон, не допускать кассационного обжалования и ходатайств о помиловании, а приговоры о расстреле приводить в исполнение немедленно после их оглашения. Этот закон означал коренной разрыв с нормами судопроизводства, введенными в результате реорганизации ОГПУ, судов и прокуратуры в 1934 г. Нормы закона от 1 декабря были оптимальными для проведения широких террористических акций, а поэтому особенно активно использовались в 1937–1938 гг.

Несмотря на возражения НКВД, Сталин приказал разрабатывать «зиновьевский след», обвинил в убийстве Кирова своих бывших политических противников — Л. Б. Каменева, Г. Е. Зиновьева и их сторонников. Как показали последующие события, это имело далеко идущие последствия. Постепенно все участники бывших оппозиций были обвинены в терроризме. Уже 16 декабря 1934 г. были арестованы Каменев и Зиновьев. 28–29 декабря в Ленинграде выездная сессия Военной коллегии Верховного суда СССР приговорила к расстрелу 14 человек, непосредственно обвиненных в организации убийства Кирова. В приговоре утверждалось, что все они, включая убийцу Николаева, были «активными участниками зиновьевской антисоветской группы в Ленинграде» и, потеряв надежду на поддержку масс, организовали «подпольную террористическую контрреволюционную группу», во главе которой стоял так называемый «ленинградский центр». 16 января 1935 г. Особое совещание при наркоме внутренних дел СССР рассмотрело уголовное дело против самого мифического центра — «ленинградской контрреволюционной зиновьевской группы». По нему проходили 77 человек. Все они были осуждены на разные сроки тюрьмы и ссылки[578]. В тот же день, 16 января, от 5 до 10 лет заключения получили 19 человек, проходивших по делу так называемого «Московского центра» во главе с Зиновьевым и Каменевым[579]. Все эти процессы были грубо сфабрикованы. Никаких доказательств причастности бывших оппозиционеров к убийству Кирова не существовало. Сталин расправился со старыми политическими соперниками, обвинив их в преступлениях, которые они не совершали.

Сразу после осуждения Зиновьева и Каменева при личном участии Сталина было подготовлено и разослано на места закрытое письмо ЦК ВКП(б) «Уроки событий, связанных с злодейским убийством тов. Кирова». В нем категорически утверждалось, что террористический акт против Кирова был подготовлен ленинградской группой зиновьевцев, именовавшей себя «ленинградским центром». Их идейным вдохновителем объявлялся «московский центр» зиновьевцев, во главе которого стояли якобы Каменев и Зиновьев. Оба этих «центра» были объявлены в письме «по сути дела замаскированной формой белогвардейской организации, вполне заслуживающей того, чтобы с ее членами обращались, как с белогвардейцами»[580]. Это был новый, в какой-то мере решающий шаг на пути окончательного уничтожения бывших оппозиционеров.

Обрушив основной удар против зиновьевцев, Сталин напомнил в письме, что в истории партии существовали и другие «антипартийные группировки»: троцкисты, «демократические централисты», «рабочая оппозиция», «правые уклонисты», «праволевацкие уроды».

Так были названы адреса, по которым предстояло разыскивать «врагов» и «террористов». Под подозрение попадали все коммунисты, когда-либо выступавшие против сталинского руководства или проявлявшие инакомыслие. Все эти установки не остались лишь призывами, а активно претворялись в жизнь. 26 января 1935 г. Сталин подписал постановление Политбюро о высылке из Ленинграда на север Сибири и в Якутию сроком на три-четыре года 663 бывших сторонников Зиновьева. Еще одна группа бывших оппозиционеров (325 человек) в партийном порядке переводилась из Ленинграда на работу в другие районы[581]. Аналогичные операции готовились повсеместно. Так, 17 января 1935 г. Политбюро ЦК компартии Украины поручило подготовить переброску бывших активных троцкистов и зиновь-евцев из крупных промышленных центров (Донбасса, Харькова, Днепропетровска, Киева, Одессы), разработать материалы по делам исключенных во время чисток партии, составить списки изгнанных из ВКП(б) в 1926–1928 гг. за принадлежность «к троцкистскому и троцкистско-зиновьевскому блоку»[582]. Такие списки, судя по документам, составлялись во всех регионах, и в дальнейшем на их основе производились аресты. Помимо зиновьевцев и троцкистов под суд попали ряд лидеров других оппозиций. Так, в марте-апреле 1935 г. в Москве Особым совещанием при наркоме внутренних дел СССР по сфабрикованному «делу» были осуждены лидеры «рабочей оппозиции» А. Г. Шляпников, С. П. Медведев и др.[583]

В продолжение репрессий против бывших оппозиционеров проводились новые чистки партии. В мае 1935 г. на места было разослано письмо ЦК ВКП(б) о беспорядках в учете, выдаче и хранении партийных документов. В письме выдвигалось требование навести порядок в партийном хозяйстве и исключить возможность проникновения в партию чуждых элементов. Формально намеченное мероприятие предполагало проверку наличия и подлинности партийных билетов и учетных карточек. Однако фактически проверка, проходившая в мае-декабре 1935 г., представляла собой смесь традиционной партийной чистки и спецопераций органов НКВД. Это был новый шаг в эскалации репрессий против членов партии.

Проведением проверки, в ходе которой из партии было исключено около 250 тыс. человек, занимались партийные органы совместно с НКВД. О характере их взаимодействия свидетельствовали доклады руководителей республиканских НКВД и областных управлений НКВД, которые приходили в Москву на имя руководившего чисткой секретаря ЦК ВКП(б), председателя Комиссии партийного контроля Н. И. Ежова. «В соответствии с директивами НКВД СССР, — докладывали, например, руководители НКВД Белоруссии, — были даны специальные указания местным органам НКВД о пересмотре имеющихся материалов в отношении членов партии, проходивших по разным делам […] Все эти данные было предложено передать соответствующим партийным организациям и во всех случаях, когда будут разоблачены явные враги и подозрительные, немедленно арестовывать их и следствием устанавливать пути и каналы прихода этих людей в партию и практическое использование ими своего пребывания в партии в контрреволюционных и шпионских целях»[584]. НКВД Украины за несколько месяцев, в течение которых проводилась проверка, предоставил партийным органам досье на 17 368, управления НКВД по Ивановской области — на 3580, по Западной области — на 3233 коммунистов[585]. В свою очередь, партийные органы передавали в НКВД данные на исключенных в ходе проверки из партии. Чекисты брали их на учет, вели за ними агентурное наблюдение. Многие из исключенных были арестованы. Как сообщил Ежов на пленуме ЦК в конце декабря 1935 г., по неполным данным на 1 декабря 1935 г., в связи с исключениями из партии было арестовано 15 218 «врагов» и разоблачено свыше ста «вражеских организаций и групп»[586]. На совещании по итогам проверки партийных документов, проходившем 25 января 1936 г. в отделе организационно-партийных органов ЦК ВКП(б), Ежов предупредил, что «чистка» не завершена и среди исключенных из партии остались «враги», все еще не привлеченные к судебной ответственности. «[…] Мы должны вести соответствующую работу и тут надо обязать первых секретарей крайкомов, чтобы они связались с органами НКВД и дали нам персональный список, кого надо в административном порядке высылать из края немедленно», — говорил Ежов[587]. Всего в 1935 г. из партии были исключены 301 тыс. человек, а в 1936 г. — 134 тыс., восстановлены за эти же годы 30,6 и 37 тыс.[588]

Чистка партии и аресты бывших оппозиционеров были частью общего ужесточения карательной политики и массовых чисток от «ненадежных элементов» после убийства Кирова. В непосредственной связи с событиями 1 декабря в Ленинграде была организована операция по выселению «бывших людей» — сохранившихся там дворян, торговцев, фабрикантов, царских чиновников, офицеров и т. д. Всего в ходе этой операции, проходившей с 28 февраля по 27 марта 1935 г. Особым совещанием при НКВД были осуждены к заключению в лагеря, ссылке и высылке 11 072 человека (4833 глав семей и 6239 членов семей)[589].

Как показали последующие события, эта акция была прелюдией к более широкой кампании чистки городов от «уголовных и деклассированных элементов», а также «злостных нарушителей» паспортного режима. Чистка затронула прежде всего 28 наиболее крупных центров, так называемые режимные города. Для того чтобы справиться с огромным потоком дел, 27 мая 1935 г. приказом НКВД были образованы тройки НКВД в республиках краях и областях (в документах они назывались по-разному: милицейские тройки, паспортные тройки, тройки НКВД). В состав троек входили начальник УНКВД или его заместитель, начальник управления милиции и начальник отдела, который вел дело, разбираемое тройкой. Предусматривалось обязательное участие в заседаниях прокурора. Тройки получили права Особого совещания при НКВД — принимали решения о высылке, ссылке или заключению в лагеря на срок до 5 лет. Постановления троек подлежали формальному утверждению Особым совещанием[590]. Одновременно действовала тройка Главного управления милиции в Москве. Всего, согласно докладу Г. Г. Ягоды Сталину и Молотову, в 1935 г. в ходе операции по «очистке городов» решениями троек местных управлений НКВД и тройки Главного управления милиции было осуждено с утверждением Особым совещанием 122 726 человек[591].

Важной составной частью чистки городов была также кампания борьбы с детской преступностью и беспризорностью. Распространение преступности среди детей и подростков являлось естественным спутником коренного слома традиционного уклада жизни миллионов людей, массовых репрессий, резкого ухудшения условий жизни и голода. Миллионы детей потеряли родителей, оказались на улице. Только в детских домах в СССР в середине 1934 г. содержались 386 тыс. человек[592]. Огромным было количество беспризорников. Подростки нередко совершали жестокие преступления, причем во многих случаях групповые. В связи с этим все более настойчивой критике со стороны органов милиции подвергались нормы действующего законодательства, согласно которым несовершеннолетние могли привлекаться к уголовной ответственности с 16-летнего возраста[593]. Вопрос о детской беспризорности и преступности обсуждался в 1934 г. разными правительственными комиссиями. Однако решающее значение имело то, что недовольство по этому поводу начали высказывать члены высшего советского руководства. Свою роль и в этом вопросе сыграло общее ужесточение политики после 1 декабря 1934 г.

19 марта 1935 г. К. Е. Ворошилов направил на имя И. В. Сталина, В. М. Молотова и М. И. Калинина письмо, в котором обращал внимание на факты преступлений подростков в Москве, в частности на случай, когда двое 16-летних подростков совершили два убийства, нанесли три ранения и т. д., за что были осуждены к 10 годам заключения, причем вскоре этот срок, в силу несовершеннолетия преступников, был сокращен наполовину. «Тов. Вуль (начальник управления милиции по Москве и Московской области. — О. X.), с которым я разговаривал по телефону по этому поводу, сообщил, что случай этот не только не единичен, но что у него зарегистрировано до 3000 злостных хулиганов-подростков, из которых около 800 бесспорных бандитов, способных на все. В среднем он арестовывает до 100 хулиганствующих и беспризорных в день, которых не знает куда девать (никто их не хочет принимать)», — писал далее Ворошилов. «Думаю, что ЦК должен обязать НКВД организовать размещение не только беспризорных, но и безнадзорных детей немедленно, и тем обезопасить столицу от все возрастающего “детского” хулиганства. Что касается данного случая, то я не понимаю, почему этих мерзавцев не расстрелять. Неужели нужно ждать пока они вырастут еще в больших разбойников?»[594].

Скорее всего, под влиянием этого обращения Молотов (несомненно, согласовав вопрос со Сталиным) дал поручение прокурору СССР Вышинскому подготовить проект постановления о борьбе с преступностью несовершеннолетних. 29 марта Вышинский представил на имя Молотова проект постановления, который затем был вынесен на рассмотрение Политбюро. Сталин проявил к проекту большой интерес и внес в него значительную правку принципиального характера. Вариант Вышинского отличался определенной умеренностью и обтекаемостью формулировок. Его первый пункт гласил: «К несовершеннолетним, уличенным в совершении систематических краж, в причинении насилия, телесных повреждений, увечий и т. п., применять, по усмотрению суда, как меры медико-педагогического воздействия, так и меры уголовного наказания». Сталина такие формулировки не удовлетворили, и он внес в текст изменения, после которых первый пункт звучал так: несовершеннолетних, «начиная с 12-летнего возраста, уличенных в совершении краж, в причинении насилия, телесных повреждений, увечий, в убийстве или в попытке к убийству привлекать к уголовному суду с применением всех мер уголовного наказания»[595]. Именно в таком виде постановление было утверждено Политбюро и 8 апреля 1935 г. опубликовано в газетах как постановление ЦИК и СНК СССР от 7 апреля 1935 г. «О мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних»[596]. 20 апреля 1935 г. Политбюро утвердило секретное разъяснение органам суда и прокуратуры о том, что к числу мер уголовного наказания, предусмотренных законом от 7 апреля по отношению к детям, начиная с 12-летнего возраста, «относится также и высшая мера уголовного наказания (расстрел)». Соответственно, были отменены старые положения уголовного кодекса, запрещавшие применять расстрел к лицам, не достигшим 18-летнего возраста[597].

Во второй половине 1935 г. милицией было задержано около 160 тыс. беспризорных и безнадзорных детей, из которых в детские приемники НКВД направлены почти 62 тыс. и почти 10 тыс. арестованы (остальные были возвращены родителям и направлены в детские дома)[598]. В 1936 г. было задержано 156 тыс. безнадзорных несовершеннолетних (данные по беспризорным, которых стало меньше, не приводились)[599]. Не все из попадавших под эту чистку несовершеннолетних предавались суду, однако количество осужденных было значительным — в 1935 г. судебными органами было осуждено 6725 подростков в возрасте от 12 до 16 лет, а в 1936 — 15 031[600].

Чистки от «уголовных и деклассированных элементов», беспризорников и малолетних преступников лишь отчасти были связаны с ужесточением политического курса после убийства Кирова. Уголовная преступность в стране, во многом усиленная коренными социальными переломами и разрушением традиционных структур общественного устройства, действительно находилась на достаточно высоком уровне. Аналогичным образом (в качестве катализатора, но не прямой причины) убийство Кирова можно рассматривать и по отношению к чисткам пограничных территорий, которые проводились периодически на протяжении всех 1930-х годов. Главным направлением этой чистки в 1935–1936 гг. были западные границы Украины, что во многом обуславливалось ухудшением отношений с Германией и Польшей. В феврале-марте 1935 г. из западных районов Украины (Киевской и Винницкой областей) было выслано на восток Украины 41 650 человек, значительную часть которых (наряду с «кулаками») составляли поляки и немцы[601]. 28 апреля 1936 г. Политбюро утвердило новое постановление о выселении из Украины в Казахстан 15 000 польских и немецких хозяйств. Всего в июне-сентябре в ходе этой операции было переселено 69 283 человека[602].

Еще одним объектом пограничной чистки были Ленинградская область и Карелия. 15 марта 1935 г. Политбюро утвердило «Мероприятия по усилению охраны границ Ленинградской области и Карельской АССР», которые предусматривали выселение из этих районов «неблагонадежного элемента». Осуществление этой акции поручалось новому секретарю ленинградского обкома А. А. Жданову и новому начальнику управления НКВД по Ленинградской области Л. М. Заковскому. В число неблагонадежных, наряду с «кулаками» и другими «социально опасными элементами», входили финны, латыши и эстонцы, проживающие на этих территориях. Согласно отчетам ГУЛАГ, в ходе этой операции из Ленинградской области и Карелии было выселено в Сибирь, на Урал, в Среднюю Азию и Казахстан 23 217 человек[603]. В 1936 г., почти синхронно с украинской, была предпринята новая, более масштабная чистка этих территорий[604].

На юге аналогичные операции, в основном против «кулаков», проводились в Азербайджане и на Северном Кавказе. 25 декабря 1934 г. Политбюро санкционировало (по просьбе ЦК компартии Азербайджана) «высылку из Азербайджана в административном порядке в концлагеря с конфискацией имущества 87 семейств кулаков, злостных антисоветских элементов, в прошлом владельцев крупных капиталистических предприятий, беглых кулаков из других районов Союза». В апреле 1935 г. из национальных районов Северного Кавказа было выселено в пределах Северо-Кавказского края, в Казахстан и Узбекистан 22 496 человек[605].

Самым непосредственным образом с убийством Кирова было связано резкое увеличение дел по статье за антисоветскую агитацию, к которой относили разговоры о смерти Кирова — выражение одобрения, предположения о личных мотивах мести убийцы Николаева, о причастности к убийству Сталина и т. д. В 1935 г. из 193 тыс. человек, арестованных органами Главного управления государственной безопасности НКВД, 43,7 тыс. были арестованы за антисоветскую агитацию[606].

Репрессивные кампании, проведенные в 1935 г., в значительной мере были похожи на те акции, которые были организованы два года спустя и стали прологом массовых операций 1937–1938 гг. Отличие 1935–1936 гг. состояло однако в том, что такое продолжение в виде массовых операций не последовало. Более того, в этот период сталинское руководство предприняло шаги, которые можно считать продолжением «умеренной» политики 1934 г.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.