XXX

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

XXX

Над площадкой было ясное небо, сверкающее мириа-дами ясных звезд, а в нескольких шагах ниже ее клубились черные тучи. Ветер крутил и гнал их со страшной силой. Там разыгралась небывалая горная вьюга.

— Ты понимаешь, Иван, что внизу теперь творит-ся? — говорил, в восторге потирая руки, Гараська. — Там ад кромешный. Ни человек, ни лошадь не устоит. Им одно спасенье — бежать вниз. Да еще и убегут ли? По-нял?..

— Да, — тихо и раздельно сказал Иван Павлович. — Это чудо Божие! Должно быть, кто-нибудь за нас горячо и с верой помолился.

— Я раз был застигнут здесь такой вьюгой, — гово-рил Гараська. — Чуть не погиб. Одну лошадь сорвало ветром с обрыва. Так и не нашли. Им теперь не до нас. Уходят, поди-ка, голубчики, в степь.

— А если вьюга поднимается? — спросил Иван Пав-лович.

— Не было примера. Сколько живу в горах, всегда она идет вниз, а не вверх. Да и если бы поднялась, так в этой котловине единственно, что засыпало бы нас по пояс снегом, и больше ничего. Теперь, брат, можно спать спокойно.

Фанни, шатаясь, пошла в хижину. Все пережитое за этот день сломило ее. Васенька тревожно глядел по сторо-нам, испуганно прислушиваясь к вою ветра и гулу его между скал.

— Что там? — спросил он Фанни.

— Ничего. Ветер. Буря… — отвечала она

— А нас не снесет?

— Никогда. Мы защищены скалами.

В заднем отделении хижины Царанка расставлял ей койку. Меховое на бараньем меху одеяло было уже разо стлано. Фанни сняла армячок, стянула сапоги, заверну-лась в одеяло. Вершина Хан-Тенгри, как живая, послала ей свое благословение. Она подогнула ноги, свернулась калачиком и заснула крепчайшим сном.

Ей казалось, что она спала несколько минут, не боль-ше получаса. Но когда она открыла глаза, вся вершина была залита ярким солнечным светом и горела золотом, небо было синее. Розовая тучка прилегла на краю снего-вого конуса, будто для того, чтобы еще ярче оттенить блеск девственного снега. Ветер стих. За стеной перекли-кались в редком морозном воздухе казаки. Седлали и вьючили лошадей.

Когда Фанни вышла из хижины, она не узнала пей-зажа. Кругом была зима. Снег покрыл горы и опустился почти до подошвы. И только степь, по-прежнему золотая, млела под лучами, знойная и душная. На ней, у подножия гор, было темное правильное пятно. Это, как догадался Иван Павлович, был бивак китайского эскадрона. На глазах у Ивана Павловича темное пятно вытянулось в уз-кую полоску и стало удаляться по пустыне от гор. Пого-ня прекратилась.

С веселыми разговорами и шутками пошел отряд Ивана Павловича по снежным скатам. Снег таял на солн-це. Молодые ручьи шумели и звенели по камням, и каза-лось, что снова наступила весна. Освеженный воздух вли-вал бодрость, и даже Васенька, когда вышли снова на большую дорогу, пересел на лошадь и поехал верхом.

Через четыре дня после полудня на склоне гор пока-зались белые стены и низкие дома казарменной построй-ки. Вместо полинялого флага постовой портной успел сшить новый, и яркий бело-сине-красный флаг гордо раз-вевался над воротами.

Почти месяц прошел с того дня, как покинули они пост, а ничто на нем не изменилось: так же по чистой пес-чаной площадке бродили куры, ветер крутил смерч, подымая бумажки и перья… Но, странное дело, не тоской и скукой, как прежде, веяло от этого унылого погранич-ного поста, а уютом старого родного дома. Он принял, как добрый знакомый, как хороший друг. Точно та бла-годать, влияние которой испытала на себе Фанни у под-ножия Божьего трона, изменила ее отношение к посту. Вечером и утром с веранды она почти ежедневно видела тающую в воздухе вершину, то, как опрокинутую нежную розу, то, как сверкающую перламутровую раковину, то как серебристо-синий опал.

И, обращая с молитвой к Богу свой взор на эту гору, Фанни уже знала, что молитва дойдет… Странной любо-вью освятилась ее комнатка на посту, с коврами и цинов-ками, с девичьей постелью и со столом мальчишки.

Она повесила на привычное место ружье и кабардин-скую шапку, встряхнула кудрями, посмотрела на загоре-лое и радостное лицо Ивана Павловича и весело рассме-ялась.

— А хорошо у нас, дядя Ваня.

И вдруг застыдилась тем, что невольно вырвалось у нее это «у нас», и, как смущенная девочка, пробормотав: «Я хочу вам пока, до обеда, шоколад приготовить», — она, припрыгивая, как мальчик, побежала через двор на кухню.

По гелиографу выписали для Васеньки из Джаркен-та полковой экипаж. Васенька уезжал «в Россию». Путе-шествие в Индию, так неудачно начатое, отлагалось на неопределенное время. Слишком сильное впечатление произвело на него происшествие в Турфане.

Через два дня, отправив вперед киргизов с лошадь-ми, Васенька с Гараськой и Идрисом уселись в простор-ный тарантас и, сопровождаемые пожеланьями счастли-вого пути, покатили за ворота.

О Васеньке на посту никто не жалел. Гараська оста-вил след в памяти Фанни. Старый охотник явился ярким штрихом на общей картине «приключения», Фанни час-то вспоминала его образную речь, меткие сравнения, его знание природы, гор и жизни животных и зверей.

Само же «приключение» слилось в какую-то фантас-магорию, полную красочных картин пустыни и гор, кош-марного не то сна, не то яви, пребывания в Турфане и ночного освобождения Васеньки. И было все это или нет, Фанни часто сомневалась. То ей казалось, что она видела сама и Будду в полутьме алькова, и зарезавшуюся китаянку, то думалось ей, что канцелярия тифангуаня, чофан, клоповник и ночное возвращение по размотанной нитке — все это было только чьим-то рассказом.

Но яркое видение волшебного Хан-Тенгри и чудо, совершившееся на ее глазах у подножия Божьего тро-на, — это уже было несомненной правдой, оставившей глубокий след и заставившей ее задуматься.

Иван Павлович с радостью и тайной тревогой дол-жен был отметить, что месяц тому назад с поста уехал ша-ловливый мальчишка, а на пост вернулась серьезная мо-лодая девушка, чем-то озабоченная.

Кто знает, чем?

Но будить ее сердце, спрашивать ее он боялся. Так было страшно снова услышать, что стать его женой — «это было бы смешно и ужасно».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.