Новый взлет.
Новый взлет.
Египетская держава не была всегда одинаково монолитной и могущественной. Общие внутренние противоречия — баснословная роскошь правящей верхушки и нищета народа, противоречия в самой верхушке, ибо власть фараона сталкивалась с властью жрецов — служителей культа бесчисленных египетских богов и с властью правителей областей,— подчас расшатывали всю структуру египетского государства. А войны с соседями, соперничество других новообразовавшихся мощных государств порой ставили под угрозу целостность империи фараонов. Но все же достаточно крепка была ее внутренняя спайка, раз эта империя в течение чуть ли не тридцати веков, всякий раз оправляясь от удара, продолжала олицетворять высшую ступень человеческой цивилизации того времени.
Среднему царству, т. е. правлению XI и XII династий, предшествовали нашествия чужеземцев, междоусобные распри, временный распад древнего государства на отдельные области. Грандиозное строительство во славу предшествовавших фараонов отвлекло массы земледельческого населения от производительного труда, ослабляя тем самым экономическую мощь страны. Все это, вместе с возросшей самостоятельностью вельмож и местных правителей да грозными смутами, вылившимися в восстание крестьян и рабов, наложило свою печать и на духовную жизнь египтян.
Происходит некая переоценка ценностей, сопровождающаяся заострением критической мысли, стремлением расширить область познания.
В заупокойный культ вводится моральный момент: вступающий в загробный мир должен предстать перед судом Осириса — покровителя мертвых. Сам этот культ с его заботами о «благосостоянии» умершего начинает распространяться и на средние классы.
В литературе, особенно расцветшей в эпоху Среднего царства иногда даже ставится под сомнение сама возможность загробной жизни. Ведь еще на рубеже Древнего и Среднего царств в «Беседе разочарованного со своим духом» неким мыслителем были высказаны такие суждения: Разочарованный. Лица скрыты, человек каждый таит лицо от братьев своих... Нет праведных, и земля предоставленна творящим беззаконие... Я нагружен печалью... Грех поражает землю, и нет ему конца... Смерть стоит передо мной сегодня подобно выздоровлению... подобно аромату лотоса... подобно возвращению человека из похода к дому своему.
Дух. Если ты вспомнишь о погребении — это горе... Это исчезновение человека из его дома!.. Не выйдешь ты больше наружу, чтобы увидеть солнце!.. Когда строившие умерли — жертвенники их пусты, как и у бедняков...»
В математике успешно разрешается такая задача, как вычисление поверхности шара. В медицине впервые в истории ясно устанавливается роль мозга в человеческом организме. В искусстве, сущность которого остается неизменной, сильнее пробивается реалистическая струя под влиянием художественных школ, возникших при дворах провинциальных правителей.
Фараон по-прежнему обожествляется. Но пирамиды строятся уже не из камня, а из кирпича-сырца, что не так разорительно. Зато личность фараона возвеличивается, так сказать, с еще большей наглядностью, чем в Древнем царстве. Статуи царей уже предназначены не только для усыпальниц, они воздвигаются в храмах и под открытым небом, чтобы весь народ, глядя на них, сильнее проникался сознанием незыблемости царской власти, несколько поколебленной в эти века.
В Эрмитаже мы можем любоваться статуей фараона Аменемхета III из черного гранита — прекраснейшим образцом скульптуры Среднего царства. На голове — убор фараонов: полосатый платок с выпуклым изображением священной змеи надо лбом. Подобно фараону Древнего царства Хефрену, он царственно восседает на троне. Но он еще более индивидуален, чем Хефрен: пристальный взгляд глубоко посаженных глаз, все властное, энергичное выражение лица с широкими ноздрями и скулами выдают крутой нрав этого царя, так что, кажется нам, с изваяния медленно исчезает печать непостижимости.
Но пожалуй, самое замечательное из дошедших до нас изваяний Среднего царства — голова фараона Сенусерта III (Обсидиан. Лиссабон, собрание Гюльбекиана). Что-то надломилось в незыблемой некогда невозмутимости царского лика. Острая игра светотени на черном камне разительно выявляет индивидуальные черты этого владыки, в котором угадываешь проницательный ум, какое-то внутреннее сомнение и скрытую грусть.
Высокие тонкие обелиски с заостренной пирамидальной верхушкой, «каменные иглы», покрытые иероглифами, все чаще воздвигаются во славу богов и царей перед храмами и дворцами. Иероглифические письмена играют важнейшую роль в искусстве Египта, ибо каждый иероглиф — рисунок, подобно знаку выражавший вначале понятие или предмет. В дальнейшем иероглифическое письмо превратилось в слоговое со значением, уже независимым от основного смысла рисунка, но графически оно осталось рисуночным. В этом письме тот же внутренний ритм, тот же законченный стиль, та же естественно возникающая декоративность, что и во всем египетском искусстве. И потому сочетание иероглифов бывает прекрасным и само по себе и как орнамент, чередующийся с образами в росписи или рельефе. Причем связь таких образов с иероглифическим письмом подлинно неразрывна.
Замечательный памятник искусства Среднего царства — стела вельможи Хунена, хранящаяся в Музее изобразительных искусств в Москве, подтверждает особенно наглядно эту неразрывность.
Сам вельможа и жена его рельефно изображены слева внизу. Лицо и ноги — в профиль, грудь — в фас, как полагается по канону, причём в позе обоих тождественность сочетается с неким стремительным ритмом, рождаемым параллельной направленностью лиц, рук и ступней. А над ними и напротив, целиком заполняя площадь, более чем в три раза превышающую ту, что отведена этой чете, птицы, змеи, лежащие быки, сидящие человечки, плоды, растения, черточки, линии, геометрические фигуры строка за строкой сообщают умеющим читать иероглифы религиозный текст с добавлением описи всего, что было принесено в жертву при погребении. Но иероглифы красноречивы и для того, кто их читать не умеет. Ибо их совокупность составляет сказочно богатый узор, как бы целый мир стилизованных символических знаков, в котором приютилась вельможная чета, столь же загадочная для непосвященных в своей острой геометрической выразительности, как и эти декоративные письмена. Их смысловое значение, совершенно забытое после падения египетской державы, было разгадано лишь в прошлом веке французом Шампольоном. Но независимо от текста, переданного иероглифами, нам кажется, что более гармоничного фона не придумать для стилизованного изображения этих знатных египтян, живших в конце III тысячелетия до н. э.
Взглянем теперь на шедевр древнеегипетского изобразительного искусства, созданный значительно позже,— рельеф, изображающий знаменитого ныне фараона Тутаихамона и его жену (Каирский музей). Это раскрашенная резьба по дереву на крышке ларца, обнаруженного в царской усыпальнице, значит, опять-таки художественное произведение, предназначавшееся для заупокойного культа.
Над головами фараона и его супруги вырезаны традиционные надписи: «Прекрасный бог, владыка обеих земель... подобный Ра»; «Великая жена фараона, владычица обеих земель, Анхесенпаамон, да живет она».
Рельеф этот относится к началу XIV в. до н. э., то есть уже к эпохе Нового царства. Шесть-семь веков отделяют это изображение царской четы от стелы вельможи Хенену, более тысячи лет — от рельефов, прославляющих времяпрепровождение вельможи Ти, более двух тысячелетий — от плиты фараона Нармера.
И что же? Все та же упрямая и величественная мечта — побороть смерть, увековечив красоту жизни. И тот же стиль!
Сугубо плоскостное изображение фигур. Каноническая условность в передаче туловища и ног, геометрическая декоративность с продуманным до мельчайших деталей симметричным распределением узора. Строгая линейность композиции. И вместе с тем лаконичность образов.
Да, все то же искусство! Чтобы ясно понять исключительность этого тождества, сравним нынешнее искусство любой европейской страны с ее искусством в XII—XIV вв. или еще раньше — в I тысячелетии н. э....
Умножим сравнения. Между картиной Матисса и картиной Давида или между картиной Давида и картиной Ватто, между памятником эпохи Возрождения и готическим собором, между «Последним днем Помпеи» Брюллова и «Троицей» Рублева стилистические различия во сто, в тысячу раз более разительны, нежели между резьбой на ларце из гробницы Тутанхамона и плитой Нармера. Или несколько веков, даже десятилетий, а то и годов больше значат в нашей европейской культуре, чем несколько тысячелетий в культуре Египта?..
Та же идея и тот же стиль сохраняются в египетском искусстве и после Тутанхамона до тех пор, пока не изживут себя вместе с душой самого Египта.
Итак, из тысячелетия в тысячелетие тот же строй в том же государстве, та же религия и то же искусство. Другого такого примера нет, пожалуй,.в мировой истории.
И все же на этом рельефе, украшающем погребальный ларец Нового царства, — печать совершенно особого очарования, неведомого искусству Египта в предыдущие исторические эпохи.
...Они совсем юны, эти царь и царица. Юность буквально сияет в их образах. Оба стоят друг против друга в беседке, увитой виноградными лозами. Опираясь на тонкий посох, он протягивает руку, чтобы принять от жены букет лотосов. В жесте ее тонких смуглых рук и во всем ее личике столько прелести, столько изящества, что не налюбуешься на эту хрупкую царицу, на эту очаровательную, шаловливую девочку, которую величают «владычицей». Расходящиеся складки одежды еще более подчеркивают ее грацию. А он, ее муж, богоподобный фараон, стоит в позе, исполненной достоинства, невозмутимый, но ласковый и такой молодой! Как чудесно сияет миндалевидный глаз царицы под бровью, обрамляющей его тонкой дугой! Змея на головном уборе царя, изогнувшись, как бы тоже приветствует его супругу. Профиль царя и профиль царицы, их руки и плечи вырисовываются линеарно, но линия здесь не только контур и основа изображения: в своих гармоничных извилинах, в своей узорчатости, выразительности и музыкальности она сама по себе радость для наших глаз.
А внизу, совсем маленькие по сравнению с царем и царицей, служанки собирают для них цветы и плоды мандрагоры.
Поэма юной любви, юного счастья на лоне цветущей природы!
Сохраняя исконный свой стиль, египетское искусство украсилось грацией, изяществом.
Как же и почему это случилось в эпоху Нового царства? Раздираемое внутренними противоречиями, Среднее царство раскололось и рухнуло, как некогда Древнее. Победоносное нашествие азиатских кочевых племен, вошедших в историю под названием гиксосов, ускорило конец Среднего царства.
Около ста лет пришельцы полновластно распоряжались в долине Нила. Борьбу за независимость возглавили фиванские князья. В 1560 г. до н. э. гиксосы были изгнаны из страны, «смутному времени» в истории Египта был положен конец, империя фараонов вновь объединилась под главенством Фиванской династии, XVIII по счету династии фараонов. Объединилась крепко и надолго. И власть фараонов опять распространилась далеко за пределы страны. Яхмос I вторгся в Южную Палестину и вновь утвердил египетское господство в золотоносной Нубии. При внуке его — Тутмосе III Египет Нового царства достиг наибольшей политической мощи. Даже Древнее царство не знало такого величия. Империя фараонов простиралась с севера на юг на 3200 километров. Ни одна другая держава уже не могла соперничать с ней. В Фивы, столицу империи, стекались несметные богатства. Правнук Тутмоса — Аменхотеп III также почитался могущественнейшим среди тогдашних владык. Выпрашивая у него золото, царь мощного государства Митанни ссылался на то, что в державе фараона «золото все равно что пыль». Ни в золоте, ни в серебре, ни в рабах не было недостатка у египетских царей и вельмож.
Египетская культура на новом взлете. Не меняясь в своей сущности, она питается соками и других культур: Крита, Сирии, рабовладельческих государств Двуречья, с которыми широко торгует Египет.
Древнее царство было эпохой создания единой египетской державы, подвластной обожествляемым фараонам, и утверждения этой державы в окружающем мире.
Искусство Древнего царства творилось во имя этого утверждения, выражая прежде всего мощь и непостижимость обожествляемой власти.
Эпоха Среднего царства была эпохой колебания устоев, вызвавшего переоценку ценностей.
Эпоха Нового царства в период расцвета — это торжество египетской мощи, никем уже не оспариваемой, утвержденной. И вместе с тем это эпоха баснословной роскоши правящей рабовладельческой верхушки. Одной силы, одного утверждения ей уже мало. И потому грандиозность и пышность в сочетании с изысканной утонченностью, со стремлением к изяществу, к блеску отличают искусство этой эпохи.
С пирамидами навсегда покончено. Усыпальницы фараонов сооружаются в так называемой «Долине царей», напротив «Стовратных Фив». Но хотя для гробниц отводятся глубокие, тщательно скрытые тайники, их разграбление не прекращается.
Грандиозное строительство фараонов имеет по-прежнему целью утверждение божественного характера царской власти. Но вместо пирамиды увенчанием этого строительства является храм.
Воздвигнутый в конце XVI в. до н. э. храм знаменитой царицы Хатшепсут (его строил великий зодчий Сенмут) дает нам яркое представление об общих принципах храмового строительства в эту эпоху. Все части храма расположены по горизонтальной оси. Три террасы, возвышающиеся одна над другой, образуют три чередующиеся горизонтали, как бы олицетворяющие своей растянутостью троекратное утверждение бесконечности, или вечности... На этих террасах помещались водоемы, густо обсаженные деревьями. Живопись и скульптура украшали залы храма, высеченные в скале. В одном святилище стояло более двухсот статуй, а полы его были сплошь выложены золотыми и серебряными плитами.
И так же как сами храмы, все перед ними дышало торжественностью и величием: аллеи сфинксов, гигантские изваяния фараонов (например, Аменхотепа III — так называемые «Колоссы Мемнона»), обелиски, пилоны (парные усеченные пирамиды, украшенные иероглифами и рельефами, с узким проходом между ними в открытый двор, служившие храму монументальными вратами с высокими мачтами и флагами).
Храмы Карнакский и Луксорский по праву считаются самыми грандиозными храмовыми постройками Нового царства.
Одним из главных архитекторов первого был знаменитый Инени, автор известной уже нам гордой надписи. Храм этот строился в течение нескольких столетий. Колонный зал его — величайший в мире: сто тридцать четыре колонны, расположенные в шестнадцать рядов; высота центральных достигает двадцати трех метров, на капители каждой из них могло поместиться сто человек. В полумраке, царившем между этими каменными гигантами, подданный фараона ощущал, вероятно, с особой силой величие и непостижимость того «божественного начала», во славу которого был воздвигнут Карнакский храм и чьим промыслом, в сознании египтянина, держалась египетская империя.
Гигантомания? Быть может. Но в Луксорском храме, тоже огромном, хоть и несколько меньшем, чем Карнакский, гармоничная ясность замысла скрашивает все «чрезмерности», а мощь и стройность колонн с капителями в виде раскрытых метелок папируса производит неизгладимое впечатление: мерное чередование столбов, властно обозначающих вехи человеческого бытия!..
Это — о величии искусства Нового царства. А теперь скажем о его изяществе.
В Музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина в Москве среди многих первоклассных образцов египетской мелкой пластики выделяются два шедевра, созданные в ранний период Нового царства: парные статуэтки из черного дерева жреца Аменхотепа и жрицы Раннаи, изображенных в рост. Поступь обоих легка, а весь облик исполнен благородства и грации, их фигуры изящны и в то же время царственно величавы. И это сочетание бесконечно пленительно.
А вот еще два шедевра той же эпохи, в которых изящество и грация, уже без всякого сочетания с величием, доведены, пожалуй, до высшего предела. Это всего лишь туалетные ложечки для косметики, тоже хранящиеся в московском Музее изобразительных искусств.
Одна — в форме цветка лотоса, поддерживаемого плывущей девушкой. Все чудесно в этой вещице: сочетание натурального цвета слоновой кости, черного дерева и светло-розовой раскраски, плавная линия тела и поднятая юная головка, хрупкость, легкость и в то же время пластическая конкретность образа.
А в другой ложечке, столь же бесконечно изящной,— ручка в виде смуглой обнаженной девушки, осторожно ступающей среди цветов лотоса, а над ней — сама ложечка в форме кувшина, поддерживаемого головами газелей.
Подлинно непревзойденная тонкость работы и какое высокое вдохновенное художественное творчество!
Царствовавший в начале XIV в. до н. э. фараон Аменхотеп IV решил именоваться Эхнатоном, что значит «Дух Атона», и перенес столицу из древних Фив в новопостроенный им город Ахетатон, что значит «Горизонт Атона» (ныне на месте этого города находится небольшое селение Тель-Амарна, отчего и весь период египетской истории, связанный с Эхнатоном, называется амарнским).
Такие удивительные поступки этого фараона отнюдь не были случайны.
Египетское многобожие, при котором чуть ли не каждая область чтила своего бога, не способствовало духовному подчинению Египту покоренных племен. Жреческое сословие располагало огромными материальными средствами, а своей ролью в государстве ущемляло самодержавную власть фараона. Храмам принадлежали целые города. Опираясь на мелких рабовладельцев и на новую служилую знать, фараон решил нанести удар непомерно разбогатевшему жречеству и вместе с ним всей высшей потомственной знати, склонной к неповиновению. Реформы, им осуществленные, следует признать по тому времени прогрессивными.
Эхнатон установил единобожие, объявив единым истинным божеством солнечный диск под именем бога Атона. Культ всех прочих богов был отменен, их храмы закрыты, храмовое имущество конфисковано, власть жрецов, и в первую очередь самых могущественных — фиванских, сокрушена, во всяком случае на какое-то время.
Подлинная революция, совершенная Эхнатоном, естественно, должна была отразиться на искусстве. Разрыв с древней религиозной традицией знаменует в искусстве отход от застывшей идеализации царского образа, обновление не столько канонов и стиля как самого внутреннего содержания художественного произведения. То новое, что отличает искусство Амарны, можно определить как большую подвижность фигур, подчеркнутую правдивость изображения (даже с передачей физических изъянов), живость отдельных образов и всей композиции (вначале даже несколько беспокойную и утрированную), внесение в искусство вместе с неведомым дотоле динамизмом таких мотивов, как лирика, задушевность, даже интимность, при еще возросшем стремлении к изысканности, изяществу, переходящих в манерность.
Вот, например, роспись, изображающая обнаженных маленьких царевен, дочерей Эхнатона, играющих, сидя на мягких подушках у ног родителей. Уют и тихая радость, которыми согрета эта композиция, непринужденность поз, проглядывающая сквозь их стилистическую условность,— нечто дотоле неведомое величавому искусству Египта.
На гробнице фараона-реформатора выгравировано прелестное послание, по-видимому адресованное жене его — Нефертити:
Я люблю сладкое дыхание твоего рта,
Я каждый день восторгаюсь твоей красотой.
Мое желание — слышать твой прекрасный голос,
Звучащий словно шелест северного ветра.
Молодость возвращается ко мне от любви к тебе,
Дай мне твои руки, что держат твой дух,
Чтобы я смог принять его и жить им.
Называй меня моим именем вечно, а мне
Без тебя всегда [чего-нибудь] не будет хватать.
И вот перед нами сама Нефертити.
О знаменитом ее портрете в царской тиаре (раскрашенный известняк. Берлин, музей) было сказано, что это самое восхитительное из всех женских изображений.
И действительно, тонкость и женственность черт точеного лица, глубина и ясность переживаний, сияющие в прекрасных глазах, чуть открытые нежные губы, естественно-величавая посадка головы, царственная изящность облика и его чудесная духовная раскрепощенность наполняют нашу душу восторгом. «Как гений чистой красоты», сама жизнь светится нам в этом дивном изваянии.
В Тель-Амарне были открыты мастерские скульпторов, создававших портреты по гипсовым маскам, снятым с живых и мертвых, и среди них мастерская «начальника скульпторов» Тутмеса, в которой оказался чудесный незаконченный портретный этюд Нефертити. Очевидно, гениальный скульптор работал с натуры, этюд за этюдом совершенствуя творимый им образ. Портретное сходство в сочетании с законченным строгим стилем! Т. е. не просто копия с натуры и не просто отвлеченная стилизация, а подлинно высокое достижение изобразительного искусства.
...Реформы Эхнатона оказались недолговечными. Слишком сильны были старые навыки: преемникам смелого фараона пришлось согласиться на примирение со жречеством и родовой знатью. Культы старых богов были восстановлены. Но, несмотря на противодействие жрецов, живительная струя амарнского искусства не иссякла полностью, так что все искусство Нового царства можно разделить на два периода: до и после Амарны.
В ноябре 1922 г. весь мир облетело сенсационное известие: английскому археологу Картеру удалось после долгих поисков обнаружить в «Долине царей» тщательно скрытую усыпальницу фараона Тутанхамона, в которой оказались несметные художественные сокровища.
Сказочная роскошь погребения Тутанхамона поражает современного человека. А между тем этот фараон, преемник Эхнатона, царствовал очень недолго и умер, когда ему не было и двадцати лет, ничем особенно себя не прославив. Слава увенчала имя Тутанхамона уже в наши дни: из всех царских усыпальниц Египта лишь его почти полностью уцелела со своими сокровищами, хоть и ее посетили грабители. Невиданное великолепие! Но для Египта Нового царства оно было, вероятно, обычным. Еще пышней и богаче были начисто разграбленные впоследствии усыпальницы могучих фараонов-завоевателей, имена которых при жизни прогремели на весь мир...
Описанный нами рельеф, изображающий царя и царицу, дает уже представление о художественном уровне предметов, найденных в усыпальнице Тутанхамона. На спинке золотого трона мы видим столь же поэтическое их изображение (сколько ласковой заботливости в жесте юной царицы!) с инкрустациями из золота и стекла. Роспись одного из ларцов показывает фараона на колеснице, охотящегося на львов или поражающего врагов; эти сцены исполнены поразительного для египетского искусства динамизма, стремителен и неудержим бег царских коней. А вот и сама парадная колесница царя с остро реалистическим рельефным изображением коленопреклоненных врагов. И столь же типичны на посохе фараона азиат из слоновой кости и негр из черного дерева, символизирующие северных и южных противников Египта. На спинке кедрового кресла ажурной резьбой дана эмблема вечности в виде застывшей на коленях фигуры с протянутыми в обе стороны руками.
Все это — подлинные шедевры не только прикладного, но и изобразительного искусства.
Гробы, вложенные один в другой, с крышкой, изображающей царя в виде Осириса. В своей книге об открытии гробницы Тутанхамона археолог Г. Картер пишет, что он был буквально подавлен величием третьего, внутреннего, гроба: «Этот чудесный уникальный памятник — гроб длиной 1,85 метра, тончайшей работы, сделанный из листового золота толщиной от 2,5 до 3,5 миллиметра — представлял собой массивный слиток чистого драгоценного металла... Какие сокровища некогда таила Долина!.. Ограбление царских гробниц легче понять, если измерить степень соблазна золотым гробом Тутанхамона...»
Изумительна по своему совершенству золотая маска царя со вставками из лазурита. Мумия царя, на которой Картер насчитал сотни украшений (на каждый палец покойника был надет золотой футляр). Портретная голова Тутанхамона, как бы вырастающая из цветка лотоса. Статуэтка фараона на черном леопарде и его же скульптурное изображение в саркофаге. Символы загробного мира: золотая голова священной коровы к змеиное божество. Позолоченные статуэтки богинь-охранительниц. Бог загробного мира Анубис в виде шакала, охраняющий вход в сокровищницу. «Небесные баржи» для следования за солнцем по небосводу... И еще многие и многие изваяния и художественные предметы, дающие яркое представление о верованиях и мечтах древних египтян. Сундуки и ларцы, наполненные драгоценностями, бесчисленные опахала, ожерелья, перстни, амулеты, скарабеи — изображения священного жука.
И на всем печать Амарны (хотя Тутанхамон и перенес свою столицу обратно в Фивы), печать изящества, самого высокого и утонченного мастерства.
Все эти бесценные сокровища хранятся теперь в Каирском музее.
При Рамсесе II, одном из самых могущественных фараонов Нового царства, были воздвигнуты скальный храм в Абу-Симбеле, о спасении которого мы говорили вначале, и громадный колонный зал Карнакского храма. Гигантомания, по-видимому, действительно отличает многие памятники этой эпохи. Статуи фараона у входа в скальный храм поражают своими размерами — двадцать метров в высоту.
К этому же примерно времени относится такой шедевр, как рельеф «Плакальщики», где взвивающиеся вверх руки и закинутые назад головы скорбящих образуют композицию, исполненную подлинно музыкального звучания и захватывающего драматизма (Москва, Музей изобразительных искусств).
...В I тысячелетие до н. э. искусство Египта отражает общий и на этот раз окончательный упадок великой египетской державы. Создаются отдельные шедевры. Но в целом художественное творчество всего лишь повторяет уже достигнутое в эпохи расцвета, не возвышаясь, однако, до былого уровня.
Техническое мастерство не утрачено. Но взмах крыльев застыл.
Покоренный сначала ассирийцами, затем дважды персами, Египет в IV в. до н. э. подчиняется новым завоевателям — греко-македонцам и с этой поры включается в новый, эллинистический мир.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.