Походы на Хорасан

Походы на Хорасан

Теперь, когда имя Шейбани-хана и его узбеков стало столь известно не только во всей Центральной Азии, но и за ее пределами, когда переход в руки кочевников двух славнейших городов мусульманского мира стал свершившимся фактом, Шейбани-хан, окрыленный такими успехами, стал готовиться к захвату обширных владений темурида Султан-Хусейн-мирзы.

Султан-Хусейн, обеспокоенный военными успехами узбеков, дал распоряжение своему старшему сыну Бадиуз-Земан-мирзе, бывшему наместнику Балха, подготовить армию для отражения военных действий узбеков.

Шейбани-хана в это время наиболее интересовали феодальные владения, номинально входившие в состав государства темуридов и расположенные по правую и левую стороны верхнего течения Амударьи – Хисара, Хатлана, Кундуза, Бадахшана и др. Эти вассальные владения находились друг с другом в самых враждебных отношениях, их властители стремились не только к независимости, но и к расширению своих территорий за счет соседа. Теперь перед общей опасностью, угрожавшей им в лице узбеков, они решили объединиться в один союз. Властелин Хисара, Хосров-шах, прислал Бадиуз-Земан-мирзе письмо, в котором указывал на угрожающую опасность со стороны узбеков, просил оказать ему помощь и обещал, в случае выступления принца против кочевников, присоединиться к нему на берегах Амударьи с войсками Хисара, Хатлана, Бадахшана, Кундуза и Баглана. Бадиуз-Земан, собиравшийся в поход против узбеков, охотно принял это предложение и в свою очередь послал послов с письмами к владетелям Кандагара, Замина и др. с просьбой присоединиться к этому союзу и как можно быстрее прислать свои войска в Балх, откуда начнется поход для отражения неприятеля и отвоевывания у него Мавераннахра.

Шейбани же действовал не только как полководец, но и как искушенный жизнью политик. Он искусно сеял смуту там, где она могла принести ему удачу, привлекал на свою сторону тех, которые были ему полезны, и избирал орудием своих планов таких людей, которые по общественному положению, казалось бы, менее всего подходили для роли шпионов и провокаторов. Так обстояло дело и в предпринимавшемся им теперь завоевании владений Султан-Хусейна.

В начале весны 1503 г. Бадиуз-Земан, в надежде на подмогу Хосров-шаха, выступил из Балха с двенадцатитысячным отрядом кавалерии, пеших латников и двинулся к Амударье. Переправившись у Термеза на противоположный берег, Бадиуз-Земан послал к шаху эмиров с извещением о своем прибытии на правый берег Амударьи и с просьбой поспешить присоединиться к нему с союзными войсками. Но Хосров-шах, решив, что Бадиуз-Земан-мирза в случае победы над узбеками не замедлит посягнуть на его владения, «забыл» о своей просьбе и, изменив своему первоначальному обещанию, отказался последовать приглашению Бадиуз-Земана. Но более всего поразило молодого военачальника то, что его отец также отказал в отправке вспомогательного отряда. Все складывалось не так, как было задумано, и Бадиуз-Земан вынужден был повернуть войско обратно в Балх. Это событие, по свидетельству современников, «явилось полным крушением авторитета Бадиуз-Земан-мирзы, породило разного рода смуты и окрылило надежды Шейбани-хана на дальнейшие успехи».

В этой ситуации у Шейбани-хана возник очередной провокационный план. С берегов Сырдарьи в Балх прибыл высокочтимый во всем Дешт-и-Кыпчаке за свою «святость» Джафар-ходжа, пользовавшийся большой любовью и расположением всех ханов кочевников. С почетом принятый Бадиуз-Земаном, святейшество стал жаловаться на жестокости и притеснения Шейбани-хана и просить его защиты и покровительства. Он уверил принца, что, пока жив, он предоставит ему своим авторитетом и высоким положением все необходимые гарантии для победы над Шейбани-ханом. Принц поверил всему, что говорил этот «узбекский доброхот и богомолец», щедро одарил его подарками и оставил при себе в Балхе. Скоро Джафар-ходжа свел близкое знакомство с некоторыми влиятельными эмирами Балха, принадлежащими племени барлас, стал соблазнять их необычайно выгодными перспективами измены темуридам и перехода на сторону Шейбани-хана. Эмиры согласились и поклялись ходже, что при первом удобном случае они поднимут мятеж против Бадиуз-Земана. В тайные сношения с Шейбани-ханом стали вступать и другие эмиры, в частности эмир крепости Андхуд (Северный Афганистан) обещал хану сдать эту цитадель.

Объективно оценив обстановку и посчитав ее благоприятной, Шейбани-хан выступил из Самарканда в поход на Балх (1503 г.).

Несмотря на то что Бадиуз-Земан раскрыл заговор эмиров, многие из которых были казнены, тем не менее весть о приближении узбеков застала балхского наместника совершенно не готовым к отпору врага. В одну из ночей он удалился из Балха под предлогом набирать войска в других местах. Защиту же города он поручил одному из своих малолетних сыновей, правда, в советники ему были назначены наиболее преданные эмиры.

Тем временем Шейбани-хан переправился через Амударью и оттуда двинулся к крепости Андхуд, которую эмир-изменник сдал немедленно. Кстати, предателей Шейбани-хан особо не приближал и с эмиром обошелся довольно немилостиво. Вскоре цель похода была достигнута – перед ними был Балх. Осада города продолжалась три месяца. Она была неудачна для узбеков: все штурмы отбивались защитниками крепости, к тому же с большим уроном для осаждающих. Объективная оценка положения требовала возвращения войск Шейбани-хана восвояси.

Неуверенность в прочности устоев государства и опасения грядущей катастрофы охватили многих в правящих кругах темуридского государства, в котором военная слабость усугублялась общим недоверием друг к другу правящих лиц. Это были те печальные результаты, которые последовали за первым вторжением кочевников в Балхскую область. Балхские земли были опустошены: поля вытоптаны, селения разрушены и разграблены, а жители перебиты.

Для правильной оценки ситуации Шейбани заслал в крепость шпионов, которые донесли, что мирные условия хана отвергнуты, в городе большие запасы продовольствия, защитники крепости полны решимости биться до последнего. Шейбани, не желая терять людей в долговременной осаде хорошо укрепленного города, ушел за Амударью.

Пока длилась осада Балха Бадиуз-Земан-мирза, засев в одной из крепостей своих горных владений, неоднократно обращался в Герат к своему отцу с просьбой послать ему войска, но Султан-Хусейн, весьма не благоволивший к своему старшему сыну, медлил с ответом.

Отчаявшись дождаться каких-либо позитивных действий со стороны отца, Бадиуз-Земан вновь обратился к правителю Хисара с призывом примкнуть к его армии с войсками Хисара, Хатлана, Кундуза, Бадахшана в борьбе против узбеков. Тот как будто согласился, но для заключения союза в качестве посла направил своего брата.

По прибытии в ставку Бадиуз-Земана посол был перехвачен одним из эмиров, яро ненавидевшем принца. Эмир застращал посла тем, что якобы Бадиуз-Земан подготовил расправу над ним, разумеется, переговорщик решил бежать. Вместе с коварным эмиром они бежали в крепость Шабирган, где, как оказалось, все было подготовлено к восстанию против Бадиуз-Земана. Однако ситуация разрешилась мирным путем. К образовавшейся коалиции феодальных княжеств примкнул Бабур, успевший за это время овладеть Кабулом. Что касается Султан-Хусейна, то он помирился со своим старшим сыном и даже по-отцовски тепло общался с ним в Герате. Складывалось впечатление, что в империи темуридов наступило согласие, но все и на этот раз было изменчиво и жестоко по отношению к обреченным на гибель. Темуриды занимались династическими дрязгами и тратили свою энергию и силы на дела совершенно второстепенного значения, словно забыв о страшной опасности, нависшей над ними.

В июле—августе 1504 г. у Султан-Хусейна созрел план, согласно которому он решил послать войска Бадиуз-Земана на Мургаб и, таким образом, загородить путь узбекам при их возможной попытке двинуться на Хорасан. С Мургаба главный союзник Бадиуз-Земана Хосров-шах пошел на Кундуз, недавно захваченный узбеками, который он очень хорошо знал, поскольку когда-то был там правителем. Окрестное население во множестве присоединилось к Хосров-шаху; и он уже надеялся на успех в своем предприятии – нанести поражение узбекам. Но войска узбекского коменданта Кундуза вышли навстречу Хосрову и в ожесточенном бою разбили его, причем сам Хосров-шах был взят в плен, а остатки его армии разбежались. Хосров-шаха узбеки доставили в Кундуз, посадили на осла, с позором провели по всему городу, затем казнили.

А в это время Бадиуз-Земан по какой-то причине решил пройти от берегов Мургаба карательным маршем и наказать своих непокорных подданных. И он преуспел в этом, по сути, несвоевременном предприятии.

В 1505 г. Бабур выступил с армией на Кандагар с целью захвата этой области. Бадиуз-Земан решил помешать ему. Однако до военного столкновения дело не дошло – принцы помирились. Подобные действия темуридов лишь распыляли их военный потенциал.

Шейбани-хан тем временем обеспечивал себе безопасность с северо-западной части империи Султан-Хусейна. Хорезм, со своим вольнолюбивым народом, всегда мог оказать весьма существенную помощь союзнику-сюзерену Султан-Хусейну. Поэтому зимой 1504 г. Шейбани-хан выступил из Бухары на Хорезм через Каракуль, овладел по пути Чарджуем и направился дальше берегом Амударьи.

Находясь на подступах к Хорезму, Шейбани-хан направит наместнику предложение о добровольном подчинении. На что наместник Хорезма, Чин-Суфи, ответил отказом в весьма неделикатной форме. Началась жестокая десятимесячная осада главной крепости страны – Ургенча, и в августе 1505 г. она была взята. Чин-Суфи казнили, а туркмены, принимавшие в обороне крепости особо активное участие, понесли очень большие потери, их семьи испытали все ужасы насилия и кровавой расправы.

Не давая времени для особого расслабления своей армии, осенью 1505 г. Шейбани-хан направил большие отряды в набег за Амударью, в пределы Хорасана. Эти набеги были жестокими и грабительскими. Узбеки проникли до Меймене и Фаряба, все предавая грабежу и насилию, и обремененные богатой добычей возвратились обратно. Три пограничных эмира Султан-Хусейна выступили против узбеков. В жарком бою их войска были разбиты, а сами они погибли. Среди народа началась паника, искони жившие здесь кочевники снялись с мест и бежали в чужие земли.

Вот тогда-то Султан-Хусейн понял свою ошибку, заключавшуюся в том, что в свое время он не оказал помощи старшему сыну, Бадиуз-Земану, в его стремлении отразить нашествие войск Шейбани-хана. Султан-Хусейн решил немедля исправить настоящее положение дел. Он вновь вызвал сына в Герат и предпринял активные действия для мобилизации военных сил из разных областей империи.

К зиме армия была готова к походу. В январе 1506 г. Бадиуз-Земан с авангардом выступил в направлении Мургаба. Лично защищать свое государство решил и Султан-Хусейн, несмотря на слабое здоровье. Он вел главные силы, чтобы дать решительное сражение узбекам, помощи которых искал в дни своей молодости в ставке почти такого же старого, как сам теперь, Абулхайр-хана. Изможденный болезнями, Султан-Хусейн выступал ныне против того былого юноши Шахбэхта, которого он впервые увидел в ставке его деда. Во время очередного перехода, 5 мая 1506 г., Султан-Хусейна не стало. Эмиры, находившиеся в ставке, приняли безумное решение разделить престол умершего государя между его двумя сыновьями – Бадиуз-Земан-мирзой и Музаффар-Хусейн-мирзой, – а чтобы, по образному выражению историка, «основы договора и союза были бы скреплены крепкими нитями веры, чтобы другие братья не вышли из их повиновения и чтобы оба они, вступив на открытый путь взаимной верности, постарались бы вырвать с корнем дерево вражды», – эмиры заставили братьев поклясться на Коране, что они до конца своей жизни пребудут в согласии и единении. Однако, едва похоронив Султан-Хусейна и справив по нему семидневный траур, эмиры начали споры из-за верховной власти: одни, более дальновидные, стояли за единоначалие и выдвигали в качестве единоличного монарха Бадиуз-Земан-мирзу, другие стояли на том, чтобы быть на престоле двум братьям. В этих спорах приняла участие и мать принца Музаффар-Хусейна, желавшая видеть на престоле своего сына и потому стоявшая за двоевластие, а так как на ее стороне было большинство армии и эмиров из племени барлас, то в одну из пятниц, в начале июня 1506 г., в соборной мечети была прочитана хутба на имя двух государей.

Вновь обратимся к «Запискам», где Бабур об этом событии рассказывает со свойственной ему иронией: «Во время смерти Султан-Хусейн-мирзы из принцев присутствовали Бадиуз-Земан-мирза и Музаффар-Хусейн-мирза. Так как любимым сыном был Музаффар-мирза, а полновластным беком был его воспитатель Мухаммед-Бурундук, барлас, то и ближайшее окружение питало большее расположение к Музаффар-мирзе. Вследствие этого Бадиуз-Земан-мирза, колеблясь, имел в мыслях не приезжать к смертному ложу отца, но сами Музаффар-мирза и Мухаммед-бек, севши на коней, поехали, рассеяли сомнения Бадиуз-Земан-мирзы и привезли его. Тело Султан-Хусейн-мирзы привезли в Герат и, поднявши его с царственными церемониями, похоронили в построенном им медресе. При этом присутствовал также и Зуннун-бек. Мухаммед-Бурундук-бек, Зуннун-бек и еще оставшееся от Султан-Хусейна-мирзы окружение и бывшие с этими мирзами беки, собравшись на совет, с общего согласия посадили с Бадиуз-Земан-мирзой Музаффр-Хусейна на трон Герата. При дворе Бадиуз-Земан-мирзы полновластным беком стал Зуннун-бек, а при дворе Музаффар-мирзы – Мухаммед-Бурундук-бек; от имени Бадиуз-Земан-мирзы правителем города был поставлен Шейх-Али, а со стороны Музаффар-мирзы – Бусунт. Это было удивительное дело! От века никогда неслыханное, чтобы на царстве было два царя. Получилось все в противоречии со смыслом слов шейха Саади в его «Гулистане»: «Десять дервишей спят под одним паласом, а два царя не уживаются вместе в целом поясе земли».

Когда весть о смерти Султан-Хусейна дошла до Шейбани-хана, он направил в Герат, преемникам, посла с письмом, в котором писал, что когда-то «их отцы жили во всегдашнем согласии и дружбе с его высоким домом, соблюдали по отношению к нему все обязательства повиновения, соответственно чему надлежит и Бадиуз-Земан-мирзе и Музаффар-Зусейн-мирзе поступать согласно поведению их предков, закрыть двери вражды к нему, Шейбани-хану, и не стараться идти по открытой дороге уклонения от этого, чтобы территория их государства осталась мирной и цветущей и их подданные, кои суть вещей, отданные им на попечение творцом всех тварей, не стали бы растоптанными копытами коней победоносных узбекских войск».

Разумеется, братья поняли подтекст послания и немедля стали готовить войска к отражению узбекского натиска. В это время пришло известие о том, что Шейбани-хан начал осаду Балха, к которой город, как оказалось, не был готов.

Лишь в начале осени 1506 г. братьям удалось подтянуть в Герат войска и выступить к Балху с большими силами. По пути к ним присоединились вассалы Хорасана и прибывший из Кабула Бабур со своими войсками. Все предвещало успех, и никто не сомневался в победе, хотя в отношении плана ближайших военных операций не было единства и каждый эмир предлагал свой план действий. Пока думали, как поступить, из Балха пришло известие, что изморенный голодом город сдался Шейбани-хану и узбеки, по образному выражению историка того времени, «начисто вымели его метлою потока и разграбления». Как только Шейбани-хан узнал, что все эмиры Хорасана, опираясь на помощь Бабура, готовятся вступить с ним в бой, незамедлительно переправил свою армию через Амударью и поспешным маршем направил ее на зимовку домой, в Мавераннахр.

Безусловно, это был прекрасный случай для противников Шейбани-хана выступить мощными объединенными силами против узбеков. Используя сильные армии, собранные под знаменами обоих принцев, им следовало продолжить поход против Шейбани и, возможно, вести войну уже на территории Мавераннахра, – это был их шанс, но они его упустили. Бабур и эмиры вернулись с войсками каждый в свое владение, а оба государя – в Герат. Одним словом, чагатайские эмиры оказались недальновидными, а стоявшие во главе их две фигуры последних темуридов – безвольными.

Тем временем поставивший себе целью захватить наследие Амира Темура Шейбани-хан по-прежнему инициативу держал в своих руках. В мае 1507 г. Герат получил известие, что армия Шейбани вступила в пределы Хорасана. Это обстоятельство вызвало полную растерянность в правящих кругах столицы, поскольку ничего не было готово к отпору узбеков. И вот тогда, как отмечают некоторые источники, у мусульман появился фаталистический взгляд на всю эту ситуацию: «…предопределенного причиною всех причин никакие человеческие силы предотвратить не могут, что волею неумолимого рока мера жизни дома Темура исполнилась и Хорасану суждено перейти в другие руки», поэтому никакие мероприятия эмиров и государей против этого не принесут пользы.

Посему город Андхуд был отдан Шейбани-хану с восточным подобострастием, Бадже – также. Путь на Герат был открыт. Седьмого мая узбекские авангарды появились на подступах к столице. Для принцев-темуридов этот факт был как гром среди ясного неба. Спешным порядком они выслали против узбеков войска, которые находились в крепости, что было равносильно, по мнению историка-очевидца, попытке «преградить стремительное течение большой реки броском горсти влажной земли». Конечно же гератские войска были разбиты. И когда подошли главные силы узбеков во главе с самим Шейбани-ханом, великолепная столица выдающегося темурида Султан-Хусейн-мирзы лежала у его ног совершенно беззащитной. Эмиры ретировались по разным городам, войска разбежались. Бадиуз-Земан-мирза направился в Кандагар. Его брат, Музаффар-Хусейн-мирза, простившись с семьей, спешно бежал из своей столицы на запад, в Астрабад.

Оставшиеся в городе сановники и духовенство пришли к логическому заключению о необходимости выразить покорность победителю. В тот же день с письмом к Шейбани-хану был отправлен переговорщик. Как только он выехал за ворота города, узбеки, находившиеся у стен крепости, отобрали у него лошадь, раздели донага и в таком виде доставили его к Шейбани-хану. Последний, ознакомившись с петицией гератцев, объявил себя полновластным распорядителем доставшейся ему империи темуридов. А гератцы, заперев ворота своих домов, в страхе ожидали участи. И в своем ожидании худшего они не ошиблись: «Многие знатные и именитые люди испытали крайние унижения, вопли больших и малых неслись до самого неба, а гаремные красавицы уважаемых семей становились пленницами узбекских солдат и пребывали во всевозможных мучениях, с челом Венеры, целомудренные девицы влеклись за свирепыми, как Марс, монголами по улицам Герата и ни минуты не находили от них покоя».

Тем не менее Шейбани-хан пригласил знатных людей города к себе в ставку. Когда представители гератцев прибыли к Шейбани-хану, их с почетом встретили ханские сановники, отвели в одну из палаток и известили Шейбани-хана об их прибытии. Хан ответил, что он их примет после того, когда они представят ему известную сумму денег «за пощаду» и поднесут соответствующие подарки. Размеры контрибуции были таковы: с простонародья – 100 тыс. одномискальных тангачей (тангача равнялась 6 копекских динарам), от знати – лично Шейбани-хану – 20 тыс. тангачей и 15 тыс. – первому министру хана, кстати, пользовавшемуся его безграничным доверием.

После выполнения всех условий Шейбанихан принял гератскую знать. Также в ставку были вытребованы все женщины и девушки гаремов. Особенно хану понравилась жена Музаффар-Хусейна, племянница Султан-Хусейна, Михранид-бегим, на которой хан немедля женился. Своего же племянника, Убайдуллу-султана он женил на дочери Музаффар-Хусейна. Все ценности представителей династии темуридов пополнили казну Шейбани-хана.

27 мая 1507 г. в большой соборной мечети Герата была прочитана хутба с поминовением Абулхайр-хана и «имама времени и наместника всемилостивого» Мухаммеда Шейбани-хана. Любопытно, что Шейбани-хан, «побуждаемый высокими замыслами», отдал приказ о чеканке тангачи на полтанга больше, чем это было в темуридских тангачах, и с указанием, что когда новая монета «украсится выбитием на ней его августейшего имени», то она должна ходить за 6 копекских динаров, а тангачи прежнего темуридского чекана должны обращаться из расчета 5 копекских динаров.

Шейбани отныне мог считать себя полновластным распорядителем судеб всех обширных владений темуридов, самые же роскошные столицы которых – Бухара и Самарканд уже были его достоянием. Теперь предстояло докончить немногое – подчинить себе западную часть Хорасана, где еще оставались темуридские принцы и их эмиры.

Безуспешны были попытки военных сил темуридов остановить движение неприятеля. В этих войнах показали недюжинные способности узбекские полководцы: сын Шейбани – Тимур-султан, а также его племянник – Убайдулла-султан, сын его брата, преданного и неразлучного спутника всей жизни Махмуд-султана. На долю этих молодых полководцев и выпала задача завоевания Западного Хорасана, которую они успешно осуществили. Следует отметить, что узбекских принцев называли «султанами», в отличие от темуридских царевичей, именовавшихся «мирзами».

Итак, Шейбани, назначив в захваченные области своих наместников, главным образом из приближенных эмиров и узбекских принцев, отправился в Мавераннахр. Бухара устроила пышную встречу торжествующему победителю, который, не задерживаясь в этом городе, отправился в свою столицу Самарканд, где и провел зиму. Весной следующего года до Шейбани дошли слухи, что в Астрабадской области укрылись два последних гератских государя. В этом деле следовало ставить точку, и Шейбани-хан, мобилизовав свое войско, двинул его к Астрабаду. Прослышав о приближении мощной узбекской армии, Бадиуз-Земан-мирза бежал в Азербайджан, чтобы позже умереть в Константинополе, а Музаф фар-Хусейн-мирза умер еще до прихода Шейбани.

При минимальных потерях своих воинов Шейбани присоединил Астрабад и Гурган. Теперь он становился властелином обширной империи, простиравшейся от Каспийского моря до пределов Китая и от Сырдарьинского правобережья до центрального Афганистана. Он утвердил вершину своего единовластия над этими богатыми и огромными землями, увенчанный пышным титулом светского и духовного главы империи «имам-уз-заман уа халифат ур-Рахман». Это важный момент, и мы поясним значение этого религиозного титула, принятого Шейбани-ханом. Титул, несомненно, имел глубокий смысл и большое значение среди того противостояния религиозных воззрений, которое резко наметилось к приходу Шейбани-хана и в Средней Азии и в соседнем Иране. Если, с точки зрения потомка Чингисхана в шестом поколении, Шейбани-хана, Амир Темур и темуриды, как не чингисиды, являлись узурпаторами власти потомственных чингисидов в бывшем улусе Чагатая, то и их религиозные воззрения были неправоверны, ибо были окрашены, якобы, официальным шиизмом, хотя вопрос о религиозных воззрениях Амира Темура вызывал споры уже в эпоху его великих завоеваний. Он был выходцем из области сильного суннитского влияния, даже использовал необходимость защищать суннизм как предлог для походов против властителей-шиитов. Однако Амир Темур считал себя алидом, и в этом убеждает нас генеалогическая схема, изображенная на надгробной плите Амира Темура в Самарканде, то же самое можно отметить на надгробиях его сына Мироншаха и любимого внука Мухам мед-Султана. И все-таки в государстве Амира Темура шиитские симпатии были слишком заметны: так, в Герате, при Шахрухе, проживал известный поэт Касым-и-Энвар (ум. в 1437 г.), исповедовавший столь крайние рационалистические идеи, что великий таджикский поэт Джами (ум. в 1492 г.) замечает про виденных и слышанных им его учеников, что «большинство их вышло из ярма религии ислама». Это не мешало, однако, Касым-и-Энвару иметь в Герате и его районах множество последователей из знати и простонародия.

Изгнанный из Герата по подозрению в заговоре против Шахруха, Касым-и-Энвар нашел приют в Самарканде у Улугбека, где в течение длительного времени пользовался его расположением и вниманием. Что касается самого Улугбека, то определенно известно, что его жизнь и жизнь высших представителей самаркандского духовенства вызывала осуждение и негодование верующих. Например, самаркандский шейх-ул-ислам Исамуддин, построив доходные бани, устроил по этому случаю пиршество, на которое были приглашены певицы. Узнав об этом, строго правоверный и благочестивый самаркандский мухтасиб Сейид-Ашик явился на этот пир и, обращаясь к Исамуддину, резко сказал: «Шейх-ул-ислам без ислама, по какому такому законному праву можно мужчинам и женщинам сидеть в одном собрании и петь?!» Тот же мухтасиб горячо порицал Улугбека в Кан-и-Гиле под Самаркандом за устроенное им там «разливанное море» для знати и простолюдинов. «Ты уничтожил веру Мухаммедову и допустил обычаи неверующих», – говорил Сейид-Ашик. Улугбек за все это решил устроить над мухтасибом суд из представителей духовенства и наказать его, но из этого ничего не вышло, ибо действия мухтасиба были признаны не лишенными основания.

Бартольд замечает, что «Улугбек в глазах духовенства был несправедливым правителем, при котором уважающий себя представитель шариата не мог без ущерба для своего достоинства занимать должность казия».

Факты, приводимые историками-современниками Султан-Хусейн-мирзы, говорят о его шиитских симпатиях. Любопытно отметить, что от публичного исповедания шиизма он отказался только после множества уговоров, в частности, Алишера Навои. Среди ближайшего окружения Султан-Хусейна, в числе его сановников, поэтов и художников было немало шиитов, которые ни в какой мере не преследовались. Вместе с тем веселые гератские нравы с их, ничем не стесняемым, всеобщим винопитием и «нечестием» находили, несомненно, широкое подражание и в других городах Хорасана, столь открытого для широких торговых сношений с «неверным» западноевропейским миром через Астрабад, бывший тогда одним из важнейших центров мировой торговли шелком. С другой стороны, и по ту сторону Амударьи, в Мавераннахре, тоже было неблагополучно в отношении правоверия. Словом, в доставшемся теперь «Отцу побед», Шейбани-хану, обширном наследии темуридов проступала шиитская ересь, вызывая крайнее недовольство правоверного суннитского духовенства и его многочисленной паствы.

В то время, когда победы Шейбани обеспечивали ему власть в Мавераннахре и Хорасане, на сцену мировой истории, на западе Хорасана, со стороны Ирана, выступал новый воитель, стремившийся распространить свою власть на восток столь же упорно, как Шейбани-хан стремился утвердить свою в направлении запада. Это был персидский шах Исмаил I из суфийской семьи города Ардебиля, почитавшейся всеми тюркскими племенами Азербайджана. Отношения его деда Узун-Хасана к Султан-Хусейн-мирзе всегда были дружественными, последний темурид считал Исмаила как бы своим сыном и относился к нему с отеческим расположением. В подавлении беспорядков, возникающих после смерти его деда (ок. 1478 г.), поддержанный, с одной стороны, последователями своего отца, шейха Хайдара, а с другой – всеми семью тюркскими племенами Азербайджана, Исмаил создал хотя и немногочисленную, но боевую и очень сплоченную армию, которая у его врагов и соседей за свои красные головные уборы получила название «кызыл-башей» (красноголовых). С этим войском Исмаил подчинил себе в 1502 г. Ширван, Азербайджан, Иран и принял титул шаха. В 1504 г. его владения простирались на восток, соприкасаясь с темуридскими, а на западе граничили с районами Диарбекра и Багдада. Помимо успехов его оружия, соотечественники вменяли ему в особую заслугу ту ревность, с которой он, действуя в духе своих предков, выступал в защиту шиизма и религиозных чувств этой секты к четвертому преемнику Мухаммеда – Алию. Но провозглашение шахом Исмаилом шиизма господствующей религией было сделано в духе воинствующем, сопровождающемся преследованием суннитов во владениях шаха, причем в проявлении фанатизма не было пощады даже мертвым: так, извлекли из могилы и затем сожгли останки известного ширазского казия Бейзави, весьма почитаемого в суннитском мире комментатора Корана (ум. ок. 1286 г.). Спасая свою жизнь, множество суннитов бежало на восток, то во владения темуридов, пока те были у власти, то под защиту Шейбани-хана. Среди них были известные ученые – законовед шафитского толка Рузбехан Исфагани, Мухаммед Кухистан, позже долго занимавший должность муфтия в Бухаре, и др. Они охотно принимались Шейбани-ханом, не делавшим никакого различия между персами и тюрками, и, как «истинно правоверный государь», следовавшим хадису Пророка: «все мусульманане – братья». Однако Шейбани-хан, получая информацию от персов-эмигрантов, понимал, что воинствующий шиизм, если его не остановить, не замедлит, при военных удачах противника, переброситься в Мавераннахр, где в принципе готова почва для его восприятия. И Шейбани-хан, в стремлении опереться на широкие суннитские круги своих новых владений, вступает на путь борьбы и с шиитской ересью, угрожающей его политическим интересам на западе Хорасана, и с неверием вообще. Ему, питомцу бухарских правоверных мулл и дервишей, был чужд шиизм с его мессианскими воззрениями, среди которых первое место занимает идея о грядущем имаме Мехди, при котором наступит вселенское царство шиитов и титул которого так ярко оттеняет эту миссию до времени скрытого двенадцатого имама – ал-худжжат ул-каим-ул-Махди сахиб уз-заман, т. е. «грядущая непреложная истина Мехди, властитель времен». И Шейбани-хан, как бы в противовес этим еретическим верованиям, принимает титул, выражающий подлинно реальную сущность его миссии: он, только он, имам данного времени, представитель всей мусульманской общины и наместник всемилостивого Аллаха (в противовес последним словам шиитского символа: «Алий – наместник Аллаха»). На нем, Шейбани-хане, лежит миссия борьбы с ересями и неверием, особенно с шиизмом. Таков был смысл и значение принятого Шейбани-ханом титула, за которым мы можем видеть подлинное лицо вождя узбеков, решившего использовать религию для упрочения своего положения и дальнейшего осуществления своих замыслов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.