КОГО ИЗОБРАЖАЮТ СТАТУЭТКИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

КОГО ИЗОБРАЖАЮТ СТАТУЭТКИ

В логике равно допустимыми считаются два типа доказательства: 1) прямое и 2) косвенное, от противного. Мы ничего не знаем об оригиналах наших статуэток, поэтому прямое доказательство здесь не применимо. Об истории Центральной Азии мы имеем некоторые сведения и, идя от нее, можем косвенным путем добраться до интересующего нас результата. Начнем с отрицательных суждений.

Наличие стремян показывает, что нижней пограничной датой является VI в., так как раньше металлические стремена известны не были.

Следовательно, наши воины не гунны, не усуни и не юечжи. Мало данных считать их жуань-жуанями. Равным образом: облик монгольского воина нам хорошо известен (см.: Ars Asiatica, 1, с. 38);[цит. по: 11]. Посадка, одежда, порода лошади настолько отличны от наших всадников, что мы без труда можем принять XII в. за верхнюю пограничную дату и, исходя из этого, заключаем: они могут быть либо китайцы, либо тибетцы, либо уйгуры, либо тюрки.

Но они не китайцы, так как носят левую полу наверху (левополые – кочевники, в частности тюрки[5, т. I, с. 26]). Тип лица также не китайский, не монгольский и не тибетский, смягченность монгольских черт свойственна «западносибирской расе» (по Ярхо), т. е. тюркам.

Они не тибетцы, так как отсутствует характерный тибетский напуск одежды у пояса.

Они не могут быть согдийцами, персами или арабами, так как монголоидность, подчеркнутая мастером, очевидно, не случайна. Не случайна и восточно-азиатская обувь.

Они не местное население Турфанского оазиса, так как:

а) посадка обличает кочевников, а не севших на коней земледельцев;

б) одежда предназначена для конного строя, ибо она длинная и широкая, равно длинная и тонкая пика негодна для борющегося с конницей пехотинца;

в) Турфан никогда не был агрессивным государством, предпринимавшим далекие завоевательные походы, а большое количество тороков (пять) заставляет думать именно о длинных походах, связанных с добычей.

Итак, остаются только кочевники.

В этот период в Турфане господствовали тюрки и уйгуры. Чтобы выбрать между ними, мы должны сделать еще несколько замечаний:

а) униформа показывает, что это регулярное войско;

б) длинные стремена, удобные для рукопашного боя, свидетельствуют, что это тяжелая кавалерия;

в) отсутствие удил показывает, что не только люди, но и кони прошли специальную выучку;

г) обилие украшений говорит о состоятельности владельцев. Эти воины – горцы, что показывает форма седла и сбруи (нагрудники, подхвостники и дополнительная шлея). Следовательно, это была регулярная тяжелая конница, укомплектованная горцами. Такими не могли быть степняки-уйгуры, о коих мы читаем: «В сражениях не строятся в ряды; отделившейся толовой (головным отрядом) производят натиск. Вдруг выступают, вдруг отступают, постоянно сражаться не могут»[5, с. 249].

Не менее показателен разговор между тибетским полководцем Шан-Шацзяном и китайским послом Ли Юань-Дином, происходивший в 90-х годах IX в. «Уйгурия, – сказал Шан-Шацзян, – в сущности небольшое государство. Некогда я вел с ней войну и уже подходил к ее столице, когда неожиданная смерть государя потребовала моего возвращения на родину. В военном отношении эта держава не может считаться нашим соперником. Чем же объяснить то уважение, которое питает к ней императорское правительство?»

«Мы уважаем это государство за то, – отвечал китайский посол, – что оно свято блюдет договоры и не покушается на чужие земли»[4, ч. I, с. 221-222];[2, т. II, с. 347].

И в самом деле, вольнолюбивые уйгуры, отчаянно отстаивавшие свою самостоятельность от жуань-жуаней и тюрок, оказались неспособными создать хоть сколько-нибудь прочное государство, а раз нет государства, то не может быть и регулярной армии.

Все вышесказанное убеждает нас, что оригиналы наших статуэток уйгурами не были.

Мы полагаем, что они были тюрками, и в данном случае мы имеем возможность применить прямое доказательство. Первым доводом, говорящим в пользу этого предположения, является голубой цвет одной из лошадей, необъяснимый с позиций реалистического искусства, но вполне понятный, как символический. Голубой цвет был национальным и любимым цветом тюрок, и в орхонских надписях даже ко всему народу тюрок применяется эпитет «кок» – голубой[8, т. VI, с. 17]. Дальнейшая аргументация потребует привлечения материала из политической истории тюрок.

История тюрок начинается с 430-х годов VI в., когда в Китае впервые появилось посольство этого народа. Что-то заставило китайское правительство отнестись со вниманием к небольшому племени, затерянному в горах Алтая и подчиненному жуань-жуаньскому кагану. И действительно, история улыбнулась тюркам. В 546 г. Тумын покоряет уйгуров, действуя как вассал жуань-жуаньского кагана Анахуаня. Вслед за этим он поднимает восстание и наголову разбивает жуань-жуаней в 552 г. Анахуань кончает самоубийством, а остатки его орды, бежавшие в Китай, истреблены там в 556 г. В том же году удачным набегом разорено королевство Тогон, а к 560 г. покорены кидани и киргизы. Тюркские владения доходят до Желтого моря на востоке и Верхнего Енисея на западе. На юге, действуя в союзе с персами, тюрки сокрушают державу эфталитов в 563-567 гг. и доходят до Амударьи, а в 576 г. мы находим их осаждающими Боспор. Двумя набегами они принуждают империю Ци к уплате тяжелой и унизительной дани. В 582 г. Шэту-Шаболо-хан мог мобилизовать 400 000 стрелков[14, с. 362]. За какие-то 30 лет (одно поколение) небольшое алтайское племя стало гегемоном Азии. В дальнейшем Суйская династия, располагая средствами объединенного Китая и первоклассным лазутчиком в лице Чжан-Сун Шена, пользуясь распрями в среде тюрок и союзом с восставшими против тюрок племенами, не только не смогла подчинить Тюркский каганат, но сама пала под ударами основателей династии Тан: Ли-Юаня и Ли-Шимина, опиравшихся на союз с тюрками, в 618 г.

Что могло привести к таким успехам или, вернее, откуда взялись у тюрок силы для таких завоеваний? Это одна из загадок средневековой истории Центральной Азии. Не менее загадочен и другой факт: в 630 г. Восточно-Тюркская держава пала. Это тем более странно, что война 620-626 гг. была выиграна тюрками; дальше идут почти непрерывные успехи не Китая, а Танского правительства. В 641 г. разгромлено племя Се-Янто, сильнейшее из уйгурских племен. В 640 г. покорен Гаочан, а в 648 г. взята Куча. В результате войны 653-657 гг. Западно-Тюркская держава покоряется Танскому правительству и. вплоть до 70-х годов VII в. Китай является гегемоном Азии. Вдруг его сила куда-то исчезает, и тибетцы, тюрки, уйгуры и арабы лишают Танское правительство всякого влияния к северу от Великой Стены за целое столетие до того, как внутренние неурядицы повлекли разложение и крушение династии Тан.

Это – третья загадка, и мне кажется, что разобраться во всех этих загадках частично могут помочь наши всадники.

Возвращаясь к вопросу о принадлежности оригиналов наших статуэток, я укажу, что только одно войско в VI-VIII вв. соответствовало всем, отмеченным нами, положительным признакам, т. е, было тюркским по происхождению, горным, восточноазиатским по культуре, регулярным и совершавшим далекие походы.

Это – «фули» – «волки» китайских источников, непобедимая гвардия тюркских ханов. На вооружении их состояли: «роговые луки со свистящими стрелами, латы, копья, сабли и палаши. Знамена с золотой волчьей головой».

Термин «латы» – cuirasse (Жюльен) возбуждает сомнения, но китайское слово – «цзя означает вообще панцирь, а не только латы, причем в Цы-Юань (т. И, с 58) указывается, что в это понятие входят различные роды панцирного вооружения; характерно, что в этом описании упомянут панцирь, тогда как в описании уйгурского вооружения панцирь отсутствует[5, с.251] – Из этого следует, что тюркское войско отличалось от прочих кочевых не только наличием организованного ядра, но и техническим нововведением – тяжелой панцирной кавалерией. Чтобы разобраться в этом явлении, мы должны обратиться к тюркской доистории, т. е. к V в. В 439 г. один из пограничных кочевых князей Ашина бежал к жуань-жуаням и, поселившись по южную сторону Алтайских гор, добывал для них железо[5, с. 258]. С добыванием железа связаны и легенды о происхождении тюрок[5]. Железо в Центральную Азию до этого временя ввозилось из Китая и, может быть, Ирана и поэтому не имело широкого распространения. Китайский хронист не случайно подчеркнул металлургические способности тюрок. На наших статуэтках мы также наблюдаем металлический набор, в котором железо играет главную роль. Теперь становится понятно, какую грозную силу представляло технически оснащенное ядро тюркских войск. Сотни тысяч стрелков из лука не могли сделать того, что сделали несколько тысяч панцирных копьеносцев. Конечно, ни держава жуань-жуаней, представлявшая собой просто разросшуюся разбойничью банду, ни разрозненные и технически отсталые орды огоров, тюргешей, киргизов, киданей, ни миролюбивые китайские крестьяне, руководимые конфуцианскими философами[1], ни разложившиеся позднесасанидские войска не могли равняться с этой грозной, упорядоченной и рвавшейся к добыче армией. Это объясняет многое. Как только Тайцзун Ли-Шимин, будучи сам инородцем, сумел привлечь на свою сторону хотя бы часть этих солдат и противопоставить их другой части, преимущество перестало действовать, и Восточно-Тюркская держава пала (630 г.).

Насколько важно было для Тайцзуна удержать в своих рядах тюрок, видно из его политики по отношению к остаткам орды и кагану Ашине Сымо, которому, случайно раненному стрелой на охоте, сам император стал отсасывать кровь. Пока Танское правительство располагало тюркскими контингентами, оно побеждало повсюду, но как только недальновидная политика преемников Тайцзуна вызвала в 681 г. всеобщее восстание тюрок, то Танское правительство не нашло сил ни для подавления восстания, ни для продолжения агрессивной политики, ни для защиты собственных границ от возрастающего могущества тибетцев. Конечно, предприятие Кутлуга и Тоньюкука было обречено на гибель. За полтораста лет ситуация успела измениться. Появились арабы, активизировались тибетцы, сложился союз киданьских племен, и заклятые враги тюрок – уйгуры имели достаточно железного оружия, чтобы охранять свою независимость. Удивительно другое: что тюрки сумели продержаться 60 лет, прежде чем были разбиты и физически истреблены теми племенами, для которых они в продолжение двухсот лет были источником страха, оскорблений и обид. В огненных строках орхонских надписей отражена безнадежная, последняя борьба тюрок против всех, а об их страшном конце мы читаем в сухом изложении Тан-Шу. Тюркская орда жила и погибла, как волк, голову которого она несла на своих знаменах, не давая и не прося пощады[прим. 3].

Решив вопрос об этнической принадлежности наших статуэток, мы должны уточнить его как в смысле датировки, так и в смысле назначения в роли оригиналов и самих статуэток в условиях Турфана. В этом нам поможет его история в периоды Гаочанский и Китайский.

Турфанский оазис издавна был одним из крупнейших культурных центров Восточного Туркестана. Китайцы вели из-за него ожесточенную войну с гуянами и, одержав победу, основали там военную колонию Гаочан-лей[5, т.III, с. 149 и ниже]. В период смуты, после падения дома Хань, Китай потерял Восточный Туркестан, но большое количество китайцев осело на благодатных почвах Турфана. Полной самостоятельностью Гаочан не пользовался, последовательно подчиняясь жуань-жуаням, гаогюйцам, и, наконец, в 590 г. был завоеван тюрками. Однако это завоевание не означало прекращения местной династии. Тюрки лишь заставили гаочанцев принять в знак покорности тюркские обычаи и одежду[5, т.III]. Все это время в Гаочане боролись китаефильская и сепаратистская партии, причем последняя опиралась на кочевников. К концу VI в. значение Гаочана выросло настолько, что его владетель Бо-я был сыном дочери тюркского хана, т. е. был родственником знатнейшей азиатской династии. Бо-я, пользуясь ослаблением тюрок при ничтожном Цимин-хане, ориентировался на Китай, сам ездил в 609 г. к Ян-ди и получил от него в жены княжну из императорского дома. В 612 г. Бо-я произвел реформу, настолько важную для нас, что я полностью привожу текст его постановления: «Мы, до сего времени обитая в пустынных пределах, распускали волосы и носили левую полу наверху. Ныне дом Суй единодержавствует и вселенная соединена в одно царство. Я уже принял обычаи просвещенного народа: Подданным моим также надлежит расплести косы и уничтожить левую полу»[5, т.III, с. 157].

Этот указ показывает, что турфанцы носили косы, что подтверждается прямыми указаниями источников, использованных Иакинфом[5, т.III, с. 209] и Аурелем Стейном[17, т. II, с. 579], китайцы же складывали волосы на макушке[4, т. I, с. 232], а тюрки волосы распускали[5, т. I–II, с. 267]. Сам Бо-я, по-видимому, следовал моде своих сюзеренов-тюрок. Интерес этого указа для нас в том, что турфанцы в нашей коллекции изображены с китайской прической и левой полой наверху. Это было бы непонятно, если бы у того же Иакинфа мы не прочли, что, несмотря на указ, одежда изменена не была[5, т. III, 157]. Очевидно, дело ограничилось прической. Этот факт дает нам твердую нижнюю дату наших статуэток. Сочетания китайской прически и варварской одежды в Турфане до 612 г. быть не могло, тем более для местного или смешанного населения. Но, принимая эту дату за несомненную, я считаю возможным дать вероятное уточнение и потому продолжаю следить за ходом истории Турфана. При Вын-Тхае – преемнике и сыне Бо-я – сторонники низвергнутой династии Суй обосновались в Гаочане. Это, а также проект Тайцзуна изменить караванный путь в обход Гаочана и отложение в пользу Китая княжества Иву (Хами) заставили Гаочан переориентироваться на западных тюрок и втянуться в войну с Китаем. Она кончилась трагически. Несмотря на поддержку западных тюрок, Гаочан был взят и обращен в округ Си-Чжеу, просуществовавший до 782 или даже 789 г.[17, с. 580-581], когда весь Восточный Туркестан был занят уйгурами. 789 год можно считать аподиктической верхней датой, так как с этого времени там развиваются иные культуры – несторианское христианство, манихейство, тибетский буддизм и т. п. Для китайской культуры, а следовательно, и погребений китайского типа места не остается. Но, присмотревшись внимательнее, мы можем еще сузить период, в который были сделаны и похоронены наши статуэтки. Мы знаем, что китайцы клали в могилы фигуры рабов, слуг, наложниц и т. п. Но почему было нужно класть господ? Тюрки же до 640 г. были господами в Турфане. Вместе с тем фигуры воинов стоят в чрезвычайно почтительных позах, склонив головы, точь-в-точь как местные жители – несомненные слуги. Это гораздо более соответствует ситуации после 640 г, когда китайцы были в самом деле господами, а тюрки слугами.

Второе соображение заключается в том, что волчья голова, национальный мотив тюрок, отсутствует, а это опять-таки соответствует положению, что эти тюрки изображают вспомогательный контингент армии, а не ханских гвардейцев. На этих основаниях я считаю 640 год вероятной нижней датой.

Вероятной верхней датой я считал бы 681 год, когда все тюрки были охвачены удачно развивавшимся восстанием Кутлут-хана. Тогда, по словам орхонской надписи: тюркский народ стал врагом китайскому хану, говоря: «Зачем нам отдавать ему душу и силу?» Вряд ли после 681 г. у Танской империи могли сохраниться тюркские вспомогательные войска, за исключением западных тюрок, которые сохраняли верность Китаю до самой Таласской битвы 751 г., – вероятная верхняя дата для западных тюрок. Однако, учитывая, что западные и восточные тюрки были носителями одной культурной традиции и одного физического типа, мы не можем решить вопрос о том, кем были наши воины, без привлечения иного материала, а именно – аналогичных находок, которые могут дать нам возможность проблематического уточнения. Таким материалом послужит для нас отчет Стейна о раскопках кладбища в дер. Астана.