Танненберг

Танненберг

Письмо генерала фон Мольтке, в котором он просил меня явиться в ставку и сообщал о моем назначении начальником штаба 8-й армии, дислоцированной в Восточной Пруссии, я получил 22 августа в 9 часов утра в штаб-квартире 2-й армии, расположенной в тот момент на полпути между Вавром и Намюром.

Генерал фон Мольтке, в частности, писал: «Вам поручается новая трудная задача, пожалуй, потруднее, чем штурм Льежа. Я не знаю ни одного человека, к которому я испытывал бы такое доверие, как к вам. Быть может, вам еще удастся спасти положение на Востоке. Не сердитесь на меня за то, что отзываю вас с поста, когда вы уже приготовились к решающему сражению, которое, благодаря Божьей помощи, непременно увенчается успехом. Вы должны пойти на эту жертву ради Отечества. И наш кайзер взирает на вас с надеждой. Разумеется, вы не несете ответственности за случившееся, но с присущей вам энергией вы можете предотвратить худшее. Следуйте же зову родины, чрезвычайно почетному для любого солдата. Я не сомневаюсь: вы сумеете оправдать выраженное вам доверие».

Я узнал также, что на должность командующего 8-й армией прочили генерала фон Гинденбурга, но пока не было известно, где он находится и согласится ли принять командование.

Я гордился своим новым назначением, и меня воодушевляла возможность служить кайзеру, вооруженным силам и любимой родине на важнейшем участке фронта. Любовь к родине, верность кайзеру, сознание, что долг каждого – жить ради благополучия семьи и государства, мне прививали с раннего детства мои родители. Они не были богатыми людьми, мы жили экономно и скромно, но в нашей семье царила атмосфера гармонии и счастья. И отец и мать были всецело поглощены заботой о шестерых детях. И я от всего сердца благодарю своих родителей за все, что они для нас сделали.

В бытность мою молодым офицером я с трудом сводил концы с концами, однако это обстоятельство нисколько не влияло на мою жизнерадостность. Я проводил много времени в своей лейтенантской комнате за чтением книг и документов по общей и военной истории и географии, расширяя приобретенные еще в детстве познания в этих областях. Я гордился своим отечеством и его выдающимися людьми, боготворил великого Бисмарка, его страстную волю и неиссякаемую энергию. С присягой на верность я неразрывно связывал готовность к самопожертвованию. Углубляясь в историю Европы, я все больше убеждался в решающем значении сильных армии и флота для безопасности Германии, которая в прошлом неоднократно становилась полем ожесточенных и опустошительных сражений. Вместе с тем я познакомился с огромным вкладом моих соотечественников в мировую культуру, в прогрессивное развитие человечества, с заслугами королевской династии в деле формирования германского государства.

С переводом в 1904 г. в оперативный отдел Генерального штаба началась, собственно, моя служба на благо вооруженных сил. Под руководством генерала фон Мольтке я совершил множество инспекционных поездок и имел возможность вблизи взглянуть на различные аспекты большой войны.

Мой новый пост в качестве начальника штаба 8-й армии позволял доказать, насколько я способен на практике применить идеи великого военного теоретика генерал-фельдмаршала графа фон Шлиффена. О большем мечтать во время войны настоящий солдат и не мог. Было жаль, конечно, что я эту должность получил в тот момент, когда мое отечество попало в сложное положение, но моя душа, моя немецкая натура побуждали к конкретным действиям.

В 6 часов вечера я прибыл в Кобленц и немедленно явился к генералу фон Мольтке. Здесь я узнал подробности относительно положения дел на востоке. 20 августа в районе Гумбиннена 8-я армия атаковала Неманскую армию русских, которой командовал генерал Ренненкампф. Несмотря на некоторый первоначальный прогресс, наступление успеха не имело, и армия продолжала отходить на запад, готовясь очистить всю территорию восточнее Вислы. Защищаться продолжали лишь крепости. На южной границе Восточной Пруссии, восточнее Гильденбурга русская Наревская армия генерала Самсонова серьезно потеснила 20-й армейский корпус генерала фон Шольца. По моей инициативе командованию на востоке был спущен приказ, предписывавший: во-первых, 23 августа прекратить отход 8-й армии, во-вторых, 1-й армейский корпус, следовавший по железной дороге из Кёнигсберга в Гёслерсхаузен, направить в Эйлау и, в-третьих, собрать в ударную группу все доступные воинские части гарнизонов городов Торн, Кульм, Грауденц, Мариенбург, Штрасбург и Лаутенбург. Русским было не уйти от новых тяжелых боев.

Встретился я и с кайзером; он пребывал в хорошем настроении, говорил серьезно о положении на Восточном фронте и выражал сожаление, что враг оккупировал часть исконной германской земли. Со словами признательности его величество вручил мне орден «За заслуги». С гордостью и грустью я вспоминаю эту встречу.

Вечером в 9 часов я выехал специальным поездом из Кобленца на восток. Перед самым отъездом мне сообщили о согласии генерала фон Гинденбурга взять на себя командование 8-й армией. В 4 часа утра он сел в Ганновере в мой поезд, и я явился к нему, чтобы официально представиться; так состоялась наша первая встреча. Другие мнения и разговоры на этот счет – чистые выдумки. Я коротко доложил обстановку, и мы легли отдыхать.

В 2 часа пополудни 23 августа мы прибыли в Мариенбург, где нас ожидали представители армейского командования. Положение на фронте в полосе действия 8-й армии к тому времени уже изменилось: отход за Вислу был приостановлен. В Мариенбурге мы словно попали совсем в другой мир. После приподнятой атмосферы успешного наступления на Западе особенно ощущалась общая подавленность. Однако все быстро изменилось и настроение заметно поднялось. Сказывалась дружная работа штабного коллектива, о которой я уже упоминал в самом начале.

Решение о наступлении на Наревскую армию далось нам нелегко. Оно определялось главной задачей – победить, несмотря на превосходство русских в живой силе и техническом обеспечении, и принималось с расчетом на неповоротливость русского военного командования. Общий план операции формировался постепенно, в течение 24–26 августа.

Главный вопрос заключался в том, сумеем ли мы вывести из-под удара армии Ренненкампфа 1-й резервный и 17-й армейский корпуса и объединить с другими частями 8-й армии для совместного удара по Наревской (2-й) армии генерала Самсонова. Ренненкампф не воспользовался своим недавним успехом у Гумбиннена и слишком медленно продвигался вперед. Оба германских корпуса все-таки оторвались от неприятеля и повернули резко на юго-запад в тыл 2-й армии русских, наступавших от Найденбурга на Алленштейн. При этом тылы наших корпусов оказались незащищенными со стороны Неманской армии Ренненкампфа, находившейся на расстоянии двух или трех дневных переходов. И когда 27 августа началось сражение, продолжавшееся не один день, как в прежних войнах, а затянувшееся до 30 августа, все это время армия Ренненкампфа маячила на северо-востоке подобно грозовой туче. Стоило ему выступить, и мы были бы разбиты. Но Ренненкампф едва шевелился, и мы одержали блестящую победу. Немногим известно, с каким волнением и тревогой взирал я все эти долгие дни на Неманскую армию.

Чтобы использовать в полную силу возможности 17-го армейского и 1-го резервного корпусов, необходима была поддержка другой группы войск 8-й немецкой армии. Тяжелые дни пережил и 20-й армейский корпус. 23 августа он занимал высоты северо-восточнее Гильденбурга, развернувшись фронтом на юг, а противник наступал от Найденбурга, т. е. с юго-запада. И хотя генералу фон Шольцу удалось отбить вражескую атаку, ему пришлось все-таки отвести далеко назад свой левый фланг. Многочисленные передвижения, обременительные для германских воинских частей, имели и свою положительную сторону: русские уже чувствовали себя победителями и не верили в способность немцев к дальнейшему серьезному сопротивлению, не говоря уже о широком наступлении, и считали путь на территорию Германии восточнее Вислы свободным.

24 августа нам передали перехваченную радиограмму русских, в которой открытым текстом излагался план действий противника на ближайшие дни. Наревская армия маршировала своим правым флангом на Бишофсбург, а левым – на Ваплиц. Еще левее, уступом назад от Млавы через Зольдау, продвигался 1-й армейский корпус русских.

Южной ударной группе 8-й армии предстояло атаковать наступающие войска Наревской армии с запада. Хотелось бы также, обойдя Зольдау с юга, охватить и 1-й армейский корпус русских. Но на это не хватало сил, хотя соблазн был велик. В конце концов я предложил генералу фон Гинденбургу повести наступление 1-м армейским корпусом от Эйлау в направлении Монтово, а правым флангом 20-го армейского корпуса от Гильденбурга на Уздау и отбросить 1-й армейский корпус русских на юг за Зольдау. После чего нашему 1-му армейскому корпусу надлежало следовать в сторону Найденбурга, чтобы во взаимодействии с 17-м армейским корпусом и 1-м резервным корпусом окружить, по крайней мере, основную массу Наревской армии противника. Этим необходимо было пока ограничиться, если мы хотели выиграть сражение.

Не все прошло так гладко, как изложено выше. Наши войска были сильно измотаны и в ходе непрерывных боев понесли значительные потери. Передача приказов в воинские части была связана с большими трудностями. Кавалерийские разъезды противника подстерегали на каждом шагу. Не было уверенности, что враг даст нам достаточно времени осуществить наши оперативные замыслы.

Особенно мешали тысячи беженцев, тянувшихся за группой генерала фон Шольца. Передвигаясь пешком или на повозках, они заполонили все дороги и не отставали от войск. Внезапное отступление этой армейской группы имело бы печальные последствия как для беженцев, так и для воинских частей. Память сохранила много чрезвычайно грустных эпизодов.

Начало наступления на Уздау было запланировано на 4 часа утра 27 августа. Мы хотели непосредственно на месте проконтролировать взаимодействие 1-го и 20-го армейских корпусов. Но уже в момент выезда из Лёбау в Гильденбург нам сообщили радостную весть о падении Уздау. Я посчитал сражение выигранным, однако я ошибся. К сожалению, оказалось, что Уздау пока не взят. Захватить его удалось лишь ближе к полудню, что означало прорыв позиций Наревской армии на всю тактическую глубину. 1-й армейский корпус отбросил противника за Зольдау и устремился к Найденбургу.

Крайне утомленный 20-й армейский корпус действовал не столь успешно. Не удалось продвинуться вперед и на северном участке фронта. Не совсем довольные мы вернулись во второй половине дня в Лёбау. Вскоре поступило тревожное известие о разгроме 1-го армейского корпуса, будто бы жалкие остатки его прибыли в Монтово. С трудом верилось в правдивость информации. Как сообщил на наш запрос по телефону комендант тамошнего вокзала, в Монтово сосредотачивались части 1-го армейского корпуса. Как выяснилось позднее, действительно один батальон этого корпуса, попав в тяжелое положение, вынужден был отступить. Потом вновь вызвали волнение в большой спешке шедшие в тыл через Лёбау длинные обозы. Много всего наваливается порой на руководителя, он должен обладать крепкими нервами. Дилетант полагает: война – это чисто математическое уравнение с определенными величинами, но это совсем не так. Любое сражение требует огромного обоюдного напряжения физических и духовных сил, причем это дается еще труднее, если противник обладает численным превосходством. Война предполагает совместную работу с людьми различных характеров и собственных взглядов на вещи. Объединить их для общего дела можеет только железная воля руководителя.

Кто, не попробовав себя в роли командующего на войне, берется критиковать действие командного состава, должен сначала хорошенько изучить военную историю. А я, со своей стороны, пожелал бы этим людям самим хоть раз поуправлять крупным сражением. Испытав на себе все переживания и страхи, связанные с лихорадочно меняющейся обстановкой и тяжелым бременем личной ответственности, эти критиканы, безусловно, стали бы вести себя значительно скромнее. Для истинного солдата нет ничего почетнее и тяжелее, чем быть во главе целой армии или даже всего войска.

Поздно вечером в Лёбау поступило сообщение о том, что 1-й резервный корпус достиг Вартенбурга. Перед 17-м армейским корпусом находился 6-й армейский корпус русских, потерпевший поражение 26 августа близ Гросс-Вёссау и отступавший через Ортельсбург в район южнее Бишофсбурга. Преследовали его лишь отдельные части 17-го корпуса, а главные силы этого корпуса располагались 27 августа в окрестностях Менсгута.

28 августа 1-му армейскому корпусу нужно было занять Найденбург. Между тем он уже, не дожидаясь приказа, по собственному почину, повернул в этом направлении. 20-й армейский корпус продолжал наступление, начатое еще накануне; особенно быстро продвигалась 41-я пехотная дивизия. Атаковать Хоенштейн было поручено 1-й ландверской[3] дивизии. 1-й резервный и 17-й армейский корпуса, обезопасив себя от возможного удара русских со стороны Ортельсбурга, должны были сосредоточиться в районе Алленштейна – Пассенгейма.

Ранним утром 28 августа мы выехали в деревню Фрёгенау и остановились под открытым небом у ее восточной окраины. С 1-м армейским корпусом нас связывала тонкая ниточка полевого телефона, с другими воинскими соединениями связи вообще не было.

Первые сообщения с места боев не особенно радовали. И хотя Найденбург захватить удалось, атака 41-й пехотной дивизии на Ваплиц, предпринятая под покровом тумана, была с большими потерями отбита, и дивизия окопалась западнее этого города, в тревоге ожидая контратаки русских. По моему распоряжению к ней выехал в автомобиле штабной офицер связи, который нашел ее изрядно потрепанной. Ополченцы, воевавшие близ Мюлена, топтались на месте; это ставило под угрозу правый фланг 20-го армейского корпуса, вздумай противник перейти здесь объединенными силами в наступление. Тогда сражение могло затянуться, что позволило бы Ренненкампфу прийти на помощь 2-й (Наревской) армии Самсонова. Но против 41-й пехотной дивизии враг ничего не предпринял, и 1-я армия Ренненкампфа не тронулась с места.

После полудня обстановка еще больше изменилась в нашу пользу. Западнее Хоенштейна 3-я резервная и 37-я пехотная дивизии очистили от неприятеля значительную территорию, а Гольцевская ополченческая дивизия, спешно переброшенная из Шлезвиг-Гольштейна, вошла в Хоенштейн. Во вражеских позициях обозначились зияющие бреши. Генерал фон Гинденбург выехал со штабом в Мюлен. По дороге нам встретились нескончаемые колонны русских военнопленных, которые отправлялись в тыл под охраной. Производили они довольно неприглядное впечатление.

Вечером мы перебрались в Остероде. Уже не было никаких сомнений в том, что сражение мы выиграли. Но можно ли было считать это полным разгромом русских, мы еще не знали. Между тем 1-й армейский корпус получил приказ отправить сводный отряд в Вилленберг, туда же мы перебросили 17-й армейский корпус: нужно было лишить русских возможности к отступлению.

В течение ночи мы узнали подробности с мест боев. 13-й армейских корпус русских, продвинувшись от Алленштейна к Хоенштейну, серьезно потеснил ополченцев. Наш 1-й резервный корпус вышел в район Алленштейна и при дальнейшем движении замкнет кольцо вокруг 13-го корпуса противника и покончит с ним. В это же время 1-й и 17-й армейские корпуса отрежут пути отхода остальным частям противника.

29 августа в первой половине дня я решил отправиться в Хоенштейн, чтобы разобраться с ситуацией. Дорога пролегала через поле недавнего боя, и открывшаяся картина потрясла меня. Восточнее Хоенштейна сбились в одну кучу маршировавшие немецкие колонны и толпы русских военнопленных. С трудом удалось навести порядок.

Битва заканчивалась. 3-я резервная дивизия глубоко вклинилась в оборонительные порядки противника, достигла населенного пункта Мушакен, восточнее Найденбурга. Здесь неоднократно пытались вырваться из окружения отступавшие в панике русские. Особенно ожесточенные схватки происходили 30 августа, однако они уже не могли что-либо изменить в окончательном итоге сражения.

Генерал Самсонов застрелился. Пленные русские генералы были доставлены в Остероде и предстали перед генералом фон Гинденбургом. Цифры, касающиеся количества убитых, раненых, пленных и военной добычи, хорошо известны и многократно упоминались в соответствующей литературе. Широко распространявшиеся истории о том, что русских тысячами загоняли в непроходимые топи на верную гибель, – сплошное вранье. В той местности, где проходил заключительный акт трагедии, болот нет и в помине.

Так закончилась одна из самых блестящих военных операций в истории человечества. Войска, неделями терпевшие неудачи, совершили настоящий подвиг, покрывший славой не только командование и войска, каждого офицера и солдата, но в первую очередь нашу великую отчизну.

Германия и Австро-Венгрия ликовали, мир хранил молчание. По моему предложению эту Восточно-Прусскую операцию назвали «сражение при Танненберге» в память о Грюнвальдской битве (1410), когда немецкий Тевтонский орден потерпел сокрушительное поражение от объединенного литовско-польского войска.

Но по-настоящему радоваться великолепной победе я был не в состоянии: слишком велико было пережитое нервное напряжение, вызванное постоянной угрозой нападения со стороны армии Ренненкампфа. И все-таки мы страшно гордились своим свершением. Успех явился результатом удачного прорыва позиций неприятеля и его окружения, несгибаемой воли к победе и трезвого расчета.

В протестантской церкви Алленштейна генерал фон Гинденбург и я отслужили благодарственный молебен.

Меня наградили Железным крестом 2-го класса, которым я всегда гордился. Вспоминая Льеж и Танненберг, я по сей день испытываю глубокое удовлетворение. За долгие годы войны Железный крест 2-го класса несколько утратил свою былую ценность, что достойно сожаления, но вполне объяснимо. Тем не менее всякий, получивший заслуженно этот орден, должен, не стесняясь, с гордостью носить его.

Времени отдохнуть и хотя бы немножко расслабиться у меня не было. Требовалось готовить войска к дальнейшим походам. Только что окончив одно сражение, уже готовиться к следующему – задача нелегкая.

И хотя Ренненкампф – вероятно, под впечатлением разгрома Наревской армии Самсонова – и оттянул на несколько километров свои передовые части, он, судя по всему, не собирался покидать территорию между рекой Прегель и Мазурскими озерами. 8-й немецкой армии предстояло вновь вступить в бой и для этого сосредоточить все наличные силы. Для осуществления замысла с запада нам в подмогу были переброшены по железной дороге дополнительные воинские соединения, разгрузившиеся в районе Алленштейна – Эльбинга. В это время подразделения самой 8-й армии заняли исходные позиции на линии Вилленберг – Алленштейн. Немногочисленный заслон оставили близ Зольдау; этим подразделениям надлежало вторгнуться в Польшу с выходом к Млаве.

По окончании перегруппировки и сосредоточения войск намечалось атаковать позиции Ренненкампфа по всему фронту от Прегеля до Мазурских озер с охватом его левого фланга с юга. Войска нашего правого фланга должны были обезопасить армию со стороны Августова и Осовца, куда ожидалось прибытие вражеских войск. Объединенные силы 8-й армии наносили удары по позициям русских тремя группами: у Мазурских озер, восточнее Лётцена и в направлении Лыка.

Выдвижение войск на исходные рубежи началось 4 сентября. Уже 7 сентября перед сильно укрепленными позициями русских на линии Велау – Гердауен – Норденбург – Ангербург (между Прегелем и Мазурскими озерами) были сосредоточены Гвардейский резервный, 1-й резервный и 20-й армейский корпуса, которые согласно плану перешли в наступление через два дня. Развивалось оно для нас не очень благоприятно: русские беспрерывно контратаковали.

И восточнее Лётцена дела складывались поначалу не совсем удачно. 17-й армейский корпус, а также 1-я и 8-я кавалерийские дивизии, преодолев 8 и 9 сентября полосу внушительных укреплений, оказались в болотистой местности и резко замедлили продвижение вперед. 1-й армейский корпус, наносивший удар через Николайкен и Йоханесбург, пришлось восточнее цепочки озер повернуть резко на север, чтобы облегчить выгодное положение 17-го корпуса. 3-я резервная и Гольцевская ополченческая дивизии продолжали движение в общем направлении на Биаллу – Лык и уже 8 сентября натолкнулись на значительно превосходящие силы противника.

Эта новая операция 8-й армии была задумана необыкновенно смело. Ей противостояла более многочисленная Неманская (1-я) армия, включавшая 24 пехотные дивизии. В 8-й же армии насчитывалось всего 16 дивизий. Дивизии русских состояли из 16 батальонов, а немецкие – из 12. Кроме того, у противника в районе Осовца и Августова находилось в резерве от четырех до шести дивизий. В любой момент можно было ожидать вражеского контрудара против нашего правого фланга восточнее озер. Но и при таком соотношении сил мы вовсе не думали отказаться от своих планов наступления. На нашей стороне была лучшая военная выучка. Танненберг обеспечил нам солидное преимущество.

Ранним утром 10 сентября поступило чрезвычайно обнадеживающее известие: севернее Гердауена, в полосе действий 1-го резервного корпуса, противник отошел с занимаемых позиций. Легко можно себе представить охватившую нас радость. Слов нет, крупный успех, хотя и не окончательный. Русская армия еще не была разбита. Теперь нужно было энергично, по пятам, преследовать отходящие русские войска и в тесном взаимодействии с собственными частями навязывать им прямые столкновения. В то же время нашему правому флангу надлежало, двигаясь к дороге Вирбаллен – Ровно, охватить противника с юга; мы намеревались прижать его к Неману. Вместе с тем нельзя было сбрасывать со счетов, что Ренненкампф все еще был способен во взаимодействии с прибывшими с юга подкреплениями нанести контрудар в любом стратегическом направлении. Линия наших боевых порядков была повсюду слишком тонкая, хотя обеим северным группам, до тех пор разделенным Мазурскими озерами, теперь удалось соединиться. Между тем на всех участках растянутого фронта продолжала сохраняться довольно напряженная обстановка.

События развивались не совсем так, как я ожидал. Друзья и враги – все перемешалось. Случалось, свои стреляли по своим. Отдельные подразделения шли отчаянно напролом, не дожидаясь поддержки соседей.

И все-таки командный состав 8-й армии великолепно зарекомендовал себя. За четыре дня германские войска, сражаясь и напрягая все силы, прошли победным маршем более 100 километров. Наше неотступное преследование, сопряженное с постоянными фланговыми охватами, совершенно измотало русскую армию, и она ушла за Неман обескровленной. В ближайшие недели ее можно было уже не брать в расчет как полноценную боевую единицу, по крайней мере до тех пор, пока русские не доставят ей свежее пополнение.

Результат этого сражения не был столь впечатляющим, как битва у Танненберга. Окружить противника не удалось, он успел отойти, и бои свелись к фронтальным и фланговым столкновениям далеко за пределами границы у Вирбаллена. А в этот момент на южном участке фронта, в районе Сувалок, Августова и Осовца, схватки продолжались с неослабевающей силой. У Танненберга мы захватили свыше 90 тысяч военнопленных, здесь же – всего 45 тысяч.

Второе сражение не получило того признания, какое оно по праву заслуживает, хотя, широко задуманное и планомерно осуществленное против более мощного противника, оно было чревато многими опасностями. Однако неприятель не использовал всей своей силы и, не приняв решающего боя, начал поспешное отступление, превратившееся под нашим постоянным давлением в беспорядочное бегство.

При движении 8-й армии из района Алленштейна в глубь вражеской территории армейское командование следовало непосредственно за своими воинскими частями. Я неизменно старался поддерживать самый тесный контакт с войсками и командирами всех рангов. Это, помимо прочего, обуславливалось необходимостью оперативно управлять действиями отдельных войсковых подразделений и иметь с ними надежную связь; ведь технические средства коммуникаций были еще очень несовершенны. Телефонная сеть в Восточной Пруссии была тогда еще недостаточно развита. Обслуживающий персонал частично покинул свои рабочие места. Только соединения кавалерии и командование армии располагали нужной радиоаппаратурой. Поэтому мне волей-неволей приходилось самому мотаться по воинским частям в автомобиле и рассылать повсюду штабных офицеров. Немногие имеющиеся у нас самолеты были мне нужны для воздушной разведки, использовать их для передачи сообщений я себе позволить не мог. Невзирая на скудость средств связи, нам все-таки удавалось быть постоянно в курсе событий и своевременно доводить до сведения полевых командиров распоряжения главного командования. Я нередко лично подбадривал людей и вмешивался в дела, если это казалось мне необходимым для успеха операции.

В ходе сражения нам пришлось сменить несколько штаб-квартир. В Норденбурге мы впервые попали в помещение, которое длительное время занимали русские. Грязь кругом была просто невообразимая. Мы также имели возможность подробно осмотреть долговременные окопы русских, и наши сердца наполнились благодарностью Всевышнему за то, что не пришлось брать их штурмом: они стоили бы нам много крови. Пребывание неприятельской армии в Восточной Пруссии обошлось ее жителям недешево, и мы гордились своим участием в освобождении исконно немецкой территории от врага. Ликование и благодарность населения не знали границ. Не для того культивировалась наша земля, чтобы плодами трудов наших предков пользовались чужеземцы. Избави Бог нас от такой напасти.

14 сентября мы были уже в Инстербурге, преисполненные сознанием блестящей победы и крупного успеха. Тем неожиданнее был для меня приказ о моем переводе в Бреслау в качестве начальника штаба вновь создаваемой Южной армии под командованием генерала фон Шуберта.

А обстановка в Галиции тем временем резко ухудшилась. Огромные силы русских навалились на австро-венгерские армии и в конце августа наголову разбили их западнее и восточнее Львова. Теперь эти армии с большими потерями отошли за реку Сан. Стала реальной угроза вторжения противника в Моравию, а затем и в Верхнюю Силезию. Терпящих бедствие австро-венгров срочно требовалось уберечь от полного уничтожения.

В приказе, полученном мною в Инстербурге, говорилось, между прочим, и о том, что два армейских корпуса 8-й армии должны влиться во вновь формируемую в Верхней Силезии так называемую Южную армию. Все это походило на оборонительные меры. Но этого было недостаточно для мало-мальски приемлемого восстановления положения в Галиции. Нельзя было ограничиваться лишь пассивной обороной, следовало активно действовать. Поэтому в телефонном разговоре с главным командованием сухопутных войск я сразу же предложил главные силы 8-й армии под командованием только что произведенного генерал-полковника фон Гинденбурга перебросить в Верхнюю Силезию и Польшу. Для защиты же Восточной Пруссии – если вдруг русским вновь вздумается со свежими силами вторгнуться на эту многострадальную землю – можно оставить некоторые боеспособные армейские подразделения.

Генерал фон Мольтке пообещал изучить мое предложение и информировал меня со своей стороны о ситуации на Западном фронте. До тех пор мы пользовались только слухами. По словам Мольтке, германское наступление потерпело неудачу. Был отдан приказ об отходе с Марны, обоснованно или нет – установить ни тогда, ни после я не смог. Война, мол, затягивается и потребует от Германии мобилизации всех сил; все должно быть подчинено ее нуждам… То был мой последний официальный телефонный разговор с этим действительно выдающимся человеком. С этого момента общее руководство военными операциями перешло к военному министру генералу фон Фалькенхайну.

Вечером 14 сентября я распрощался с генерал-полковником фон Гинденбургом и моими коллегами. Мне было грустно расставаться с теми, с кем участвовал в двух крупных и успешных сражениях. Генерал фон Гинденбург неизменно одобрял мои предложения и охотно скреплял их своей подписью. Между нами, мыслившими в унисон, сложились прекрасные отношения взаимного доверия. В штабе царила атмосфера единодушия по всем вопросам ведения войны.

Рано утром 15 сентября я в автомобиле покинул Инстербург и через Грауденц и Торн проследовал в Бреслау, пребывая в полном неведении относительно моей новой служебной деятельности, которая, по моим представлениям, должна была существенно отличаться от прежней, но быть не менее важной и разносторонней.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.