«БЕЛАЯ ВОРОНА» В СТАЕ ХИЩНИКОВ

«БЕЛАЯ ВОРОНА» В СТАЕ ХИЩНИКОВ

Таким оказался заместитель Председателя Верховного суда Таджикской ССР М. Раджабеков. И вот почему.

С конца 50-х годов вал беззакония в отношении узников тюремных психиатрических больниц МВД СССР нарастал. В сентябре 1957 года заместитель прокурора Таджикской ССР А. Васильев сообщил начальнику отдела по надзору за местами лишения свободы Прокуратуры СССР Г. Цвырко о том, что в отношении поступающих в Казанскую ТПБ на принудительное лечение душевнобольных, совершивших государственные преступления в невменяемом виде, нарушается принятое законодательство, то есть судебными органами не рассматривается вопрос о прекращении или приостановлении против них судебных дел. Суды одновременно принимают решения об освобождении душевнобольных из-под стражи и этапировании их в ТПБ. Но такие определения судов невыполнимы, поскольку ТПБ охраняются вооруженной стражей. «Потому судебные органы вынуждены часто изменять эти определения или по протесту прокуроров или по представлению мест лишения свободы. Прошу вас поставить вопрос перед Верхсудом СССР и даче всем судам соответствующих указаний».

Подобное беззаконие не могло не вызвать возмущения честных судей. А такие, как ни странно, в те времена еще были.

И вот М. Раджабеков 22 марта 1958 года отписал секретарю ЦК КПСС товарищу Брежневу Л. И. (еще без формулировки «лично») следующее:

«Я — коммунист, работающий в судебных органах, считаю своим долгом доложить и просить Вашего указания о разрешении вопроса, имеющего принципиальное и важное значение в практической деятельности органов суда, прокуратуры, МВД и Минздрава СССР — по соблюдению ими социалистической законности». И далее, просветив секретаря ЦК КПСС об основах законодательства, касающихся душевнобольных, совершивших государственные преступления, он обращает внимание Леонида Ильича на то, что «во многих случаях больные правонарушители вместо направления их на принудительное лечение в лечебные учреждения Минздрава СССР направляются в так называемые тюремные больницы МВД без освобождения из-под стражи, где они по существу отбывают бессрочное тюремное заключение».

М. Раджабеков сообщает, что в 1956 году комиссией Президиума Верховного Совета СССР были выявлены факты содержания душевнобольных под стражей в Казанской ТПБ и по протесту Генерального прокурора Верховный суд СССР освободил этих лиц из-под стражи, но юридически положение исправлено не было.

М. Раджабеков присовокупил к своему посланию два определения Верховного суда Таджикской ССР по делу заключенного НИГМАТОВА МАХМАДУЛЛО, принятых с интервалом в три месяца.

Лицемерие и феноменальная беспринципность этих творений советской Фемиды поражает воображение.

Из определения судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда ТАССР:

«…27 сентября 1956 г., рассмотрев вопрос о дополнении определения судебной коллегии по уголовным делам от 21 августа 1956 г. по делу НИГМАТОВА М. — УСТАНОВИЛА:

НИГМАТОВ М., 1924 г. рождения, таджик, уроженец кишлака Нишерен Гармского района Таджикской ССР, привлеченный к уголовной ответственности по ст. 61, ч. 1 УК Таджикской ССР (ст. 58 УК РСФСР), на основании заключения стационарной судебно-психиатрической экспертизы о его невменяемости направлен на принудительное лечение в соединении с изоляцией в Казанскую ТПБ.

Однако в определении от 21 августа 1956 г. не указано, какой конкретно вид принудительного лечения следует применить в отношении Нигматова и при вынесении этого определения судом не разрешен вопрос об освобождении Нигматова из-под стражи ввиду прекращения о нем дела, в связи с чем при исполнении определения возникли трудности.

Учитывая изложенное, судебная коллегия по уголовным делам, руководствуясь ст. 141 УПК ТССР (таджикские служители Фемиды умудряются в сем неправедном суде еще ссылаться на статьи законодательства!!) — определила:

исходя из заключения судебно-психиатрической экспертизы и степени опасности Нигматова для общества, считать его подлежащим направлению на принудительное лечение в специальное психиатрическое лечебное учреждение МВД.

Из-под стражи Нигматова М. освободить».

Читатель думает, что дело таджикского политзаключенного благополучно завершилось? Ничего подобного.

Из определения судебной коллегии по уголовным делам верховного суда ТССР:

«…18 декабря 1956 г., рассмотрев вопрос о дополнении определения судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда ТССР от 27 сентября 1956 г. по делу НИГМАТОВА МАХМАДУЛЛО, — УСТАНОВИЛА:

определением судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда ТССР на основании заключения стационарной судебно-психиатрической экспертизы от 21 мая 1956 г. признан невменяемым и направлен на принудительное лечение с изоляцией в специальное психиатрическое лечебное учреждение МВД СССР. Уголовное дело в отношении Нигматова прекращено с освобождением его из-под стражи.

В связи с разъяснением того, что содержание психически больных на принудительном лечении с изоляцией в тюремных лечебницах МВД СССР практически есть содержание их под стражей — указание в определении от 27 сентября 1956 г. является по существу неправильным.

На основании изложенного, руководствуясь ст. 141 УПК ТССР (удивительно гибкая для применения статья УПК!), судебная коллегия — определила:

Во изменение определения судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда ТССР от 27 сентября 1956 г. Нигматова М. считать содержащимся под стражей.

Направить Нигматова на принудительное лечение с изоляцией в специальное психиатрическое лечебное учреждение МВД СССР».

В таких случаях говорят: спокойнее, возьмем себя в руки и разберемся во всем с точки зрения классической логики.

Первым определением от 27 сентября 1956 года таджикские советские судьи Нигматова из-под стражи освобождают, но как опасного государственного преступника (естественно, душевнобольного) направляют в тюремную психиатрическую больницу.

Поскольку Нигматов невменяем, то его, согласно закону, не должны заточать в психиатрическую больницу МВД со стражей; его прямая дорога только в гражданскую психиатрическую лечебницу. Казалось бы, те же судьи должны были бы исправить свою ошибку. Но 18 сентября того же года они вновь выносят вердикт о заточении Нигматова в тюремную психиатрическую больницу, а поскольку там все сидят под стражей, то считать, не мудрствуя лукаво, Нигматова находящимся под стражей.

Что же получается? Если Нигматов под стражей в КТПБ, значит, он чудодейственно излечился от душевного недуга? Но ведь согласно определению судебной коллегии он душевнобольной!

Все гораздо проще. Судьям важно было соблюсти формальное соответствие статьям УК о преступлениях, совершенных в состоянии невменяемости, только на бумаге, а действительно ли заключенный психически болен или здоров — это их не волновало.

А самое-то грустное и трагическое заключалось в том, что таджик Нигматов был нормальным человеком; просто выпала ему суровая доля из-за антисоветских взглядов.

А М. Раджабеков только казался «белой вороной». Жалости к людям, ставшим на путь борьбы с советским государством, он не испытывал. Ему важно было привести в соответствие с советским законодательством несколько выбившуюся из правовой колеи практику оформления изоляции душевнобольных преступников.

М. Раджабеков ответ из Москвы получил, но не от Леонида Ильича, о от заместителя председателя Верховного Совета СССР Л. Смирнова. Ответ по существу индифферентный, сводящийся к тому, что Раджабеков во всем прав и что в подготавливаемых новых проектах УК и УПК порядок применения судами мер медицинского характера будет более обстоятельно регламентирован.

Забегая вперед, скажем: ничего подобного не произошло. И душевнобольные, и люди в здравом уме при полном забвении советскими судами законодательства год за годом обретались в тюремных психиатрических больницах МВД СССР под стражей: первые этой особенности не понимали, а вторые воспринимали как одну из нелепостей советского государственного строя.