Автономия союзников

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Автономия союзников

Как мы уже показали выше, спартанский царь Клеомен I в 506/5 г. призвал войска союзных городов отправиться в поход против Аттики. Эта экспедиция - первый засвидетельствованный пример деятельности Пелопоннесской лиги. До нее Спарта, вероятно, никогда не испытывала оппозиции со стороны большинства. Однако на сей раз союзники под руководством Коринфа и второго царя Демарата отказались от наступления, и отдельные контингенты вернулись домой. Так был поставлен предел самоуправству Спарты и покончено с обычной для нее практикой планировать и осуществлять совместные военные предприятия без предварительного согласия союзников. Другими словами, союзники Спарты "в рабочем порядке" отстояли свое коллективное право вето (Her. V, 76). Это показывает, что Спарте не удалось полностью воссоздать в масштабах Пелопоннеса ту же модель отношений с союзными общинами, какая у нее сложилась внутри Лаконии. В дальнейшем Спарте пришлось считаться с желаниями союзников и учитывать их мнения. Так, когда Клеомен надумал восстановить власть изгнанного тирана Гиппия, он столкнулся с сильной оппозицией коринфян и вынужден был уступить (Her. V, 92). Этот инцидент показывает, что союзники, если их возглавляли коринфяне, имели возможность критиковать спартанские планы и влиять на принятие окончательных решений. "Аристократические генералы Пелопоннесской лиги", как их называет Дж. Хаксли, сумели воспрепятствовать восстановлению тирании в Афинах, сама мысль о которой была им отвратительна[006_71].

По мнению некоторых исследователей, члены союза были принципиально во всех отношениях независимы[006_72]. В качестве доказательства их независимости В. Шван, автор статьи "Симмахия" в "Реальной энциклопедии", ссылается на то, что некоторые из спартанских союзников, например, Элида сами имели подчиненные им общины.

Отчасти это верно. Принадлежность к Пелопоннесскому союзу не означала для его членов отказа от самостоятельной политики. Спарта не могла даже воздействовать на соседнюю Тегею, которая стала прибежищем для спартанских изгнанников. Там, например, в течение многих лет скрывались спартанские цари Леотихид и Павсаний, приговоренные у себя дома к смертной казни (Paus. III, 7, 9 (Леотихид); Xen. Hell. III, 5, 25-6; Diod. XIV, 89, 1; Plut. Lys. 28-29 (Павсаний)).

Но вряд ли можно говорить о полной независимости государств, входящих в состав Пелопоннесской лиги. Акценты скорее надо расставить иначе: спартанская гегемония не была безграничной, потому что ей противостояла автономия[006_73] союзников[006_74].

У Фукидида (V, 77,5-6) в договоре между Спартой и Аргосом, который, бесспорно, является подлинным документом[006_75], прокламировалась общая идея, лежащая в основе отношений между Спартой и ее союзниками: "Города же в Пелопоннесе, большие и малые, должны быть все независимы, по обычаям предков (ta;" de; povlia" ta;" ejn Peloponnavsw/ kai; mikra;" kai; megavla" aujtonovmou" eimen pavsa" katta; pavtria). Если какой-нибудь город вне Пелопоннеса пойдет со злым умыслом на пелопоннесскую землю, то обе стороны должны, договорившись, принять те меры, чтобы отразить врага, какие признают наиболее справедливыми пелопоннесцы".

Данная прокламация в целом совпадала с реальностью. До 404 г. степень независимости союзников от Спарты была весьма высокой и распространялась в том числе и на внешнюю политику. У Спарты было не много возможностей заставить своих союзников выполнять их союзные обязательства, если они того не желали. Так, в 428 г., несмотря на предписание спартанцев явиться на сборный пункт на Истме для вторжения в Аттику, союзники собирались медленно. Ибо они, как сообщает Фукидид, "были заняты сбором урожая и не проявляли желания воевать" (III, 15, 2).

Лишенная каких-либо значительных государственных средств, не имеющая флота и испытывающая большой недостаток в людских ресурсах, Спарта в большой степени зависела от доброй воли своих пелопоннесских союзников. Мы не знаем примеров того, чтобы Спарта насильно их заставляла принимать участие в военных кампаниях. В обращении со своими союзниками Спарта могла только просить, но не приказывать (случайно или нет, но Фукидид, говоря о сборе союзников, нигде не употребляет глаголов, бесспорно означающих приказ). Правда, степень независимости членов Пелопоннесского союза от Спарты была неодинаковой до и после Пелопоннесской войны. Превратившись в имперское государство, Спарта изменила свое отношение и к прежним союзникам.

Автономия городов, входивших в Пелопонесскую лигу, обнаруживается главным образом в том, что они, как это следует из источников, могли вполне самостоятельно вести войны с любыми государствами, включая членов союза (Thuc. I, 103; IV, 134; VI, 88). Так, например, в 423 г. имел место вооруженный конфликт между двумя крупнейшими общинами Аркадии Тегеей и Мантинеей, причем у обоих государств были собственные союзники. Спарта осталась в стороне от этого локального конфликта и никак на него не прореагировала (Thuc. IV, 134).

Фукидид, характеризуя тип отношений между Спартой и ее союзниками до Пелопоннесской войны, среди прочего обращает внимание и на то, что "стоя во главе союзников, лакедемоняне не заставляли их платить подати, но заботились лишь о том, чтобы у тех была всегда выгодная для лакедемонян олигархическая форма правления" (Thuc. I, 19). У современников сложилось стереотипное представление о Спарте как о государстве, которое насаждало в союзных городах олигархическую форму правления. В принципе это верно. Но кроме прокламации своих политических пристрастий нет ни одного факта военного вмешательства Спарты во внутренние конфликты союзных полисов с момента создания союза и вплоть до начала Пелопоннесской войны. И наоборот, есть факты, свидетельствующие о противоположном. Ради сохранения хороших отношений с союзниками спартанцы - вопреки своим принципам (Thuc. I, 19; 76, 1; V, 81, 2) - иногда закрывали глаза даже на то, что в некоторых союзных общинах к власти пришли демократы. К примеру, они не предприняли никаких усилий по уничтожению демократических режимов в Элиде и Мантинее, установившихся там в первые десятилетия V в. (для Элиды - Arist. fr. 492 Rose3; Diod. XI, 54, 1; для Мантинеи - Arist. Pol. VI, 2, 2, 1318 b).

Правда, здесь нужно учитывать следующий момент: большинство полисов, входящих в Пелопоннесский союз, имели олигархическую форму правления. Демократии же, против которых спартанцы не возражали (в Элиде и Мантинее), скорее были таковыми только по названию и имели мало общего с радикальной афинской демократией. В свое время Полибий, хваля устройство Ахейского союза, назовет такую демократию "истинной" (dhmokrativa ajlhqinhv), что в его устах означало, конечно, умеренную демократию (II, 38, 6)[006_76].

Однако Спарта все же пыталась бороться с анархией союзников, в том числе и с помощью норм международного права. Так, в 418 г. при заключении мирного договора с Аргосом она включила в него пункт, согласно которому свои взаимные распри члены Пелопоннесского союза должны решать мирным путем, приглашая в качестве третейских судей города, не замешанные в их споре (Thuc. V, 79, 4). Включение подобного пункта в договор с Аргосом - свидетельство сознательных усилий Спарты, направленных на создание правовой базы, регулирующей поведение союзников между собой. Спарта не имела права приказывать что-либо своим союзникам, но она могла воздействовать на их религиозные чувства и правовое сознание, ссылаясь на общие для греков международные обычая и заветы отцов. Себя она, разумеется, мыслила в качестве высшего арбитра в подобных спорах. И действительно, при разборе тяжб между союзниками верховное право суда принадлежало Спарте (Thuc. V, 31, 2-3).

Уже в ходе Пелопоннесской войны Спарта начала вмешиваться во внутренние дела своих союзников и насильственным путем устанавливать там олигархии. Так, рассказывая о событиях 417 г., Фукидид сообщает следующее: "Сначала лакедемоняне одни пришли в Cикион и установили там еще более удобное для них олигархическое правление, а потом оба союзника вместе покончили с демократией и в самом Аргосе, заменив ее дружественной лакедемонянам олигархией" (V, 81, 2). Насильственное установление в Сикионе олигархического правления - первый случай откровенного вмешательства Спарты во внутренние дела союзных полисов.

Следует, однако, заметить, что Пелопоннесская война, по многим параметрам оказавшаяся поворотным пунктом для всех греков, явилась своеобразным водоразделом и в отношении Спарты к своим союзникам. Уже в ходе войны Спарта постепенно усиливала давление на последних, а по окончании Пелопоннесской войны это давление только усилилось. Спарта, почувствовав себя империей, пыталась обращаться со своими союзниками как с подданными и с позиции силы диктовать им новые правила игры (например, расправа с Флиунтом в 379 г. - Xen. Hell. V, 3, 25). В 378 г. спартанцы решительно вмешались в войну между двумя маленькими аркадскими городами Орхоменом и Клитором: спартанский царь Агесилай просто увел наемников из-под Клитора и приказал орхоменянам воздержаться от войны, пока продолжается его собственная военная кампания (Xen. Hell. V, 4, 36-37).

Попытка Спарты распространить на собственных союзников новые имперские институты типа гармостов и фороса привела в конце концов к распаду Пелопоннесского союза.