Глава 16 Заложники мира

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 16

Заложники мира

Война между Францией и Испанией затянулась слишком надолго, вымотав силы обоих государств. Чувствуя, что время его уходит, Мазарини всеми доступными средствами добивался заключения мира. Скрепить который должна была свадьба между Людовиком XIV и испанской инфантой Марией-Терезией. С этим однако возникали проблемы…

Мазарини давно ратовал за союз с Испанией, еще в 1646 году, но именно в тот год случилось несчастье, — умер единственный сын испанского короля Филиппа IV, шестнадцатилетний наследник престола Бальтазар-Карлос, и Мария-Терезия оставалась единственным законным ребенком короля, о том, чтобы выдать ее замуж во Францию, не могло быть и речи.

К тому времени Елизавета Бурбонская, супруга Филиппа IV, скончалась, и ему срочно пришлось искать невесту, чтобы снова озаботиться воспроизведением на свет наследника престола. Недолго думая Филипп выбрал в жены невесту своего умершего сына — Марианну Австрийскую, бывшую его родной племянницей. Ему к тому времени было 42 года, а девочке только 13 лет. Впрочем, к моменту брачной церемонии, состоявшейся осенью 1649 года, ей уже исполнилось 15 лет.

Марианна исправно рожала детишек, но все они появлялись на свет слабенькими. Возможно, причина была в том, что из-за большого количества кровнородственных браков среди Габсбургов в генетическом отношении это супружество уже являлось инцестом, — как если бы Филипп женился на родной сестре. Более-менее жизнеспособным ребенком оказалась только старшая девочка Маргарита-Тереза, родившаяся в 1651 году и даже успевшая выйти замуж за императора Священной Римской империи Леопольда I, но и она умерла в возрасте 22 лет. Родившийся же в 1657 году долгожданной наследник Фелиппе Просперо совсем не внушал оптимизма состоянием своего здоровья, но к 1659 году он был более-менее здоров, и имелся шанс, что выживет. Так что, на сей раз, мирные переговоры могли пройти успешно.

В тяжелой болезни, поразившей Людовика в 1658 году, — той самой, когда за ним так преданно ухаживала Мария Манчини, — придворные усмотрели какой-то мистический знак, решив, что это предупреждение о том, что пора бы заканчивать войну.

«Болезнь истолковывали как проявление воли Господа, требовавшего мира, — писал на родину венецианский посол, — И королева-мать этим была так взволновала, а кардинал так напуган, что все не колеблясь поверили, что королева-мать тайно поклялась сделать все, что в ее силах, чтобы привести страну к миру».

Мазарини с удвоенной энергией занялся тем, чтобы заключить соглашение как можно быстрее. Он даже пошел на хитрость: сделал вид, что французский король уже не так уж жаждет связать себя узами брака с испанской принцессой и выбрал себе другую невесту, — Маргариту Савойскую.

В ноябре 1658 года королевский кортеж отправился в Лион на встречу с принцессой Савойской. «Эта Маргарита, хотя и со смуглым цветом кожи, была хорошо сложена и приятной наружности, самая скромная и самая загадочная личность во всем мире, у которой для каждого было вежливое и ласковое обращение, — пишет Франсуа Блюш. — Короче, она была создана для Людовика XIV. Достаточно приятная, чтобы пробудить его чувства, достаточно остроумная, чтобы его развлечь».

И действительно, принцесса Савойская весьма понравилась королю. Возможно, их брак был бы удачным, — гораздо удачнее, чем брак с Марией-Терезией. Но, увы, ему не суждено было случиться.

Узнав о переговорах в Лионе, Филипп IV возмутился до глубины души и воскликнул: «Этого не может быть и не будет!» И тут же в Лион отправился испанский посол маркиз де Пиматель, с предложением руки инфанты. Конечно, Мазарини тут же принял его. Перед принцессой Савойской извинились, ей были вручены дары, и она отправилась восвояси.

И как только двор возвратился в Париж, — то есть примерно в середине января 1659 года, начались долгие и мучительные переговоры о мирном соглашении и бракосочетании Людовика XIV с Марией-Терезией.

«Пиренейский мир» был подписан 7 ноября 1659 года.

Сразу же после этого Людовик XIV отправил в Мадрид маршала де Грамона, официально просить руки испанской инфанты. При королевском дворе он был принят с большими почестями и удостоился аудиенции у Филиппа IV и Марии-Терезии, которой торжественно вручил послание жениха.

Король Испании и инфанта произвели на французского маршала неизгладимое впечатление.

Жорж Ленотр в книге «Повседневная жизнь Версаля при королях» пишет: «Во время аудиенции, двигаясь по бесконечной анфиладе залов средь расступившейся молчаливой толпы, он достиг того святилища, где под золотым балдахином стоял Филипп IV, весь в черном, бледный до голубизны и неподвижный как статуя; даже его глаза смотрели в одну точку без всякого выражения, будто стеклянные. Страшное желудочное заболевание позволяло ему принимать в пищу только женское молоко; поэтому он принужден был держать кормилицу, которая питала его четырежды в день. Он ничего не произнес на любезность посла, которого провели затем в другой приемный зал.

Здесь, стоя на подмостках, перед ним предстали королева и инфанта, обе столь раскрашенные, столь стиснутые арматурой корсетов, огромными фижмами и ошейниками воротников, в которых утопали их щеки, что при виде этих восковых фигур де Грамон смутился и не сказал ни слова, ограничившись лишь тем, что поцеловал края их юбок. Он успел только заметить, что у инфанты, кажется, прекрасные волосы, голубые глаза и полные губы. К тому же она не знала ни слова по-французски, а точнее, подчиняясь зверскому испанскому этикету, не говорила вообще. Кроме отца и исповедника к ней никогда не приближался ни один мужчина. Ее развлечения состояли из карт, посещений церковных служб, монастырей и время от времени присутствия на аутодафе…

В ходе второй аудиенции посол тщетно пытался вырвать у нее ласковое словечко о будущем муже; бесцветным голосом она произнесла: «Скажите королеве-матери, что я полностью в ее распоряжении». Де Грамон позволил себе настаивать, ему хотелось услышать что-нибудь более сердечное, но кукла повторила: «Передайте королеве-матери, что я вся к ее услугам»».

Де Грамон немного сумел рассказать сюзерену о его невесте, увидеть ее до венчания он тоже никак не мог, но Людовика это мало огорчало. Он не женился на женщине, он готовился скрепить союз между государствами, жертвовал собой на благо Франции, так какая разница, что представляла собой испанская инфанта. Выбора он все равно не имел, поэтому ему было все равно.

Мария-Терезия Австрийская была ровесницей Людовика, между днями их рождения была разница всего в пять дней, — она появилась на свет 10 сентября 1638 года. О ее детстве и юности мало что известно, ясно лишь то, что ее жизнь была скучной и однообразной, упорядоченной гораздо более жестко, чем жизнь принцесс при французском или английском дворе. Испания воевала, переживала внутренние конфликты, ее былое могущество рассыпалось на глазах, до маленькой инфанты доходили лишь отдаленные отголоски всех этих событий. У нее была своя миссия, которую ей предстояло исполнить со всем возможным старанием. Больше ничего не имело значения.

— Дочь моя, Испания нуждается в союзе с Францией. Вы должны подчиняться во всем своему мужу, терпеть все его прихоти, чтобы уберечь нас от новой войны, — так напутствовал ее отец перед расставанием.

И конечно, Мария-Терезия собиралась неукоснительно следовать его воле. Полученное строгое воспитание сделало из нее идеальную жену.

Свадебная церемония должна была состояться на полпути между столицами обоих государств, на самой границе, в приморском городке Сен-Жан-де-Люз в самом начале июня 1660 года.

Кортеж невесты отправился к месту назначения заранее, следуя неспешно и величаво, как и положено по этикету. Это целый караван, растянувшийся на шесть лье. Мария-Терезия взволнованна, но, разумеется, никак этого не выдает. Она впервые вырвалась из клетки, еще несколько дней и ее жизнь совершенно переменится. Говорят, что французский двор великолепен и утопает в роскоши, праздники и балы следуют один за другим. Это просто какой-то сказочный мир! А еще уверяют, что Людовик XIV чрезвычайно хорош собой, он галантный кавалер и очень любезен. Мария-Терезия пыталась молиться, но лишь заученно повторяла хорошо знакомые слова, мысли все время ускользали куда-то далеко… Все, что происходила с ней, было так страшно, что иногда ей казалось: то ли просыпается от сна, то ли, напротив, уснула и видит прекрасный сон. И в то же время ей было страшно, очень страшно… Ведь она навсегда покидает дом, людей, которых любит и которые любят ее. Она навсегда лишается привычного, уютного и хорошо знакомого образа жизни. И как она справится со своей новой ролью? Вдруг у нее ничего не получится? Королева-мать будет относиться к ней хорошо, ведь она ее родная тетка, она заранее ее любит, но полюбит ли ее король?

Важно, чтобы и французы и испанцы подъехали к границе одновременно, и это удается с помощью сложных расчетов.

Французы останавливаются в Сен-Жан-де Люз.

Испанский кортеж прибывает в городок Фонтарраби. Именно здесь должна состояться первая часть церемонии — свадьба по доверенности.

«В Фонтарраби немедленно ринулись французы, — пишет Жорж Ленотр, — домогаясь чести приветствовать испанского монарха. И позволения присутствовать на его обеде: наверняка они надеялись увидеть, каким образом его питает кормилица. Их ждало разочарование: Филипп, как подобает, сидел за столом, сервированным словно для хорошего едока. Но такая густая толпа собралась лицезреть этот феномен, что стол опрокинулся, и попавшего в толчею короля чуть было не задавили. Он выбрался, не потеряв, впрочем, ни капли своей бесстрастности, и его стеклянный взгляд не выразил ничего, кроме глубокой и неисцелимой меланхолии».

3 июня в самой большой церкви Фонтарраби свершилось бракосочетание.

Король Испании и его дочь восседали в креслах в приделе, обтянутом золотой парчой. Священник отслужил короткую мессу, после которой король и его дочь встали, а дон Луис де Харо, — министр Филиппа, заменявший в данный момент жениха, — прочитал доверенность Людовика XIV, подтверждавшую его желание жениться на Марии-Терезии. После этого епископ Пампелони совершил обряд венчания.

«Прежде чем дать свое согласие стать женой Людовика XIV, инфанта сделала реверанс своему отцу-королю, Филипп IV позволил ей сказать «да» и был так растроган, что у него на глазах появились слезы. Тотчас же, как только венчание состоялось и она стала королевой, король, ее отец, посадил новобрачную рядом с собой по правую руку». Французские свидетели находили, что Мария-Терезия, хоть и меньше ростом, похожа на Анну Австрийскую: «такое же одухотворенное лицо», «такой же здоровый вид» и «великолепный цвет лица». «Во время церемонии Мария-Терезия была сдержанна, но вид имела весьма довольный», — рассказывает Франсуа Блюш.

Через два дня Мария-Терезия была представлена своей тетке, которая теперь уже стала ей свекровью. Они не виделись никогда… Более того, — Анна Австрийская и брата своего не видела 45 лет. Они состояли в тайной переписке, строили интриги, плели заговоры и увиделись только теперь.

По правилам этикета, ни король Испании, ни королева Франции не могли переступить границ своего государства. В зале, где они встречались, — дело происходило на Фазаньем острове, нейтральной территории, на которой когда-то вели переговоры о мире Джулио Мазарини и дон Луис де Харо, — были постелены ковры, таким образом, чтобы промежуток между ними обозначал границу, которую Анна и Филипп не могли нарушить.

Подойдя к краю своей дорожки, Анна Австрийская потянулась к брату, чтобы обнять его, но тот поспешно отступил, не позволив ей этого сделать. Трогательной встречи не получилось… Брат и сестра обменялись положенными приветствиями, да и только.

Мария-Терезия наблюдала за беседой без какого-либо участия, ей в церемонии не было отведено роли. Но вдруг она заметила, как дверь в зал переговоров приоткрылась и за ней появился молодой мужчина. Он молча посмотрел на нее, и Мария-Терезия едва не лишилась чувств от волнения: она догадалась, что это ее супруг.

Филипп IV возмущенно поджал губы, — он не терпел нарушений этикета.

А Анна Австрийская с любопытством спросила у невестки:

— Как находите вы этого незнакомца?

Отец не позволил ей ответить.

— Сейчас не время это обсуждать, — сказал он сухо.

Анна лукаво улыбнулась.

— Как в таком случае вы находите эту дверь? — спросила она.

— Она мне кажется очень хорошей и красивой, — тихо ответила Мария-Терезия.

Уже на следующий день инфанта ступила на территорию Франции, словно в новый мир. Первую ночь она провела в доме Анны Австрийской, а на следующий день в соборе Сен-Жан-де-Люз состоялась настоящая свадебная церемония.

«Она была похожа на свадьбу из волшебной сказки, — пишет Франсуа Блюш, — королевы, каждая из которых сидела под высоким балдахином, были самыми красивыми в мире». Людовик был одет в одежды, сшитые из золототканой материи. У Марии-Терезии «было знаменитое большое королевское манто из фиолетового бархата с вытканными золотыми лилиями, в котором ее можно видеть с золотой короной на голове на картинах». Месса была долгая и торжественная, «по окончании ее короля и королеву посадили под балдахин. Весь двор, как вы понимаете, был в этот день в церкви, и придворные сверкали великолепными одеждами. Без всякого преувеличения, здесь было иное великолепие, непохожее на роскошь Фонтарраби». Из церкви вышел кортеж так же, как вошел туда. Впереди шли король и королева. Платье Марии-Терезии несли принцессы. Затем шла королева-мать, за ней «графиня де Флеке несла ее шлейф. За королевой-матерью следовала Мадемуазель, и ее шлейф нес г-н Манчини».

Вечером брак вступил в законную силу.

Согласно правилам первая брачная ночь супругов должна была проходить под бдительным оком придворных, но, памятуя о собственном печальном опыте, Анна Австрийская нарушила привычный ритуал. Она попросила всех посторонних выйти из спальни, задернула занавес, закрывая супружеское ложе, и тотчас же ушла. Это, конечно, не помешало камеристкам и фрейлинам подслушивать под дверями, но, по крайней мере, они не смущали молодоженов своим присутствием. И на следующее утро вид у обоих был совершенно счастливый. Новобрачные смотрели друг на друга влюбленными глазами, Мария-Терезия просто сияла. Анна Австрийская любовалась на нее с довольной улыбкой, она думала о том, что дочери ее брата определенно больше повезло с мужем, чем ей самой. Ее сын умел обращаться с женщинами. Анна надеялась, что Мария-Терезия будет с ним счастлива…

Очень жаль, но этого не произошло. Людовик XIV так и не полюбил свою жену. Он будет отдавать свою нежность и страсть другим женщинам, на долю Марии-Терезии останется лишь исполнение супружеского долга и холодная галантная вежливость.

Увы, жизнь при французском дворе не будет похожа на волшебную сказку, а ее муж окажется далек от идеала, но Мария-Терезия слишком хорошо воспитана, чтобы как-то демонстрировать огорчение или недовольство. Она будет смиренно сносить обиды, равнодушие и пренебрежение. Она всегда будет вести себя безукоризненно.

Но пока еще Мария-Терезия не знает своего будущего, и она счастлива…

Рука об руку с супругом она едет в Париж.

Правда, но дороге Людовик на насколько дней оставил ее, сославшись на неотложные дела. Мария-Терезия не знала, что он отправился в Бруаж, чтобы проститься со своей возлюбленной Марией Манчини. Мария уже выдана замуж. И ее уже нет в Бруаже. Зайдя в комнату, где еще совсем недавно жила его возлюбленная, Людовик прикоснулся к спинкам стульев, на которых она сидела, вдохнул аромат увядших цветов, и едва не разрыдался, уткнувшись лицом в подушку на кровати, еще хранившую запах возлюбленной. В тот день он окончательно попрощался со своей первой любовью.

24 августа 1660 года король и королева торжественно въехали в столицу.

В Париже их с нетерпением ждали. Улицы были украшены листвой, коврами и картинами; кое-где были возведены триумфальные арки с девизами и надписями.

«Париж уже забыл Фронду. Король уже забыл некоторые из своих детских воспоминаний. К парижанам присоединились люди из провинций, чтобы отпраздновать одновременно два радостных события: королевскую свадьбу и прочный, славный мир. С восьми до полудня молодые монархи, восседающие на троне, который им был приготовлен на окраине предместья Сент-Антуан, принимали клятву верности и изъявления покорности от всех корпораций и крупных компаний. Таким образом, прошли столичное духовенство, держа кресты и хоругви, университет (42 доктора медицины, 116 докторов богословия, 6 докторов по каноническому праву, все одетые в мантии и пелерины, отороченные горностаевым мехом), все шесть корпораций и другие ассоциации, затем верховные суды, парламент прошел последним как самая престижная корпорация.

Торжественный марш начался в два часа дня. Король ехал верхом, впереди шли войска королевского дома, рядом — принцы и вельможи двора. Затем ехала королева в открытой карете, за ней следовали кареты принцесс и самых высокородных дам. С таким пышным кортежем Их Величества проехали по столице от ворот Сент-Антуан до Лувра, и не было места, проезда, где народ не выражал бы приветственными криками радость, которую он испытывал в такой счастливый день», — пишет Франсуа Блюш.

Мазарини чувствовал себя так плохо, что следил за процессией из окна Бове.

В последнее время он сильно сдал. Обострились все хронические болезни, и кардинал понимал, что осталось ему уже недолго. Он был еще совсем не стар, и планов у него было так много… Умирать сейчас, когда закончился тяжелый период войны и с внешними и внутренними врагами, и можно было, наконец пожить спокойно, казалось ему чертовски обидным. Но что же поделать… У Мазарини было утешение, — он сделал все, чтобы укрепить королевскую власть. Он успел достойно воспитать Людовика XIV, и был уверен в том, что тот сможет править самостоятельно. А еще он оставил хитроумные политические ловушки, которые в будущем должны будут сослужить Франции добрую службу.

Отправляясь во Францию, чтобы стать женой Людовика XIV, Мария-Терезия отрекалась от своего права владеть какими-либо землями на территории Испании, но взамен на это обещание Мазарини вынудил Филиппа IV согласиться дать за принцессой огромную сумму денег, — пятьсот тысяч золотых эскудо, — в качестве приданого. Мазарини точно знал, что разоренной бесконечными войнами Испании такой суммы никогда не собрать. Так и произошло. Французскому королю не было выплачено ни единой монеты. И это дало ему право, после смерти Филиппа IV в 1665 году, заявить права своей супруги на земли в Южных Нидерландах, уже давно принадлежавшие Габсбургам.

Будучи единственной дочерью от первого брака новопреставившегося короля, согласно всем известному «деволюционному праву», Мария-Терезия считалась его наследницей в большей мере, чем дети от второго брака, и могла претендовать на личные земли и имущество Филиппа IV. Ведь если земли самой Испании принадлежали государству, то земли во Фландрии считались семейным имением Габсбургов и, по мнению французских дипломатов, должны были перейти по наследству Марии-Терезии. Испания, разумеется, не согласилась с этим требованием и началась война, которая получит название «деволюционной». Это будет первая большая война Людовика. Это будет первая его большая победа.