Владыка огня (перевод В. Бетаки)

Владыка огня

(перевод В. Бетаки)

Внемлите, о дамы и рыцари, мне.

Вам арфа споет о любви и войне,

Чтоб грустные струны до вас донесли

Преданье об Элберте и Розали.

Вот замок в горах на утесе крутом,

И с посохом длинным стоит под окном

В плаще пропыленном седой пилигрим.

Прекрасная леди в слезах перед ним.

"Скажи мне, скажи мне, о странник седой,

Давно ли ты был в Палестине святой?

Какие ты вести принес нам с войны?

Что рыцари наши, цвет нашей страны?"

"Земля галилейская в наших руках,

А рыцари бьются в ливанских горах.

Султан навсегда Галаад потерял.

Померк полумесяц, и крест воссиял!"

Она золотую цепочку сняла,

Она пилигриму ее отдала:

"Возьми же, возьми же, о странник седой,

За добрые вести о битве святой.

Возьми и скажи мне, седой пилигрим,

Где славный граф Элберт? Встречался ты с ним?

Наверно, он первым в ту битву вступал,

Где пал полумесяц и крест воссиял?"

"О леди, дуб зелен, покуда растет;

Ручей так прозрачен, покуда течет.

Ваш замок незыблем и горды мечты,

Но, леди, все бренно, все вянут цветы!

Иссушат морозы листву на ветвях,

И молния стены повергнет во прах,

Ручей замутится, поблекнет мечта...

В плену у султана защитник креста".

Красавица скачет на быстром коне,

(С ней меч - он сгодится во вражьей стране),

Плывет на галере сквозь шторм и туман,

Чтоб выкупить Элберта у мусульман.

А ветреный рыцарь не думал о ней,

Не думал он даже о чести своей:

Прекрасной язычницей Элберт пленен,

Влюблен в дочь султана ливанского он.

"О рыцарь, мой рыцарь, ты жаждешь любви?

Так прежде исполни три просьбы мои.

Прими нашу веру, забудь о своей

Вот первая просьба Зулеймы твоей.

В святилище курдов над вечным огнем

Три ночи на страже во мраке глухом

Безмолвно простой у железных дверей

Вот просьба вторая Зулеймы твоей.

Чтоб грабить страну перестали враги,

Мечом и советом ты нам помоги

Всех франков изгнать из отчизны моей

Вот третье желанье Зулеймы твоей".

Отрекся от рыцарства он и Христа,

Снял меч с рукояткою в виде креста,

Надел он тюрбан и зеленый кафтан

Для той, чьей красою гордится Ливан.

И вот он в пещере, где ночи черней

Стальные порталы несчетных дверей.

И ждал он, пока не настала заря,

Но видел лишь вечный огонь алтаря.

В смятенье царевна, в смятенье султан,

Жрецы раздраженные чуют обман.

С молитвами графа они увели

И четки на нем под одеждой нашли.

Он снова в пещере, во мраке немом.

Вдруг ветер завыл за дверями кругом,

Провыл и умолк, и не слышно его,

А пламя недвижно, и нет никого.

Над графом опять заклинанья творят,

Его обыскали от шеи до пят,

И вот на груди перед взором жреца

Крест, выжженный в детстве рукою отца.

И стали жрецы этот крест вытравлять,

А в полночь отступник в пещере опять.

Вдруг шепот он слышит над ухом своим

То ангел-хранитель прощается с ним.

Колеблется граф - не уйти ли назад?

И волосы дыбом, и руки дрожат.

Но дерзкой гордыней он вновь обуян:

Он вспомнил о той, кем гордится Ливан.

И только сошел он под своды, как вдруг

Все ветры небес загудели вокруг,

Все двери раскрылись, гремя и звеня,

И в вихре явился Владыка Огня.

И все затряслось, застонало кругом,

И пламя над камнем взметнулось столбом,

И алая лава вскипела, горя,

Приветствуя громом явленье Царя.

Сплетенный из молний в тумане седом,

Был сам он - как туча, а голос - как гром,

И гордый граф Элберт, колени склоня,

Со страхом взирал на Владыку Огня.

И меч, полыхавший в лиловом дыму,

Ужасный Царь Пламени подал ему:

"Ты всех побеждать будешь этим мечом,

Доколь не склонишься пред девой с крестом".

Волшебный подарок отступник берет,

Дрожа и с колен не вставая. Но вот

Раскаты утихли, огонь задрожал,

И в вихре крутящемся призрак пропал.

Хоть сердце исполнено лжи, но рука,

Как прежде, у графа верна и крепка:

Дрожат христиане, ликует Ливан,

С тех пор как ведет он полки мусульман.

От волн галилейских до горных лесов

Песок самарийский пил кровь храбрецов,

Пока не привел тамплиеров в Ливан

Король Болдуин, чтоб разбить мусульман.

Литавры гремят, и труба им в ответ,

А копья скрестились и застили свет,

Но путь себе граф прорубает мечом

Он жаждет сразиться с самим королем.

Едва ли теперь короля оградит

Его крестоносный испытанный щит.

Но тут налетел на отступника паж,

Тюрбан разрубил, перерезал плюмаж.

И граф покачнулся в седле золотом,

Склонясь головой перед вражьим щитом,

И только тюрбаном коснулся креста,

"Bonne grace, Notre Dame!" {*} - прошептали уста.

{* Смилуйся, божья матерь! (франц.).}

И страшные чары окончились вдруг:

Меч вылетел у ренегата из рук,

И молнии алой сверкнули крыла

К Владыке Огня она меч унесла.

Железный кулак ударяет в висок,

И замертво падает паж на песок,

И шлем серебристый разбит пополам,

И смотрит граф Элберт, не веря глазам.

Упала волна золотистых кудрей...

Недолго стоял он, склонившись над ней:

Летят тамплиеры по склонам долин,

Окрашены копья в крови сарацин.

Бегут сарацины, и курды бегут,

Мечи крестоносцев им гибель несут,

И коршунов пища кровавая ждет

От дальних холмов до солимских ворот.

Кто в белом тюрбане лежит недвижим?

И кто этот паж, что простерт перед ним?

Не встать никогда им с холодной земли.

То мертвый граф Элберт и с ним Розали.

Ее погребли под солимской стеной,

А графа отпел лишь стервятник степной.

Душа ее в небе близ Девы парит,

А грешник в огне негасимом горит.

Поныне поют менестрели о том,

Как был полумесяц повержен крестом,

Чтоб дамы и рыцари вспомнить могли

Преданье об Элберте и Розали.

1801