Интернациональный элемент в ЧК
Интернациональный элемент в ЧК
Еще одно ноу-хау ленинской ВЧК времен Гражданской войны, которое никак нельзя обойти своим вниманием, – активное привлечение в ее ряды революционеров-интернационалистов из числа иностранцев. Правда, рассказы о том, что целые части ЧК состояли полностью из иностранных революционеров, отличавшихся какой-то неслыханной даже для русских по крови чекистов жестокостью, о целых цепях китайцев в чекистских кожанках – более из области слухов тогдашнего времени. И в чистом виде они встречались лишь на страницах художественных произведений на тему Гражданской войны. Иногда этот прием белые публицисты использовали, чтобы еще точнее подчеркнуть антирусский характер большевистской власти, как Борис Савинков в своей повести «Конь вороной», живописавший, как китайские чекисты обучали коллег жутким пыткам белых с крысой под кастрюлей, прогрызавшей от голода обреченному живот.
Китайских бойцов-интернационалистов действительно было немало в Красной армии, здесь были некоторые отдельные части полностью из китайцев, а в Москве при РВС был даже отдельный штаб китайских отрядов под началом китайского большевика Шен Ченхо. Китайских граждан в большом количестве завозили в Российскую империю в 1914–1917 годах в качестве дешевой рабочей силы, призванной заменить ушедших на фронт русских мужиков, и они составляли что-то вроде трудармий у большевиков позднее или стройбатов Советской армии в годы «развитого социализма» при Брежневе. К кровавым годам нашей Гражданской войны эта масса забытых в чужой стране, малограмотных, плохо понимающих по-русски, увлеченных пропагандой новой идеи всеобщего братства китайцев в основном подалась в Красную армию. Здесь исполнительные, терпеливые и неболтливые китайские товарищи пришлись большевикам очень кстати, из них составляли целые роты и батальоны, но по той же причине небольшой грамотности и плохого знания языка в ЧК массово китайцев не брали. Уж разведчик из такого не говорящего по-русски и имеющего экзотическую внешность чекиста точно бы не получился. Поэтому страшные рассказы о толпах китайских палачей в кожанках, следовавших за спиной то ли Фрунзе, то ли Якира, практиковавшихся на пленных белых в экзотических азиатских пытках, остаются все же по большей части легендами послереволюционных лет. И вряд ли какой-то историк назовет вам фамилию китайца, занимавшего в те годы хоть сколько-нибудь высокую должность в ВЧК.
Корейских бойцов в рядах РККА и красных партизан в Сибири и на Дальнем Востоке тоже хватало, из них собирались под началом О Ха Мука создать целую «Корейскую народную армию» и отправить ее экспортировать в Корею социализм. Но до сорвавшегося похода успели создать только одну корейскую бригаду интернационалистов в Красной армии и почему-то под началом партизанского вожака – грузина Нестора Каландаришвили. Грузинский командир корейской бригады Каландаришвили по прозвищу Сибирский дед из осевших в Сибири после каторги анархо-террористов даже ездил в Москву докладывать Ленину о создании «Корейской красной армии» и подготовке броска в Корею. Но здесь ЦК отменил этот эксперимент, а сам «корейский главком» Каландаришвили зимой 1922 года погиб в засаде белых партизан в Якутии.
В те же годы в России действительно оказалось много иностранных эмигрантов, временных рабочих и военнопленных из германской, австро-венгерской и турецкой армий, освобожденных из плена после революции. И часть этого иностранного десанта действительно активно встала на сторону большевиков, дав целую многотысячную армию движения интернационалистов, основу будущего Коминтерна. В Красной армии действительно были целые крупные воинские соединения из чехов, немцев, венгров, сербов, корейцев и т. д. А также из ставших для Советской России к тому времени иностранцами литовцев, латышей, эстонцев, финнов и поляков. Из них создавали смешанные или даже однонациональные «интербригады», «интердивизии» и «интерполки». Для самых крупных национальных формирований такого рода в Красной армии даже издавали на их языке советские газеты, от венгерской «Рогам» до китайской «Дунфан Чуншэ» – венгры и китайцы в Красной армии оказались наиболее организованными и боеспособными интернациональными вкраплениями, такие далекие друг от друга и непохожие народы.
Но все эти разноязыкие интернациональные отряды по большей части сосредоточились именно в войсках. На специфическую работу в ЧК из этого вавилонского смешения революционеров годились далеко не все. Большая часть известных интернационалистов нашей Гражданской войны поэтому сделала карьеру в Красной армии, как лихой хорват кавалерист Томо (Олеко) Дундич, серб Данило Сердич, китаец Пау Тисан или целая плеяда знаменитых «красных латышей», а также в партизанских красных отрядах Дальнего Востока, как кореец О Ха Мук. Или же предпочитали вести агитаторскую работу среди соотечественников в ранге большевистских комиссаров, как чешский писатель и автор «Похождений бравого солдата Швейка» Ярослав Гашек или будущий коммунистический глава Югославии Иосип Броз (тогда еще не Тито, эту партийную кличку он получит позднее уже в югославском коммунистическом подполье). Или прославляли «Дни, которые потрясли мир» литературным талантом, как умерший от тифа в России американец Джон Рид.
Если в Красной армии и партизанских красных частях численность таких интернационалистов достигала в те годы сотен тысяч бойцов, то в ЧК же из этой интернациональной армии пошли немногие. Почему-то наиболее охотно в чекисты брали венгров, они, не являясь самым крупным по численности иностранным вкраплением в ЧК времен Гражданской, дали истории наших спецслужб наиболее заметные фигуры интернационалистов-чекистов. Еще в 1918 году резидент британской разведки МИ-6 в России Хикс сообщал в Лондон, что из большой массы пленных бывшей Российской империи именно венгры сотнями записываются в красные части и в ЧК, в отличие от немцев, чехов, австрийцев или турок. Здесь и будущий премьер-министр социалистической Венгрии – Имре Надь, по не подтвержденным документами данным причастный даже к расстрелу командой Юровского царской семьи в Екатеринбурге; сорок лет спустя Надь сам закончит свои дни жертвой советского КГБ, на службу которому пошел когда-то молодым революционным венгром. В материалах следственной комиссии колчаковцев по делу о расстреле царской семьи среди причастных к расправе чекистов мелькают и другие явно мадьярские фамилии: Хорват, Фекети, Вергази.
Из венгров в ЧК и Эрне Светец, уже после Гражданской войны убитый на Дальнем Востоке в перестрелке с бандитами в 1925 году. Здесь и Деже Фрид, бывший пленный австро-венгерский лейтенант и большевик, забрасываемый ЧК в тыл белым в Забайкалье и бежавший из японской тюрьмы в Уссурийске, он пройдет школу Коминтерна и погибнет на очередном интернациональном фронте в боях за Мадрид в Испании в 1936 году. Там же под именем «генерала Лукача» в 1937 году в должности командира 12-й интербригады погиб в бою другой известный венгр-чекист Мате Залка, вступивший в ЧК в 1921 году, а в 20-х годах возглавлявший в Москве Театр революции. Один из главных вожаков движения пленных венгров, присоединившихся к революции в России, бывший офицер австро-венгерской армии Дьюла Капитан, в рядах ЧК руководил подпольной борьбой в Сибири в тылу у Колчака. После Гражданской войны Капитан заброшен в Германию для руководства выступлением коммунистов в Гамбурге в 1923 году, умер он в Москве в 1929 году в должности сотрудника Разведуправления Красной армии. Одним из первых в числе «красных мадьяр» пошедший за большевиками офицер австро-венгерской армии Карой Лигети тоже успел побывать в ЧК, он заброшен позднее в подполье в тыл колчаковцам, где арестован их контрразведкой и в 1919 году расстрелян белыми в Омске.
Из всех этих венгров-чекистов наиболее высокий пост занимал Ференц Патаки, вступивший в ряды ВЧК в 1920 году, он после Гражданской войны некоторое время командовал всеми войсковыми частями ГПУ. Затем Патаки перешел на хозяйственную работу в ВСНХ и занялся научной деятельностью, но Вторая мировая война вновь призвала венгерского интернационалиста в ряды спецслужб, в 1943 году он был заброшен в тыл немцам, где попал в плен и был казнен в родной Венгрии.
Считается «мадьяром» в рядах ЧК и достигший больших постов Яков Бодеско, хотя он по национальности был румыном из числа пленных солдат Австро-Венгрии, его настоящее имя Михали Бодеску, и его правильнее тогда было бы звать «красным валахом». Он еще в 1917 году бежал из лагеря для пленных в Даурии и примкнул к большевикам, сформировав для них отряд интернационалистов, а в 1918 году уже был заместителем начальника ЧК по Забайкалью. После прихода в Забайкалье белых чекист Бодеско возглавлял красное подполье в Благовещенске, был арестован колчаковской контрразведкой, бежал из тюрьмы к партизанам, а после возвращения сюда Советов назначен в награду начальником Амурской ЧК. После Гражданской войны Бодеско служил в контрразведке и ИНО ГПУ, возглавлял ГПУ в области немцев Поволжья и в Бурятии, в 1937 году арестован НКВД и расстрелян как «германский шпион».
Термин «чекист-мадьяр» часто встречается в материалах тех лет. Так в полной крови истории Гражданской войны в Сибири есть такой небольшой и трагический эпизод: красные разгромили большой отряд воевавших за белых чешских легионеров, и в селе Худо-Еланском десятки пленных чехов были с особой жестокостью казнены именно венграми-чекистами. Когда искромсанные и простреленные тела чешских легионеров оказались у белых, те заваливали дрезины с их трупами цветами поминовения, а узнавший о худо-еланской бойне командир Чехословацкого легиона генерал Гайда отдал своим солдатам приказ взятых в плен «красных мадьяр» убивать на месте. То же самое было под Уфой, где красные зверски расправились с четырьмя десятками попавших к ним в плен в бою солдат Чехословацкого легиона. Когда уже при полном крахе колчаковского фронта в конце 1919 года Гайда сделал маневр с попыткой поддержать эсеров и заявил о том, что белые из монархистов запятнали святое дело зверствами, колчаковские генералы напомнили ему об убитых его чешскими легионерами безо всякого суда «красных мадьярах» при отступлении к Иркутску. Тогда только в городке Троицкосавске (ныне Кяхта) чешские лагионеры Гайды и их белые соратники при отходе из города расстреляли почти тысячу пленных красных интернационалистов во главе с их командирами из «красных мадьяр» Унгаром и Кишем.
Там же, в Забайкалье, красным в 1919 году изменил почти в полном составе целый корпус интернационалистов РККА («Первый интернациональный сибирский корпус»), сдавшись белым и союзным им китайцам. Это довольно редкий случай среди интернационалистов, ведь они шли в Красную армию добровольно и часто выступали самыми фанатичными частями, за что были белыми ненавидимы. Случаи измены красным их «интербригад» в Гражданскую войну встречались редко, хотя в 1918 году измена такой части из сербов и удар их в спину красноармейцам позволили белым отрядам Каппеля взять с ходу Казань. В сибирском случае измены интернационального отряда командир этого корпуса Карл Шуллер из австрийских офицеров сам тайно вел переговоры с колчаковцами, затем его бойцы перебили комиссаров с чекистами и сдались белым, Шуллер затем с приключениями через Китай добрался до родной Вены. При этом за командиром пошли сдаваться к белым почти все австрийцы, немцы, чехи, а вот «красных мадьяр» (в том числе и в чекистских кожанках) самим мятежным «интернационалистам» пришлось почти в полном составе перебить.
Так что не зря, очевидно, венгерских братьев по оружию так ценили в ЧК, они оказались из интернационалистов самой преданной большевикам и безжалостной национальной прослойкой. У белых хотя и не было своих «интерполков», но в их рядах сражалось в ту войну тоже достаточно иностранцев. И это не только солдаты союзных белым интервентных армий (англичане, немцы, японцы, сербы, эстонцы, поляки и др.), сражавшиеся в ряде мест той Гражданской войны против красных, и не только Чехословацкий легион, на правах тоже союзной армии бывший у Колчака только в оперативном подчинении по решению Антанты. Были и у белых национальные формирования, пусть и не называвшиеся громким словом «интернационалисты». В армии Колчака и подчиненных ему атаманов казачьих войск в Сибири и Забайкалье были свои польские, китайские, монгольские, маньчжурские и даже афганские части (в воинстве семиреченского атамана Анненкова). Там же у атамана Семенова в составе его Азиатской дивизии был «Корейский пехотный полк» подполковника Кима, как раз в этих краях белым корейцам противостояли корейские красные интернационалисты из бригады грузина Каландаришвили. У Деникина на юге России в Добровольческой армии был свой польский легион под началом генерала Желиговского. А в Северной армии белых у генерала Миллера воевал добровольцем даже южноафриканский военный летчик Вандер-Спай, будучи сбит красными на своем аэроплане, он вернулся на родину в далекий Южно-Африканский Союз после долгого советского плена.
Но главным иностранным вкраплением в армиях белых оказались чехи и словаки из долго воевавшего на стороне Колчака Чехословацкого легиона, один из его генералов Радола Гайда даже назначен на время Колчаком командующим всей его Сибирской армией. Борьба Чехословацкого легиона на белой стороне оказалась в 1920 году смазана бегством чешских легионеров при разгроме Колчака от красных, сопровождавшимся разложением всего этого легиона и даже мятежом части легионеров в критические дни против колчаковской власти в Иркутске и Владивостоке. Чехи и до того в основной своей массе искренними соратниками русских белогвардейцев не были, а к началу 1920 года «их легион просто устал драться», как констатировал затем Уинстон Черчилль. Поэтому в нашей истории о белочехах остались противоречивые воспоминания, вплоть до обвинений чехословаков в том, что они в обмен на право украсть часть золотого колчаковского запаса выдали в январе 1920 года самого Колчака красным на казнь, хотя история с пленением Колчака и участие в этом чехов не так уж однозначны.
В любом случае даже явные сторонники белой идеи, обвиняющие сейчас чехословацких легионеров в трусости и предательстве адмирала Колчака, словно забывают, что именно мятеж чехословацких легионеров весной 1918 года позволил тайным офицерским группам захватить власть у Советов во множестве городов от Волги до Сибири. Что именно эти чешские полки Гайды, Кадлеца, Сыровы, Чечека два года воевали на правах союзного войска бок о бок с армией Колчака. Что если при разгроме белых в 1920 году не все командиры Чехословацкого легиона оказались на моральной высоте, то обычные солдаты и офицеры и тогда в своих эшелонах увезли от мести красных за Байкал многих белых офицеров, переодевая их в чешскую форму и оружием отгоняя от вагонов стаи красных партизан. Да и командиры Чехословацкого легиона вели себя по-разному. Если начальник всего Чехословацкого корпуса генерал Сыровы отказался защищать Колчака от красных и прямо заявил: «Сейчас долг чехословаков – думать только о своем спасении», если Гайда оказался замешан с эсерами в мятеже против Колчака, то чешский полковник этого же легиона Швец застрелился от стыда за то, что его солдаты отказываются сражаться и бросают русских союзников, а в 1918 году этот же полковник Швец вместе со своими чехами и офицерским отрядом Каппеля сумел в боях выбить красных из Казани. И что тысячи чешских солдат так же погибли за это Белое дело на пространствах от Пензы до Владивостока, из 40 тысяч принявших участие в той войне на стороне белых бойцов Чехословацкого легиона навсегда в русской земле осталось лежать 8 тысяч – каждый пятый. Почему бы сторонникам Белого дела не отдать должное этим «белым чехам», как советская власть поминала добром своих «красных мадьяр».
Венгерский след в нашей ЧК был очень заметен если не количественно, то качественно точно. И среди других интернационалистов в ЧК встречались люди, осевшие после Гражданской в нашей спецслужбе надолго и сделавшие в ней большую карьеру. Как бывший австриец еврейского происхождения Карл Паукер, прошедший путь от рядового улана австро-венгерской армии и пленного в России до начальника оперативного отдела всего НКВД и начальника личной охраны Сталина к 1937 году, лично брившего главу Советского государства, когда этот неслыханный взлет для бывшего львовского парикмахера окончился расстрелом в подвале родной Лубянки. Его соотечественник и тоже бывший пленный австриец в ЧК Морис Мендельбаум известен как один из самых жестоких организаторов «красного террора» в Поволжье и на севере России, лично возглавлявший рейды чекистского карательного отряда по селам.
Вообще же австрийских граждан в рядах ЧК, как и венгров, было достаточно, в том числе и на командных должностях. В руководстве Тюменской ЧК был бывший австрийский пленный Куделко (хотя, по некоторым сведениям, он был по происхождению словаком), а главой уездной ЧК Сургута был австриец Валенто. Воронежской губернской ЧК командовал немец из Швейцарии – Отто Хинценбергс, затем руководивший ЧК на Южном фронте. Чекист из чехов Кужело занимал высокий пост в Ферганской ЧК – даже до таких окраин бывшей Российской империи добрались занесенные сюда революционной бурей «интернационалисты». Был среди первых чекистов и швед Вольдемар Ульмер, позднее в ГПУ – НКВД сделавший большую карьеру, к его аресту в 1939 году в волне ежовцев он уже был личным секретарем заместителя наркома НКВД Фриновского. Швед-чекист Ульмер отправлен тогда в Красноярские лагеря, где и умер к победному 1945 году. Самым экзотичным сотрудником ЧК из иностранцев является упоминаемый в материалах деникинской следственной комиссии «негр Джонсон» из Одесской ЧК, деникинские офицеры еще не знали политкорректного термина «афроамериканец», хотя отличившийся своим зверством здоровенный негр-чекист Джонсон, скорее всего, был ранее британским подданным.
Не все чекисты-интернационалисты сразу из пленных пошли к красным и в ЧК, путь некоторых в советские спецслужбы был более тернист и лежал через службу у белых или перевербовку ЧК из заграничных разведчиков. Самой показательной из таковых стала чекистская карьера Чиллека (Роллера) и его супруги. Бывший фельдфебель австро-венгерской армии Леопольд Чиллек, родом из силезских поляков, в русском плену с 1916 года идеями большевизма не был очарован, а потому пошел в белую армию Колчака в Сибири, где воевал в составе особой польской бригады колчаковцев, зимой 1920 года при разгроме Колчака попав в плен к красным. Чиллек сбежал из лагеря пленных и пытался пешком из Сибири добраться до родной Польши, но вновь арестован ЧК в Смоленске. Тут в его судьбе удивительный поворот: он записывается в ЧК и служит там уже под именем Карла Роллера. В дальнейшем Роллер работал в контрразведке КРО ГПУ именно по противодействию польским шпионам, он женился на захваченной ЧК и перевербованной сотруднице польской Дефензивы Марыле Недзвяловской, тоже ставшей кадровой сотрудницей ГПУ (под фамилией Навроцкая). Долгая чекистская карьера Роллера и его супруги с наградами и орденами оборвалась только в 1937 году их арестом и расстрелом по делу мифической «польской организации» внутри советской госбезопасности.
Среди этих чекистов-интернационалистов попадались очень колоритные фигуры. Как, например, чекист и поэт Делафар, француз по национальности и потомок старого дворянского рода Франции, почти однофамилец литературного Атоса из «Четырех мушкетеров» Александра Дюма, друг звезды немого кино Веры Холодной и вообще очень колоритная личность в ЧК тех лет, пришедший в стан большевиков из рядов анархистов. Потомок бежавших в Россию от Французской революции маркизов Делафаров в годы Гражданской грезил мировой революцией, обожествлял Робеспьера с его якобинским террором, а потому надел чекистскую кожанку, не потеряв аристократического внешнего лоска и не прекратив писать стихи, которые читал даже лично Дзержинскому. В 1919 году заброшенный в тыл соотечественникам, оккупировавшим Одессу французам, маркиз-чекист был раненным захвачен их контрразведкой и расстрелян, и в момент казни он продолжал славить грядущую мировую революцию. Сам Дзержинский всегда тепло вспоминал Делафара, личность действительно была яркая, прямо для романов в духе Дюма с поправкой на реалии нашей Гражданской войны.
Кстати, не всех этих чекистов-интернационалистов историки ВЧК в советскую пору предпочитали вспоминать поименно. Например, немецкого интернационалиста в ЧК времен нашей Гражданской войны Роланда Фрейслера, который после возвращения на родину стал ярым национал-социалистом и в гитлеровском рейхе сделал большую карьеру, став верховным судьей нацистской Германии. То, что романтичного поэта Делафара и мрачного судью-инквизитора Фрейслера роднит служба в первой советской спецслужбе ЧК, – еще одна гримаса истории.
Разумеется, в том притоке в ряды ЧК разноязыких интернационалистов из числа пленных или подъехавших добровольцев довольно часто попадались и случайные попутчики большевиков или явные авантюристы. Тот же литературный отец бравого солдата Швейка Ярослав Гашек, попав из пленных австро-венгерских ефрейторов в красноармейцы и комиссары, хотя впрямую в ЧК и не служивший, но имевший с этой спецслужбой свои особые взаимоотношения. В 1921 году в Чехию связным от Коминтерна к восставшим рабочим в Кладно Гашек явно возвращался по заданию внешней разведки ВЧК. Изучение жизненного пути знаменитого чеха никак не наводит на мысль о его закоренелом марксизме. До призыва в армию в Первую мировую Гашек был известным в Праге гулякой, бузотером, журналистом авантюрного склада, затем связался с анархистами и отсидел в тюрьме срок за покушение на полицейского. Похоже, красноармейская эпопея, связи с ЧК и Коминтерном стали лишь еще одной страницей в извилистой судьбе мирового писателя-бродяги. Ведь после 1921 года, после провалившегося в Чехословакии рабочего выступления, он опять ударился в аполитичные загулы и авантюры, придумывал лично для себя мифические политические партии, в итоге умер в бедности и алкогольном забвении. Пламенного чекиста из писателя-сатирика Гашека, в отличие от романтичного поэта Делафара, не получилось. Так что в чекисты попадали надолго или проездом очень разные люди из числа иностранных добровольцев.
В частном же порядке среди чекистов тех лет кроме представителей практически всех национальностей бывшей Российской империи встречались и сербы, и китайцы, и французы, и немцы. В архивах осталась справка по ВЧК за 1921 год о национальном составе ее сотрудников, большевики уже тогда уделяли много внимания вопросу «пятой графы». В Российской империи таких справок органы тайного сыска на своих сотрудников не составляли, хотя и у ивановских опричников, и в петровской Тайной канцелярии, и в Третьем отделении, и в Департаменте полиции последних Романовых традиционно встречалось много немецких фамилий. Согласно чекистской справке о собственных рядах на 1921 год явное большинство (77 %) составляли русские, а далее шли в основном представители народов бывшей Российской империи. На втором месте евреи – больше 9 %, эта цифра давно стала предметом жаркой дискуссии о еврейском засилье в ЧК. Среди чекистских руководителей действительно было много представителей еврейской национальности, частью выступавших под своими фамилиями, частью под русскими или польскими. Заметна и очень значительная польская и латышская составляющая – представителей маленькой Латвии в ВЧК 1921 года целых 3,5 %, больше, чем выходцев из значительно более населенной Украины (украинцев только 3,1 %). А затем после белорусов, армян, грузин и объединенных по тогдашней моде в одной графе всех «мусульман» уже идут иностранцы – финны, немцы, чехи, сербы, китайцы и так далее, здесь счет уже на сотни или десятки человек. Замыкается список совсем экзотическими в наших краях одним французом, тремя шведами и двумя англичанами. Возможно, одним из сынов британской короны был учтен «пробравшийся в ЧК английский шпион» Пол Дукс, хотя он в 1919 году уже был изобличен как враг и бежал из России, речь, видимо, идет о двух других англичанах-чекистах.
Кстати, в той же справке есть и занимательная строчка об уровне образования сотрудников ЧК, притаившаяся за актуальным долгие годы национальным вопросом, – только 1 % сотрудников ВЧК 1921 года имел высшее образование, зато более половины имели образование начальное либо вообще не имели никакого. И в самой верхушке ВЧК встречаются люди, не закончившие даже гимназии, как Павлуновский или Апетер, или, как львовский парикмахер Паукер, вообще никогда не учившиеся в школе. И такое положение в ЧК – ГПУ – НКВД сохранялось довольно долго, практически все 20 – 30-е годы нахождения на ведущих позициях в этой спецслужбе деятелей той, первой ВЧК Дзержинского. Уже в 30-х годах старый чекист из рядов ВЧК и начальник НКВД по Новосибирской области Маслов в графе «образование» во всех анкетах гордо сообщал: «Нисшее».
При этом заметно, что в самой верхушке спецслужбы в виде коллегии ВЧК ситуация с образованием явно получше. Там есть ряд людей с классическим университетским образованием (Менжинский, Кедров, Аванесов, Яковлева и др.) наряду с имевшими хотя бы гимназию за плечами профессиональными революционерами (Дзержинский, Петерс, Эйдук, Уралов, Фомин и др.) и совсем нигде не учившимися самоучками из рабочих (Ксенофонтов, Ковылкин и др.). А вот на низовом уровне часто даже среднее образование в виде гимназии или реального училища было редкой удачей. Часто пишут, что это наследие царизма с темнотой простых масс и следствие осознанного набора в ряды ВЧК рабочих и крестьян. Хотя та же чекистская перепись с указанием классового происхождения этот тезис опровергает. В той же коллегии ВЧК – главном штабе этой спецслужбы – преобладают выходцы из дворян, интеллигенты, дети купцов, вчерашние гимназисты. Некоторые самые высокопоставленные чекисты из этой коллегии (Дзержинский, Петерс, Манцев, Уралов и др.) вообще относятся к редкому классу профессиональных революционеров, с самой юности больше ничем другим не занимавшихся и мирной профессии не имевших. Из всей коллегии ВЧК к полным пролетариям можно отнести лишь двоих из четырех десятков ее членов за разные годы: заводского рабочего Ксенофонтова и деревенского столяра Ковылкина. Уровнем ниже пролетариев видно больше, а дворян-интеллигентов меньше, но и здесь никакой классовой чистоты рядов ВЧК незаметно. Настоящих рабочих всего 35 %, а потомственных крестьян вообще всего 2 %. Изучавший первую ВЧК английский исследователь Джон Леггетт нашел в этом явное расхождение с тезисом о большом вливании в ЧК рабочих и солдатских масс (а армия была почти полностью крестьянской в то время). Леггетт считал это осознанной установкой власти, набиравшей в свою спецслужбу гораздо охотнее преданных революционеров из рядов служащих или даже бывших дворян, в надежде, что позднее сознание рабочих-крестьян «дорастет» до революционного и следующие потоки новобранцев эту статистику исправят. Но вернемся пока к иностранному вливанию в ВЧК, на него квот тогда не было.
В большинстве своем всех большевиков-иностранцев из этой многонациональной армии готовили к близящейся мировой революции и в качестве партийных кадров будущих социалистических государств за рубежом. В 1918–1919 годах большевики России еще искренне верили, что их Октябрьская революция станет только прологом к общеевропейскому социалистическому пожару. С началом в некоторых странах Восточной Европы коммунистических восстаний, образовывавших новые советские республики, со свержением кайзера Вильгельма в Германии и с выходом Красной армии к Польше и Карпатам образование союзных советских государств в Европе казалось совсем близкой реальностью. Красная армия уже планировала удары на Польшу, Венгрию, Румынию, Китай, Корею, даже на Индию по яростному требованию Троцкого – главного идеолога мировой революции.
И в новые социалистические государства вслед за красными войсками и новыми партийными правительствами обязательно пришла бы ЧК, опиравшаяся бы на местные кадры и имевшая бы в каждом случае свои национальные особенности. Ведь там, где в 1918–1919 годах местные большевики ненадолго установили в Европе советскую власть (Венгрия, Словакия, Бавария, Финляндия), местные ЧК были созданы сразу с образованием здесь советских проленинских правительств. В Венгрии в 1919 году захватившие на несколько месяцев власть здешние большевики под началом Белы Куна сразу создали по образцу ЧК свой «Вооруженный отдел партии имени Ленина», его возглавил прошедший партийную работу интернационалиста в России Тибор Самуэли. Затем Бела Кун с товарищами на основе этого отдела создали и собственную службу безопасности, успев назвать ее «Венгерской ЧК», ее возглавлял венгерский большевик Отто Корвин. Но попытка и в советской Венгрии организовать «красный террор» сорвалась подавлением здесь советской революции, пытавшийся бежать из страны первый венгерский чекист Самуэли застрелен солдатами на австрийской границе. В Баварии местное советское правительство немедленно создало свою ЧК под началом матроса-коммуниста Энгельхофера, сразу занявшуюся арестами и расстрелами, но и здесь большевиков быстро подавили и даже устроили судебный процесс по делу о «Германской ЧК». Когда красные части выходили к границам Румынии, и здесь в их обозе уже ехало будущее советское правительство из румынских интернационалистов во главе с Бужором, а румынский большевик и дезертир из королевской румынской армии Ион Дическу (Дик) уже был назначен начальником будущей ЧК Румынии. При неудачном походе Красной армии на молодую Эстонскую республику тоже в тылу красных уже создано будущее правительство, и роль будущего начальника Эстонской ЧК, по-видимому, в нем отводилась эстонскому коммунисту Яану Сихверу. Но красные части в 1918 году были от эстонской границы отброшены, а сам Сихвер в этих боях погиб под Нарвой с соотечественниками – «белыми эстонцами». А большевики с 1920 года от грез о мировой революции перешли к строительству нового общества в России, вернемся и мы от чекистов-интернационалистов и несостоявшегося проекта создания европейских «чрезвычаек» к реалиям этих лет в нашей Гражданской войне.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.