Глава 8 Завоевание Англии
Глава 8
Завоевание Англии
Эдуард Исповедник умер бездетным 5 января 1066 года. Вопрос об английском наследстве, который так долго обсуждался в Европе, перешел из теоретической в практическую плоскость. То, что без войны его решить не удастся, было очевидно. Актеры, которым предстояло сыграть главные роли в исторической драме, уже проявили себя на политической сцене. Это были граф Уэссекса Гарольд, король Норвегии Гарольд Хардраада, свергнутый граф Нортумбрии Тости и, естественно, Вильгельм, герцог Нормандский. Разгоравшееся противоборство было вызвано не только их личными амбициями. Оно отражало глубинные процессы политических взаимоотношений, складывавшихся между Англией, Скандинавией и Нормандией в течение многих десятилетий. Судьба английского королевства была лишь одной из ставок в этой большой игре. В предстоящей борьбе должно было определиться, станет ли Англия частью скандинавского мира или продолжит свое сближение с миром латинским. А от этого во многом зависело, какой будет политическая и религиозная картина всей средневековой Европы. Современники единодушно утверждают, что этот кризис был ниспослан самим Богом, а в качестве доказательства многие указывают на сопутствующее ему знамение – комету, которая осветила небо Западной Европы в 1066 году.
Герцог Вильгельм был извещен о приближающейся кончине короля Англии за несколько недель до того, как это произошло, и наверняка как-то к этому готовился. Но то, что события начнут развиваться с такой быстротой, явилось неожиданностью даже для него. На второй день после смерти Эдуарда Исповедника – «утром дня его похорон» – граф Гарольд, заручившись поддержкой группы английских феодалов, короновался. Церемонию коронации провел архиепископ Йорка Алдред в недавно созданном Эдуардом Исповедником аббатстве Святого Петра. Скорость, с которой была организована столь ответственная процедура, позволяет предположить, что Гарольд заранее подготовил все необходимое для захвата трона. Возможно, что сам умирающий Эдуард добровольно или под давлением назначил его своим наследником, а срочно организованная коронация понадобилась, чтобы сделать эту передачу необратимой, утвердив ее властью церкви. Это объясняет, почему короновать Гарольда согласился архиепископ, возглавлявший одну из двух английских митрополий. Можно поспорить и с тем, что спешка была вызвана опасениями, связанными с недовольством английской аристократии. За пределами страны имелись куда более очевидные угрозы, причем не только для графа Гарольда лично. Известно, что планы очередного набега на Англию готовили в это время в Скандинавии, а брат Гарольда Тости собирался воспользоваться опытом семейного реванша 1052 года и с помощью оружия вернуться из Фландрии. В таком случае стране был просто необходим сильный правитель. И единственным, кто подходил на эту роль, был граф Уэссекса. Скорее всего, по этой же причине никто даже не попытался противопоставить Гарольду сына принца Эдуарда Эдгара, формально являвшегося главой оставшихся в живых представителей старой королевской династии. Эдгар был еще подростком и конечно же не мог управлять страной в такой сложный период. В итоге на английский престол взошел человек, в жилах которого не было ни капли королевской крови. Это была своего рода революция, а любой государственный переворот требует действий быстрых и решительных.
Гарольд Годвинсон в первую очередь надеялся на собственные силы. И все же он пытался представить свою коронацию как естественный и необходимый для Англии шаг и тем самым заручиться как можно более широкой поддержкой. В какой-то степени это ему удалось. Некоторые из живших позже хронистов без тени сомнения утверждали, что он был законным королем. Флоренс Вустерский даже приводит доказательства этого. «Гарольд, – пишет он, – был назначен Эдуардом Исповедником, избран главными сеньорами Англии, и власть его была освящена на проведенной по всем правилам церемонии». «Более того, – подчеркивает Флоренс, – он на практике доказал, что является настоящим королем, очень много сделав для защиты своего королевства». Весьма лестная оценка, тем более что дана она была свергнутому монарху уже после его смерти. Похоже, что Гарольд действительно обладал талантом правителя. При нем был сохранен и действовал достаточно эффективно прежний аппарат управления. Но, несмотря на это, с моральной и юридической точек зрения его положение было небезупречным. По сути, одна из старейших королевских династий была оттеснена представителем семейства, которое в недалеком прошлом ничем не брезговало ради достижения власти. Об этом постоянно вспоминали то в одном, то в другом районе Англии. Поэтому у Гарольда, как пишет его современник, «было очень мало спокойных дней, когда он правил королевством».
О том, кто присутствовал на собранном сразу же после смерти Эдуарда Исповедника съезде, который провозгласил его королем, практически ничего не известно. А торопливость, с которой он был проведен, позволяет предположить, что участниками его были в основном уэссекские вассалы великого графа, спешно собранные для утверждения решения, принятого их сеньором. С другой стороны, в связи с тяжелой болезнью короля Эдуарда в Лондоне могли находиться влиятельные феодалы из других графств. Вряд ли кто-нибудь из них, попав на съезд, осмелился высказаться против кандидатуры Гарольда (хотя намеки на такие выступления в некоторых источниках имеются). Нет ничего удивительного в том, что решение было принято единогласно. На севере Англии явно были недовольны тем, что произошло в Лондоне. Известно, что одним из первых шагов короля Гарольда была поездка в Йорк, где он попытался договориться с представителями оппозиции. Сделать это ему удалось при помощи епископа Ворчестерского Вулфстана и архиепископа Алдреда. Однако всем было ясно, что это временное примирение. Новый король ощущал постоянную угрозу со стороны своего изгнанного брата, а также короля Норвегии, которые особо не скрывали своих планов вторгнуться в Англию.
Благородный образ графа Уэссекса Гарольда Годвинсона – последнего англосакса, ставшего королем Англии, который создали его апологеты, – имеет право на существование. Подлинного уважения и даже восхищения заслуживают мужество и искусность, которые он проявил, ведя в течение девяти месяцев неравную борьбу за Англию с самой судьбой. Обстоятельства оказались сильнее его.
Для герцога Вильгельма поступок Гарольда был личным оскорблением и политическим вызовом. Ведь всем было известно, что уже давно именно его Эдуард Исповедник назвал своим наследником, а сам Гарольд совсем недавно поклялся ему в верности. Первым делом герцог распорядился незамедлительно направить в Лондон официальный протест. Он понимал, что сам по себе этот формальный акт вряд ли способен что-то изменить и его политическое будущее зависит от того, сумеет ли он подкрепить свои требования силой оружия. Точную хронологию действий герцога в первой половине 1066 года установить трудно. Но их характер, содержание и цель ясны. В этот критический период Вильгельм Завоеватель укреплял связи со своими вассалами и пытался усилить разногласия своих потенциальных противников. Он не без успеха старался склонить на свою сторону общественное мнение Европы и готовил военную экспедицию, которая должна была обеспечить ему окончательную победу.
В первую очередь он созвал на совет представителей знатных нормандских семейств, прежде всего тех из них, кто непосредственно помогал ему в годы борьбы за власть. Многие, согласно более поздним источникам, поначалу высказывали сомнения в разумности похода в Англию, считая его слишком рискованным. Но Вильгельму фиц Осберну удалось убедить всех в целесообразности планируемой кампании. Позже было проведено еще несколько аналогичных мероприятий. Вильгельм Малмсберийский утверждает, что один из советов прошел в Лиллебонне. Вас сообщает о большом съезде (правда, не называя место его проведения), все участники которого восприняли план герцога с большим энтузиазмом. Когда в Диве началось строительство кораблей для предстоящей экспедиции, было проведено совещание нормандских магнатов в Бонневилль-сюр-Тукезе. Наконец, представители светской и церковной знати обсуждали детали предстоящего похода в июне 1066 года в Кане на совете, собранном по случаю освящения аббатства Святой Троицы. Сколько было проведено подобных встреч и о чем на них говорили, нам уже не узнать. Но и так понятно, что герцог в течение этих месяцев использовал любой удобный случай для того, чтобы заинтересовать своим планом как можно больше знатных нормандцев.
Оказанная широкая поддержка позволяла предпринять экспедицию даже при невысоких шансах на успех. Однако даже в этих условиях оставлять герцогство без правителя и значительной части войск было рискованно. Поэтому были приняты меры, направленные на обеспечение стабильной деятельности администрации в этот сложный период. Вильгельм официально объявил, что замещать его на период отсутствия будут герцогиня Матильда и четырнадцатилетний сын Роберт. Упоминания о Роберте начинают встречаться рядом с именем матери на различных герцогских документах с 1063 года, а с 1066 года эта практика становится регулярной. О том, что он является наследником герцога Вильгельма, написано еще в акте о дарении монастырю Сент-Уан, составленном в 1061 году. Однако в случае гибели отца его положение могло пошатнуться. Чтобы укрепить его, герцог Вильгельм на одном из съездов нормандских магнатов официально провозгласил сына своим наследником, а затем лично присутствовал на церемонии принесения Роберту вассальной клятвы наиболее влиятельными феодалами. Права сына герцога Вильгельма были признаны и за пределами Нормандии. Известно, например, что аббат Мармотье Бартоломео направил в Руан одного из своих монахов для утверждения дара, полученного монастырем от Вильгельма Завоевателя, и дарственная была подтверждена Робертом «от имени его отца, который был занят подготовкой судов для военной кампании против Англии».
Однако собственный опыт подсказывал герцогу, что принесение клятв не означает, что они будут соблюдаться, и нет гарантий, что в случае возникновения кризисной ситуации женщина и ребенок, какими бы правами он их ни наделил, смогут удержать власть над Нормандией. Поэтому он постарался на время своего отсутствия окружить жену и сына надежными советниками из числа представителей новой аристократии, доказавших свою лояльность и административные способности. Главным из них был Роже Бомонский, уже довольно пожилой человек, сын которого Роберт вскоре прославился в битве при Гастингсе. Примечательно, что Роже Бомонский, не принимавший в походе непосредственного участия, после завоевания Англии стал графом Мюлана и Лейкестера. Помогать герцогине остался Роже Монтгомери и Гуго, сын влиятельнейшего виконта Авранша Ричарда и будущий граф Честера. Данные назначения и пожалования были еще одним наглядным свидетельством качественно нового уровня отношений между феодальной знатью и герцогом Нормандии.
В ходе подготовки к кампании не была забыта и церковь. В преддверии похода прелаты стремились получить подтверждение ранее обещанных пожалований. Вильгельм Завоеватель постарался воспользоваться этим для укрепления отношений с монастырями и духовенством. В 1063 году Ланфранк стал аббатом находящегося в Кане монастыря Сен-Стефан, а 18 июня 1066 года состоялась церемония освящения аббатства Святой Троицы, которое получило щедрые пожертвования от герцогини Матильды. Примерно в то же время герцог утвердил пожалование монастырю Фекан земельных владений возле Стейнинга в английском Суссексе. Это особенно любопытно, поскольку реальным это пожалование могло стать только в случае успеха предстоящей кампании. В июне на большом герцогском совете был окончательно решен вопрос о спорных землях епископства Авранш, и грамота, подтверждающая права епархии, была вручена епископу. Аналогичные акции проводились также соратниками Вильгельма Завоевателя. Причем во время его отсутствия это обязательно санкционировалось решением герцогского двора. Такой порядок отражен в монастырской записи, сообщающей, что Роже Монтгомери передал земельный участок в Живервилле руанскому аббатству Святой Троицы, «в то время, когда герцог Нормандии был со своим флотом в походе». Примеру влиятельных сеньоров следовали и менее крупные феодалы. Так, Роже, сын Турольда, «собираясь в заморский поход с герцогом Вильгельмом», предал небольшое поместье Соттевильле-Руан тому же аббатству Святой Троицы, похожие пожертвования сделали Эрчембальд, сын виконта, и «некий рыцарь» Осмунд де Боде, «испросивший благословение на участие в экспедиции». Столь массовые пожертвования церкви – дополнительный штрих к обстановке, царившей в герцогстве перед походом в Англию.
Но герцог Вильгельм стремился заручиться поддержкой не только внутри Нормандии. Он прекрасно понимал, что в предстоящем конфликте дополнительные преимущества будут у того, кто сумеет привлечь на свою сторону мнение Европы. В первой половине 1066 года из Руана в Рим была направлена делегация во главе с епископом Лизье Жильбером, целью которой было убедить папу Алесандра II в том, что герцог Нормандии является законным наследником английской короны, а Гарольд Годвинсон – узурпатор. К сожалению, до нас не дошли записи, позволяющие восстановить ход переговоров в Риме и понять, пытался или нет отстаивать свои позиции перед папой король Гарольд. Впрочем, представить, какие аргументы могли использовать в Ватикане представители Вильгельма Завоевателя, несложно. Суть главного обвинения сводилась к тому, что Гарольд, захватив трон, нарушил ранее данные им клятвы и стал клятвопреступником. К этому могли быть добавлены факты, говорившие о вероломстве всего семейства Годвин. В пользу герцога Вильгельма свидетельствовало его благосклонное отношение к церкви, способствовавшее заметному оживлению религиозной жизни руанской митрополии. Из этого следовало, что победа Вильгельма над Гарольдом принесла бы выгоду Святому престолу. Герцог Нормандии, прослывший твердым сторонником церковных реформ, мог бы оказать противодействие тем, кто поддерживал антиреформаторское крыло церкви. В поддержку Вильгельма выступил архидьякон Гильдер-бранд. В итоге папа Александр II публично одобрил задуманное герцогом Нормандии предприятие.
Полученное высшее церковное благословение придавало походу в Англию характер не просто законной, но и необходимой акции. Это было очень значительное достижение герцога, и его нельзя объяснить лишь удачным стечением обстоятельств или политической изворотливостью Вильгельма. Основная причина заключалась в том, что многие светские и церковные деятели увидели в герцоге Нормандии защитника тех идей, которые превалировали в европейском сознании в третьей четверти XI века. Уже после битвы при Цивитате (1053) и синода в Мелфи (1059) союз с Нормандией приобрел для папской курии первостепенное значение. Нормандцы успели проявить себя самыми активными борцами за чистоту веры, принимая участие в религиозных войнах в Испании, Италии или на Сицилии. Самосознание нормандцев как борцов за интересы христианства в окончательном виде проявилось тогда, когда их герцог стал королем Англии. Очень многие европейцы рассматривали нормандскую военную экспедицию в Англию как своего рода крестовый поход. Заручившись папским благословением, герцог Нормандии стал единственным претендентом на английский трон, нападение которого на Гарольда не могло квалифицироваться как агрессия. Позиции скандинавских принцев были существенно ослаблены.
Герцог Вильгельм вступил в переговоры с юным королем Франции Филиппом I, который, как уже говорилось, находился под опекой графа Фландрии Болдуина V. Согласно некоторым источникам, король Филипп дал официальное согласие на провозглашение сына Вильгельма Роберта наследником нормандского герцогства и лично принимал участие в соответствующей церемонии. Герцог Вильгельм постарался заручиться поддержкой или, по крайней мере, нейтралитетом других европейских правителей, в частности императора Генриха IV. Таким образом, у него появилась возможность призвать под свои знамена не только нормандцев. Причем это был тот редкий случай, когда стимулом к участию в походе был не только грубый расчет на военную добычу, но и стремление помочь справедливому делу. Как показали дальнейшие события, такая двойная мотивация оказалась весьма действенной. С Вильгельмом в Англию отправились добровольцы почти со всей Европы.
Примерно в это же время Нормандия начала пожинать плоды своей политики по отношению к ближайшим соседям. С 1054 года графы Понтьё стали вассалами герцога Вильгельма. Граф Булони считал себя другом и должником герцога Вильгельма, который в свое время помог ему вернуться к власти. Собственные военные кампании позволили герцогу получить надежных союзников в Бретани и присоединить к своим владениям Мен. Благодаря специфическому положению Нормандии в Северной Галлии и ее политическим успехам герцог к 1066 году мог без опаски пользоваться практически всеми французскими гаванями, расположенными между Кюзноном и границами Фландрии. Ситуация для намеченного предприятия скадывалась весьма благоприятно.
Контроль над портами был важен с точки зрения обеспечения безопасности и снабжения намеченной экспедиции. Но ее было невозможно начать без кораблей. Еще при герцоге Роберте I Нормандия имела постоянный флот. Однако, судя по всему, он был небольшим, по крайней мере, для транспортировки большой армии судов было явно недостаточно. Поэтому были предприняты срочные меры по увеличению флота. Обязанность по строительству кораблей для похода в Англию была возложена на нормандских магнатов. Источники, сообщающие о том, кто и сколько судов предоставил для армии герцога, отрывочны и ненадежны. В каждом случае «норматив» определялся в индивидуальном порядке. Вполне возможно, что изображенный на одной из миниатюр Байеского гобелена богато украшенный корабль «Мора», на котором герцог Вильгельм приплыл в Англию, тоже был построен в то время. Его подарила мужу герцогиня Матильда. Строительство флота шло ускоренными темпами, и уже в июне новые нормандские корабли стали концентрироваться в устье реки Дивез, где их доделывали и снаряжали.
Между тем события заставляли герцога торопиться. В начале мая 1066 года брат Гарольда Годвинсона Тости покинул приютившую его Фландрию и предпринял давно задуманную попытку вернуться в Англию с помощью силы. Он высадился на острове Уайт, затем захватил Сандвич и нанял там местных моряков. Вскоре его флот, состоявший примерно из шестидесяти судов, вошел в устье реки Хамбер, откуда и началась наземная операция. Однако продвижение в глубь Линкольншира было остановлено подоспевшим графом Мерсии Эдвином. Отряд Тости был рассеян, а многие из его сторонников погибли. Сам Тости спасся. Вместе с остатками армии он на двадцати кораблях поплыл дальше на север и остановился в Шотландии у короля Малкольма, который являлся его давним союзником. Несмотря на неудачу, это событие обратило на себя внимание многих дворов Северной Европы. Многие осознавали, что это первое, но далеко не последнее вооруженное выступление против нового английского короля, тем более что Тости уже пытался налаживать контакты с Гарольдом Хардраадой. Неизвестно, побывал ли он в Норвегии сам или действовал через доверенных лиц, но, согласно скандинавским источникам, из подвластного тогда Хардрааде Оркнейса на помощь английским мятежникам было направлено двенадцать кораблей. Для герцога Вильгельма экспедиция Тости представляла особый интерес уже потому, что по ее результатам можно было судить о том, насколько силен основной противник – Гарольд Годвинсон. Некоторые более поздние источники утверждают, что Тости искал поддержку и в Нормандии, куда приезжал лично. Не исключено, что какую-то незначительную помощь от герцога он и получил. Сам Гарольд расценивал авантюру брата как прелюдию более масштабного нападения, которого он ожидал из Нормандии. Именно этим объясняется то, что он лично отправился на остров Уайт и занялся подготовкой южного побережья Англии к обороне.
Однако летом 1066 года герцог Вильгельм мог только наблюдать за действиями своих потенциальных противников и союзников, которые уже начали действовать открыто. В Норвегии приготовления к вторжению в Англию подходили к концу, и Гарольд Хардраада вел активные переговоры как со своими вассалами в Оркнейсе, так и с Тости, который все еще находился при дворе Малкольма Шотландского, но был готов выступить на стороне скандинавов. Угроза с севера для Гарольда Годвинсона вырисовывалась все отчетливее. Однако основное внимание он продолжал уделять подготовке к войне на юге королевства, куда стали стягиваться королевские войска. Собственная дружина Гарольда составляла их наиболее боеспособную часть. К ней добавились отряды рекрутов южных районов Англии. Там же король собрал все имеющиеся в его распоряжении корабли. В итоге получилась армия, силы которой были вполне сопоставимы с вражескими.
Герцог Вильгельм тоже не терял времени даром. Его нормандские вассалы привели к месту сбора свои отряды, которые и должны были составить костяк нормандской армии. Постепенно присоединялись воины из Мена, Бретани, Пикардии, Пуату, а также из Бургундии, Анжу и даже с юга Италии. Многие из этих людей руководствовались желанием принять участие в крестовом походе (в качестве которого представлял свою кампанию герцог Вильгельм), но было немало и тех, кто рассчитывал поживиться за счет военной добычи. Многие из пришедших были обычными наемниками, живущими войной. Вильгельм Пуатьеский рассказывает о подарках, которые специально были приобретены Вильгельмом Завоевателем для тех, кто присоединился к его войску. А написанные в 1070 году «Наставления», авторство которых приписывается епископу Ситтена Эрминфреду, прямо указывают, что под знамена герцога собрались не только рыцари, которые были его вассалами, но и воины, рассчитывавшие на оплату своих услуг. Таким образом, весной 1066 года перед герцогом Вильгельмом стояла задача превратить эту разношерстную массу в дисциплинированные боевые отряды. Одновременно продолжалось оснащение кораблей. В августе флот был готов. Армии, расположившиеся по обоим берегам пролива, замерли в ожидании неизбежного столкновения.
Но не все было так просто. Уже на начальном этапе открытого противоборства герцог Вильгельм и Гарольд Годвинсон столкнулись с проблемой снабжения войск. На сравнительно небольших пространствах собралось огромное количество воинов, которых, чтобы они не опустошали район сбора, нужно было обеспечивать всем необходимым. И здесь герцог Нормандии одержал первую победу над своим противником. На протяжении всего времени, в течение которого воины ожидали погрузки на корабли, «действовал категорический запрет герцога на любые недружественные акции по отношению к местному населению». Самое удивительное, что данный приказ исполнялся. Это говорит как о высоком авторитете Вильгельма, так и о том, что он успешно справился с задачей превращения стада в армию. Вот что пишет об этом Вильгельм Пуатьеский: «Он щедро обеспечивал как своих рыцарей, так и воинов, пришедших из других стран, но при этом запретил им брать что-либо силой. Крестьянским стадам провинции не было нанесено ни малейшего ущерба. Земледельцы спокойно дожидались созревания урожая, не опасаясь, что поля будут вытоптаны гордыми рыцарями, а результаты их труда разграблены жадными до наживы солдатами. Беззащитные невооруженные люди наблюдали за окружающими их многочисленными воинами без страха и часто приветствовали их веселыми песнями». Наверняка это идиализированная картина, но в целом она недалека от истины.
На английском берегу все было ровно наоборот. Гарольд не сумел добиться и десятой доли того, что удалось сделать Вильгельму. Через несколько недель ожидания стало ясно, что он не в состоянии не только прокормить свое войско, но даже поддерживать единство ее отдельных частей. В связи с этим 8 сентября и было принято решение о расформировании собранной армии. Уэссекская милиция была распущена по домам, король со своей дружиной отправился в Лондон. Кораблям было приказано также плыть в столицу, по дороге туда часть из них затонула. Южное побережье осталось незащищенным. Этим попытался воспользоваться Вильгельм Завоеватель. 12 сентября нормандский флот перебазировался из Дивеза в Сен-Валери, оказавшись в самом близком от английского берега порту. Переход занял несколько больше времени, чем ожидалось, и не обошелся без потерь. Но теперь все было готово к походу. Оставалось только дождаться попутного ветра. Однако в течение последующих недель ветер упорно дул с севера. За это время обстановка на противоположном берегу претерпела существенные изменения.
Приготовления к нападению на Англию завершил Гарольд Хардраада. Он надеялся провести стремительный и мощный рейд, напоминающий времена Кнута Великого. Пока герцог Нормандии находился в Сен-Валери, Гарольд Хардраада с тремя сотнями кораблей прибыл в Тайн. Там к нему присоединился Тости с отрядом сторонников, который он смог собрать в Шотландии. В Тайне Тости принес вассальную присягу норвежскому королю. 18 сентября норвежский флот вошел в устье Хамбера, где объединенная армия высадилась в районе города Риккол и стала наступать на Йорк. На ближних подступах к нему дорогу ей преградили графы Эдвин и Моркар с довольно значительными силами, собранными ими в Мерсии. 20 сентября у заставы Фулфорд состоялась первая из трех великих битв английской кампании 1066 года. Это было кровопролитное сражение, в котором обе стороны бились отчаянно и упорно. Но военное счастье было на стороне Гарольда Хардраады. Его армия одержала победу и «на плечах противника» ворвалась в Йорк. Жители города радостно приветствовали победителя и практически сразу подписали договор о признании его своим властелином, после чего войска Хардраады вышли из города и вернулись в Риккол.
Весть о поражении под Фулфордом должна была произвести на Гарольда Годвинсона шокирующее впечатление. Но его реакция была быстрой и четкой, хотя ему предстояло решить весьма непростую задачу. Проблема заключалась в следующем: возможно ли совершить бросок на север и, разгромив непрошеных гостей из Норвегии, успеть вернуться на южное побережье до того, как ветер переменит направление? Король Гарольд решил рискнуть и в ходе последовавшей за этим операции еще раз доказал, что он был храбрым и решительным полководцем. Со всеми имеющимися под рукой силами он немедленно направился на север. Скорость, с которой это было проделано, поражает. О нападении норвежцев король Англии едва ли узнал ранее, чем они высадились в Рикколе, а уже через четыре дня после битвы при Фулфорде возглавляемая им армия входила в Тэдкастер. Еще через сутки она миновала Йорк, перерезала дорогу, ведущую из Риккола к Стэмфордскому мосту, по которой продвигался противник, и с ходу его атаковала. 25 сентября Гарольд Годвинсон одержал одну из самых знаменитых и неоспоримых побед в истории средневековых войн. Для Гарольда Хардраады и Тости это сражение стало последним. Оба они погибли, а остатки их разгромленных войск в панике бежали в Риккол, где погрузились на свои корабли и срочно покинули Англию. Контроль над севером страны был восстановлен.
В этой кампании проявилось не только мужество, но и полководческий талант Гарольда Годвинсона. Конечно, к тому времени норвежские войска понесли потери в сражении у Фулфорда, но по-прежнему это была сильная и хорошо подготовленная армия, возглавляемая к тому же одним из самых прославленных воинов той эпохи. Гарольду же пришлось собирать своих воинов в спешном порядке, и к моменту встречи с противником они были утомлены длительным переходом. Этот молниеносный марш-бросок был одним из главных слагаемых успеха Гарольда Годвинсона. Ему удалось не только мгновенно собрать крупные силы, но и всего за несколько дней привести их из Лондона к Стэмфордскому мосту. Это стало полной неожиданностью для противника, который за это время сумел продвинуться от Йорка всего на двадцать пять миль. Правда, норвежский король вынужден был потратить время на подписание договора с жителями Йорка, отход к Рикколу и возвращение на нужную дорогу, ведущую к Стэмфордскому мосту. Но это не умаляет заслуг Гарольда. Первая часть поставленной задачи была полностью выполнена. Теперь многое, если не все, зависело от того, успеет ли король Англии перебросить свои войска на юг достаточно быстро, чтобы воспрепятствовать высадке нормандцев.
Успех нормандцев зависел от еще более непредсказуемого фактора – ветра. Вильгельм нервничал, понимая это. Современные ему хронисты много пишут о том, как он в эти судьбоносные дни часами молил Небеса об изменении погоды и с надеждой поглядывал на флюгер, установленный на колокольне церкви Сен-Валери. Эти мольбы были услышаны. Через два дня после сражения у Стэмфордского моста, когда утомленные воины Гарольда Годвинсона отдыхали в Йорке, флюгер церкви Сен-Валери развернулся в сторону Англии. Нормандская армия немедленно начала погрузку на корабли. Все очень торопились, и это прекрасно отражено на Байеском гобелене. Ночью 27 сентября нормандский флот вышел в море. Первой плыла галера герцога, освещая путь огромным фонарем, установленным на топ-мачте. Посреди Ла-Манша герцогу пришлось пережить еще одно приключение, которыми изобиловала его бурная жизнь. На рассвете обнаружилось, что флагманское судно оторвалось от остальных. Многие испугались, но только не герцог Вильгельм. Хроники сообщают, что он наслаждался предоставленными минутами покоя, пребывал в прекрасном расположении духа и вел себя так, «будто находился не на корабле, а в одном из залов своего дворца». Такое уверенное поведение успокоило окружающих, а вскоре на горизонте стали видны и другие корабли эскадры. Оставшаяся часть морского перехода прошла без каких-либо инцидентов, и 28 сентября войска герцога Нормандии высадились в Превенси, фактически не встретив сопротивления. Переход через Ла-Манш, который по праву считается одной из самых хорошо организованных десантных операций военной истории, был завершен.
Успех герцога Вильгельма частично объясняется его уверенностью в том, что Гарольд Годвинсон в те дни был занят боевыми действиями, развернувшимися на севере Англии. Способствовало этому и сокращение королевского флота Англии в 1049–1050 годах. Тем не менее, вряд ли Вильгельм смог спонтанно, без тщательно обдуманного плана, осуществить столь удачный переход. Подготовка началась задолго до самой операции, и установление контроля над гаванями южного побережья Ла-Манша было чрезвычайно важным с этой точки зрения. Большую роль сыграло и то, что, несмотря на длительное ожидание и бездействие, нормандская армия сумела сохранить полную боеготовность. Высадка на английском побережье прошла гладко из-за того, что 8 сентября Гарольд Годвинсон распустил ополчение и отправил флот в неудачный поход. Наконец, следует отметить решительность герцога. Решение о начале операции он принял практически мгновенно и тем самым перехватил инициативу. А ведь 27 сентября, когда он отдавал приказ об отплытии из Сен-Валери, исход сражения у Стэмфордского моста ему вряд ли был известен. Иными словами, отправляясь через пролив, он не знал, с каким из двух Гарольдов ему придется столкнуться: Хардраадой с его скандинавской армией и сторонниками из Северной Англии или с Гарольдом и его верной уэссекской дружиной.
Вильгельм Завоеватель, безусловно, рисковал. Но в первые же дни после высадки на английский берег он постарался сделать все, чтобы свести риск к минимуму. Нормандцы в ускоренном темпе усилили укрепления старинного римского форта Превенси и произвели разведку вдоль береговой линии в поисках подходящей базы, которая бы позволила им сохранить надежную связь с флотом до решающей битвы. Отметим, что тогда северное побережье Англии несколько отличалось от современного и Гастингс представлял собой идеальное место для такой базы. Он находился недалеко от Превенси и имел одну из самых удобных гаваней на этом участке берега. Городок стоял на маленьком полуострове, подходы к которому с запада и востока были защищены сильно заболоченными устьями рек Бред и Булверхит, а с севера – высотами Телхам-Хилл. Заняв оборону на этих высотах, даже небольшой отряд мог по необходимости прикрыть погрузку армии на корабли. Кроме того, дальше на север рос густой лес, что исключало быстрый подход к полуострову войск противника. Герцог Вильгельм приказал перебазировать нормандский флот и основную часть сухопутных сил именно в Гастингс. Город начали укреплять. При этом в глубь территории были направлены небольшие отряды, перед которыми стояла задача вынудить противника вступить в бой до того, как он полностью соберется с силами.
План был продуман, и теперь все зависело от того, как быстро подойдут вражеские войска. О действиях Гарольда в этот период точных сведений нет. Скорее всего, он узнал о высадке нормандцев будучи в Йорке, но не исключено, что эта новость застала его уже по дороге на юг. Примерно 6 октября он вернулся в Лондон. Еще несколько дней понадобилось на отдых и сбор подкрепления. 11 октября английская армия, большую часть которой на этот раз составляла пехота, двинулась в направлении Гастингса. Решимость Гарольда Годвинсона достойна уважения, но в данном случае она объясняется скорее не столько храбростью и тактическим расчетом, сколько желанием предотвратить опустошение его родного графства (на это и рассчитывал Вильгельм Завоеватель, посылая свои отряды в глубь Уэссекса). С этой точки зрения действия короля Англии были непродуманными. На север с ним ушли практически все воины, которых можно было быстро собрать в то время. Когда армия резко развернулась и форсированным маршем двинулась на юг, значительная часть пехотинцев и лучников отстала. Остановка в Лондоне оказалась слишком короткой, чтобы дождаться все отставшие части или заменить их новыми. Причем особых причин торопиться не было. Время играло на руку англичанам. Вместо того чтобы воспользоваться этим, Гарольд двинулся навстречу противнику с ослабленной армией в полном соответствии с планами герцога Вильгельма.
Скорее всего, король надеялся провести операцию, аналогичную той, которая так успешно завершилась у Стэмфордского моста. Однако он не учел, что пятидесятимильный марш-бросок от Лондона до Южного Уэссекса будет слишком тяжелым для пеших воинов. Когда в ночь с 13 на 14 октября английская армия подошла к побережью и начала занимать позиции в районе современного города Баттл, солдаты были крайне утомлены и нуждались в отдыхе. Герцог Вильгельм понял это, как только ему сообщили о появлении противника, и, не теряя времени, решил воспользоваться неожиданно возникшим преимуществом. Уже утром 14 октября нормандские войска вышли из Гастингса. Согласно хроникам, нападение для Гарольда было «совершенно неожиданным» и англосаксонские войска к этому моменту «даже не успели развернуться в боевые порядки».
Вопрос о том, почему атака нормандцев оказалась неожиданностью даже для самого Гарольда, что сказалось на дальнейшем ходе сражения, требует дополнительного осмысления. Похоже, что англосаксонские воины подошли к месту предстоящей битвы поздно ночью, а арьергард мог подтягиваться до утра 14 октября. Командующий, таким образом, опередил часть своих уставших на марше воинов. Если это так, то понятно, почему армия Гарольда еще не была построена в боевые порядки к 9 часам утра. Возможно, имеются и иные причины. Вполне вероятно, что Гарольд планировал исключительно наступательные действия. Победа в оборонительном сражении еще не означала бы успеха всей кампании, поскольку не было гарантии, что нормандцев удастся отрезать от их кораблей. Нельзя отрицать воздействия таких объективных факторов, как потери в боях при Фулфорде и у Стэмфордского моста, а также утомленность солдат длительным переходом. И все-таки король Англии располагал резервами, которых у его противника не было в силу того, что он находился на чужой территории. Для англичан было бы правильнее без особой спешки собрать все имеющиеся резервы и атаковать армию Вильгельма превосходящими силами. Вышло же абсолютно иначе.
К началу битвы англичане занимали довольно выгодные тактические позиции. Численность армии Гарольда Годвинсона оценивается по-разному, но можно предположить, что он привел с собой порядка семи тысяч воинов. Снаряжение многих из них оставляло желать лучшего. Главную ударную силу составляли хорошо вооруженные и проверенные в боях воины из дружин самого Гарольда и его братьев Леофвина и Гирта. Многие пехотинцы и лучники, с которыми Гарольд 25 сентября одержал победу над одним из самых знаменитых рыцарей Европы, остались на севере. Ряды спешно набранных им на замену рекрутов необходимо было подкрепить опытными воинами. Гарольд приказал спешить дружинников, и они заняли свои места в английской фаланге. Помимо традиционных боевых секир они были вооружены дротиками, которыми можно было поражать врагов на расстоянии. Фалангу Гарольд начал выстраивать на возвышающемся над окружающей местностью холме. Холм имел довольно крутые склоны, благодаря чему нападение с флангов было затруднено. В первых рядах и по бокам выстроенного каре стояли дружинники и телохранители Годвинсонов, которые своими большими щитами прикрывали бойцов, находящихся внутри. Эту живую крепость, загородившую дорогу на Лондон, оттеснить было тяжело, а разбить еще труднее.
Нормандцы двинулись в наступление от подножия холма, то есть с менее выгодной позиции, к тому же армия герцога Вильгельма несколько уступала англичанам по численности. Но она почти целиком состояла из профессиональных воинов, и в ее составе было больше лучников. Атаку вели тремя группами. В центре находились отборные нормандские войска во главе с самим герцогом, который шел в атаку со священной реликвией на шее и под знаменем папы римского. На левом фланге наступали бретонцы, возглавляемые графом Брионом. Правое крыло было наиболее смешанным по составу. Достоверно известно только то, что там находился Роберт Бомонский и множество его вассалов с берегов Риля. Согласно всем источникам, они двигались правильным строем и довольно быстро. В авангарде наступала вооруженная пращами и копьями легкая пехота и часть лучников. За ними двигались пешие воины в тяжелых доспехах, а следом – конные рыцари в кольчугах и железных шлемах, вооруженные мечами и дротиками.
Настоящая схватка началась, когда легкая пехота нормандцев ворвалась в первые ряды англичан. К тому времени их пращники уже израсходовали свои метательные снаряды и дрались топориками, подобранными на поле брани копьями или просто привязанными к палкам камнями. Хорошо вооруженные дружинники Гарольда оказались в более выгодном положении. Строй наступающих нарушился, а лучники Вильгельма, опасаясь поразить своих, могли стрелять только поверх голов тяжеловооруженных английских пехотинцев. Герцог бросил в бой конных рыцарей, рассчитывая, что те сумеют рассеять авангард противника. Частично им это удалось. В пылу схватки погибли оба брата Гарольда – Гирт и Леофвин. Однако расчленить английскую фалангу нормандцам не удалось. Было очевидно, что атака захлебнулась. Продвижение нормандских пехотинцев стало замедляться и в конце концов вообще остановилось. Конные рыцари, потеряв единство строя, дрогнули и повернули назад. Их отступление к подножию холма было беспорядочным и напоминало бегство.
Казалось, что дух нормандских воинов сломлен и вот-вот их охватит паника. Наступил критический момент сражения, запечатленный на Байеском гобелене, – епископ Одо, воздев руки к небу, опровергает слух о гибели герцога Вильгельма и призывает отступающих конных рыцарей остановиться. Похоже, что тогда судьба предоставляла Гарольду последний шанс. Если бы он отдал приказ об общем наступлении и сумел провести контратаку, противник обратился бы в бегство. Но король Англии не сумел ни организовать наступление, ни даже поддержать порядок, необходимый для обороны. Многие из его воинов, решив, что победа уже одержана, нарушили строй и начали преследовать отступающих нормандцев. Это была роковая ошибка. Мобильность конных воинов обеспечила их преимущество перед разрозненными группами пехотинцев, и нормандцы этим воспользовались. Как сообщает хронист, они неожиданно для преследователей «развернулись и изрубили их на куски». Маневр был настолько удачным, что некоторые считают его продуманным тактическим приемом. Известны, как минимум, еще два случая, когда нормандская конница вела ложное отступление, а затем неожиданно разворачивалась и уничтожала преследующего ее противника. Факты говорят, что отступление в битве при Гастингсе не было уловкой.
Преследователи были остановлены, и как раз в этот момент герцог Вильгельм снял шлем, демонстрируя своим воинам, что он жив и невредим. Порядок в рядах нормандцев восстановился, и они вновь начали атаку. Но чем все закончится, было еще абсолютно непонятно. Позиция Гарольда несколько ухудшилась, но основные силы ему удалось сохранить. Обе стороны понесли приблизительно равные потери. И тогда герцог Вильгельм использовал новую тактику. Если до этого нормандская пехота и конница действовали независимо друг от друга, то теперь они должны были сражаться в тесном взаимодействии. При этом лучники были расставлены в некотором отдалении от места рукопашной схватки и получили приказ стрелять таким образом, чтобы стрелы, описав дугу, поражали английских воинов в голову. Организованная таким образом атака оказалась более чем успешной. Возможно, уже в ее начале был убит сам Гарольд. Его войска дрогнули и начали отходить с занимаемых позиций. Отдельные группы дружинников Гарольда пытались прикрыть отступающих товарищей, заняв оборону в неудобных для нападения конных воинов местах. Судя по всему, им даже удалось нанести заметный урон нормандским рыцарям. Но это уже не могло изменить ситуацию. Отступление вскоре превратилось в паническое бегство. Нормандцы прекратили преследование только с наступлением темноты. Герцог собрал своих воинов на холме, где еще утром выстраивалась фаланга Гарольда и с которого он только что наблюдал за уничтожением ее остатков. Победа была полной и безоговорочной.
Известна точка зрения, согласно которой Вильгельм Завоеватель победил в битве при Гастингсе потому, что сделал ставку на конницу, поддерживаемую стрелками с дальнобойными луками. С ней можно согласиться, сделав некоторые оговорки. Нет доказательств, что Гарольд Годвинсон недооценивал значение конных воинов и не использовал их в других сражениях. Что касается лучников, то при Гастингсе у англичан их было не так много, скорее всего, из-за спешки при формировании армии, а не из стратегических соображений. Но самое главное, в битве не было примеров противоборства конницы и пехоты по всем правилам военной науки того времени. Нормандцы не использовали «классическую лаву», когда наступающие «плечом к плечу» кавалеристы в буквальном смысле опрокидывают противника массой своих коней, а затем добивают оставшихся копьями и мечами. Англичане также не продемонстрировали хорошо известный прием отражения кавалерийской атаки, когда пехотинцы строятся в каре, стоящие в первых рядах образуют сплошную стену из щитов, а находящиеся сзади выставляют поверх нее копья, которыми сбивают наступающих и отпугивают их коней. Более того, в начале сражения обе противоборствующие стороны явно делали ставку на использование метательного оружия, что не свойственно ни наступающей кавалерии, ни обороняющейся пехоте. Даже тяжеловооруженные дружинники Гарольда имели целые связки дротиков, а многие конные рыцари Вильгельма метали во врагов свои копья, которые кавалеристы обычно из рук не выпускают.
Все это, однако, не умаляет роли нормандских конных воинов. Хотя в войске Вильгельма Завоевателя имелось довольно много иностранных наемников, именно нормандские кавалеристы и лучники внесли решающий вклад в победу при Гастингсе. Возможно, нормандские рыцари еще не владели тактикой кавалерийских сражений так совершенно, как их потомки, но воинами они были отменными и в седлах держались прекрасно. Видимо, и их отношение к боевым коням было особым. Известно, что кони были доставлены в Англию на специальных небольших судах. И это, кстати, является еще одной примечательной чертой похода Вильгельма Завоевателя. Предки нормандцев викинги во время своих набегов сражались на конях, но, как правило, это были кони, захваченные уже после высадки на берег. По крайней мере, ни в скандинавских, ни в английских хрониках нет упоминаний о транспортировке лошадей к британским берегам. Решение взять с собой лошадей было в 1066 году не совсем обычным и для Нормандии. Недаром процедура их погрузки нашла отражение даже на гобелене из Байе. Транспортировка нескольких сотен лошадей на небольших суденышках – дело, требующее специальных навыков. Известно, что подобную операцию нормандцы осуществили в Сицилии в 1060–1061 годах. Судя по всему, искусству транспортировки животных по морю их тогда обучили византийцы, ведь в Восточной Римской империи такого рода перевозками занимались с давних времен. Весьма вероятно, что услугами своих соотечественников, прошедших хорошую школу на Средиземном море, воспользовался в 1066 году Вильгельм Завоеватель. Впрочем, вместе с ними или без них помочь ему могли и рыцари, пришедшие под его знамена из Апулии и Сицилии.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.