6. Арьергардные бои

6. Арьергардные бои

Казалось, сделано всё возможное, несмотря на весьма непростые обстоятельства, и цель, наконец, достигнута. Пусть независимые республики и не вошли в состав РСФСР, а образовали вместе с ним Союз (практически, конфедерацию, что подчёркивало их право свободного выхода из этого Союза), но, тем не менее, страна вновь становилась единой. Правда, по-настоящему скрепляла её лишь РКП. Ведь какие бы атрибуты суверенности не сохраняли отныне союзные республики, их ЦК для Москвы оставались всего-навсего областными комитетами, обязанными бесприкословно подчиняться постановлениям вышестоящих органов – не только пленумов, но и Политбюро, Оргбюро, секретариата.

И всё же, сопротивление принятому 6 октября решению, сопротивление Тифлиса, ещё не было сломлено. ЦК Компартии Грузии категорически не желало признавать вхождение своей республики в Союз через Закавказскую Федерацию, что, по их представлению, унижало Грузию. Ставило её ниже Украины и даже Белоруссии, низводило до административного уровня российских автономий. И тут не могли помочь никакие увещевания Сталина в телеграмме, направленной 17 октября, растолковывающие более чем очевидное:

«Пленумом принято без всяких изменений предложение членов комиссии – Сталина, Орджоникидзе, Мясникова и Молотова – о сохранении Закавказской Федерации и объединении последней с РСФСР, Украиной и Белоруссией в Союз Социалистических Советских Республик».⁸⁸

Пришлось и Каменеву с Бухариным (тем, на поддержку которых так уповали в Тифлисе) разъяснить свою позицию. «Из нашего выступления, – объясняли они телеграммой, направленной 23 октября на имя Цинцадзе и Махарадзе, – против великорусского национализма отнюдь не следовала защита грузинского национализма. Вы должны знать, что постановление пленума о вхождении в Союз Закавказской Федерации должно быть точно выполнено, и может быть вновь рассмотрено лишь новым пленумом, если он того захочет. Тон вашей записки – грубое нарушение партийных нравов. Советуем прекращение склоки и работу на базисе цекистских решений».⁸⁹

Но уже ничто не могло унять людей, теряющих власть. Они вновь обратились к Ленину, полагая его последней инстанцией, которая только и может спасти их. Начали своё послание Владимиру Ильичу от 25 октября с извинений за тон прежней телеграммы и уверений в своей готовности подчиниться постановлению пленума. Но тут же с маниакальным упорстовом вернулись к тому, что назвали «незначительной поправкой» – к просьбе «о пересмотре вопроса о вхождении в Союз республик не через Закфедерацию, которая ещё не имеет своего ЦИКа и Совнаркома, а в отдельности». Объяснили необходимость подобного изменения решения пленума «как внутренним, так и международным положением Грузии», не пояснив, в чём же они заключаются. А затем, не сдержавшись, снова обрушились на Заккрайком и Орджоникидзе, которые, якобы, и заставили их сложить с себя полномочия членов ЦК.⁹⁰

Не довольствуясь посланием на имя Ленина, те же Ф. Махарадзе, С. Кавтарадзе, К. Цицнадзе, Л. Думбадзе. П. Сабашвили, М. Окуджава, М. Торошелидзе, Е. Эшбаи С. Тодрия (уже бывшие члены ЦК Компартии Грузии) снова попытались склонить ЦК РКП на свою сторону. Направили 9 ноября в Москву свой «доклад», пытаясь в нём доказать свою правоту и переложить всю ответственность за происшедшее исключительно на Орджоникидзе.

«С самого начала советизации Грузии здесь столкнулись две тактические линии: одна линия – это тактика военного коммунизма. Вдохновителем этой тактики явился у нас тов. С. Орджоникидзе… и Кавбюро ЦК РКП… Эти товарищи почему-то не считались с тем обстоятельством, что Советская Грузия была объявлена отдельной самостоятельной республикой, а отрицание этого факта наделе поставило бы Советскую власть здесь в весьма и весьма невыгодное положение». А вслед затем поспешили использовать старый, проверенный прием подмены понятий. Изобразили дело так, будто защищать независимость Грузии им «рекомендовалось ЦК РКП и, в частности, лично тов. Лениным в специальных обращениях к грузинским коммунистам». Ну, а противниками того выступили Орджоникидзе и послушный ему Заккрайком.

«Можно спросить, – продолжал «доклад», – нельзя ли было найти общую примирительную линию между этими двумя сторонами», под которыми подразумевали не Тифлис и Москву, а Ленина и Орджоникидзе. И сами же отвечали: «не только можно было, но это нужно было во что бы то ни стало, ибо это требовали интересы Советской власти». Да, именно так – не интересы грузинского народа, страдавшего от жесточайшего экономического кризиса, не интересы всех народов края, ради которых и создавалась Закавказская Федерация, а Советской власти в целом.

Бывшие члены ЦК КПГ больше не скрывали своего полного неприятия федерации трёх закавказских республик. И выдвинули следующие доказательства, якобы подтверждавшие только их правоту. Образование Закавказской Федерации «помимо лишней волокиты, лишнего бюрократического средостения потребует громадных средств на своё содержание и громадного штата людей». Помимо того, «постановлением пленума ЦК РКП… создана комиссия, в которую входят представители от отдельных республик Закавказья наравне с РСФСР, Украиной и Белоруссией, а не от Закфедерации». «Из постановления пленума не видно точно и ясно, какую форму примут отдельные закреспублики в том случае, если Закфедерация войдёт в этот Союз как государство». И последний аргумент – «Закфедерация отнюдь не является ещё оформившейся государственной единицей, в то время как закреспублики уже представляют более или менее оформившиеся живые государственные единицы».

Использовав все доводы в пользу сохранения суверенности Грузии, даже вошедшей в состав СССР, авторы «доклада» резюмировали: «Наша позиция и тактика ясны и определённы. Настоящую подлинную объединительную политику проводил именно старый ЦК КПГ, а те, которые механически, сверху, сразу, одним взмахом старались уничтожить даже тень какой бы то ни было самостоятельности, лишь портили дело…

Мы полагаем, мы убеждены, что единственно срочное расследование всех обстоятельств этого конфликта выяснит истинное положение дела».⁹¹

В такой просьбе Москва отказать никак не могла. Поэтому 24 ноября секретариат ЦК КПР образовал «комиссию в составе т. Дзержинского (председатель) и членов тт. Сосновского / редактор газеты «Беднота» – Ю.Ж./ и Мицкевича-Капсукаса /в недавнем прошлом глава правительства Литовско-Белорусской Республики – Ю.Ж./ для срочного рассмотрения заявлений, поданных ушедшими в отставку членами ЦК Грузии».⁹² Спустя месяц комиссия завершила расследование и подготовила следующее заключение:

«1. Политическая линия, проводившаяся сначала Кавбюро ЦК РКП, а потом Заккрайкомом и, в частности, т. Орджоникидзе, вполне отвечала директивам ЦК РКП и была вполне правильной… 2. К тем грузинским коммунистам, которые возвели в принцип тактику уступок /мелкобуржуазному национализму – Ю.Ж./, принадлежало и большинство членов ЦК КПГ старого состава… (Оно) неправильно истолковав директивы ЦК РКП и письма тов. Ленина, оказывало недостаточное сопротивление давлению той националистической стихии, которая в первый период революции находилась под идейным руководством меньшевизма /грузинского – Ю.Ж./… Отсюда его сопротивление созданию Федерации Закавказских Республик… 3. Кавбюро и Заккрайком, признавая неоспоримое экономическое единство Закавказья, следуя директивам ЦК РКП, последовательно проводили экономическое объединение Закавказских республик, потом их федерацию… 4. Обвинение Заккрайкома, в частности, тов. Орджоникидзе, в том, что якобы он применял тактику военного коммунизма, скоропалительно, сверху, совершенно не считаясь с местными парторганизациями, не подготовив общественного мнения, проводил линию, часто не совпадавшую с линией ЦК РКП: или вовсе не имел линии, не соответствует действительности».⁹³

Однако Политбюро не стало торопиться с изучением заключения комиссии Дзержинского. Обратилось к нему лишь тогда, когда уже были образованы и Закавказская Социалистическая Федеративная Советская Республика, и СССР – 18 января 1923 года. Но и в тот день обсуждение дела смутьянов из Тифлиса не состоялось. Его отложили на неделю, «предоставив тт. Мдивани и Кавтарадзе возможность ознакомиться с материалами комиссии». Только 25 января Политбюро (на заседании которого присутствовали его члены – Каменев, Троцкий, Томский, Сталин. Рыков; кандидаты в члены – Калинин, Бухарин, Молотов; а также приглашённые члены ЦК – Смирнов, Раковский и Сокольников) приняло следующее постановление:

«а) Смену состава ЦК и советских учреждений в Грузии, как вызванную обстоятельствами на Кавказе и ходом борьбы в грузинской компартии, утвердить. Равным образом утвердить решение Оргбюро от 21 декабря 1922 года о переводе на работу вне Грузии тт. Цицнадзе, Мдивани, Кавтарадзе и Махарадзе.

б) Смена эта ни в каком смысле не лишает доверия в глазах ЦК тех товарищей, которые вышли в отставку с ответственных постов в Грузии; в частности, и тех, которые переведены на работу вне Грузии.

в) Просить Заккрайком дать своё заключение по вопросу о целесообразности и размерах усиления грузинской армии».⁹⁴

Так был развязан тугой узел, завязанный противниками образования СССР в той форме, которая была утверждена 6 октября пленумом ЦК РКП.

В те же самые дни, когда комиссия Дзержинского занималась грузинским вопросом, из Владивостока и Читы, столицы ДВР, пришли долгожданные известия.

Почти за год перед тем, в Вашингтоне, на Конференции по ограничению морских вооружений, призванной, как и Генуэзская, разрешить политические и экономические противоречия (только на этот раз – тихоокеанских держав), произошло знаменательное событие. Делегаты США, Великобритании и Франции выразили явное недовольство чрезмерными территориальными претензиями Японии. Уже не желавшей довольствоваться только полученными по Версальскому договору германскими колониями в Тихом океане. Под любым предлогом пытавшейся закрепиться в Южной Манчжурии, в Приморье, на Северном Сахалине, даже на Камчатке и Чукотке.

Выступая 23 января 1922 года на пленарном заседании конференции, представитель Японии барон Шидехара вынужден был заявить о смягчении позиции Токио. Пообещать, что уже в текущем году японские войска будут выведены со всех земель России. Госсекретарь США Хьюз поспешил закрепить такое обещание: «Американская делегация выслушала сообщение барона Шидехары и приняла к сведению данные от имени японского правительства заверения об отозвании японских войск из Приморской губернии Сибири и из Сахалина».⁹⁵

Смену политики по отношению к Советской России и ДВР Токио выразило 24 июня – в официальной декларации Императорского Правительства, объявившего, что японские войска покинут Приморье не позже 1 ноября, и 19 июля – в ноте министерству иностранных дел ДВР, в которой был назван тот же срок прекращения оккупации.⁹⁶ Действительно, 25 октября (за шесть дней до установленного срока) последний японский солдат покинул Владивосток, в который тут же вступили части Народно-революционной армии. 14 ноября Народное собрание (парламент) ДВР единодушно приняло историческое заявление:

«На всём русском Дальнем Востоке объявить Советскую власть. Демократическую Конституцию Дальневосточной Республики и её законы объявить отменёнными. Просить ВЦИК и съезд Советов России присоединить Дальний Восток к единой Российской Социалистической Республике, распространив на Дальний Восток действие советской Конституции и советских законов».

На следующий день ВЦИК удовлетворил эту выстраданную искреннюю просьбу⁹⁷.

Политика, проводимая Москвою по отношению к Японии на протяжении трёх лет, полностью оправдала себя. Возвращения далёкого края удалось добиться без тяжёлой, возможно – долгой войны, исход которой был непредсказуем.

…Когда напряжённость, порождённая претензиями Харькова и Тифлиса, спала, окончательно исчезла вероятность возникновения новых нежелательных случайностей и явственно обозначилась близость развязки событий. О том убедительно свидетельствовала опубликованная 18 ноября «Правдой» беседа со Сталиным. Его ответы на вопросы о том, что будет представлять собою Советский Союз. Беседа, которая, вне всякого сомнения, состоялась, по меньшей мере, за неделю до публикации – ведь в ней упоминалась, как существующая, ДВР.

Сталин использовал беседу исключительно ради пропаганды, почему и умолчал в ней о самом существенном. Начал, как обычно, с того, что считал наиболее важным – по чьей же инициативе создаётся Советский Союз.

«Инициатива движения, – подчеркивал он, – принадлежит республикам. Ещё месяца три назад руководящие круги закавказских республик поставили вопрос о создании единого хозяйственного фронта советских социалистических республик и об объединении их в одно союзное государство… Почти одновременно с этим был возбуждён вопрос об объединении на Украине и в Белоруссии, вызвавший там среди широких партийных кругов, так же как и в Закавказье, определённо восторженное отношение. Эти обстоятельства, несомненно, говорят о жизненности движения и о том, что вопрос об объединении республик безусловно назрел».

Так, представив «широким партийным кругам» («Правда» являлась органом ЦК РКП) реакцию на создание СССР в независимых республиках, Сталин перешёл к объяснению целей создания нового государства, и тут уже больше не кривил душой. «Мотивы эти, – отмечал он, – главным образом, хозяйственные. Помощь крестьянскому хозяйству, поднятие промышленности, улучшение средств сообщения и связи, финансовые вопросы, вопросы о концессиях и прочих экономических договорах, совместное выступление на заграничных рынках в качестве покупателей или продавцов товаров – таковы вопросы, породившие движение за образование Союза республик». «Истощение внутренних хозяйственных ресурсов, – просто и доходчиво объяснял Сталин, – наших республик в результате Гражданской войны с одной стороны, и отсутствие сколько-нибудь серьёзного притока заграничного капитала – с другой стороны, создали такую обстановку, при которой ни одна из наших советских республик не в силах восстановить своё хозяйство своими собственными силами». Прежде всего, такое объяснение было адресовано Раковскому и его сторонникам, отстаивавшим противоположную позицию.

«Но для того, чтобы действительно соединить хозяйственные усилия, – продолжал растолковывать Сталин, – вплоть до объединения последних в единый хозяйственный союз, необходимо создать соответствующие союзные, постоянно действующие органы, могущие направлять хозяйственную жизнь этих республик по одному определённому пути. Вот почему старые хозяйственные и торговые договоры этих республик между собой оказались теперь недостаточными. Вот почему движение за Союз республик переросло эти договоры и поставило вопрос об объединении».

Затем Сталин перешёл к истории объединительной тенденции, охарактеризовав её следующим образом:

«Объединительное движение независимых республик не является чем-то неожиданным и «небывало» новым… В своём развитии оно… прошло уже две фазы… Первая фаза – это 1918–1921 годы, полоса интервенции и Гражданской войны… закончилась военным объединением, военным союзом советских республик. Вторая фаза – это конец 1921 и начало 1922 годов, полоса Генуи и Гааги, когда… единый дипломатический фронт советских республик явился тем неизбежным средством, без которого невозможно было устоять против натиска западных держав. На этой почве возникло известное соглашение независимых дружественных республик с РСФСР…

Ныне объединительное движение национальных /выделено мной – Ю.Ж./ республик вступило в третью фазу, в фазу хозяйственного объединения. Нетрудно понять, что третья фаза завершает две предыдущие фазы…»

В завершение Сталин перешёл к характеристике создаваемого союза. Независимые республики, пояснил он, «возникли как естественный результат развития соответствующих национальностей, имея своей базой, главным образом, национальный признак». А потому «упразднение национальных республик явилось бы реакционным абсурдом, требующим упразднения нерусских национальностей, их обрусения… Национальные республики… не могут быть упразднены, не могут быть лишены своего ЦИКа и Совнаркома, своей национальной основы, пока существуют национальности, их породившие, пока существуют национальный язык, национальная культура, быт, нравы, обычаи…»

И всё же, как ни старался Сталин в данном ответе, он так и не смог (или попросту не захотел?) объяснить, аргументированно, как он умел, доказать, почему же Украина или, скажем, Грузия не должны, сохраняя национальную самобытность (как Татарстан, Башкирия, Туркестан, Киргизия), войти как автономии в состав РСФСР, а образуют с ней некий союз равных. Преднамеренно уклонившись от этой проблемы, Сталин ограничился повторением решения пленума ЦК от 6 октября, не упоминая о нём, ибо не имел на то права.

«Характер объединения, – высказал он свою новую, вынужденную позицию, – должен быть добровольным, исключительно добровольным, с оставлением за каждой национальной республикой права выхода из Союза». И вполне сознательно, нанося превентивный удар по Мдивани и его сторонникам, добавил: «Договор об объединении заключают РСФСР (как целостное федеральное образование), Закавказская Федерация (тоже как целостное федеральное образование), Украина и Белоруссия. Бухара и Хорезм, как не социалистические, а только народные советские республики, возможно, останутся вне этого объединения».

Говорил Сталин о создании СССР, как о вполне очевидном, не вызывающим ни малейшего сомнения, факте. Более того, даже назвал приблизительную дату провозглашения нового государства – «Вполне возможно, совпадёт с предстоящим созывом X съезда Советов РСФСР».⁹⁸

Единственным (насколько известно), кто откликнулся на выступление Сталина в «Правде», оказался П. Солодуб, член ЦК Компартии Украины и Управляющий делами СНКУССР. Только он попытался признать придание СССР формы конфедерации, возникшей по настоянию Раковского и Мдивани, Каменева и Ленина. Той самой формы, против которой очень долго и решительно возражал Сталин, пока ему не пришлось подчиниться воле пленума ЦК РКП. К сожалению, записка Солодуба не стала предметом обсуждения, ибо не пошла далее редакции газеты «Известия», куда он её и направил.

Начал Солодуб свою записку с того, что назвал «юридической природой СССР».

«До настоящего времени, – отмечал он, – РСФСР, имевшая в своём составе автономные области, автономные республики, представлявшие собой самостоятельные субъекты международного права /здесь автор глубоко заблуждался, приписывая автономиям то, чем они не обладали – Ю.Ж./, и, наконец, народные республики – ДВР, Хорезм, Бухара, делали систему объединения крайне сложной и недостаточно ясной.

Нельзя было точно определить и уяснить природу отношений, т. к. здесь имели место признаки унитарного централизованного государства, признаки федерации и признаки конфедерации. Очевидно, что СССР должен будет избежать этой неясности отношений, которые усложняют и бюрократизируют управление, и вместо неё дать точное представление о юридической природе союза.

Тт. Сталин /о его взглядах Солодуб судил лишь по публикации в «Правде» – Ю.Ж./, Раковский, Петровский, Фрунзе и ряд других руководителей государственной жизни /Украины? – Ю.Ж./ в своих выступлениях, не затрагивая по существу организационные формы, основным моментом союза считают право добровольного вступления в состав союза и выхода из него отдельных республик, являющихся субъектами союза государств.

Вторым моментом, с нашей точки зрения, не менее важным, является то, что субъекты союза сохраняют за собой все права суверенного государства вплоть до участия в органах технического руководства отраслями государственной жизни, которые они (члены союза) признают необходимым построить по принципу централизованного унитарного государства. Другими словами, передоверяя часть прав по управлению страной, субъекты союза принимают деятельное участие в практическом осуществлении, являясь как бы сами частью верховного органа союзного государства.

И, наконец, третье – это заявление тов. Раковского о том, что за союзными сторонами останется часть прав международной политики…

Все эти положения говорят о том, что будущий союз республик будет не чем иным, как конфедерацией стран, ибо субъектами союза являются не области и автономные республики, а суверенные государства, как Россия с её областями и автономными республиками, конфедерация закавказских республик. Украина и Белоруссия, т. е. – что в видах более мощного выявления воли народов будущего союза они передают часть своих суверенных прав конфедеративному органу, но с условием, если это кому-либо из субъектов будет невыгодно, права выхода из состава конфедерации».

Но тем Солодуб не ограничился. Продолжил правоведческий анализ того проекта союза, который он представлял по публикации в «Правде» беседы со Сталиным, по заявлениям руководителей УССР, коротко остановившись на будущих взаимоотношениях союзных республик.

«Предполагаемый союз государств, – писал Солодуб, – поставил своей задачей сконцентрировать управление некоторыми отраслями конфедеральной жизни, значительную массу функций хозяйственного управления и регулирования передать отдельным республикам.

При условиях принципа децентрализации, по которому должна и только может строиться конфедерация, и уточнения прав отдельных субъектов союза, будущее объединение в своих частях встретится с фактом овладения отдельными членами союза, правами, нарушающими интересы других стран /союзных республик – Ю.Ж./».

Далее пояснил свою мысль: «Конечно, с тем, что конфедерация будет и должна иметь свои органы верховного управления, спорить не приходится. Тут должен встать вопрос о компетенции конфедеральных органов и органов отдельных республик, составляющих конфедерацию».

Счёл нужным Солодуб серьёзно остановиться и на соотношении двух уровней власти, которая, как он безосновательно считал, была заранее предуготовлена создаваемому СССР. Полагаясь только на собственный, довольно ограниченный опыт – всего полуторалетняя работа в правительстве УССР – всё же осмелился высказать ряд серьёзных критических замечаний.

«Прежде всего, – отмечал Солодуб в записке, – нужно оговориться, что реальный результат от союза государств может быть лишь тогда, когда органы конфедерального уровня будут организационно совершенно изолированы от органов отдельных республик. То есть в интересах дела необходимо их сконструировать так, чтобы, скажем, функции российского или украинского Совнаркомов не возводились в конфедеральные, и наоборот. О том Раковский указывал в своём интервью в «Накануне» /«сменовеховская» газета, издававшаяся в Берлине с 1922 по 1925 годы и свободно продававшаяся в советских России и Украине – Ю.Ж./, но нельзя с ним согласиться в той части, где он предполагает, что конфедеральные органы будут помещаться в столицах различных государств / союзных республиках – Ю.Ж./, а председатели ЦИКов субъектов конфедерации будут поочерёдно председательствовать в ЦИКе Союза государств /советских республик – Ю.Ж./.

С точки зрения практики работы и целесообразного её построения такая схема нам представляется неосуществимой».⁹⁹

Раскритиковав так не столько предложения Раковского, сколько одно из безапелляционных требований Ленина, заключительный раздел записки Солодуб посвятил рекомендациям, как именно, с его точки зрения, следует организовать два уровня власти Союза и их взаимодействие. Написал о том преподробнейше, даже не догадываясь, что все его усилия напрасны.

Записка оказалась гласом вопиющего в пустыне, ибо подготовил её Солодуб слишком поздно. Тогда, когда всё уже было решено. Окончательно и бесповоротно. Ещё 6 октября.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.