6. Восстановление договорной системы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

6. Восстановление договорной системы

В своей «правдинской» статье Сталин счёл возможным уравнять в правовом отношении Украину с Туркестаном. Что же побудило его прийти к такому заключению? Два вполне объективных факта.

Во-первых, существование в обеих республиках объединённых Наркоматов, во-вторых, отсутствие двусторонних соглашений, заменённых постановлениями ВЦИКа, и обосновывавших юридически такое положение. Иными словами, наличие того, что стало присуще всем без исключения автономным республикам. Только им.

Азербайджан, в отличие от них, хотя и имел такие же объединённые Наркоматы, но на основании союзного договора, подписанного 30 сентября. Незадолго перед тем как Сталин и начал работу над статьёй.

Построив стройную иерархическую систему федерации (области и трудовые коммуны, автономные республики, договорные республики) и отнеся к последним только Азербайджан. Сталин несколько поторопился. Ошибся в определении места для Украины. Его статья увидела свет 10 октября, а 12 октября в Риге советская делегация подписала прелиминарный мир с Польшей, первая статья которого гласила: «Обе договаривающиеся стороны… признают независимость Украины и Белоруссии». Подпись под этим документом, как оказалось, в одночасье разрушила всё то, что складывалось на протяжении последних семнадцати месяцев.

Припомним, как именно формировались федеративные связи Украины и России.

1919 год.

18 мая, постановление ВуЦИК: «Вся вооружённая борьба с врагами советских республик должна быть объединена во всех существующих советских республиках. Все материальные средства, необходимые для ведения этой борьбы, должны быть сосредоточены вокруг общего для всех республик центра».

1 июня, декрет ВЦИК: «Провести тесное объединение военной организации и военного командования, Советов народного хозяйства, железнодорожного управления и хозяйства, финансов, комиссариатов труда советских социалистических республик России, Украины».

5 декабря, резолюция VII Всероссийского съезда Советов: «В настоящее время отношения между Украинской Социалистической Советской Республикой и РСФСР определяются федеративной связью».

21 декабря, воззвание Всеукраинского ревкома: «Украинская Социалистическая Советская Республика опять воскресает. Она будет идти рука об руку с вольной и независимой Социалистической Советской Республикой Россией. Объединение их армий в одну русско-украинскую Красную Армию будет служить залогом крепости этого союза».

1920 год.

18 марта, резолюция IV конференции КП(б)Украины: «Первым объединением между Украиной и Россией, продиктованным самим ходом событий, было объединение Военных комиссариатов… Намечается объединение комиссариатов по иностранным делам, общий производительный план, создание общих органов для учёта и распределения рабочей силы, сырья, средств производства, объединение Народных комиссариатов путей сообщения, почт и телеграфов, валюта и Народный банк являются общими, объединение Народных комиссариатов труда». Они действуют «через Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет, в который входят представители губерний УССР».

20 мая, из постановления IV Всеукраинского съезда Советов: «УССР, сохраняя свою самостоятельную государственную Конституцию, является членом Всероссийской Социалистической Советской Федеративной Республики… Подтверждая соглашение между Центральными Исполнительными Комитетами УССР и РСФСР об объединении комиссариатов военного, финансового, железнодорожного, народного хозяйства, почт и телеграфов и труда, поручает будущему Центральному Исполнительному Комитету вести и дальше ту же самую политику к теснейшему сближению…

Впредь до окончания работ назначенной Всероссийским Центральным Исполнительным Комитетом Комиссии по федеральной Конституции /Каменева – Ю.Ж./ и до окончательного постановления Всероссийского съезда Советов, поручает будущему Центральному Исполнительному Комитету Украины войти в переговоры со Всероссийским Центральным Исполнительным Комитетом Советов по вопросу о представительстве Советской Украины в этом последнем. Со своей стороны съезд предлагает чтобы во Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет РСФСР вошло 30 представителей Советской Украины, избранных на IV съезде Советов».

Разумеется, можно было забыть о первой статье рижского трактата. Пренебречь ею также, как вскоре Польша пренебрежёт нормами международного права и присоединит Срединную Литву. Так можно было поступить, но…

30 ноября Чичерин направил в Политбюро свою очередную записку. В ней же предложил для России и Украины совершенно иную, нежели готовилась, форму межгосударственных отношений.

«В Рижском договоре, – писал нарком по иностранным делам, – мы признали формулу независимости Украины. Между тем, 4-й съезд украинских Советов высказался за вхождение Украины в РСФСР. Это было по заключении Рижского договора, который обязывает нас признать отдельность Украины. Фактически нынешние отношения могут остаться без изменений, но нужно им придать форму союза двух государств вместо союзного государства. Это должен быть staatenbund, а не bundestaat. Под другой формулой публичного права могут скрываться те же фактические отношения».

Так, впервые было предложено в сложившихся обстоятельствах создавать не единое государство, а всего лишь конфедерацию. Тем самым, сделать шаг назад от уже существовавшей федерации. Той самой, которую партийная программа (этот закон, которому все коммунисты должны были следовать неукоснительно, и сам Чичерин, и члены Политбюро, к которым он обращался) рассматривала исходной позицией ещё почти два года назад как совершенно иное: «Как одну из переходных форм на пути к полному единству /выделено мной – Ю.Ж./ партия выставляет федеративное объединение государств, организованных по советскому типу».

Содержанием своей записки Чичерин открыто предлагал прямо противоположное. Стремился превратить временную уступку Азербайджану, обусловленную его неизбежно постепенным переходом от полной независимости к возвращению в состав России в новую обязательную норму. Почему и пояснял:

«Для этого необходимо, чтобы Украина по образцу Азербайджана заключила с нами ряд договоров, определяющих взаимоотношения двух государств /выделено мной – Ю.Ж./ в разных областях. Это даже практически необходимо, чтобы выйти из воцарившегося хаоса в наших отношениях… Итак, надо назначить с обеих сторон уполномоченных, которые подпишут основной союзный договор, после чего ряд договоров по отдельным отраслям государственной жизни будет заключён отдельными ведомствами, как это было сделано с представителем Азербайджана тов. Шахтахтинским /нарком юстиции АзССР – Ю.Ж./.

Медлить не следует, необходимо выйти возможно скорее из нынешнего запутанного положения».109

В последнем Чичерин был, безусловно, прав. Действительно, настало время определиться с конструкцией рождавшегося в новых пределах государства. Чётко установить систему его высших органов власти – ЦИКов, Совнаркомов, Наркоматов России. Украины и, разумеется, Азербайджана. Единую, общую для трёх советских республик. Сделать всё, что необходимо, для оформления существующей уже наделе федерации. Тем не менее, Политбюро почему-то не обратило внимания на записку Чичерина, не отреагировало на неё. И он уже 6 декабря направил новое послание, теперь – в ЦК.

«Наркоминдел, – взывал Чичерин с прежним упорством, – указывает ещё раз на крайнюю важность в срочном порядке урегулировать межправовые отношения между РСФСР и УССР. После признания Рижским договором независимости Украины, эти отношения должны носить форму союза государств, а не союзного государства, и должны быть урегулированы договорами, подобно нашим отношениям с Азербайджаном. Господствующая теперь путаница, как в целом, так и в отношении отдельных комиссариатов между Россией и Украиной должна быть немедленно устранена. Разрешение этого вопроса представляется крайне срочным в связи с выборами делегатов на наш съезд Советов, происходящими на Украине…

Предлагаем поэтому, чтобы ЦК поручил Наркоминделу войти в отношения как с Президиумом ЦИК, так и с заинтересованными комиссариатами на предмет заключения ряда договоров между Россией и Украиной для фактического закрепления существующих в настоящее время между ними отношений на основе юридической конструкции союза двух независимых государств». 110

И снова Чичерин не нашёл поддержки. Выборы делегатов от украинских губерний на предстоящий вскоре VIII Всероссийский съезд Советов состоялись. Уже после получения в ЦК записки, 15 декабря. В соответствии с решением IV Всеукраинского съезда Советов, двадцати восьми представителям УССР предстояло в Москве через неделю «решать важные вопросы советского строительства вместе с делегатами русских рабочих и крестьян с правом решающего голоса». Правда, лишь при обсуждении «вопросов, касающихся объединённых комиссариатов федерации». При слушании остальных они наделялись голосом совещательным.111

Только затем проект договора – но далеко не такого, на котором настаивал Чичерин дважды за неделю (о союзе двух государств), а о федерации – всё же был подготовлен. Образованной по решению ЦК комиссией, включившей Каменева, Раковского (он ещё 16 сентября в письме к Ленину не выражал ни малейшего сомнения в необходимости именно федерации112) и инициатора дела, Чичерина.

Результатом их весьма непродолжительной совместной работы и стал проект, явившийся своеобразным компромиссом сторонников (Чичерин) и противников (Каменев, Раковский) создания союза двух суверенных государств. Но именно такая компромиссность, недоговорённость – не прямое вхождение Украины в Российскую Федерацию, а опосредованнное, через объединённые Наркоматы, и без того существовавшие с 1 июня 1919 года – заставила Сталина на поспешно созванном 24 декабря (уже после начала работы) съезде Советов внести существенную поправку в титул документа, ничуть не меняя его содержания:

«Договор между РСФСР и УССР признать «союзным рабоче-крестьянским договором». Слово «федеративный» по всем договорам вычеркнуть. Передать договор на отзыв т. Курскому / нарком юстиции РСФСР – Ю.Ж./, подотделу законодательных предложений /Президиума ВЦИК – Ю.Ж./, затребовав письменные отзывы от каждого наркома и председателя ВЦСПС».113

Поступил так Сталин только для того, чтобы не дискредитировать подлинные принципы федерации в его понимании. Чтобы существовавшие, действовавшие объединённые Наркоматы сохранить – ведь в случае принятия требований Чичерина их пришлось бы ликвидировать. Ну, а новое название, собственно, мало что меняло в неформальном существовании федерации, охватывавшей Россию, Украину и Азербайджан. Ведь высшие органы управления важнейшими сферами жизни страны, вышедшей за пределы РСФСР, продолжали действовать.

Требовавшееся согласование удалось провести всего за четыре дня. Окончательный проект договора, подписанный главами правительств двух республик, Лениным и Раковским, а также и Чичериным, на седьмом заседании VIII Всероссийского съезда Советов утром 29 декабря, был внесён на рассмотрение депутатов не кем иным, как Раковским, и утверждён без прений. В редакции, всего лишь исключившей слово «федеративный».

Две его статьи повторили зафиксированное договором с Баку. Первая – две республики «вступают между собою в военный и экономический союз». Третья – создаются шесть объединённых Наркоматов: военных и морских дел, ВСНХ, внешней торговли, финансов, труда, путей сообщения, почт и телеграфа.

В содержании этой статьи имелись незначительные различия по сравнению с азербайджанским договором. Баку согласилось на объединение органов снабжения, а Харьков – Наркомата труда.

Ещё три статьи – четвёртая, пятая и шестая, существенно отличались от содержания договора с Азербайджаном. Они раскрывали систему работы и подчинённость объединённых Наркоматов. Указывали, что они включены в состав Совнаркома РСФСР, а в правительстве СССР имеют уполномоченных с соответствующими ограниченными правами.

Всё это лишний раз подтверждало и юридически закрепляло фактическое существование советской федерации. Ну, а то, на чём столь упорно настаивал Чичерин (а знали бы о том, то и украинские «самостийники»), излагала весьма расплывчатая юридически, предельно неопределённая по смыслу, полная недоговорок, статья вторая, гласившая:

«Оба государства считают необходимым объявить, что все общие обязательства, которые они впредь будут принимать на себя по отношению к другим государствам, могут обуславливаться лишь общностью интересов рабочих и крестьян, заключающих настоящий союзный договор республик, и что из самого факта прежней принадлежности территории Украинской Социалистической Советской Республики к бывшей Российской Империи для Украинской Социалистической Советской Республики не вытекает никаких обязательств по отношению к кому бы то ни было.114

Но главное, ни в этой, ни в других статьях данного договора не содержалась сакраментальная фраза, с которой начинались все остальные соглашения России с национальными окраинами – с Эстонией, Литвой, Латвией, за исключением Азербайджана: «Россия безоговорочно признаёт самостоятельность и независимость…», без чего невозможен был юридически союз двух государств, к которому так стремился Чичерин.

Совершенно иначе шла подготовка заключения такого же договора с Социалистической Советской Республикой Белоруссией (ССРБ). Единственным, но весьма серьёзным препятствием для него оказалось значительное уменьшение территории Белоруссии, вызванное условиями Рижского мира. Под властью Польши оказались вся Гродненская, южная часть Виленской, западная – Минской губерний. Шести уездов (повятов) последней было явно недостаточно для существования ССРБ, даже и в том случае, если бы она вошла в состав РСФСР. И потому первый секретарь ЦК КПБ В.Г. Кнорин обратился к Политбюро с просьбой, уже поддержанной Наркомнацем, о присоединении к ССРБ полностью (или хотя бы частично) соседних губерний – Витебской и Могилёвской.

5 ноября последовало уклончивое решение: «Просить Наркомнац и ЦК КПБ (о желательности увеличения Белоруссии) представить в ЦК свой точно мотивированный отзыв с изложением всех оттенков /так в тексте – Ю.Ж./, которые существуют в Белоруссии по данному вопросу».115

Первой оказалась оценка проблемы, неожиданно поступившая оттуда, откуда её не ожидали. «Комиссия Наркоминдела, – в тот же день писал Чичерин, – находит нежелательным присоединение к территории Белоруссии какой-либо части Витебской или Могилёвской губерний. Мы ещё не знаем, через какие перипетии может пройти судьба Белоруссии, и увеличивать заранее эту территорию, которая через эти перипетии будет проходить, было бы крайне неосмотрительно».116

Нежелание откликнуться на вполне разумную и обоснованную просьбу товарищей по партии можно было ожидать от кого угодно, но только не от Чичерина. Ведь не кто иной, как именно он, призванный на своём посту защищать интересы страны, отстаивать её целостность, весь 1920 год только и делал, что с готовностью отдавал российские земли Эстонии, Латвии, Польше, хотя и мог того не делать. И вот теперь – решительный отказ всего лишь изменить, фактически, административную подчинённость нескольких уездов. Но оказалось, на то у Чичерина имелись шаткие, но всё же основания.

В последние месяцы к нему регулярно поступала информация о возможных намерениях Варшавы. Она, мол, намеревалась предоставить призрачную, чисто номинальную независимость той части Белоруссии, которую захватила и удерживала, заодно признав правительство Белорусской Народной Республики в изгнании, возглавляемое Ластовским. Поступить так, лишь бы воспрепятствовать столь же проблематичному союзу его с Каунасом, всё ещё находившимся с Польшей в состоянии войны.117 О том Чичерина уведомляли и работники НКИДа – Я.Х. Давтян, В.Л. Лоренц и сам Ластовский.

Поступившие в ЦК немногочисленные отзывы 17 ноября обсудили на совещании, которое отвергло поддержку Наркомнаца и согласилось с более чем странными опасениями Наркоминдела. А потому на следующий день политбюро отвергло просьбу ЦК КПБ.118 Тем не менее, коммунисты Белоруссии, собравшиеся на свой III съезд, не затаили обиды. 25 ноября утвердили резолюцию, повторившую то, что уже не раз провозглашали в Минске: «Белоруссия, будучи Социалистической Советской Республикой, одновременно является составной частью РСФСР, и все органы в области общих мероприятий должны быть подчинены соответствующим комиссариатам РСФСР, но иметь определённую свободу в деле решения вопросов местной жизни». 119

Однако такое искреннее желание наталкивалось на бюрократические препоны в Москве. О том почему-то Чичерину поведал приехавший в столицу председатель ЦИК и СНК ССРБ А.Г. Червяков. И нарком (видимо, испытывая чувство вины за отказ поддержать просьбу расширить территорию соседней республики) взял на себя миссию воздействовать на Политбюро в том вопросе, который вполне мог разрешиться ещё одним международным договором.

«Когда белорусы обращаются в наши учреждения, – сообщал Чичерин со слов Червякова, – им отвечают, что ничего не могут для них сделать потому, что они – другое государство. В самой Белоруссии в крестьянских массах значительно выросло самостийное течение, и для того, чтобы с ним иметь дело, необходима ясность положения.

Тов. Червяков находит вполне целесообразным применить к Белоруссии туже систему, которая имеется у нас по отношению к Украине. Мы должны пойти навстречу самостийному течению в Белоруссии, так как в противном случае другие им овладеют…

На будущее время надо установить относительно Белоруссии те же отношения, как относительно Украины, но только ввиду того, что Белоруссия представляет только несколько уездов, а не двенадцать губерний, как Украина, аппарат должен быть менее сложным. В Харькове имеются постоянные представители московских комиссариатов, в Минске было бы достаточно временных наездов представителей Москвы.

Выработку договора с Белоруссией надо предоставить Федеральной комиссии с Каменевым во главе, с участием НКИДаи Белорусского СНК».

И снова предложение Чичерина нашло и понимание, и полную поддержку руководства. Ленин, прочитав записку, так сформулировал своё мнение: «Т. Крестинскому Предлагаю Каменеву (+ Сталин) и его комиссии дать формальное поручение от Политбюро с записью в протоколе. Червякову поручить спешно выработку проекта детального письма ЦК РКП о Белоруссии и декрета СНК о том же (тайно)».

К ленинской резолюции Крестинский добавил: «Я присоединяюсь к предложению Ленина с тем, что проект письма и декрета, если т. Червяков уехал, был возложен на того же Каменева, а потом послать на заключение ЦК Белоруссии (Червяков, Кнорин и я)». Остальные члены Политбюро – Троцкий, Сталин, Каменев – против высказанных предложений возражать не стали.120

В тот же день последовало предусмотренное формальное решение Политбюро по Белоруссии,121 а уже 16 января заместитель наркома по иностранным делам Л.М. Карахан и заместитель председателя ЦИК и СНК ССРБ И.А. Адамович подписали очередной «союзный рабоче-крестьянский договор». Документ предельно стандартный, ни в малейшей степени не отличавшийся оттого, который уже имелся у РСФСР с УССР. О заключении «военного и хозяйственного союза», об образовании тех же семи объединённых Наркоматов – военных дел, ВСНХ, внешней торговли, финансов, труда, путей сообщения, почт и телеграфа. И включавший всё туже шестую статью, превращавшую союз государств в федерацию:

«Руководство и контроль объединённых комиссариатов осуществляется через Всероссийский съезд Советов депутатов рабочих, крестьян и красноармейцев, а также Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет, в которые ССРБ /УССР по договору с Украиной – Ю.Ж./ посылает своих представителей на основании постановления «Всероссийского съезда Советов».122

Так, по инициативе Чичерина, полностью поддерживаемого Лениным, в конкретном исполнении Каменева возникла весьма своеобразная (если не сказать, странная) конструкция нового государства. С одной стороны, оно являлось той самой федерацией, на создании которой в последнее время так настаивал Сталин. Подтверждало фактическое вхождение Азербайджана. Украины и Белоруссии в состав РСФСР то, что все они отныне делегировали своих представителей и на Всероссийский съезд Советов, и во ВЦИК. Ещё большую роль в контроле Москвы над политикой и экономикой трёх «союзных» республик играла деятельность семи, по сути, ключевых объединённых Наркоматов. Всё это и низводило республики, подписавшие договоры, до уровня автономных, непосредственно входивших в состав РСФСР.

Однако юридически, с точки зрения международного права, и ССРА, и УССР, и ССРБ оставались как бы суверенными, полностью самостоятельными. Ну, а сделано было так, по словам Чичерина, только ради нейтрализации «самостийников», как «уступка» им. Тем самым, которые вроде бы были уже разгромлены в ходе Гражданской войны, полностью отрешены от участия в политической жизни.

Такое положение осложнилось, окончательно запуталось событиями, тогда же происшедшими в Средней Азии.

Воспользовавшись полным изгнанием сил Колчака из Западной Сибири, освобождением Закаспийской области и разгромом Семиреченской казачьей армии атамана Б.В. Анненкова, командующий Туркестанским фронтом М.В. Фрунзе (с санкции Москвы и при активной поддержке сначала Туркестанской комиссии ВЦИК и СНК (председатель – Ш.З. Элиава), а с июня 1920 года – Туркестанского бюро ЦК РКП (председатель – Г.Я. Сокольников)), предпринял действия, явно выходившие за рамки необходимости, порождённой обстоятельствами Гражданской войны. Фрунзе, как и стоявшая за ним Москва, явно вознамерился установить военный, а вместе с тем и политический контроль над бывшими протекторатами Российской Империи – Хивинским ханством (населённом, в основном, кочевниками – туркменами, каракалпаками, киргизами (казахами)) и Бухарским эмиратом (в котором жили преимущественно земледельцы – узбеки и таджики).

Ещё в конце января 1920 года небольшой по численности отряд Красной Армии вторгся на территорию Хивинского ханства. Его призвали на помощь поднявшие восстание «младохивинцы» – буржуазно-националистическая партия, стремившаяся модернизировать архаический феодальный режим своей страны, в которой всё ещё вполне легально существовало рабство. С их помощью красноармейцы, не встречая серьёзного сопротивления, быстро заняли города ханства, а затем, 2 февраля, и столицу, Хиву.

Последний хан (Сейид Абдула) тут же отрёкся от престола и бежал в Афганистан, а власть оказалась в руках ревкома, возглавляемого «младохивинцем» Д. Султанмурадовым. Спустя три месяца ему удалось созвать Курултай – 1-й Всехивинский съезд трудящихся, и провозгласивший 26 апреля Хорезмскую Народную Советскую Республику. Хотя всей жизнью в крае и руководили представители туркестанских комиссии и бюро, отношения РСФСР с Хорезмом получили законное оформление лишь 13 сентября.

Основным документом, определившим их, стал союзный договор, подписанный в Москве Чичериным и Б. Селимовым. Статья первая провозглашала то, что отсутствовало в аналогичных соглашениях с Азербайджаном, Украиной и Белоруссией – «Россия безоговорочно признаёт полную самостоятельность и независимость Хорезмийской Советской Народной Республики». Имелась и ещё одно важное отличие данного договора от таких же, заключённых с ССРА, УССР, ССРБ – о государственной границе, которую, правда, ещё предстояло установить.

Подчёркивая антиколониальную сущность новых отношений РСФСР с Хорезмом, статья вторая договора объявляла «уничтоженными все договоры и соглашения, заключённые бывшими правительствами России и их органами, с одной стороны, и правительствами бывшего Хивинского ханства». В тех же целях РСФСР передала Хорезмийской Республике всё ранее принадлежавшее ей недвижимое имущество (земли, водные пространства, заводы и фабрики), отказывалась от заключённых прежде концессий. Более того, объявляла о готовности финансировать (на паритетных началах) строительство ирригационных сооружений, обязывалась оказывать помощь специалистами, техническим оборудованием, литературой.

Вместе с тем, данный договор фиксировал и то, что прежде непременно включалось в соглашения с буржуазными государствами – Эстонией, Литвой, Латвией – «не допускать на своей территории образования или пребывания правительств, организаций, групп и отдельных лиц, ставящих своей целью борьбу против другой договаривающейся стороны или против какой-либо иной советской республики».123

Той же осенью такие же события повторились. Только на этот раз – в Бухарском эмирате. Но приходится констатировать, что их спровоцировал сам эмир, Сейид Алим, провозгласивший 7 июля «священную войну» с большевиками, захватившими власть в Хиве. Обеспокоенные своей судьбой и опасаясь репрессий, «младобухарцы», ничем не отличавшиеся по своим воззрениям от «младохивинцев», 21 августа захватили город Старый Чарджоу и сразу же обратились за военной помощью в Ташкент.

29 августа командование Туркестанского фронта откликнулось на призыв и начало наступление небольшими, но хорошо технически оснащёнными (40 орудий, 230 пулемётов, 5 бронепоездов, 10 броневиков, 11 самолётов) силами. Благодаря превосходству в оружии, затри дня заняли территорию эмирата и 2 сентября вошли в Бухару.

А далее произошло то же, что и в Хиве. Эмир поспешно бежал в Афганистан, и власть перешла к «младобухардам», действовавшим под руководством большевиков. Они образовали ревком с председателем А. Мухитдиновым и Совет Народных Комиссаров (назиров) во главе с Ф. Ходжаевым. 8 октября провозгласили образование Бухарской Народной Советской Республики, руководство которой и подписало 4 марта 1921 года договор с РСФСР, ничем (за исключением отдельных деталей) не отличавшийся от российско-хорезмийского.124

При всей шаблонности двух документов, разнило их следующее. Помимо союзного договора РСФСР заключила с Хорезмом и военно-политическое соглашение. В соответствии с ним, обе стороны обязывались «взаимно поддерживать друг друга в борьбе против враждебных им империалистических сил и местных контрреволюционных групп и отрядов». Для этого Москва брала на себя формирование и снабжение Красной хорезмской Армии, а «в случае совместных действий» предусматривалось создание общего командования.125

Российско-бухарский договор не имел такого дополнительного соглашения. Сущность же его, изложенная несколько иначе, была включена в статью третью: «Для защиты независимости обеих советских республик… обе договаривающиеся республики обязываются оказывать друг другу взаимную поддержку», а также согласовывать экономическую политику и хозяйственные планы» (статья 5-я).126

Такое своеобразие договоров РСФСР с Хорезмом и Бухарой – подчёркивание полного суверенитета двух новых советских республик, отсутствие даже намёка на возможность (хотя бы в будущем) какого-либо сближения, не говоря уже о слиянии, органов власти – являлось далеко не случайным. Отражало дальние планы Москвы и Коминтерна перенести революционную активность из Европы в Азию. Там же центром поначалу антиколониальной борьбы предстояло стать Индии, путь к которой лежал через Афганистан. Вот поэтому и приходилось Российской Федерации всячески заигрывать с Кабулом, начиная с 1919 года, всячески потакать ему. Безукоснительно соблюдать условия российско-афганского договора, статья восьмая которого и определила сущность отношений РСФСР со среднеазиатскими государствами:

«Договаривающиеся стороны соглашаются на действительную независимость и свободу Бухары и Хивы, какая форма правления там ни существовала бы согласно желанию их народов».127

Данный текст является ознакомительным фрагментом.