3. Кануны
3. Кануны
В те самые дни, когда большевики столь безуспешно обсуждали национальный вопрос, произошло то, чего и следовало ожидать. Возвестившее об очень близком, неумолимо приближавшемся распаде России. Её фактическом разделе – по воле сепаратистов, исходивших из ставшего пресловутым «права наций на самоопределение». Началось непредвиденное – ни Лениным с Зиновьевым, ни пошедшими за ними делегатами конференции.
29 апреля «Петроградская громада» – всего лишь столичное землячество украинцев – получила для вручения Временному правительству документ вызывающего содержания – «Памятную записку об областном управлении украинских губерний». Подписанная членами Центральной Рады А. Лотоцким, П. Зайцевым и А. Шульгиным, она демонстрировала нарочитое пренебрежение интересами страны. В отличие от латышских и эстонских националистов, пока удовлетворившихся административным размежеванием да полученным самоуправлением, киевские потребовали не более и не менее как изменить государственное устройство России. Коренным образом и немедленно.
«Организовать управление страной, – настаивал меморандум, – можно лишь на основе государственной децентрализации, построенной, притом, по национально-территориальному принципу». Иными словами, в разгар войны, пусть народ и стремился к её скорейшему прекращению, следовало приступить, не дожидаясь созыва Учредительного собрания и его решений, к созданию федерации. Тем самым разрушить страну, действуя в интересах только противника – Германии и Австро-Венгрии. Турции.
Стремлением расчленить Россию Центральная Рада не ограничилась. Жаждала контрфронтации, загодя отвергая всё то, что могло бы послужить основой возможных переговоров с Временным правительством о границах автономии. «Для украинских губерний, – безапелляционно утверждал меморандум, – необходимость областного самоуправления выступает с особенной силой независимо от живущих в крае исторических и национальных традиций /выделено мной – Ю.Ж./.
Такая формулировка была использована в документе далеко не случайно. Под «Украиной» Центральная Рада понимала отнюдь не Волынскую, Подольскую, Киевскую, Черниговскую и Полтавскую губернии. Территорию, издавна сложившуюся из земель как воссоединённых с Россией в 1654 году, так и присоединённых при разделах Польши в 1793 и 1795 годах, почему и обладавших экономической, бытовой и языковой общностью.
Для Центральной Рады только Юго-Западный край показался слишком маленьким, и она без каких-либо обоснований предъявила права ещё и на Херсонскую, Екатеринославскую губернии – Новороссию, завоёванную у турок «Россией во второй половине 18 века и тогда же колонизованную переселением туда русских, украинцев, немцев, сербов, болгар, греков. Сочла Рада своей и Харьковскую губернию с абсолютным преобладанием русских, с самого начала её заселения, на рубеже 16–17 веков, принадлежавшую России как Слободская украина (окраина).
А далее при раскрытии понятия «Украина» следовало вообще маловразумительное. Притязания на «прилегающие части» (почему-то без указания конкретных уездов, как то было в случае с Лифляндией и Эстляндией) Таврической, Воронежской и Бессарабской губерний и даже… на Кубанскую область.
Всё это убедительно демонстрировало, что федерализация России на основе столь непомерных желаний вполне может привести не только к территориальным, но и межэтническим конфликтам.
Претендуя на контроль над огромной территорией, киевские сепаратисты вроде бы изъявили готовность поделиться ещё не обретённой властью. «Организацию общественной жизни, – поясняли они, – легко могла бы взять на себя Центральная Рада». Пригрозив тем, авторы меморандума тут же как бы шли на уступку: «Сохраняя за собой руководство национальной жизнью края. (Рада) полагает необходимым организовать областное управление при помощи специально избранного коллектива/областного совета – Ю.Ж./, облечённого надлежащими от Временного правительства полномочиями». Вместе с тем, Центральная Рада милостиво соглашалась принять у себя присланного из Петрограда областного комиссара.
Завершался же меморандум ультиматумом, форма которого была бы уместна лишь при дипломатической переписке двух независимых стран. Отказ от предложенного в документе, предупреждали его авторы, приведёт к «значительным осложнениям в настроении украинских общественных кругов и народных масс, которые получили бы основание для неблагоприятных выводов об отношении Временного правительства к украинской народности и её ближайшим интересам».39
Премьер Львов на шантаж не поддался. Оставил «Памятную записку» без внимания. Потому и не оставалось сомнений в том, что правительство не только не признаёт Центральную Раду, но и решило просто не замечать её существования. Однако такая реакция властей не обескуражила киевских сепаратистов. Они не отказались от своих далеко идущих намерений. Лишь изменили тактику.
Руководство Рады понимало: ему пока не найти достаточно широкой поддержки в городах. Ведь там преобладали русские и поляки. Да и на селе чаяли не «широкой автономии», а более прозаических земли и мира. Оставалось одно – опереться на «человека с ружьём». На солдат, прежде всего, запасных полков, отнюдь не горевших желанием оказаться в окопах, под вражескими пулями и снарядами. Вот от их-то имени и был собран 5(18) мая в Киеве так называемый Украинский войсковой съезд. Сборище тех, кто готов был поддержать любого, кто избавил бы их от отправки на фронт.
Президиум съезда преднамеренно образовали по принципу непартийному, но некоего представительства. От «армии» – С.В.Петлюра, помощник главного интенданта Западного фронта от Объединенного комитета Земского и Городского союзов. От «тыла» – Н. Михновский, давно известный своими шовинистическими заявлениями провинциальный политик. От Первого украинского полка им Б. Хмельницкого – его командир полковник Ю. Капкан. И от Центральной рады – писатель В.К. Винниченко. Сообща им и удалось предельно просто добиться принятия в последний день работы съезда, 8(21) мая, именно такой резолюции, которая позволяла продолжить давление на власть.
Разумеется, прежде всего в документ включили старые, не раз выдвигавшиеся положения. По смыслу – основополагающие.
«Украинский войсковой съезд, – отмечалось в первом разделе резолюции, – считает необходимой потребностью требовать от Временного правительства и Совета рабочих и солдатских депутатов немедленного провозглашения особым актом принципа национально-территориальной автономии Украины». Вслед затем Центральная Рада была объявлена «единственным компетентным органом, призванным решать все вопросы, касающиеся Украины в целом и её отношения к Временному правительству». Настойчиво подчёркивалось: «на мирной международной конференции была представлена Украина в лице своих депутатов от организованного украинского народа во всей СВОЕЙ совокупности» /видимо, включая население австрийских Восточной Галиции и Буковины – Ю.Ж./.
Включила резолюция и непременные в те дни популистские лозунги. Пообещала украинцам землю – но после Учредительного собрания, и мир – только после победы. Но главным её содержанием стало иное. Совершенно новое требование, изложение которого заняло более половины текста документа. Раздел «Об украинизации армии»:
«Съезд признаёт немедленную национализацию армии на национально-территориальном принципе. В частности съезд объявляет необходимость украинской национальной армии. В этом деле съезд признаёт: а) что в существующих военных единицах в тыловых частях все украинские воины, как офицеры, так и солдаты, должны быть немедленно выделены в отдельные части; б) в военных единицах на фронте выделение должно производиться постепенно, в зависимости от тактических и других военных условий, постольку поскольку такое выделение не будет вносить дезорганизацию на фронтах.
Что касается флота, то съезд по тем же мотивам считает возможным и необходимым: а) в Балтийском флоте скомплектовать некоторые корабли исключительно из команд украинской национальности; б) что касается Черноморского флота, то принимая во внимание то обстоятельство, что этот флот и в настоящее время состоит в подавляющем большинстве из украинцев, съезд признает необходимым в дальнейшем пополнять его исключительно украинцами.
Для практического осуществления принятых постановлений Украинский войсковой съезд решает создать временный Украинский Войсковой Генеральный Комитет при Центральной Украинской Раде, который будет ведать украинскими военными делами и работать в тесном контакте с российским Генеральным штабом».40
Это был вызов, не ответить на который Временное правительство не могло. Тем более что в Петроград неделю спустя прибыла делегация Центральной Рады, включавшая обоих заместителей её председателя, В.К. Винниченко и С.А. Ефремова, а также представителей краевых националистических объединений и организаций – украинских партий, социал-демократической, социалистов-революционеров, социал-федералистов, Крестьянского союза, только что образованного Войскового Генерального Комитета.
16(29) мая они посетили Г.Е. Львова и вручили ему новый вариант своих домогательств. Весьма возросших, по сравнению с теми, что содержались в «Памятной записке», и изложенных в более категорическом тоне. Правда, не включавших оказавшимися слишком болезненными вопросы о границах края:
«1. Ввиду настойчивого и единодушного требования автономии Украины, выставляемого украинской демократией, от Временного правительства ожидается выражение в том или ином акте принципиально-благоприятного отношения к этому лозунгу…
3. Для всестороннего осведомления правительства о настроениях на Украине и потребностях украинского населения, а равно и для практического содействия правительству в проведении различных мероприятий, вызываемых особенностями жизни края, необходимо учредить при Временном правительстве должность особого комиссара по делам Украины.
4. Для объединения правительственных мероприятий во всех губерниях с украинским населением требуется учреждение на Украине должности особого комиссара с областным при нём советом».
Повторила Рада в «Записке» и положения, только что утверждённые Войсковым съездом:
«2. Неизбежность постановки украинского вопроса на международной конференции в связи с судьбой Галичины и частей украинской территории, занятой германцами, вынуждает ныне же принципиально решить в положительном смысле вопрос об участии в этой конференции представителей украинского народа, ибо такое участие требует немедленно предпринять подготовленные практические шаги по сношению с зарубежной Украиной…
5. В интересах поднятия боевой мощи армии и восстановления дисциплины необходимо проведение в жизнь выделения украинцев в отдельные воинские части как в тылу, так, по возможности, и на фронте».
Требованиями прямого участия, пусть и по весьма узкому кругу проблем, во внешнеполитической деятельности страны и создания собственной национальной армии делегация не ограничилась. Сочла возможным ещё и настаивать на финансировании нескрываемо сепаратистской работы:
«8. Для удовлетворения национально-культурных потребностей, подавленных при старом режиме, необходимо предоставить из Государственного казначейства в распоряжение Центральной Рады соответствующие средства».
Последним же пунктом делегация решила добиться фактической реабилитации лиц, высланных из края за проавстрийскую пропаганду, а также сосредоточить на подконтрольной Раде территории австрийских пленных – украинцев:
«9. Необходимо разрешить выезд на родину тем зарубежным украинцам, которые неправомерно выселены из мест своего постоянного жительства, а также облегчить участь пленных украинцев галичан, разместив их в украинских губерниях».41
На этот раз премьер не уклонился от обсуждения, но и не стал с ним торопиться. Передал записку с требованиями Рады по принадлежности – заместителю министра внутренних дел Д.М. Шепкину, который и подготовил ответ, опубликованный 2(15) июня в «Вестнике Временного правительства» как официальный документ:
«Все вопросы, связанные с автономией как Украины, так и других местностей государства, могут быть разрешены лишь Учредительным собранием».
Тем временем к пока довольно осторожным, по сравнению с украинскими, просьбам Ревеля, Риги, Тифлиса о предоставлении им автономии, прибавилась более серьёзная, настораживающая. Из Елизаветполя (Гянджи), губернского центра, населённого, в отличие от соседнего Баку, исключительно азербайджанцами. Там еще 15(28) апреля состоялся Учредительный съезд Тюркской партии федералистов. Её же программа как основную задачу поставила осуществление:
«1. демократической республики на национально-территориально-федеративных началах вообще и в России в частности; 2. территориальной автономии Азербайджана, Туркестана, Киргизии и Башкирии; а также: 3. национальной автономии поволжских и крымских татар и всех вообще тюркских народностей».42
А три недели спустя те же цели подтвердил и прошедший в Москве Всероссийский мусульманский съезд. Он постановил «признать, что формой государственного устройства России, наиболее обеспечивающей интересы мусульманских народностей, является демократическая республика на национально-территориально-федеративных началах, причём национальности, не имеющие определённой территории, пользуются культурной автономией».43
Ставшие общими и господствующими представления политиков национальных окраин о будущем устройстве страны обязательно как федерации подводили к неизбежному. К признанию властью многочисленных автономий. Но автономий, если судить по требованиям финского сейма и Украинской Центральной Рады, всего лишь как вынужденного компромисса. Как промежуточной стадии при переходе России от былой унитарности к возникновению на её месте множества независимых государств. Пусть не сразу, через несколько лет, но непременно.
Такая ситуация требовала от Временного правительства и ведущих общероссийских партий срочного принятия решений.
О самых жёстких мерах по отношению к наиболее рьяным сепаратистам. И о том, какой же России быть после Учредительного собрания, на котором депутаты-националисты вполне могли оказаться в большинстве. Однако почти все, кто и являлся властью – партии, представленные во Временном правительстве, ставшем с 6(19) мая коалиционным, включавшем шесть министров эсеров и меньшевиков, – опьянённые воздухом революции, воздухом никогда прежде не испытанной свободы, продолжали видеть всё в розовом свете.
Полное непонимание происходившего продемонстрировало правое крыло социал-демократии – меньшевики всех групп и организаций. Делегаты её объединительной конференции, проходившей в Петрограде с 7(20) по 12(25) мая, не стали вникать в сущность национального вопроса. Судя по результатам, ограничились повторением давнего положения, внесённого в программу РСДРП ещё в далёком 1903 году. Без дискуссий, споров включили в свою новую предвыборную программу то, что сочли необходимым для новой России:
«Широкая политическая автономия для областей, отличающихся как национальными и этнографическими, так и культурно-историческими и социально-экономическими особенностями. Границы этой автономии и взаимоотношения между автономными областями устанавливаются Учредительным собранием, причём российский пролетариат будет отстаивать условия, обеспечивающие единство и успешность классовой борьбы и наиболее благоприятствующие развитию производительных сил как отдельных областей, так и России в целом».44
Словом, не предложили ничего отличного от резолюции большевиков. Лишь отказались от прямого упоминания права наций на самоопределение, но исходили из него, да оставили все конкретные решения за Учредительным собранием.
Практически туже по содержанию резолюцию принял и Третий съезд самой многочисленной и популярной тогда партии, социалистов-революционеров. Только – в силу заботы исключительно об интересах крестьянства – исключили из неё упоминание о единстве пролетариата России. Единодушно, даже без какого бы то ни было обсуждения, высказались «за форму федеративной демократической республики с территориально-национальной автономией в пределах этнографического расселения народностей и с обеспечением основными законами страны как прав национальных меньшинств в местностях со смешанным населением, так и вообще публичных прав всех языков, на которых говорят трудящиеся массы в России».45
Только кадеты, переименовавшие себя в партию народной свободы, заняли отличную от прочих позицию. Выступая 9(22) мая при открытии Восьмого съезда, П.Н. Милюков признал: во внутренней политике перед страной стоят «два вопроса – аграрный и национальный». Однако прежде всего остановился на национальном.
«Задачи широкой децентрализации страны, – признал он, – сейчас ставятся шире, чем они ставились раньше, и партия народной свободы попытается найти решение, которое, давши возможность местностям России создать у себя местную автономию на началах местного законодательства, в то же время не разрушили бы государственного единства России. Партия народной свободы для настоящего момента не считает правильным разрешение вопроса в смысле организаций национально-территориальных, но ОНА не исключает возможность для существующих исторических территориальных делений (губерний) впоследствии искать для себя путь к объединению, где соседние территориальные единства /губернии – Ю.Ж./ населены одинаковыми народностями, и даже к соответственному изменению границ»46 /выделено мной – Ю.Ж./.
Так обнаружилось если не полное тождество, но необычайная близость взглядов Милюкова и… Сталина. Людей, представлявших не только противоположные, но и предельно враждебные политические партии. Первый – по принятой тогда терминологии – буржуазную, второй – социалистическую. Объединило же их, но лишь при подходе к национально-территориальному вопросу, только одно – забота о целостности страны. То, о чём почему-то почти все забыли.
Правда, Милюков, впрочем, как и Сталин, не стал углубляться в тему. Предоставил возможность аргументировано, теоретически обосновать собственную позицию Ф.Ф. Кокошкину Своему старому соратнику и бессменному члену руководства партии, блестящему знатоку права – в прошлом приват-доценту Московского университета. А ещё и автору брошюры «Автономия и федерация», только что изданной как материал для обсуждения на съезде.
Кокошкин же в докладе напрочь отказался от любых недомолвок. Начал с категорического утверждения, что такие понятия, как национально-территориальная автономия и федеративное устройство государства никоим образом не взаимосвязаны, не обуславливают друг друга. Напомнил общеизвестные факты. Существующие федерации – Швейцария, Соединённые Штаты Америки, Южно-Африканский Союз – построены отнюдь не по национальному признаку. Более того, даже отвергают его. Вместе с тем, такие полиэтнические страны, как, к примеру, Бельгия, являются унитарными государствами.
Только затем Кокошкин выдвинул веские возражения против превращения России в федерацию, о какой грезили политики окраин. Прежде всего, подчеркнул докладчик, препятствует такому административному преобразованию «крайняя неравномерность численности всех национальностей, неравномерность занимаемой ими территорий». Обращаясь как к читателям брошюры, так и к участникам съезда, задал риторический вопрос – какой же оказалась бы Россия, став федерацией? И сам же ответил:
«В неё вошла бы Великороссия в количестве около 80 миллионов населения, Украина – я не настаиваю на точных цифрах, а беру грубо-приблизительно – в количестве 25–30 миллионов населения, а затем ряд средних и мелких национальностей, включительно до самых мелких, насчитывающих лишь несколько сот тысяч членов в своей среде… Тут прежде всего возникает вопрос о той компетенции /правах – Ю.Ж./, которая должна принадлежать составным частям этой федерации – национально-территориальным автономным штатам». И обозначил все возможные юридические решения.
Первое – если «будет принят масштаб провинциальных автономий компетенций составных частей федерации». Но это явно не удовлетворит более крупные национальные группы. Второе – «если в пределах федерации для каждой составной части России компетенцию отмерить широко, как это соответствовало бы величине наиболее крупных национальностей, то, надо сказать, компетенция центральной власти оказалась бы сведённой почти к нулю».
«Можно, – продолжал рассуждать Кокошкин в присущей ему академической манере, – отмерить компетенцию составных частей России неравно, можно большим национальностям дать широкие права автономии, а мелким… узкие». И тут же пояснил, что тогда всё зайдёт в «государственно-правовой тупик».
«Если, – продолжал Кокошкин, – крупным национальностям будут отмерены широкие права, то тем самым крупные национальности будут решать обособленно, независимо друг от друга, у себя дома целый ряд важнейших дел, а меньшие национальности таких важнейших дел у себя дома решать не будут, и эти важнейшие дела мелких национальностей будут подлежать рассмотрению общегосударственного парламента… Но тогда мы будем иметь самую чистую и одиозную форму опеки крупных национальностей над мелкими».
«Тем самым, – пояснил Кокошкин, – будет отвергнут самый существенный принцип федерации – равное участие её составных частей в управлении государством».
Рассмотрел докладчик и ещё один, четвёртый по счёту вариант построения федерации. Тот, при котором всем автономиям предоставлялись бы равные права. Рассмотрел детально и тут же категорически отверг из-за полной его несостоятельности. «Мыслимо ли это дело, – воскликнул он, – чтобы в решении важнейших государственных дел восьмидесятимиллионный великорусский народ имел такой же голос, как любая национальность, насчитывающая несколько сот тысяч членов? Это, конечно, немыслимо. И такая федерация была бы заранее осуждена на смерть с самого своего начала».
Казалось, Кокошкин разобрал уже все возможные варианты переустройства страны на национально-территориальных началах. Но нет, привёл пример ещё одного, наиболее опасного, по его мнению, и потому неприемлемого, как и все остальные. Тот, при котором предполагалось одновременное введение как национально-территориальной, так и ПРОСТО территориальной автономии. «По этим планам, – объяснил правовед, – великорусская национальность должна распасться на целый ряд автономных областей/он подразумевал Урал, Сибирь и т. д. – Ю.Ж./, а Литва, Украина, Белоруссия и другие должны составить целые этнографические объединённые единицы». И заключил: «этот план практически неосуществим».
Продолжая анализ, докладчик подытожил: «Разделение России по национальному признаку логически ведёт в лучшем случае не к федерации, а к так называемому союзу государств, к конфедерации… свободному союзу суверенных государств, соединённых на началах международного договора». Только потом подвёл окончательный итог: «Если бы конфедерация народностей и была осуществлена в России, нужно ПРЯМО сказать, что она ведёт к распадению России, к разрушению государственного единства, и образованию союза самостоятельных национальных суверенных государств» – /выделено мной – Ю.Ж./.
Не забыв об уже возникших непримиримых разногласиях из-за разграничения национальных областей, предупредил: «эти междунациональные споры… могут дойти, может быть, даже до вооружённого столкновения».
Однако не следует считать, что в выступлении Кокошкин лишь отвергал всё, на чём только ни настаивали политики окраин.
Предложил он и позитивный план. Да, воспользоваться идеей автономии, но «совершенно иного типа, чисто территориальной, поставленной в зависимость от всей совокупности экономических, этнографических, бытовых и других условий /выделено мной – Ю.Ж./…так, чтобы губернии могли сливаться в более обширные области, если это соответствует желанию местного населения, или, напротив, разделяться на составные части».47
В последовавших за докладом прениях все выступившие кроме двух участников съезда (от Чернигова и оккупированной Литвы) поддержали взгляды Кокошкина. Потому-то резолюция или новая редакция программы партии и закрепила следующее:
«24. Высшим территориальным самоуправляющимся союзам (губернским или областным земствам) должны быть предоставлены права провинциальной автономии (издание местных законов) в определённых сферах местной хозяйственной, культурной и национально-культурной жизни…
25. При установлении Конституции Российской Республики упомянутые уже в предыдущем параграфе права местной автономии предоставляются органам самоуправления губерний и соответствующих им территориальных делений (ныне существующих областей). Вместе с тем, Конституция должна открыть закономерный путь к удовлетворению желаний местного населения относительно слияния установленных территориальных единиц в более обширные области, разделения их на меньшие единицы и изменения их границ и компетенции».48
Данный текст является ознакомительным фрагментом.