Глава седьмая Создание Ракетной армии

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава седьмая

Создание Ракетной армии

Наша 50-я Воздушная Армия Дальней Авиации все время получала новую технику и вооружение. В середине пятидесятых в полки начали поступать реактивные бомбардировщики «Ту-16», расширялся не только самолетный парк, но появлялись все новые и новые полки и аэродромы: Тарту, Остров, Шайковка и многие другие. Думаю, после моих рассказов о том, что происходило на Севере, вам понятно, почему происходило такое форсированное развитие авиации. Мы должны были быть готовы к достойному ответу Америке, если «холодная война» перерастет в «горячую». В результате перед дальней авиацией встали абсолютно новые задачи: освоение последней реактивной техники, освоение дозаправки в воздухе, учения с оперативным перебазированием на новые аэродромы и бомбометанием на полигонах. Кроме того, появлялись самолеты-носители ядерных бомб.

Летая по новым маршрутам, я видел, как к концу пятидесятых в обстановке строгой секретности в нашей армии начали создаваться авиационные полки, вооруженные ракетами дальнего действия. Между тем расформировывался ряд авиационных полков с самолетами «Ту-4», которые перегонялись на списание. Мне все чаще приходилось летать с Добышем в Москву, и уже по этому обстоятельству и по его задумчивому настроению я мог судить, что впереди большие перемены.

Так и получилось. Новый отсчет времени пошел, когда внезапно в конце августа 1960 года меня подняли по тревоге, и я в очередной раз вылетел с Федором Ивановичем в столицу. Он был чем-то чрезвычайно озабочен и даже не зашел ко мне в кабину, а весь полет занимался какими-то бумагами. Более того, посадка была назначена в Кубинке, а ведь обычно мы садились на аэродроме дальней авиации в Астафьево. Федор Иванович уехал, а на следующий день в назначенное время к самолету подкатило несколько черных «Волг», и группа военных вместе с нашим командующим поднялась на борт. Мы сразу же запросили вылет.

Минут через пятнадцать после выхода из московской зоны Федор Иванович зашел в мою кабину и, как всегда, сел на правое пилотское сиденье. Вид у него был возбужденный и сосредоточенный. Через некоторое время он передал управление мне, повернулся в мою сторону и сказал: «Вот что, Касаткин, я тебе расскажу одну новость, она пока что совершенно секретная, хотя завтра ее будут знать многие, и всем в соответствии с этим придется действовать, в том числе и тебе. Сегодня меня назначили исполняющим обязанности командующего 50-й Ракетной армии Ракетных войск стратегического назначения на базе нашей Воздушной армии, которая станет авиационным корпусом. При штабе Ракетной армии будет отдельная авиационная эскадрилья. Вот я тебе и предлагаю, принять командование и начать формирование этой эскадрильи». Долго не раздумывая, я согласился.

В ближайшие дни после этого меня вызвали в отдел кадров, а в штабе уже полным ходом шли перемены. Делили все: полки, дивизии, гарнизоны, людей, помещения, и это было только началом. Весь 1960 год и последующие годы возникали совершенно неожиданные гарнизоны и воинские части, формировались новые подразделения и расформировывались старые. Сотни офицеров с предписаниями в карманах ехали к новым местам службы. Перемещались по железной дороге воинские команды с нехитрым солдатским скарбом. Все находилось в движении. Словом, начала создаваться 50-я Ракетная армия, какой никогда раньше не было, и никто еще не знал, какою ей быть.

Чтобы задуматься о происходящем, времени у меня не оставалось. Когда я познакомился со штатным расписанием, то у меня голова пошла кругом. На мои плечи ложился отряд вертолетов, отряд легких транспортных и отряд средних транспортных самолетов, ТЭЧ (техническая эксплуатационная часть), рота обслуживания… И везде требовались люди и помещения, а в наличии не было ни того, ни другого.

Наконец, был назначен начальник штаба, а мне предложили три самолета с экипажами, двенадцать человек авиаспециалистов и две большие комнаты в бывшей ремонтной мастерской авиаоборудования. На аэродроме были определены места стоянок на пятнадцать самолетов и вертолетов и два взорванных еще немцами ангара под ТЭЧ и мастерские. Я отобрал рабочие экипажи: на самолетах «Ли-2» экипажи Коннова и Миляева и, конечно, мой экипаж на «Ил-14». Мне сразу объявили, что в городе Ряжске расформирована авиационная часть и в ближайшие дни мне надо туда вылететь и создать свою эскадрилью за счет этой части. Можно было забирать всех и все, что понравится и может пригодиться. Для этого со мной вылетели помощник из отдела кадров, специалист организационно-мобилизационного отдела и, конечно, политработник, ведь отбирать надо было более сотни человек, да еще технику, оборудование, инструмент и контрольные приборы. Словом, для перебазирования требовался небольшой железнодорожный эшелон.

Когда мы прилетели в Ряжск, нашу приемную комиссию давно уже ждали. Ждали все: и солдаты, и офицеры. Каждый знал, что востребованы будут далеко не все, многим придется ехать в другие части, неизвестно куда и на какие должности. Мы провели общее офицерское собрание, где довели до всех наши потребности и пожелания. Больше всего пошло разговоров, когда узнали, что у нас в штате имеются вертолеты и легкие транспортные самолеты «Ан-2» и на всех надо летать, все необходимо обслуживать.

После собрания мы приступили к персональному отбору личного состава и первым делом руководителей подразделений и служб. Заместитель по политчасти дал нам очень четкую и подробную характеристику каждому, что значительно облегчило работу. Сразу были отсеяны пьяницы и хулиганы, а также те, кто имел партийные взыскания, да еще мы сразу отбраковали несколько очень слабых, только что прибывших из училища летчиков и штурманов.

Затем мы побеседовали с инженером, командиром части и командиром батальона аэродромного обслуживания. После всего этого процесс укомплектования упростился. Получив согласие майора Денисова принять должность инженера эскадрильи, я уже совместно с ним начал обсуждать инженерно-технические вакансии, прежде всего начальника ТЭЧ и инженеров по специальностям: прибористов, электриков, радистов и эксплуатационников. Всем офицерам, с которыми беседовали, мы настоятельно рекомендовали отбирать солдат-специалистов, которые поедут с ними в Смоленск. А также сортировать, паковать, а в дальнейшем и грузить в вагоны все наземное оборудование и необходимые приборы, машины, верстаки. Я им так и сказал: «В Смоленске ничего нет, что с собой привезете, с тем и будете работать!»

Самые долгие переговоры у меня получились с батальоном обслуживания. Командир батальона идти с понижением отказался и порекомендовал мне своего командира роты капитана Говоруху. Этот Говоруха оказался весьма толковым специалистом. Он сразу начал формировать все требующиеся службы с личным составом и необходимой техникой. Так что по прибытии нам не пришлось искать ни снеготаски, ни катки, ни воздушные баллоны, ни маслозаправщики. Все, в чем мы нуждались, было под руками.

С летным составом вышло гораздо сложнее. Три экипажа вместе с самолетами «Ли-2» подобрать труда не составляло, а вот найти летчиков на «Ан-2» оказалось намного труднее. Никто не хотел идти командирами экипажей на эти «кукурузники». В результате только три правых летчика дали согласие, а в дальнейшем и не жалели, так как благодаря большому налету в сложных метеорологических условиях и ночью они успешно сдали зачеты и получили звание «летчик 2-го класса».

Вернувшись из Ряжска, я поспешил на доклад к генералу Добышу, и он, несмотря на свою тогдашнюю крайнюю занятость, сразу принял меня. Я доложил ему о ситуации. Сказал, что на днях прибудут три самолета с экипажами и эшелон с техникой, офицерами с семьями и солдатами. Всего получалось более ста человек. Таким образом, сразу вставал вопрос, где разместить этих людей.

Задача оказалась сложной: квартир для офицеров и их семей не было, казарм для солдат тоже. На новом аэродроме отсутствовал даже командно-диспетчерский пункт, а без него невозможно было ни оформлять полеты, ни обеспечивать безопасность, ни регулировать воздушное движение. Федор Иванович понимал все это, он все-таки был летчиком. Через несколько минут после моего доклада в его кабинет уже спешил его помощник по капитальному строительству и расквартированию войск полковник Дроздовский.

Узнав обо всем, Дроздовский буквально схватился за голову, и мы с ним стали оценивать ситуацию, а затем, видя, что несколькими минутами тут не обойдешься, спросили разрешения у Добыша и пошли в ОКС (отдел капитального строительства), где начали необходимые подсчеты. Я тут же перечислил первостепенные нужды. Только на аэродроме в этот перечень входили: КДП (контрольно-диспетчерский пункт), метеостанция, ТЭЧ с помещениями для проверочной аппаратуры, медицинский пункт, класс подготовки к полетам. А ведь еще была нужна летная и солдатская столовая, казармы для солдат, штабные помещения, зал для собраний. Наконец, нельзя было обойтись без котельной, складских помещений для вещевого имущества, для продовольствия, а также овощехранилищ и, конечно же, жилого дома на восемьдесят семей.

Подумайте только, все это и за год не построить. А эшелон из Ряжска должен был прибыть не позднее как через две недели! Требовался хоть какой-то выход. И мы начали его искать. За счет объединения и совмещения отдельных мастерских и служб высвободили помещения, где срочно начали ремонт и переоборудование под солдатские казармы. Вспомнили про жилой барак, в котором я когда-то жил с семьей. В нем уже освободилось шесть комнат. Кроме того, мы потеснили КЭЧ и, поставив перегородки, сделали еще шесть клетушек для семей. Нашли несколько свободных помещений в «Красном доме», и там тоже организовали временное жилье. Поделив все капитальное строительство на срочное и просто необходимое, в категорию «срочное» включили: КДП на аэродроме, солдатские казармы, совмещенные со службами и штабами, и летную столовую. Во вторую очередь — жилой дом на восемьдесят квартир.

Полковник Дроздовский выделил проектировщиков, мы с ними выбрали площадки под предстоящее строительство и определили набор помещений, которые нужно было втиснуть в каждый объект. В здании КДП мы предусмотрели разместить также метеостанцию, кабинет врача, класс для подготовки к полетам, комнату для дежурного экипажа, комнату ожидания для пассажиров, мастерскую для текущего ремонта и котельную, после чего проектировщики приступили к изготовлению рабочих чертежей, начали планировать площадку под здание и завозить материалы. Словом, работа закипела.

Тем временем из Ряжска прилетели три «Ли-2», которые сразу были включены в интенсивные полеты, а затем прибыл и железнодорожный эшелон с личным составом и оборудованием. Если до этого жизнь у нас кипела, то теперь она забурлила и стала бить ключом.

Между тем в рождавшуюся ракетную армию входили все новые и новые полки и гарнизоны в Белоруссии, Прибалтике, северо-западной России. У меня два-три экипажа день и ночь находились в разлетах, а потребность в авиационном обеспечении все увеличивалась. Нам явно не хватало техники. Наконец, из города Пугачева прибыли пять вертолетов «Ми-4» с экипажами. Но тут снова встал прежний вопрос: где жить этим людям, тем более что у большинства из них имелись семьи. Не успели мы что-то придумать, как получили команду принимать отряд легких самолетов «Ан-2», а для полетов на них предстояло еще переучивать экипажи. В общем, скучать было некогда!

Нагрузка на летный состав резко увеличилась, налет за месяц перешагнул за пятьдесят часов, и полноценный отдых экипажи получали, только когда их самолеты становились на сточасовые регламентные работы. Значительно увеличилась интенсивность полетов офицеров и генералов большими группами по всему северо-западу. Для этого были задействованы все летные единицы нашей эскадрильи. Так что зачастую мы только на субботу и воскресенье возвращались домой, а в понедельник снова разлетались по разным гарнизонам. Куда только летать не приходилось! Это и Мозырь, и Осовцы, и Пинск, и Каунас, и Паланга, и Остров, и Таллин, и много-много других названий.

Не сидел в Смоленске и генерал Добыш, мы с ним не только побывали на всех объектах нашей армии, но и по нескольку раз в месяц то днем, то ночью вылетали в Москву на аэродром Кубинка. Дело в том, что почти рядом с Кубинкой, на Власихе, размещалось командование и Главный штаб РВСН. Там любили, чтобы все с ними согласовывали, обо всем отчитывались…

Довелось как-то в тот период и мне побывать на столичном совещании. Возвратившись с Федором Ивановичем после многодневного полета по Прибалтике и Белоруссии, я заехал в свой штаб узнать, что накопилось за мое отсутствие. Там меня ожидала служебная телеграмма. В ней предписывалось такого-то числа присутствовать в Москве в штабе ВВС МВО на служебном совещании командиров авиационных частей по вопросам боевой подготовки и классности летного состава и быть готовым доложить о состоянии дел в своей части. Я прикинул, что за материалы будут мне необходимы и какие вопросы могут неожиданно возникнуть. Время еще оставалось, и я, расписав кому что делать, загрузил штурмана, своего заместителя и начальника штаба необходимыми работами, да и сам начал готовиться к совещанию. Все было своевременно сделано, и, получив у генерала Добыша «добро», я на самолете «Ил-14» в нужное время вылетел на Центральный аэродром (Ходынское поле), что на Ленинградском шоссе в Москве. Рядом, в бывших зданиях аэропорта, располагался штаб ВВС МВО.

Командующий Московским округом ВВС генерал Горбатюк первые два часа совещания довольно нудно рассказывал нам о международной обстановке. Затем он повел речь о новых типах вооружений, поступающих в войска. А под конец начал выговаривать нам то, что слишком медленно идет переучивание в частях и что классность в полках и эскадрильях значительно отстает от намеченных планов.

Вторая половина дня прошла гораздо приятнее. После перерыва на обед совещание продолжилось в кабинете заместителя командующего Ивана Никитьевича Кожедуба. Обстановка резко изменилась, стало значительно проще, пошли разговоры, даже послышался смех, ведь в основном все друг друга знали и часто встречались при разных обстоятельствах, дошло даже до анекдотов. Но, в конце концов, Иван Никитьевич прекратил общий шум и заявил: «Хватит баланду травить, у нас еще не разобраны два вопроса: о классности летного состава и об организации при каждой части летного профилактория».

Когда Кожедуб с указкой в руках, глядя на развешанные таблицы, начал разбираться с каждой частью, он уткнулся в графу о нашей эскадрилье и, повернувшись ко мне, с удивлением спросил: «У тебя пять типов летательных аппаратов, и что, ты на всех летаешь? Да еще, может быть, в один летный день на нескольких типах?»

Я ответил утвердительно. Объяснил, что мне надо проверять технику пилотирования, давать провозные полеты, готовить и принимать на класс всех летчиков (а по приказу главнокомандующего ВВС только я один имел право приема на класс), поэтому и пришлось освоить пять типов. И получалось, что за день сначала сходишь в зону на самолете «Ан-24» — проверишь командира отряда, потом пересядешь на вертолет «Ми-4» и тренируешь вертолетчиков в посадках на ограниченные площадки, а затем еще идет подготовка правых летчиков на самолете «Ли-2» с левого, командирского сиденья. Иначе никогда плана боевой подготовки не выполнить.

Кожедуб восхищен был. Говорит мне: «Ты у нас официальный нарушитель. Наша штабная эскадрилья в ближайшие дни тоже получит в Тушино самолеты „Ан-24“. Но летать на них никто еще не умеет, поэтому переучить экипажи и двух летчиков-инспекторов округа придется тебе!» Впоследствии я это сделал потом вполне успешно.

Второй вопрос о профилакториях для летного состава предполагал немало трудностей с его осуществлением на местах. Когда я, прилетев из Москвы, доложил генералу Добышу о необходимости создания базы отдыха для летного состава, он задумался и долго сидел, молча барабаня пальцами по столу. Но через несколько минут Федор Иванович оживился и спросил меня: «А ты не помнишь постановление ЦК об излишествах и украшательствах в партии?» Конечно, я был далек от этого и ответил что-то не совсем вразумительное. А Федор Иванович между тем уже звонил первому секретарю обкома и договаривался о встрече. Когда я собрался уходить, Добыш весело сказал: «Будет тебе профилакторий, скоро сам увидишь!»

В результате нам в считаные недели передали шикарный комплекс в Гнездово, где впоследствии было не стыдно принять даже Гагарина. Но я об этом еще расскажу. А пока вернусь к становлению 50-й Ракетной армии.

Все наши новые боевые расчеты отправлялись на переучивание на полигон Капустин Яр, где обучение завершалось проведением пуска ракет. Нам, летчикам, тоже пришлось освоить новый маршрут, и мы стали довольно часто совершать полеты на полигон по различным надобностям.

Не последним по важности из наших тогдашних дел стало создание полевого аэродрома. Дело в том, что примерно в шестидесяти километрах от Смоленска, напротив поселка Гусино, на южном берегу Днепра в густом сосновом лесу был построен подземный командный пункт нашей Ракетной армии. Естественно, рядом должна была находиться посадочная площадка. Моя рота обслуживания выкорчевала кустарник, бульдозером они сровняли кочки и рытвины, и получилась вполне приличная площадка более четырехсот метров в длину. Мы поставили командную радиостанцию, от командного пункта протянули телефон, и полевой аэродром начал функционировать.

В скором времени он произвел впечатление даже на высшее командование. Мы к тому времени давно уже привыкли, что все задания и распоряжения получаем внезапно, а на какую-то специальную подготовку к этому заданию времени нет. Так было и в тот раз. Вечером у меня в кабинете раздался звонок. Адъютант командующего без объяснений и предисловий сказал: «Включаю командующего!» Я услышал в трубке знакомый голос Добыша. Было видно, что он очень торопится и сам еще не до конца обдумал задачу. Федор Иванович говорил не особо уверенно: «Слушай меня внимательно и сразу предлагай, что, по-твоему, нужно и можно сделать для лучшего решения вопроса. Завтра в десять часов утра ты должен взять на борт в Москве в аэропорту Шереметьево главкома Ракетных войск маршала Советского Союза Николая Ивановича Крылова и доставить его к нам в Смоленск, где на аэродроме его встречу я и все, кто необходим. Маршал летит специально осмотреть и опробовать наш командный пункт. Ты там какую-то посадочную площадку соорудил, где твои летчики садятся на „Ан-2“ и на вертолетах. Подумай, можно ли все это показать главкому и что надо предварительно сделать».

План у меня созрел моментально, и я тут же доложил его Федору Ивановичу. Он мой план, недолго думая, утвердил, и мы немедленно начали готовиться. На следующий день в половине десятого я уже ожидал маршала в Шереметьево, а когда он с небольшой свитой прибыл, мы тут же вылетели в Смоленск. При подходе к городу я связался по радио с Добышем и доложил, что все проходит успешно.

Заруливая на свою стоянку, я увидел, что рядом с ней стоит подготовленный к полету «Ан-2», а поблизости группа офицеров с генералом Добышем во главе. После того как все представились маршалу, я подошел и пригласил его и остальных на борт самолета «Ан-2», чему Николай Иванович Крылов искренне удивился и даже покачал головой, однако занял место в кабине. Я запустил двигатель и порулил на взлет. До нашей площадки под Гусино было всего пятьдесят километров по прямой, мы буквально через двадцать минут произвели там посадку и подрулили к ожидавшему вертолету. Когда я предложил всем прилетевшим перейти со мной на борт вертолета, маршал еще раз покачал головой и произнес: «Ну, ты даешь!» Усадив всех в вертолет, я сел на командирское сиденье и взлетел на облет и осмотр с воздуха армейского командного пункта.

Добыш с удовлетворением показывал расположение и маскировку всех объектов. Он был страшно доволен, что так эффектно представил свой командный пункт. После посадки вертолета все расселись по машинам, назначив возвращение в Смоленск примерно часа через два. Обратный путь прошел также без замечаний. Задержавшись на Смоленском аэродроме на 15–20 минут, где Крылов похвалил нас за четкость и оперативность всех служб, мы вылетели на Шереметьево. А на следующее утро уже получили приказ представить в штаб армии списки всех, кто принимал участие в операции, для включения в итоговый приказ о поощрении.

Такими вот и были первые месяцы существования 50-й Ракетной армии.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.