II
II
Оказавшись на престоле, Екатерина I поспешила оградить великого князя от влияния бояр Лопухиных и австрийской императорской четы.
В частности, сурово обошлась с Евдокией Лопухиной — своей давней соперницей.
Из глухого Воскресенского монастыря, волею Екатерины I, родная бабка великого князя Петра Алексеевича была переведена под стражею 200 человек в Шлиссельбург, где содержалась в строгом заключении.
«В 1725 году, обозревая внутреннее расположение Шлиссельбургской крепости, — вспоминал голштинский камер-юнкер Берхголц, — приблизился я к небольшой деревянной башне, в которой содержится Лопухина. Не знаю, с намерением или нечаянно, вышла она и прогуливалась по двору. Увидя меня, она поклонилась и громко говорила; но слов за отдаленностью нельзя было расслышать».
Что касается венского двора, душой которого была императрица Елизавета — родная тетка великого князя, то достаточно привести высказывание прусского короля Фридриха I, содержащееся в письме к посланнику в России Мардефельду от 10 марта 1725 года:
«Мы ясно предвидим, что злейшим врагом правления Императрицы (Екатерины I. — Л.А.) окажутся венский и королевско-польские дворы».
Любопытны последующие строки его письма: (венский двор) «намереваясь покровительствовать молодому Великому Князю и поддерживать мнимое право его на престолонаследие, замышляет послать в Петербург особого посла для этого дела».
Впрочем, граф П. А. Толстой, дабы дети царевича Алексея Петровича (Наталья и Петр) и впредь не могли домогаться престола, озаботился включить в манифест о восшествии на престол государыни слова о том, что ей одной принадлежит державное право назначать себе преемника или преемницу.
После гибели отца, в 1718 году, великий князь Петр Алексеевич и его сестра остались сиротами.
Мать — кронпринцесса Шарлотта-Кристина, умерла еще ранее — в 1715 году, через десять дней после рождения сына, так и не переменив лютеранской веры. Малыши остались под надзором гофмейстерши Роо, родом немки.
Роо на посту надзирательницы сменили две вдовы — портного и трактирщика. Чтению и письму Петра обучал танцмейстер Норман.
В 1719 году, в апреле, скончался сын императора и Екатерины Алексеевны царевич Петр Петрович — надежда и любовь отца. Едва ли не эта смерть и сломила Петра Первого.
Из мужчин в роду Романовых, кроме государя, оставался его внук.
В те дни в Петербурге произошло одно событие, о котором стоит рассказать.
28 апреля 1719 года П. А. Толстому донесли, что 26 апреля Степан Лопухин — троюродный дядя великого князя Петра Алексеевича, явился вечером в Троицкую церковь, где собрались для встречи тела умершего царевича Петра Петровича люди разного звания. (Лопухин питал к государю чувство неприязни и даже вражды. Не мог простить гибели царевича Алексея и начавшихся гонений членов семьи опальной царицы).
Став у клироса, Лопухин переглядывался с двумя знакомыми и про себя посмеивался. Один же из тех его знакомых говорил другому: «Для чего ты с Лопухиным ссорился: еще де ево, Лопухина, свеча не угасла, будет ему, Лопухину, и впредь время». При допросе выяснилось: «свеча, которая не угасла — великий князь Петр Алексеевич» и пока он жив, надежда на возможность возвышения для Лопухина не пропадет. В судьи по этому делу привлекли именитых царедворцев. Лопухин говорил, что и в мыслях не имел радоваться царскому горю, а в церкви смеялся оттого, что знакомые его — соперники по земельной тяжбе, и их совместное появление в пьяном виде на вечерне в церкви рассмешило его. Судьи ему не поверили, а решили, что он «смеялся якобы радуясь такой прилучившейся всенародной печали», за что приговорили «учинить ему наказание, вместо кнута бить батоги нещадно и сослать его с женою и детьми в Кольский острог на вечное житье». Что и приведено было в исполнение.
Забегая вперед, скажем: Лопухин станет камергером императора Петра II и будет, пожалуй, единственным, кто мог бы рассказать правду о причине его смерти. Но об этом позже.
Великому князю Петру Алексеевичу шел десятый год, когда Екатерина I воцарилась на троне.
Ничем он не обещал походить на деда.
Душою и обликом напоминал более мать, обладавшую нежным характером и добротою. Народу были по душе его великодушие и снисходительность, свидетельствовавшие, что у вероятного наследника престола есть все качества, необходимые для примерного государя.
В правнуке Алексея Михайловича видели надежду на воскрешение былого.
Время было тревожное.
То тут, то там арестовывали простых людей, которые отказывались присягать императрице-иноземке, напустившей «порчу» на своего супруга. Поговаривали, что Петр Первый «вручил свое государство нехристианскому роду». На иностранцев нападали на улицах, сводя с ними счеты.
Впрочем, принятые правительственные меры на какое-то время навели порядок в столице, но все помнили как шайка из девяти тысяч воров, предводительствуемая отставным русским полковником, задумала сжечь адмиралтейство и убить всех иностранцев (тридцать шесть членов шайки были схвачены, посажены на кол и повешены за ребро).
Меж тем царский двор готовился к торжествам.
21 мая 1725 года состоялась свадьба старшей дочери покойного государя, красавицы Анны Петровны с герцогом Голштинским Карлом-Фридрихом. Праздновалась свадьба с большим торжеством, при котором одна только императрица сохранила носимый траур.
М. Д. Хмыров — прекрасный знаток старины, несправедливо забытый историк, так описывал это событие:
«Венчание происходило в Троицкой церкви, что на Петербургской стороне, куда молодые, а с ними и свадебные чины, следовали из Летнего дворца по Неве в великолепно убранной барже. За ними ехала императрица, в траурной барже под штандартом, сопровождаемая остальным двором. Канцлер Головкин был посаженым отцом герцога; графиня, жена его, заменяла сестру царевны. Невеста стояла под венцом в бархатной пурпуровой порфире, подбитой горностаем; на голове ее сияла бриллиантовая цессарская корона. Свадебный стол был приготовлен в особо устроенной галерее над Невою, на месте, где теперь решетка Летнего сада. Августейшие молодые сидели под великолепными балдахинами, один против другого, имея по обоим сторонам свадебную родню. За другими столами находилось до 400 персон, не ниже 7 класса. «Также, — говорит современное описание, — и все разных чинов люди пущены были для гулянья в огород Ея Величества, то есть в Летний сад. Во время обеда «трубили на трубах с литаврным боем» и раздавались пушечные залпы с яхт, стоявших перед дворцом; а в семь часов вечера императрица вышла к гвардии, стрелявшей на Царицыном лугу беглым огнем, и приказала отдать солдатам фонтаны вина и жареных быков. В девять часов пиршество кончилось, и молодые церемониальным поездом отправились в свой дворец. В числе наград, которыми ознаменовался этот день, девятнадцать сановников украшены знаками нового русского ордена св. Александра Невского, проэктированного еще Петром и теперь окончательно утверждавшегося императрицею…
На третий день императрица, в сопровождении двора, посетила новобрачных в их доме, «и тамо от ограды его королевского высочества, со всякою подобающею магнифиценциею через довольное время отправилось трактование».
Пиром у августейшего молодого закончились свадебные торжества, и все вошло в обычную колею, подчиняясь, прежде всего, расслабляющему влиянию наступающего лета. Императрица, с царевною Елизаветой и приближенными лицами своей свиты, то есть статс-дамами Балк, Вильбоа… и красавцем камергером Левенвольдом, уединились в Летнем дворце… Молодые, герцог и герцогиня, расположились в Аннегофе, выстроенном собственно для великой княжны Анны Петровны, несколько далее Екатерингофа. Князь Меншиков выехал с семьею в свое загородное поместье…»
Юный герцог Голштинский Карл-Фридрих явился теперь в глазах многих новою силою: он приобретал влияние, если не на дела, то на отношения; улаживал ссоры, ходатайствовал перед императрицей, которая относилась к нему по-родственному.
«Царица видит в герцоге свою вернейшую опору — сообщал в депеше французский полномочный министр Кампредон, — точно так же смотрит она и на князя Меншикова, так что решающее влияние на самые важнейшие дела будет отныне принадлежать этим двумя людям».
Милости к Меншикову увеличивались.
Президентство в Военной Коллегии ему было возвращено.
Светлейший князь хотел теперь звания генералиссимуса и мечтал получить во владение гетманский Батурин. Екатерине I приходилось сдерживать его честолюбивые искания, чтобы не возбуждать большего озлобления притихшей партии великого князя.
Семейства Голицыных, Долгоруких, Куракиных, Репниных, Головкиных, Лопухиных, и многие другие желали воцарения отрока, перенесения императорской резиденции в оставленную Москву и усиливать значение князя значило усилить эту партию новыми людьми.
Императрицею были даны большие милости войскам гвардии, а остальная армия была довольна уж тем, что получила просроченное жалование.
Екатерина I выглядела такой же приветливой, дружелюбной, как и при жизни Петра Первого.
К удивлению прусского короля, сумела сблизиться с венским двором, да так, что король выказывал с досадою в сентябре 1725 года:
— При таких близких и даже теснейших отношениях между царицей и венским двором, остается нам мало надежды на заключение с нею союза.
Она не чуралась разговоров и не стеснялась вспоминать о своем низком происхождении. Разыскала брата, человека грубого нрава, служившего конюхом на почтовой станции в Курляндии, вызвала его в Петербург вместе с семейством и возвела в графское достоинство. Сестры ее, при Петре Первом не имевшие права появляться при дворе, теперь постоянно находились с императрицею.
«Здесь все, по-видимому, улыбается царице, — сообщал Кампредон 27 ноября 1725 года. — Льстецы до упоения толкуют ей самой о ее счастии, самодержавии, безграничном могуществе. Она сама убеждена в непоколебимости своего престола. А между тем за кулисами множество людей тайно вздыхают и жадно ждут минуты, когда можно будет обнаружить свое недовольство и непобедимое расположение к великому князю. Происходят небольшие тайные сборища, где пьют за здоровье царевича. Каждый день тайком вещают людей, которым случится проболтаться, но этим, разумеется, нельзя засыпать бездонную пропасть, и нельзя не заметить, что Царица поступила как нельзя хуже для себя, последовав недоброму совету пустить волка в овчарню, т. е. принять императорского министра к своему двору. Поэтому-то многие благоразумные люди думают… что министр этот только исследует почву, на которой император построит здание по плану, без сомнения, давно уже составленному им».
Поворот русского двора в сторону Вены вызвал тревогу у Франции.
В Петербурге между тем распространился слух, что аристократическая партия намерена возвести на престол Петра Алексеевича при поддержке родственного ему венского двора.
Слух этот подкреплялся и тем, что в России ожидали прибытия императорского посла графа Рабутина.
«…более чем вероятно, — заканчивал очередную депешу Кампредон, — что графу Рабутину поручается прежде и главнее всего изучить в подробности, каковы положение, сила и влияние партии великого князя или Царевича, положение нынешнего правительства и средства, при помощи коих можно обеспечить престол за царевичем. Вероятно, только по получении всех этих сведений от графа Рабутина, в Вене решатся вступить в союз с Царицею, предлогом коего послужат, конечно, общие интересы против турок».
Все оставались в ожидании.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.