Выбор маршала Малиновского

Выбор маршала Малиновского

17 сентября на заседании президиума ЦК Хрущев недовольно рассуждал о том, как много в высшем эшелоне стариков.

26 сентября в Свердловском зале Кремля собралось расширенное заседание президиума ЦК. Обсуждался вопрос о семилетнем плане развития народного хозяйства. Многим присутствовавшим уже было известно, что Хрущева намереваются убрать.

«Но пока что никто точно не знал ни сроков, ни самой формы исполнения задуманного дела, — вспоминал Шелест. — Даже сами организаторы находились еще в какой-то прострации, неуверенности и неопределенности».

Посему присутствовавшие демонстрировали Никите Сергеевичу полнейшую преданность и почтение. После заседания руководство страны в узком составе собралось в комнате президиума ЦК за Свердловским залом. Хрущев всех опросил:

— Ну как, товарищи, ваше мнение о проведенном мероприятии и моем выступлении?

Члены президиума наперебой заговорили, что все прошло просто отлично. Хрущев поручил секретарям ЦК готовить очередной пленум. Сказал, что уходит в отпуск.

Через несколько дней Подгорный, возвращаясь из заграничной поездки, сделал в Киеве «вынужденную посадку» по причине плохой погоды. Они всю ночь проговорили с Шелестом, который подробно пересказал, с кем из украинцев — членов ЦК он уже провел беседу. С большинством сразу нашел взаимопонимание, но кто-то испугался, и разговор не получился. С некоторыми членами ЦК Шелест просто не решился завести критический разговор о Хрущеве.

Подгорный предупредил:

— Будь осторожнее.

Они по-прежнему боялись Хрущева.

«Одно его слово, — вспоминал Шелест, — и многие из нас были бы «обезврежены», изолированы и даже уничтожены, ведь велся по существу и форме заговор против главы правительства, а чем это кончается, хорошо известно…»

Но на сей раз Хрущев проявил излишнюю доверчивость, расслабился, у него притупилась бдительность.

Николай Викторович поведал Шелесту, как идут дела в Москве. Некоторые члены президиума все еще колеблются. Кого-то пришлось припугнуть, чтобы как минимум помалкивали…

Брежнев и Подгорный очень просили Петра Ефимовича прощупать председателя президиума Верховного Совета Украины Демьяна Сергеевича Коротченко, который еще в тридцатых годах был у Никиты Сергеевича секретарем Московского обкома. Более того, в годы массовых репрессий на Демьяна Сергеевича состряпали дело, готовился арест. Его спас Хрущев, вступился за него перед Сталиным.

Шелест рискнул и открыл карты. Демьян Коротченко подумал, оценивая расклад сил, и принял решение:

— Я Никиту знаю давно. Он хороший организатор, преданный коммунист, но, очевидно, на этом посту зарвался — считает, что он уже вождь. Много натворил политических ляпов, организационной неразберихи в партии. Очевидно, будет лучше для него и для партии, когда он уйдет с этого поста, да и должности первого секретаря и председателя Совмина надо разделить. В семьдесят лет трудно руководить и управлять таким государством, как наша страна, да еще со старческим характером Никиты.

Шелест прямо спросил:

— Демьян Сергеевич, что мне передать Брежневу и Подгорному?

— Передай, что я с вами и, если это нужно, могу по этому вопросу выступить где угодно.

Еще один верный соратник Хрущева легко предал Никиту Сергеевича… Но отнюдь не все шло гладко. Подгорный пожаловался Шелесту, что у них в Москве перед самым отъездом Хрущева в отпуск состоялся неприятный разговор.

Никита Сергеевич пригласил Николая Викторовича в кабинет и прямо спросил:

— Что-то, товарищ Подгорный, идут разговоры, что существует какая-то группа, которая хочет меня убрать, и вы к этой группе причастны?

(«Представляешь мое состояние и положение?» — говорил Подгорный Шелесту.)

Николай Викторович собрался с силами и с деланым удивлением поинтересовался:

— Откуда вы, Никита Сергеевич, это взяли?

А сам думал: от кого это могло стать известно? Сразу подумал: Брежнев раскололся. Тот в какой-то момент заколебался:

— Может быть, отложить все это?

Подгорный на него набросился:

— Хочешь погибать — погибай, но предавать товарищей не смей.

Но Хрущев сам рассказал, что о заговоре его сыну Сергею поведал работник КГБ Василий Иванович Галюков, бывший начальник охраны Николая Григорьевича Игнатова, из секретарей ЦК передвинутого на безвластный пост председателя президиума Верховного Совета РСФСР. Обиженный на Хрущева Николай Игнатов действительно активно участвовал в подготовке заговора. Ездил по стране и убеждал старых приятелей выступить против Хрущева. А Галюкова устроил в хозяйственном отделе Верховного Совета РСФСР и возил с собой в роли помощника для устройства всех дел.

Никита Сергеевич показал Подгорному письмо, переданное сотрудником КГБ Сергею Хрущеву. Поинтересовался:

— Вам что-нибудь по этому поводу известно?

Подгорный не моргнув глазом сказал, что ничего не знает. Не поручить ли Комитету госбезопасности проверить все факты? Он был уверен, что Семичастный выкрутится. Но Хрущев по какому-то наитию решил к КГБ не обращаться, а по-дружески попросил Микояна: вызови Игнатова, поговори с ним и доложи.

Через первого секретаря ЦК компартии Грузии Василия Павловича Мжаванадзе успели предупредить Игнатова о нависшей над всеми угрозой. Ему велели в беседе с Микояном наотрез все отрицать… Да и осторожный Анастас Иванович, похоже, не проявил обычной прыти, исполняя поручение первого секретаря. Он сохранил верность Хрущеву, но не хотел ссориться и с его набирающими силу противниками.

Леонид Митрофанович Замятин, который тогда работал в Министерстве иностранных дел, рассказывал, как 30 сентября 1964 года, накануне отъезда в отпуск, Хрущев вдруг появился на обеде в честь президента Индонезии Сукарно и произнес неожиданно откровенную речь.

Сукарно, лидер движения за независимость, противник империализма и капитализма, был в Москве дорогим гостем. Он приехал просить оружие. Сукарно считал, что западная демократия Индонезии не подходит. В марте 1960 года он распустил парламент и сам стал назначать депутатов. Сукарно провозгласили пожизненным президентом. Он называл себя отцом нации. Рассорился с западными странами. Зато получал советскую военную помощь. Компартия Индонезии стала мощной политической силой. Сукарно ввел коммунистов в правительство. Через год после обеда с Хрущевым, в 1965-м, Сукарно свергнут военные и зальют страну кровью. Считается, что без суда и следствия убили полмиллиона человек и еще полтора миллиона посадили. Компартия перестала существовать.

Старшим на обеде с индонезийским президентом был по должности Подгорный, потому что формально Хрущев находился в отпуске. Никита Сергеевич тем не менее приехал, вошел в зал со словами, не сулившими ничего хорошего:

— Ну что, мне места уже нет?

Место, разумеется, сразу нашлось. Никита Сергеевич сделал знак Подгорному:

— Продолжай вести.

Но в конце обеда, когда протокольные речи уже были произнесены, Хрущев заговорил:

— Вот интересно. Я недавно приехал из отпуска, а все меня уговаривают, что я нездоров, что мне надо поехать подлечиться. Врачи говорят, эти говорят. Выпроваживают отдыхать: «Завтра ты должен убраться из Москвы». Ну ладно, я поеду. А когда вернусь, я всю эту «центр-пробку» выбью. — И он показал на сидевших тут же членов президиума ЦК: — Они думают, что все могут решить без меня…

Хрущев поступил нерасчетливо в том смысле, что предупредил многих, что их снимет, и уехал отдыхать. Самоуверенность подвела Никиту Сергеевича. Его отправили на пенсию раньше, чем он успел убрать более молодых соперников.

Откровенные угрозы Хрущева разогнать президиум только сплотили его противников.

Еще 29 сентября Подгорный позвонил Шелесту в Черкассы и велел срочно лететь в Крым, чтобы встретить Хрущева, который отправился отдыхать. Хотел, чтобы в эти решающие дни доверенный человек находился рядом с первым секретарем и следил за его настроением.

1 октября Шелест в Симферополе встретил Хрущева. Тот полушутя выговорил ему:

— А вы почему здесь? Я-то на отдыхе, а вы должны работать.

— Моя обязанность — вас, Никита Сергеевич, встретить. Ведь вы прибыли на территорию республики, может быть, у вас возникнут вопросы.

Хрущев посадил его с собой в машину, пригласил пообедать. У Шелеста сложилось впечатление, что Хрущеву хотелось высказаться. Он ругал работников идеологического фронта, назвал Суслова «человеком в футляре», Брежнева — краснобаем. О Подгорном заметил, что забрал его в Москву как хорошего, подготовленного работника, но пока особой отдачи не видит, ожидал большего.

— Президиум наш — общество стариков, — развивал овладевшую им идею Хрущев. — В его составе много людей, которые любят говорить, но не работать. Его надо значительно омолодить и обновить. Вот и мне уже перевалило за семьдесят, далеко не та бодрость и энергия, надо думать о достойной замене. Поэтому я стою за то, чтобы на руководящую работу выдвигать молодых, подготовленных людей сорока — сорока пяти лет. Надо готовить смену. Ведь мы не вечные, пройдет года два, и многим из нас надо уходить на покой.

Это был не первый разговор, который Хрущев так откровенно вел с Шелестом.

За несколько месяцев до этих событий, в марте 1964 года, Хрущев взял с собой Шелеста в Венгрию. Почти каждый вечер они вдвоем гуляли по территории резиденции, отведенной советскому лидеру. Хрущев откровенно характеризовал товарищей по партийному руководству — нелестно отзывался о Брежневе и совсем убийственно — о Суслове, главном идеологе.

Шелест слушал и помалкивал. Хрущев находился в возбужденном состоянии. За ним неотступно следовал сотрудник 9-го управления КГБ. В какой-то момент охранник приблизился к Хрущеву. Никита Сергеевич рассвирепел:

— А вам что нужно? Что вы подслушиваете, шпионите за мной? Занимайтесь своим делом!

Шелест попытался урезонить Хрущева:

— Никита Сергеевич, он ведь находится на службе.

Хрущев все так же раздраженно ответил:

— Если он на службе, пусть и несет свою службу, а не подслушивает. Знаем мы их.

Никита Сергеевич чувствовал, что опасность исходит от КГБ. Но подозревал не тех. Он считал председателя КГБ Семичастного и его предшественника на этом посту Шелепина лично преданными ему людьми.

В Крыму Хрущев отправился в горы — охотиться на муфлонов. К вечеру вернулся с добычей — и отправился за фазанами. Никита Сергеевич стрелок был отменный. Но 3 октября Хрущев сказал, что погода портится и он переедет в Пицунду. Тем более что там отдыхает Микоян.

Шелест соединился по ВЧ с Подгорным и Брежневым. Леонид Ильич со значением передал руководителю Украины привет от Дмитрия Степановича Полянского и Дмитрия Федоровича Устинова, который недавно стал первым заместителем главы правительства и председателем Высшего совета народного хозяйства. Это означало, что и они «в деле».

Высший совет народного хозяйства СССР был образован указом президиума Верховного Совета в марте 1963 года. Ему подчинили все промышленные и строительные госкомитеты, в том числе госкомитеты по оборонной технике, по авиационной технике, Госплан, Госстрой.

Брежнев сообщил, что пытался привлечь к общему делу первого заместителя министра обороны маршала Андрея Антоновича Гречко. Но тот испугался и ушел от разговора.

С министром обороны маршалом Малиновским несколько раз беседовал Шелепин. Родион Яковлевич сказал, что армия в решении внутриполитических вопросов участия принимать не станет, то есть не придет защищать Никиту Сергеевича. А 10 октября окончательно подтвердил, что вместе со всеми выступит против Хрущева.

Родион Яковлевич Малиновский был обязан Хрущеву не только высшей в вооруженных силах должностью, но и, возможно, жизнью. В 1942 году Сталин, получив информацию о неблагополучии в армии Малиновского, собирался отдать генерала своим чекистам.

Летом 1942 года немцы, наступая, смяли Южный фронт, которым командовал генерал-лейтенант Малиновский, и без боя заняли хорошо укрепленный Ростов. Сталин был вне себя. Тогда же у Малиновского исчез адъютант, и это взяли на заметку: а не к немцам ли сбежал? А 25 декабря 1942 года покончил с собой генерал-майор Илларион Иванович Ларин, член военного совета 2-й гвардейской армии. Он был другом Малиновского с довоенных времен, и воевали они все время вместе. Рассказывали разное. Илларион Ларин вроде бы искал смерти. Выехал на передовую и даже не пытался укрыться от пуль. Он был ранен, а потом застрелился. Ларин оставил записку, которая заканчивалась словами: «Да здравствует Ленин!»

В Москве заинтересовались, а почему генерал Ларин написал: «Да здравствует Ленин!», а не «Да здравствует Сталин!». Один из высших чиновников произнес зловещую фразу:

— Может быть, он против товарища Сталина?

Самоубийство видного армейского политработника вызвало у вождя подозрение.

— Что-то у него не так. Надо проверить. Так все просто не бывает.

Но Хрущев поручился за Малиновского. Тогда Сталин фактически отозвал Хрущева с фронта и отправил проверять, что происходит у генерала. В январе 1943 года продиктовал записку Никите Сергеевичу:

«Тов. Хрущеву

Получил Вашу шифровку насчет Вашего выезда во 2-ю гвардейскую армию для работы там. Я считаю, что Вам придется в ближайшие два месяца остаться там, в Военном Совете 2-й гвардейской армии, и иметь серьезное наблюдение за работой Малиновского.

Не случайно, что во время отступления Южного фронта личный адъютант Малиновского покинул наш фронт и ушел будто бы в партизаны, а на деле, видимо, ушел к немцам. Не случайно также, что член Военного Совета 2-й гвардейской армии и личный друг Малиновского Ларин кончил самоубийством, оставив записку непонятного, странного содержания. Что должна означать в записке Ларина фраза «я не причем». В чем он здесь оправдывается? Почему Ларин мог думать, что мы тронем его семью, тоже непонятно. Почему в записке Ларина говорится о Родионе как об умном человеке?

А Малиновский набрал в рот воды и молчит, как будто это его не касается. Порасспросите обо всем этом Малиновского, а также об его личном адъютанте, — посмотрим, что скажет. Заберите к себе несколько человек, опытных особистов, и с их помощью организуйте строжайшее наблюдение за Малиновским.

Если вскроется какая-либо фальшь в поведении Малиновского, немедленно сигнализируйте мне, чтобы сразу освободить его под тем или иным благовидным предлогом и заменить другим. Соберите данные о Крейзере, возможно, что вполне подойдет для замены Малиновского, если эта замена окажется необходимой.

Регулярно информируйте меня о результатах Вашего наблюдения».

Упомянутый Сталиным генерал Яков Григорьевич Крейзер отличился на поле боя и был отмечен Золотой Звездой Героя Советского Союза.

Хрущев выполнил поручение. Он неотлучно находился у Малиновского. Они сдружились. Малиновский вытащил счастливый билет — он понравился Хрущеву, и это определило всю его будущую жизнь.

Никита Сергеевич целый год опекал Родиона Яковлевича. Когда жена покойного члена военного совета Ларина прислала письмо с обвинениями в адрес Малиновского, Хрущев переслал письмо Сталину с рекомендацией арестовать ее и допросить, что и было сделано. Все подозрения с Малиновского были сняты. Словом, спас его Никита Сергеевич. Благодаря Хрущеву его вновь назначили командующим фронтом.

И чем же отплатил ему маршал? Помог отправить Хрущева на пенсию. Но это еще не все. Во время праздничного приема 7 ноября Малиновский произнес антиамериканский тост. К нему подошел Чжоу Эньлай, глава китайского правительства, который приехал посмотреть, что происходит в Москве после смены руководства, и поздравил с хорошим антиимпериалистическим тостом. Маршал, возможно несколько возбужденный горячительными напитками, с солдатской прямотой сказал Чжоу:

— Мы не должны позволять никакому черту замутить наши отношения. Советский и китайский народы хотят счастья, и пусть никакие Мао и Хрущевы нам не мешают.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — возмутился Чжоу.

Малиновский не мог остановиться:

— Мы от своего дурачка — Хрущева — избавились. Теперь вы свергайте своего Мао. После этого у нас вновь начнется дружба.

Чжоу отошел. Тогда Малиновский повернулся к члену китайской делегации маршалу Хэ Луну. Похвалил его красивую форму. Хэ Лун ответил, что ему больше по душе френч. Малиновский согласился, что телогрейка лучше. Показал на свой парадный мундир:

— Эту форму на нас насобачил Сталин, а вашу форму на вас насобачил Мао.

Разразился скандал.

Чжоу Эньлай ночью отправил Мао Цзэдуну телеграмму о происшедшем. Утром в резиденцию китайской делегации приехал Брежнев с членами президиума ЦК извиняться за министра обороны. Но китайцы обратили внимание на то, что маршал не был наказан. Чжоу поклялся, что он больше никогда не приедет в Москву. И до смерти Мао вообще никто из руководителей Китая в СССР не приезжал.

Но эта фраза Малиновского о «дурачке» прежде всего многое говорит о нем самом. Хрущев как минимум мог бы рассчитывать на элементарную благодарность со стороны того, кого спас…

В последние месяцы своего правления Хрущев увидел, что повернул не туда. Стал требовать, чтобы колхозами перестали командовать, говорил, что сельское хозяйство надо интенсифицировать, что нужны комплексная механизация, мелиорация и химизация сельского хозяйства.

9 января 1964 года на президиуме ЦК обсуждали вопрос о пенсионном обеспечении и других видах социального страхования колхозников. Через полгода это наконец реализовалось в форме закона. 15 июля Верховный Совет принял закон о пенсиях и пособиях колхозникам. Впервые в колхозной деревне появилась система социального обеспечения крестьян. Сталин-то считал, что колхозникам пенсии ни к чему. Хрущев ввел пенсии по инвалидности и в связи со смертью кормильца, пособия для беременных женщин.

Услышать благодарность за пенсии Никите Сергеевичу не довелось: через несколько месяцев его самого отправили на пенсию.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.