Возвращение из Пицунды

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Возвращение из Пицунды

13 октября 1964 года первый секретарь ЦК КПСС и председатель Совета министров СССР Никита Сергеевич Хрущев прилетел в Москву из Пицунды, где он отдыхал. В правительственном аэропорту Внуково-2 его встречал один только председатель КГБ Владимир Ефимович Семичастный.

Спустившись по трапу, Хрущев хмуро спросил Семичастного:

— Где остальные?

— В Кремле.

Никита Сергеевич уточнил:

— Они уже обедали?

— Нет, кажется, вас ждут.

Хрущев не догадывался, что Семичастный приехал в аэропорт не только по долгу службы. Товарищи по партийному руководству, которые решили отстранить Хрущева от власти, поручили председателю КГБ важную миссию: заменить личную охрану первого секретаря ЦК и вообще проследить, чтобы темпераментный Никита Сергеевич не предпринял каких-то неожиданных действий.

Не всякий решился бы в тот момент оказаться один на один с Хрущевым. Никита Сергеевич все еще оставался хозяином страны, и его боялись. Семичастный много лет спустя рассказывал, что Брежнев даже предлагал физически устранить Хрущева — не верил, что им удастся заставить его уйти в отставку. Не хочется подвергать сомнению слова Владимира Ефимовича, но люди, знавшие Леонида Ильича, сильно сомневались, что он мог такое сказать, — не в его характере.

По другим рассказам, в какой-то момент у Брежнева сдали нервы, он расплакался и с ужасом повторял:

— Никита нас всех убьет.

А вот Семичастный Хрущева не боялся. Чего-чего, а воли, решительности и властности у Владимира Ефимовича было хоть отбавляй.

Генерал-лейтенант Николай Александрович Брусницын, в те годы заместитель начальника управления правительственной связи КГБ, вспоминал, как накануне октябрьских событий его вызвал Семичастный.

Хрущев еще отдыхал в Пицунде. Председатель КГБ властно сказал, что ему нужно знать, кто и зачем звонит Хрущеву.

— Владимир Ефимович, — твердо ответил Брусницын, — этого не только я, но и вы не имеете права знать.

Семичастный тут же набрал номер Брежнева:

— Леонид Ильич, начальник правительственной связи говорит, что это невозможно.

Выслушав Брежнева, Семичастный задал новый вопрос:

— А что можно?

— Что конкретно надо? — уточнил Брусницын.

— Надо знать, кто названивает Хрущеву.

— Это можно, — согласился Брусницын, — положено иметь такую информацию на спецкоммутаторе.

— Хорошо. Каждый час докладывайте, кто звонил.

На государственную дачу в Пицунде линия правительственной междугородней ВЧ-связи шла через Тбилиси. Ее отключили, сославшись на повреждение аппаратуры. Хрущева соединяли через спецкоммутатор Москвы, так что председателю КГБ немедленно докладывали о всех телефонных переговорах Никиты Сергеевича…

Семичастный приказал управлению военной контрразведки и в первую очередь особистам Московского военного округа незамедлительно информировать его даже о незначительных передвижениях войск. Три дня, пока снимали Хрущева, личный состав некоторых оперативных подразделений Комитета госбезопасности, в первую очередь хорошо подготовленных офицеров 9-го управления (охрана руководителей партии и правительства), держали на казарменном положении в полной боевой готовности.

Генерал Виктор Иванович Алидин, в ту пору начальник 7-го управления КГБ (наружная разведка, то есть слежка и наблюдение за подозреваемыми), вспоминал, что с начала шестьдесят четвертого года среди части руководящего состава госбезопасности ходили неясные разговоры о возможной замене Хрущева. В июле с Алидиным доверительно беседовал один из руководителей комитета. Сказал, что идет подготовка к смещению Хрущева, а его место займет секретарь ЦК и бывший председатель КГБ Александр Николаевич Шелепин.

В конце июля генерал Алидин уезжал в отпуск. Перед отъездом Семичастный ему сказал:

— Отдыхайте, пожалуйста, но к 15 августа возвращайтесь в Москву. Вы будете очень нужны.

Ни о чем пока не подозревавший Хрущев из аэропорта сразу приехал в Кремль и прошел в свой кабинет. В половине четвертого дня началось заседание президиума ЦК. Хрущев, недовольный, что ему сорвали отдых, поздоровался и спросил:

— Ну, что случилось?

Сел в председательское кресло и повторил:

— Кто будет говорить? В чем суть вопроса?

Он еще ощущал себя хозяином. Не подозревал, что его политическая карьера уже закончилась и впереди только пенсия, тоска и забвение.

Заседание президиума ЦК КПСС, на котором решилась судьба Никиты Сергеевича, прошло накануне, 12 октября 1964 года. Присутствовали все, кто работал в Москве. Отсутствовали члены президиума от национальных республик — их еще не вызвали с мест.

И не было самого Хрущева — он наслаждался хорошей, почти летней погодой в Пицунде вместе со своим первым заместителем в правительстве Анастасом Ивановичем Микояном. Никита Сергеевич выдвигал молодежь и руководство формировал из людей младше себя по возрасту, но в личном общении комфортнее всего чувствовал себя с Микояном. Они не только были практически ровесниками, их связывали многие годы работы еще при Сталине.

12 октября, в отсутствие первого секретаря ЦК КПСС, председательское кресло занял Леонид Ильич Брежнев. Когда Хрущев покидал Москву, по его поручению Брежнев руководил всем партийным хозяйством. Он сам только что вернулся из Берлина — ездил во главе официальной делегации поздравлять восточных немцев с пятнадцатилетием Германской Демократической Республики.

По словам очевидцев, Брежнев сильно волновался. Да и вообще в зале ощущались нервозность и, пожалуй, страх. Заседание нельзя было назвать обычным. Члены президиума ЦК собрались, чтобы осуществить давний замысел — избавиться от Хрущева.

Бесконечные закулисные переговоры шли многие месяцы. Но 12 октября собрались не таясь, официально. Заведующий общим отделом ЦК Владимир Никифорович Малин, как обычно, на небольших карточках записывал главные тезисы выступлений. Пожалуй, именно присутствие Малина более всего свидетельствовало о том, что дни Хрущева сочтены. Владимир Никифорович десять лет заведовал общим отделом и считался его доверенным помощником.

— Я как Поскребышев при Сталине, — с гордостью говорил Малин сам о себе, сравнивая себя с бессменным помощником вождя.

Если уж он преспокойно сел рядом с теми, кто собирался отправить Хрущева в отставку, это означало, что Никита Сергеевич ни на чью поддержку рассчитывать не мог.

Что обсуждали на заседании президиума?

Под каким предлогом пригласить Хрущева в Москву, чтобы он ни о чем не догадался и не предпринял контрмер. Это первое. А второе — прикидывали, как повести разговор, кто в какой последовательности будет выступать и что именно скажет.

Высказывались в основном Брежнев, а также другие влиятельные в партийном руководстве фигуры — секретари ЦК Николай Викторович Подгорный, Андрей Павлович Кириленко и Александр Николаевич Шелепин.

Шелепин не был еще членом президиума ЦК, но его положение в иерархии власти и роль в подготовке свержения Хрущева были таковы, что к этому сравнительно молодому человеку прислушивались с особым вниманием.

Решили, что почти сразу же надо предоставить слово первому секретарю ЦК компартии Украины Петру Ефимовичу Шелесту, что станет важным сигналом: Киев критикует Хрущева. А ведь именно Украинская парторганизация считалась главной опорой Никиты Сергеевича. Среди киевских руководителей было много людей, им самим назначенных. Да и Шелест считался хрущевским человеком. Он даже внешне — приземистой фигурой, округлым грубоватым лицом и совершенно лысым черепом — напоминал Никиту Сергеевича…

Вызвать Хрущева в Москву решили под тем предлогом, что накопилось много вопросов по его последней записке о реорганизации сельского хозяйства, разосланной не только всем членам президиума ЦК, но руководителям краев и областей.

Тут же возник вопрос: а кому звонить в Пицунду? Тоже испытание не из простых. Разговаривать с Хрущевым было страшновато. Никита Сергеевич с членами президиума не церемонился, запросто мог послать по матушке.

Во время поездки Брежнева в Берлин на партийном хозяйстве оставался Подгорный, напористый и бесцеремонный человек, выдвиженец Хрущева, недавний руководитель Украины. Но Николай Викторович наотрез отказался — он только что подробно докладывал о текущих делах первому секретарю, и Никита Сергеевич удивится: почему накануне не сказал, что у вас еще какие-то вопросы ко мне возникли? Не дай бог, что-то заподозрит…

Сошлись, что звонить придется Брежневу. А кому еще? Он же остался за старшего. Около девяти вечера телефонистка коммутатора междугородней правительственной ВЧ-связи соединила его с государственной дачей в Пицунде. Хрущев взял трубку. Леонид Ильич, по описанию Шелеста, сильно волновался. Побледнел, губы посинели, говорил с дрожью в голосе.

Выслушав его, Хрущев раздраженно сказал:

— Что у вас случилось? Не можете и дня обойтись без меня. Хорошо, я подумаю. Здесь Микоян, с ним посоветуюсь. Позвоните позже.

Этот час члены президиума ЦК, и без того взвинченные до предела, провели в подвешенном состоянии. От Хрущева, который на протяжении десяти лет умело расставался со всеми соперниками и конкурентами, всего можно было ожидать.

Через час Брежнев снял трубку телефона и вновь распорядился соединить его с Хрущевым. Никита Сергеевич ответил с нескрываемым недовольством:

— Хорошо, я завтра в одиннадцать утра вылетаю в Москву вместе с Анастасом Ивановичем.

В тот день члены президиума, обсудив план операции, составили для порядка постановление, которое кажется невнятным и неясным. На самом деле оно имело вполне определенный и грозный для Хрущева смысл:

«1. В связи с поступающими в ЦК КПСС запросами о возникших неясностях принципиального характера по вопросам, намеченным к обсуждению на пленуме ЦК КПСС в ноябре с. г., и в разработках нового пятилетнего плана признать неотложным и необходимым обсудить их на ближайшем заседании президиума ЦК КПСС с участием т. Хрущева.

Поручить тт. Брежневу, Косыгину, Суслову и Подгорному связаться с т. Хрущевым по телефону и передать ему настоящее решение с тем, чтобы заседание президиума ЦК провести 13 октября 1964 г.

2. Ввиду многих неясностей, возникающих на местах по записке т. Хрущева от 18 июля 1964 г. (№ П 1130) «О руководстве сельским хозяйством в связи с переходом на путь интенсификации», разосланной в партийные организации, и содержащихся в ней пу?таных установок отозвать указанную записку из парторганизаций.

3. Учитывая важное значение характера возникших вопросов и предстоящего их обсуждения, считать целесообразным вызвать в Москву членов ЦК КПСС, кандидатов в члены ЦК КПСС и членов Центральной ревизионной комиссии КПСС для доклада пленуму итогов обсуждения вопросов на президиуме ЦК КПСС.

Вопрос о времени проведения пленума ЦК КПСС решить в присутствии т. Хрущева».

Записку первого секретаря ЦК, к которой в аппарате должны были относиться благоговейно, как к Библии, назвали «пу?таной»! Отозвав записку, президиум ЦК демонстрировал партийному аппарату на местах, что Хрущев больше не хозяин.

Тремя месяцами ранее, 11 июля, на пленуме ЦК Хрущев изложил новую идею, которую потом представил в форме развернутой записки. Он предложил коренным образом реорганизовать управление прозябающим сельским хозяйством — под каждую отдельную отрасль создать собственное ведомство. Один главк занимался бы зерном, другой — мясом, третий — пушниной.

Хрущев вслед за Сталиным полагал, что экономические проблемы решаются организационно-кадровыми методами: есть задача — создай ведомство. Но членов президиума ЦК напугало другое.

В последние месяцы Хрущев, похоже, сознавал, что придется менять политические механизмы. Чтобы колхозами перестали командовать, ликвидировал сельские райкомы, низвел партийный аппарат на селе до второразрядной роли парткомов производственных управлений. В предложенной им в 1964 году новой системе руководства аграрным комплексом партийным органам вообще не оставалось места.

Николай Митрофанович Луньков, который был послом в Норвегии, вспоминает визит Хрущева в Осло. Во время прогулки Хрущев, его зять, главный редактор «Известий» Аджубей, и главный редактор «Правды» Сатюков ушли вперед. Министр иностранных дел Громыко посоветовал послу:

— Вы поравняйтесь с Никитой Сергеевичем и побудьте рядом на случай, если возникнут какие-либо чисто норвежские вопросы.

В тот момент, когда Луньков приблизился, Хрущев оживленно говорил входившим в его ближний круг Аджубею и Сатюкову:

— Слушайте, как вы думаете, что, если у нас создать две партии — рабочую и крестьянскую?

При этом он оглянулся и выразительно посмотрел на Лунькова. Посол понял, что надо отойти. Присоединился к министру иностранных дел и на ухо пересказал Громыко услышанное. Министр осторожно заметил:

— Да, это интересно. Но об этом никому не говори.

Как могли профессиональные партсекретари допустить слом системы?

О том, что членов ЦК вызывают в Москву, Никиту Сергеевича, разумеется, не оповестили. Иначе бы он сразу понял, что происходит. Летом 1957 года, когда его пыталась снять «старая гвардия» — Молотов, Маленков, Булганин, — он сам распорядился собрать членов ЦК. Когда они прилетали в Москву, доверенные люди Хрущева вводили их в курс дела, объясняли, какова расстановка сил и кого надо поддержать. Никита Сергеевич часто и с видимым удовольствием рассказывал, как он выиграл ту битву. Теперь его опытом воспользовались другие.

Перечисление четырех фамилий — Брежнев, Косыгин, Суслов, Подгорный — в постановлении свидетельствовало о том, кто именно управляет событиями. Фамилия Брежнева стояла первой, следовательно, ему и отводилась главная роль.

Это постановление отрезало мятежным членам президиума дорогу назад. Теперь уже никто из них не мог покаяться перед Хрущевым и, оправдываясь, объяснить, что в его отсутствие они на заседании президиума «просто поговорили». Они должны были идти до конца. Или они, или Хрущев. Но почему они решили избавиться от Никиты Сергеевича?

История о том, как Хрущев, который пришел к руководству страной под аплодисменты секретарского корпуса, утратил поддержку и расположение партийно-государственной элиты страны, долгая и запутанная.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.